Dance of two hearts on ice

      Душная и суетливая очередь в нотариальном учреждении, казалось, длилась бесконечно, и каждый новый человек, входивший в дверь, только добавлял стресса и раздражения. Монотонный шум голосов, приглушенных стенами, заполнил помещение, создавая атмосферу беспокойства и подавленности. Люди то и дело, переминаясь с ноги на ногу, бросали взгляды на часы, как будто пытались ускорить пошаговое движение этой очереди одной лишь силой своего взгляда.       Ноэлль, сидя в центре этого хаоса, изо всех сил старалась сохранять спокойствие. Ее положение, особенно заметное из-за округлившегося живота, вызывало смешанные реакции окружающих. Некоторые, невзирая на занятость, тут же вставали и предлагали ей сесть, сопровождая свои действия доброжелательными улыбками. Другие, напротив, позволяли себе неприязненные замечания. Ее часто встречали раздраженные взгляды молодых людей, которые сидели, расставив ноги, и смотрели на неё, закатив глаза. Они бормотали что-то невнятное, вроде: «Залетела, а теперь все должны тебе место уступить». Эти едкие слова, однако, отскакивали от нее, словно горох от стены. Ноэлль научилась пропускать подобные реплики мимо ушей, понимая, что они исходят от юнцов, которым едва ли исполнилось восемнадцать лет. Они ещё не жили в мире, где им пришлось бы познать, что значит, когда девушка носит ребенка под сердцем и что значит оберегать беременную.       Спустя долгие минуты ожидания и внутренней борьбы с собственными эмоциями, наконец, подошла очередь Ноэлль. Она встала, почувствовав небольшую дрожь в коленях — отчасти от долгого сидения, отчасти от легкого волнения. Бесконечные мысли мелькали у нее в голове, когда она крепче сжала ручку своей небольшой сумки, стараясь придать себе уверенности. Глубоко вздохнув и немного выпрямив спину, она подошла к окошку, за которым уже несколько минут ждала внимательная, хотя и немного усталая сотрудница.       — Здравствуйте, — начала Ноэлль, слегка наклонившись вперед, чтобы быть более вежливой.— Я бы хотела оставить завещание. На всякий случай…       Её голос звучал спокойно, но внутри она чувствовала, как бушует океан эмоций. Этот шаг казался ей важным и одновременно пугающим. Она осознавала, что, возможно, ее заботы были излишними, но желание защитить близких людей и своего еще нерожденного ребенка было сильнее любых сомнений…

***

      — Сяо, ты ведь знаешь, что это была плохая идея, — с долей скептицизма произнесла Мона, поднимая взгляд от циферблата своих наручных часов. Стрелки неумолимо отсчитали пять минут с начала тренировки, а Люмин всё ещё не появлялась. — Она не придёт.       — Давай подождем ещё пару минут, — предложил Сяо, пытаясь сохранить оптимизм. Его глаза не могли оторваться от входа на каток, полные надежды и ожидания.       Суть была в том, что Мона договаривалась с Люмин: если она согласится стать партнёршей Сяо на льду, то должна будет прийти сегодня вечером для дополнительной тренировки.       Минута за минутой тянулись в тишине, и терпение Моны начинало иссякать. Она со вздохом подхватила сумку и была готова уйти. Однако Сяо, мельком взглянув в сторону входа, вдруг воскликнул:       — Она пришла!       С радостным волнением он указал Моне на вход. Люмин действительно стояла у входа, её сопровождал Сайно, как обычно неотступно следовавший за ней. Сяо почувствовал лёгкое раздражение при виде его и постоянного присутствия, которое всегда было как кость в горле.       «Этот её бойфренд… Точнее, телохранитель или кто он там вообще, всё время ходит за ней по пятам, — подумал он, чувствуя, как злость наполняет его сердце. Однако тут же попытался обуздать себя: — Сяо, Люмин без зрения, если Сайно не будет повсюду с ней, может случиться беда. Ревнивый идиот», — самокритично осудил он собственные мысли.       Лёд катка блестел в свете искусственного освещения, создавая романтичную атмосферу. Поддерживая Люмин, Сайно аккуратно подвёл её к бортику катка, а она, улыбаясь, благодарила его.       Тем временем Мона уже вернулась на скамейку, наблюдая за этой сценой. Она была довольна, что Люмин всё-таки пришла и соглашение было исполнено. Теперь, когда все были в сборе, можно было приступить к тренировке — сложной, но захватывающей, полной синхронного катания и запутанных движений, которые они планировали обкатать сегодня.       Люмин стояла у бортика катка, ласково касаясь его холодной поверхности своей ладонью. Внимание её было сосредоточено на мыслях, и в эти секунды она казалась совершенно неподвижной, унесённой в глубь своих раздумий. Её лицо выражало смесь решимости и неуверенности, словно она пыталась осознать, действительно ли приняла верное решение.       Тишина вокруг не была абсолютной. Её разрезал знакомый и теплый голос Сяо, который, повинуясь своему стремлению защитить, неожиданно прозвучал рядом:       — Давай руку, — предлагал он, но хотел больше — поддержать её как морально, так и физически.       Люмин тут же отвергла его помощь, почти с вызовом ответив ему:       — Без тебя обойдусь! — её голос дрожал, но в нем звучала твёрдость. Она глубоко вдохнула холодный воздух, наполненный ароматом свежего льда, затем уверенно вступила на его скользкую поверхность.       Оттолкнувшись, она двинулась к центру катка. Её движение было легким и изящным, позволяло забыть о том, что она не видела мир вокруг. Она, конечно же, не замечала нависших над ней насторожённых взглядов, которыми её сопровождали Мона и Сяо, когда Люмин, полная решимости, набрала скорость.       Она начала заходить в прыжок, но раздался испуганный голос Моны. Однако Люмин уже была полностью погружена в движение, ведущее к полёту. Оттолкнувшись от ледяной поверхности опорной ногой, она попыталась выполнить сложный прыжок. Однако замысел так и не был реализован в полной мере. После одного вращения в воздухе она потеряла равновесие и упала на лед, ощутив его холодное прикосновение.       Её сердце стучало от разочарования и боли, но прежде, чем она смогла собраться с мыслями, к ней поспешил Сяо.       — Дура! — воскликнул он с беспокойством, приближаясь, чтобы помочь. В его голосе были переживание и, одновременно, желание укорить за риск. Сяо протянул к ней руки, однако Люмин, не желая помощи, решительно отмахнулась.       — Хочешь снова удариться головой? — продолжал он с упреком. — Тогда тебе зрение вообще никогда не восстановить!       — Заткнись! Не ударюсь я. Не в первый раз, — парировала она упрямо. В её глазах горел огонь решимости. — Ты же не думаешь, что я буду кататься вдоль бортика? Я настроена решительно стать той, кем я была до травмы.       В эту напряжённую минуту к ним подъехала Мона, строгая, но справедливая:       — Сяо! Люмин! Ко мне! — её голос звучал твёрдо и уверенно, заставляя подчиниться. Когда они оказались рядом, она продолжила: — Слушайте меня внимательно. С этой минуты вы будете выполнять все мои указания! Скажу прыгать — будете прыгать. Велю кататься вдоль бортика — значит, будете наматывать круги. И Сяо, никаких возражений. Теперь я тут тренер, а не ты.       На следующий день Академия превратилась в хаос. Её оккупировала огромная толпа журналистов, стремящихся заполучить хоть какую-то эксклюзивную информацию о возвращении на лед пары Люмин и Сяо. Но откуда же журналисты узнали о таком событии? Слухи, вероятно, разнеслись быстрее ветра.       Люмин, стоя в раздевалке, мысленно перенеслась на ледовую арену, представляя себя окруженной тысячами зрителей, завороженно следящих за каждым их движением. Она, встав на носки и подняв руки в грациозном жесте, сделала стремительный поворот вокруг своей оси. Но идеальная картина внезапно разрушилась: Люмин оступилась, ощутив, как теряет равновесие. Однако падение предотвратили крепкие руки, молниеносно подхватившие её. Это был Сяо, и она отчетливо чувствовала, как его взгляд остаётся сосредоточенным на ней, изучающим и внимательным.       Несмотря на спасение, Люмин старалась сохранять дистанцию. Слегка отодвинувшись, она встрепенулась и, пытаясь вернуть контроль над ситуацией, произнесла в командном тоне:       — Ты опаздываешь на тренировку.       Сяо усмехнулся и, пожал плечами, ответил:       — Журналисты не давали проходу. Тебе хорошо, ты отсиделась в раздевалке, — с лёгкой иронией заметил он. — Да и к тому же, мы квиты. Ты опоздала вчера, я сегодня. Пойдем скорее на лёд, а то Мона нас заждалась. И… Надо же, ты сегодня без своего сторожевого пса?              — Нет у меня никакого пса, — с недоумением ответила Люмин, слегка нахмурив брови, удивлённая столь необычным продолжением разговора.       Сяо же, заметив её лёгкое замешательство, продолжил с легким оттенком иронии в голосе:       — Ну как же. А кто же тогда всё время тебя сопровождает? Сайно, кажется? — Сяо хмыкнул, явно довольный собой, словно поймал её на чём-то забавном.       Люмин же, почувствовав внезапную волну раздражения, не могла сдержать эмоций:       — Как ты можешь называть человека, который буквально стал моими глазами после потери зрения, сторожевым псом? — её голос зазвенел от негодования. — Сайно помогает мне!       Видя, как её обычно спокойное лицо начинает проявлять недовольство, Сяо лишь более уверенно скрестил руки на груди, будто это давало ему некоторое превосходство в ситуации:       — А что, я для помощи не гожусь? — его голос был полон притворного раненого самолюбия, несмотря на то что Люмин не могла видеть выражения его лица.       Её следующий ответ прозвучал как удар грома, заставивший Сяо вспомнить суровую реальность:       — Где же ты был три года назад, когда мне нужна была помощь? — обвинительный тон Люмин был сродни удару молнии, рассекающему тяжёлую тишину, которая воцарилась между ними после её слов.       Этой тишиной Сяо действительно был смущён. Он не сразу нашёл, что ответить на этот болезненный, но справедливый вопрос. Взяв на себя вину за то, что когда-то не был рядом, он лишь опустил взгляд, признавая своё бессилие перед фактом.       Люмин продолжила, и её голос звучал как взвешенное и окончательное решение:       — Так что помалкивай. Засунь свою ревность или какие там чувства у тебя вызывает Сайно рядом со мной, куда подальше, ясно? Не забывай, — в её словах звучала железная уверенность, — что мы теперь лишь партнеры на льду и не более. Мы не пара, не друзья, не приятели. Мы никто.       Это резкое высказывание поставило точку в их разговоре. Сяо понимал, что перегнул палку, и теперь ему оставалось лишь размышлять над тем, как исправить то, что, возможно, и не подлежало исправлению.       — Итак, до старта сезона осталось совсем немного времени, — с задумчивым выражением на лице сказала Мона, потирая подбородок и глядя на фигуристов. В комнате воцарилась тишина, а затем она продолжила: — Пора определяться с музыкальным сопровождением для нашей программы. Времени у нас в обрез, работы предстоит немало, так что об отдыхе можете и не мечтать. Какие есть предложения?       В комнате повисла короткая тишина, каждый прокручивал в голове возможные варианты, пока она не была прервана голосом Сяо.       — Давайте поставим программу под музыку «Реквием по мечте», — предложил он, словно обрёл внезапное вдохновение. — Думаю, это будет выглядеть очень эффектно для зрителей, ведь многие знают трагичную историю нашего дуэта. А в этой музыке как раз есть драма, трагичность, — он говорил с нарастающим энтузиазмом, глаза буквально светились возможностями, которые открывали эти мелодии.       — Как незаезженно и самое главное оригинально, — голос Люмин прозвучал с сарказмом, от чего в воздухе как будто повисло лёгкое напряжение. — Ты бы еще «Лебединое озеро» предложил…       На это Сяо лишь закатил глаза, понимая, что словесные стычки между ними неизбежны. Так, в течение минут десяти, Мона молча наблюдала за этой забавной перепалкой между двумя фигуристами, между которыми, казалось, искры летели в воздухе, будто они были на ринге, а не на льду.       Постепенно разговор о выборе музыки перерос в личные обиды и взаимные уколы, и вот уже перед ней стояли два непримиримых противника. Люмин — «обозленная недофигуристка, покрытая ядовитыми иголками с головы до ног», по словам Сяо, встретившего её колючки своим ослепительным самолюбием, которое, по мнению Люмин, — настолько велико, что «человечество с его рождения должно стоять на коленях и просить у него благосклонности».       Наблюдая за этой сценой, Мона едва сдерживала смех, понимая всю абсурдность ситуации. Наконец, она решила прервать этот комедийный, но бесполезный диалог.       — Ребята, может, прекратим и просто разойдёмся? Не светят вам никакие олимпиады, отменяем всё! — в её голосе звучала доля шутки, но и серьёзный намёк на необходимость движения вперёд.       Однако, вопреки её словам, Люмин и Сяо одновременно резко запротестовали.       — Нет! — их уверенные и решительные голоса прозвучали в унисон, вызывая у Моны улыбку. Ведь сколько бы они ни спорили, страсть к фигурному катанию и желание доказать своё превосходство всё-таки объединяли их ради общей цели.       — Ладно, давайте выбор музыки оставим пока, — сдалась Люмин, тяжело вздохнув. — Просто я считаю, что выносить личные переживания в программу не очень-то правильно.       — Но согласись, это будет эффектно и эмоционально! — с видом победителя сказал Сяо. — В этой программе можешь откатать так, чтобы выразить всю свою боль и обиду!       — Уж без этого как-нибудь обойдусь! Эта обида меня уже давно не гложет, чтобы ты знал.       — Правда, а чего шипишь тогда на меня при каждом удобном случае?       — Ну хватит! — со всей строгостью прервала их Мона, устав от бесконечных перепалок. — Оба! Вперед два разминочных круга. Люмин, я тебя очень прошу, не врезайся и не падай!       Сяо неспешно скользил по ледовому кругу, пытаясь следовать наставлениям тренера. Его движения были грациозными и отточенными до автоматизма, но мысли Сяо оставались далеки от безупречного исполнения элементов. Они неизменно возвращались к Люмин, которая находилась на противоположной стороне катка. Её присутствие притягивало его взгляд словно магнит, и он не мог заставить себя отвести глаза.       Каждый раз, когда Сяо смотрел на неё, в его душе разгоралось странное ощущение, состоящее из смеси тоски и сожаления. Он знал — Люмин не испытывала к нему ничего, кроме холодной ненависти, но всё же сердце его отказывалось смириться с этой мыслью. Он скучал по тем моментам, когда мог позволить себе быть шутливым и расслабленным рядом с нею. Эта легкость и игривость, которую он обрел благодаря Люмин, была для него в новинку, как и чувство неловкости от желания быть физически ближе к ней. Однако сейчас все изменилось. Всякий раз, когда он пытался заговорить с ней или даже просто приблизиться, Люмин реагировала подобно ёжику, которого хотят потрогать любопытные люди: пряталась за своими «иголками» — неким эмоциональным барьером, который она выстраивала между ними.       Каждое её резкое слово или холодный взгляд становились новыми уколами в его и без того измученное сердце. Но несмотря на всё это, Сяо не терял надежды. В глубине души он верил, что однажды сможет преодолеть стену, которую Люмин воздвигла между ними, и вернуть себе ту нежность и понимание, которыми они когда-то делились. Это желание, возможно, было наивным и даже отчаянным, но оно придавало ему сил и вдохновляло продолжать борьбу за её расположение, даже когда казалось, что все потеряно.       — Итак, я даю вам два дня на выбор музыки. Не выберете — ничего не будет, я вас тренировать не буду! — строго и безапелляционно заявила Мона по окончанию долгой тренировки. — А теперь свободны.       — Слушай, Люмин, — поспешил сказать Сяо, пока она не уехала в объятья своего охранника. — Может, поедем ко мне? Вместе выберем музыку, иначе Мона будет злиться. Обещаю, доставлю домой в целости и сохранности не позже десяти вечера.