Рассеивая сумрак

      Это был ещё один прекрасный день для очередного ареста. Звезда наконец выглянула из-за облаков, а Нуска, связанный по рукам, конвоировался в место заключения. По пути к камере Нуску нагнали Вильна и Нарид.       — В чём меня на этот раз обвиняют? — решился спросить лекарь.       — К моему великому сожалению, я знаю, что это был не ты, — процедила Вильна. — Я уж видела, как ты проводил всё своё свободное время в поместье Нарида.       — Я не видел, но прекрасно слышал, — уныло вздохнул Нарид.       Нуска удивлённо приподнял бровь и уточнил:       — Тогда в чём проблема?       — Мы не можем убедить всю аристократию в твоей невиновности. Пока что мы добились только того, что слухи не расползутся по ушам. Народ останется в неведении, но стража и военная знать в курсе происходящего. Также мы не можем им сообщить, чем ты был занят во время отравления волчака… Так что ситуация очень сложная.       Нуска пожал плечами. Тиама снова всех обхитрила. За столько лет жизни она наверняка выучила повадки людей. Её не припугнёшь, с ней нельзя договориться, невозможно подкупить. Поэтому Син до сих пор не смог с ней справиться — это существо из легенд может не только на поле боя привести Скидан к гибели. В её рукавах припрятаны карты на любой случай.       Решив не противиться заключению, Нуска лишь оглядывал улицу. Снег давно сошёл, природа оживала, с каждым днём звезда грела всё теплее и теплее. Птицы так сладко пели, что и Нуске захотелось запеть… только вот ситуация к этому совсем не располагала.       — А что с волчаком Сина? — замерев на месте, спросил Нуска.       — Всё в порядке. И волчак, и будущие щенки живы и здоровы, — ответил Нарид.       — А Син…?       — Лекари оказали ему первую помощь, — отозвалась Вильна.       Нуска кивнул и только тогда двинулся дальше. Вскоре по длинной винтовой лестнице он спустился в тюрьму, а затем уже во второй раз за последнее время был заточён в камере.       Если на континенте всем правит судьба, может быть, ему суждено сгнить за решёткой…?       На этот раз рядом не было Оанна, не было и других заключённых. Это была грустная, пустая и серая коморка. Нуска вздохнул и повалился на свою подстилку, начав что-то насвистывать под нос.       Вскоре это вылилось в тихую и мелодичную песню, которую Нуска пропел с былым мастерством. Наличие дэ влияло на многие аспекты жизни сурии, но, видимо, у лекаря был природный талант. Его голос не утратил былой силы.

Я люблю запевать от тоски,

Чтобы ласково вторили птицы,

Когда утром горят маячки —

Разделившие небо зарницы.

Вытру слёзы холодной рукой -

Ты постой! Я развею печали.

Страсти тихой и скорби пустой

Мы когда-то с тобой и не знали.

Я пою о родных мне лесах,

Куда мы, бросив дом, убежали.

Может быть, это было во снах,

Но я всё ещё жду на привале.

Ненавистной молве вопреки,

Я свернул с мнимых просек судьбы.

Мы впервые настолько близки

Лишь вдали от дорог и толпы.

      Нуска замолчал, уставившись в серый и покрытый трещинами, мхом и плесенью потолок. Тюрьма находилась под землёй. Обычно она очень хорошо охранялась, но сегодня здесь не было ни души… почему?       Однако вскоре Нуске довелось узнать, почему так вышло. Услышав шаги, лекарь вскочил и встретился взглядом с Сином.       — Я отозвал стражу, чтобы мы могли поговорить, — тихо сказал эрд.       Нуска улыбнулся, а затем спросил:       — Как долго вы там стояли? Слушали, как я пою, а затем ещё немного подождали, чтобы это не выглядело слишком подозрительно, да?       — …       Син промолчал и даже сконфуженно улыбнулся. Однако эта эмоция на его лице была мимолетна — уже через секунду он нахмурился и заговорил:       — Ситуация достаточно серьёзная. Конечно, тебя не казнят. Нет никаких доказательств, что ты в сговоре с Тиамой, но и опровержений этому, к сожалению, нет. Я настаивал, чтобы лично подтвердить твою невиновность, но…       — Это выглядело бы слишком подозрительно. Да и если бы все узнали, что я — ваш любовник, то верили бы вам ещё меньше.       Син медленно кивнул и продолжил:       — Тебе будут приносить еду три раза в день, скоро сюда поставят кровать. Я не знаю, как долго тебе придётся пробыть в заключении, но при первой же возможности я помогу тебе сбежать. Грядёт война, у аристократии есть дела и поважнее. Но тебе придётся отправиться в отдалённый уголок…       — Нет, — отрезал Нуска. Его глаза даже злобно сузились, когда он продолжил: — Сколько раз вы отправляли меня в «отдалённый уголок»? И как, вам понравилось? Особенно когда я был в Сонии. Вы чуть не умерли, столица была захвачена, а я был рабом. Вам хочется повторения?       Син опустил голову. Его взгляд стал печальным, а плечи, что всегда вырисовывали идеально ровную линию, казалось, сгорбились под невидимой тяжестью.       — Я… видел следы на твоей спине. Этого было вполне достаточно…       — Достаточно для чего? У вас всё ещё в голове сплошной мусор! Напомнить вам, эрд?       Нуска резко отвернулся, скинул с себя плащ, а затем стянул рубаху. Повернувшись к Сину спиной, он во всей красе продемонстрировал свои шрамы и след от тавро. На всю жизнь на его спине была выжжена эта рабская метка.       Нуска был невероятно зол, когда Син предложил ему вновь уехать. Он уже даже собрался с силами, чтобы обсудить то, как потерял способности, но…       Син протянул руку через решётку и обхватил пояс Нуски. Прижав его спиной к металлическим прутьям, Син наклонился, чтобы уткнуться лбом в следы от бича, а губами коснуться когда-то выжженной плоти.       По телу Нуски забегали мурашки. И не только от холода… Повернув голову назад, он взглянул на эрда. Тот выглядел невероятно несчастным, когда заговорил:       — После разрушения дворца и нападения Тиамы… я слишком долго был без сознания. Больше месяца. Когда очнулся, моё состояние было настолько плохим, что все ожидали моей смерти. Я не был способен сдерживать свою дэ, а потому меня заточили в хрустальный гроб, наполненный светлой дэ, а затем доставили на Авварос. Я… никогда не оставил бы тебя в том месте и не допустил этого. Я бы предпочёл сбежать вместе на другой континент, бросить Скидан, лишь бы тебе не пришлось проходить через это. Мне очень жаль, что тогда я оказался недостаточно силён, чтобы защитить тебя.       Нуска опустил голову. Почему-то сейчас заплакал именно он. Впервые… его так пожалели. Син так жалел его, что и самому Нуске… стало жаль себя.       Смахнув слёзы, лекарь сначала выругался, а затем взялся за руку, что всё ещё лежала на его поясе. Сплетая свои пальцы с пальцами Сина, он сказал:       — Но ведь вы уже один раз выбрали Скидан вместо меня. Зачем бросаетесь такими словами?       Нуска не мог видеть лицо Сина, но зато почувствовал, как пальцы эрда крепко сжали его ладонь.       Син ответил:       — Я поступил отвратительно. Но даже после смерти я не найду успокоения, если самый близкий человек уничтожит всё, что было мне дорого и всё, что я оберегал. Я не прошу тебя простить меня. Это нельзя прощать…       — Я уже вас простил. Сначала я испугался, что действительно утратил свои способности, но когда догадался, что это действие навыка… мне стало легче. Значит, это когда-то закончится, значит, в этом нет моей вины.       — В этом никогда не было и не будет твоей вины. Ты — сильнейший хаванец Скидана, так будет всегда.       — Тогда… верните мои способности. Чтобы я мог спасти вас и весь Скидан.       — В пророчестве…       — Кому вы верите больше? Мне или пророчеству?       Син вздохнул, поднял голову. Его дыхание очень легко коснулось открытой шеи Нуски. Это было так приятно…       — Нуска, можешь ли ты подождать, пока закончатся боевые действия? Я обещаю, я клянусь всеми духами и Скиданом, что тебе вернут способности.       — Нет.       Син снова вздохнул. На этот раз уже его ресницы защекотали шею, а затем нежного места на затылке коснулись губы…       — С-Син! Вы подлизываетесь!!!       — Немного… — Он потёрся щекой о шею и застыл.       — Так нечестно! Вы провинившаяся собака или эрд?!       — Провинившийся эрд…       Нуска еле сдержал смех. Как вообще можно на него злиться? Нуска знал, что Син готов пожертвовать всем ради него. Он доказывал это не раз. Поэтому, если ему пришлось так поступить, значит, для этого были очень веские причины.       Нуска безгранично доверял Сину. Он подсознательно понимал, что этот человек никогда не ранит его намеренно. Что он подставит под удар себя, но защитит его. Что он умрёт, чтобы защитить его.       По телу разливалось тепло, в глазах всё ещё стояли слёзы. Они слегка соприкасались через ледяную решётку, чувствуя дыхание и трепет друг друга.       «Сейчас он извинился тысячу раз, но… ни разу не пожаловался. Как он себя чувствует? Он ведь впитал весь яд, что был в теле Волчи».       Нуска повернул голову назад, разглядывая лицо правителя. Однако тот всегда выглядел одинаково: уставшим и измождённым. Без своих способностей и светлой дэ… Нуске ни за что не узнать, как тяжело Сину сейчас.       «Я не хочу больше давить на него. Я не хочу делать его ещё несчастнее. Я неспособен переубедить его. Если я хочу что-то изменить, то должен действовать без его ведома. А в такие моменты, когда мы вместе… я больше не желаю ругаться и грустить. Я хочу быть самым счастливым Нуской, а его делать самым счастливым Сином».       — Никто ведь не придёт?       — Я отозвал стражу до завтрашнего утра… Нуска?!       Лекарь, ослепив правителя своей обворожительной улыбкой, сначала повернулся к нему лицом, а затем упал на колени. Через решётку обхватив бёдра Сина руками, он уложил ладони прямо на правящие этой страной ягодицы…       — Снимите штаны, высший сурии эрд Син…       — Нуска! Это не значит, что совсем никто не может зайти! Ты сошёл с ума?!       — Ладно, я сам…       Однако руки лекаря были очень заняты — не давали Сину отстраниться, очень плотно прижав его всем телом к решётке. Пах оказался зажат ровно между двух прутьев. Нуска сначала провёл по нему носом, а затем зубами потащил за край штанов вниз…       — Прекрати, это слишком… Это ведь проходное место…       Но Син боялся отпихнуть Нуску и сделать ему больно, он лишь хватал его за волосы и пытался оттянуть подальше, но и то не делал это с достаточным усердием.       — Син, вы такой жалостливый… проявите ещё немного жалости ко мне, хорошо?       Язык Нуски уже скользнул по тонкой ткани белья, очерчивая контур члена. Несмотря на отказ, Син был слишком возбуждён…       — Вам так нравится делать это в необычном месте? Син, вы такой извращенец…       — Нуска!!!       — Ну так оттолкните меня, если я делаю это против вашей воли. Ударюсь немного о пол, ничего страшного, разве нет?       Син прикусил губы. Его волосы были собраны в низкий хвост, а потому Нуска мог видеть каждую эмоцию на его лице. Глаза эрда покраснели, потом заалели и щёки. Его руки, что сначала довольно грубо трепали Нуску за волосы… теперь мягко перебирали волнистые пряди, перекинутые на плечо.       — Син — вы такой молодец… Спасибо, Син… Ой, то есть, ты…       Син даже беззвучно выругался и отвернул голову. Нуска же мог теперь творить всё, что ему вздумается, а потому…       Одной рукой он очень чувственно лапал эрда за задницу, а второй спускал его бельё вниз и обхватывал ствол. Нуска наконец мог как следует осмотреть изменившийся орган — он действительно стал толще, в головка стала напоминать треугольник, а не круг. На стволе нащупывалось несколько бугорков, которые, видимо, и причиняли Нуске те мучения… Чёрные завитки очень плотно покрывали крайнюю плоть.       «Не член, а произведение искусства… Как лекарь по половым болезням я просто в восхищении. Надо будет его нарисовать для пособий…»       Как замечательно, что Син не мог читать мысли. Ему точно стало бы дурно.       Нуска никуда не спешил, хоть и тоже был не на шутку возбуждён. Его губы очень нежно очерчивали ствол, затем мягко скользнули вниз по яйцам, и только после язык дразняще медленно повёл вверх, от яиц до головки, влажно её обхватывая.       В этот момент Нуска поднял взгляд и увидел, как по виску эрда скатывается холодная капля пота, как рассудок меркнет в его глазах, а зрачки становятся подобны змеиным. Син сейчас действительно плохо контролировал свою дэ и изменения, происходящие с телом. Тёмная дэ переполняла его, окрашивала губы и слюну Нуски в чёрный. Но лекарь не боялся. Он был готов принять этого человека, даже будь он бездновой тварью и hain`ha.       Нуска, не отрываясь, смотрел на Сина. Его губы целовали головку, а язык — слизывал капли предсеменной жидкости. Обе руки снова трогали и сжимали ягодицы Сина, Нуска пользовался только языком и губами, доводя эрда до точки кипения. Вбирая его член чуть глубже, Нуска снизу вверх продолжал смотреть, как Син кусает губы, как по ним скатывается чёрная капля крови, а затем с них срывается тяжёлый вздох…       — П-прости…       Руки, что лежали на голове Нуски, грубо подтолкнули его вперёд. Рот раскрылся шире, а член скользнул глубоко в глотку, на секунду вызывая рвотный рефлекс и помутнение в глазах. Нуска зажмурился, восстановил дыхание, а затем так же грубо, как и его дёрнули за волосы, шлёпнул по заднице эрда, вынуждая его войти во всю длину. Нуска услышал тихий стон. Сглотнув, он зажал член в глотке, а затем поднял мутный взгляд на эрда. Ещё несколько раз ритмично шлёпнув Сина по ягодицам, он намекнул ему, чтобы тот двигался.       И он начал. Жмурясь до слёз, слыша громкие влажные звуки и тихие шлепки вперемешку со скрипящей решёткой, Нуска думал, что сходит с ума. Член входил так глубоко и часто, что Нуска задыхался. Слюна потекла по губам и подбородку, но лекарь настойчиво раскрывал рот шире и расслаблял глотку, принимая возбуждённый орган внутрь. Смазка пачкала язык, Нуска постоянно чувствовал её привкус во рту, ему было даже жаль, что сейчас он — не хаванец, что он не может как следует прочувствовать всю покидающую тело эрда дэ.       Син тоже явно не соображал, что делает. Он всегда с трудом противился таким сильным чувствам, как любовь и возбуждение. Намотав волосы Нуски на кулак, он не позволял ему отстраниться, а иногда и тянул вперёд, заставляя принимать так глубоко, что, казалось, член может разорвать гортань.       Стало слишком жарко. Нуска, не заботясь о чистоте одежды, просто засунул руку в свои штаны и бельё, грубо стимулируя свой член. Хотелось скорее кончить, нет, хотелось поскорее почувствовать во рту вкус его спермы, а только потом кончить…       Нуска замычал, собственной рукой сдавливая свой член и мешая себе излиться. Из-за этого его била дрожь, он уже и сам подавался глоткой на член, засасывая и заглатывая его глубже, проскальзывая влажно вдоль ствола расслабленным языком. Син часто дышал, изредка, когда Нуска особенно глубоко принимал, он стонал, прислонившись горячим лицом к решётке. Его лоб нахмурился, глаза были прикрыты, а ресницы сильно дрожали, словно он был готов расплакаться. Вторая рука Сина так нежно скользнула по щеке Нуски… чтобы обхватить его за затылок, слишком плотно прижимая к решётке, а затем долбиться так глубоко, что застонал даже сам Нуска.       И тогда Син попытался отстраниться, но на этот случай лекарь всё продумал. Он снова резко шлёпнул Сина по ягодицам, прижал его бёдра вплотную к прутьям, а затем задвигал головой сам, скользя губами по всей длине ствола, чтобы затем сильно сдавить орган глубоко в глотке. Вовремя подняв взгляд, Нуска увидел, как Син кончает. С его губ снова сорвался бесстыдный стон, его волосы выбились из хвоста и беспорядочно падали на горящее красное лицо, которое обычно пугало своей мертвенной бледностью. В эти секунды Син казался таким живым.       Нуска медленно отстранился, прикрывая рот рукой и сглатывая прямо на глазах у Сина. Убрав перепачканную руку из своих штанов, он смущённо кашлянул, не зная, обо что её вытереть… поэтому на глазах у Сина облизал и её.       Син тяжко вздохнул и рухнул на корточки. Это было довольно смешное зрелище. Казалось, он сгорает со стыда, но его штаны всё ещё были спущены…       — Нуска, прости… Ты так… Я не хотел, прости…       — Вообще-то я хотел, — хмыкнул Нуска, а, оказавшись с Сином на одном уровне, он дёрнул его за хвост, прижимая к решётке, а затем поцеловал в губы, чтобы шёпотом добавить: — Заглядывайте ещё, эрд Син, я обязательно придумаю, как ещё можно провести время, даже находясь по разные стороны решётки…       Син накрыл щеку Нуски ладонью. Они с трудом, но поцеловались. Их взгляды были прикованы друг к другу, как и сердца.       — Мне…       — Не волнуйтесь, идите. Я и так вас задержал, — на редкость понимающе отозвался Нуска.       — Я завтра зайду…       — Вы говорите так, будто только что меня обесчестили. Чтобы такое не повторялось, в следующий раз на коленях будете стоять вы, — фыркнул Нуска.       — Я не против.       Син вдруг улыбнулся. Их пальцы вновь сплелись. Нуска не выдержал и тоже улыбнулся.       Он действительно был ненасытен. Слишком ненасытен. Как земледелец, собирающий последний урожай, он пытался наесться перед долгим холодным временем. Нуска будто чувствовал, что каждая секунду на счету. Что каждое их прикосновение и поцелуй могут оказаться последними.