Режиссёр смерти: Последний дебют

Кайдерск, 27 января, 1043 год

Время 22:11

Гостиница «ТарТар»: третий этаж

У Сэмюеля не было даже свободной минуты на себя. Всё его время занимало общение с коллегами, подопечными и работниками гостиницы; его все хотели утянуть в разговор, всем хотелось ему что-то рассказать, услышать от него слова поддержки или совет, – в общем, все нуждались в нём, как в воде. И Сэмюель был не против, наоборот был очень рад, что все его настолько сильно любят и ценят, потому он сломя голову бежал ко всем на помощь, старался всем угодить и оставаться всеобщим любимцем, советчиком, другом. Но у этой медали была и обратная сторона. Он сильно уставал за день, будто беспрерывно работал днями напролёт. Придя в свою комнату, он трупом падал на постель и мгновенно погружался в сон. Тревога, как Стюарта, его особо не мучила; его мучили мысли о том, что он мог ненароком кого-то расстроить, разозлить или обидеть, хотя априори он не мог этого сделать, ибо был слишком мягок и робок по своей натуре. И зачастую думы его занимала лишь одна персона – фотограф Илона Штуарно, что постоянно над ним подшучивала и колола его словами, как острыми тонкими иглами, проникавшими глубоко в сердце и больно ковыряя его. Он не мог понять, чем заслужил такое отношение к себе, и сильно расстраивался, когда она в очередной раз звала его «глупым блондинчиком» и ставила ему словесные подножки ни за что. И вот, укрывшись одеялом, он впервые не смог заснуть сразу; его мучил огромный ком мыслей, что вертелся из стороны в сторону и больно обухом бил по пульсирующим вискам. Его напрягала тревога Стюарта и его фразы, по типу: «Зря мы сюда приехали»; огорчали обидные слова Илоны; беспокоили периодические истерики старшего из охранников Сифона, который плакался ему в плечо и постоянно повторял: «Трагедия! Трагедия! Это ужасная трагедия!»Лёжа в тишине тёмной комнаты, ему казалось, что его погребли заживо, и эта могильная тишина давила прессом. Он резко вскочил с постели, включил настольную лампочку, закрыл уши холодными ладонями, свернулся в клубочек и задрожал, как котёнок, лежащий в коробке в дождливый день. В общем, в непонятной тревоге и странном предчувствия беды он пробыл час и, не сумев заснуть, решил прогуляться по этажу или посидеть на диванчиках в коридоре и рассмотреть картины. Да, он впервые будет в одиночестве, а не в окружении людей! И от этого становилось как-то не по себе. Просунув ноги в тапочки, он вышел в коридор, где за столом сидела и перебирала фотографии Илона. Он хотел поздороваться с ней, несмотря на её неприязнь к нему, но вместо приветствия споткнулся и упал на пол. Раздался язвительный смех. – Пф-ф, глупый блондинчик не смотрит под ноги, вы только посмотрите! Теперь у нас глупый слепой блондинчик! Как же ты бездарен и жалок, не могу! – восклицала и смеялась девушка. Хотя, скорее, она вела себя как вредная девчонка. Сэмюель сел на полу и, не выдержав давления, тихо расплакался, размазывая слёзы по побледневшему лицу. Ох, как он был жалок и ничтожен в этот момент! Илона от неожиданности вздрогнула и замолкла. – Эй, ты что, плачешь?.. – Нет, нет... – солгал он, но слёзы всё текли из его глаз и текли, не прекращая. Он сам не мог понять, почему начал плакать, но сдерживать плач не было сил. Штуарно поднялась с места и осторожно подошла к нему с очень виноватым видом. Сложив руки перед собой, она прошептала: – Я... Прости, я не хотела тебя так сильно огорчить... Сэмюель удивился и поднял на неё округлившиеся блестящие глаза. – А?.. – Извини! Я извиняюсь! Ты что, вдобавок ещё и глухой? – Н-нет, я... – Тогда поднимайся! Что на полу сидишь? Простынешь ещё! Он прыжком поднялся и на радостях крепко обнял Илону. Она извинилась! И... покраснела? – Т-ты что делаешь, тупой придурок?! Я не разрешала меня обнимать! – Извини-извини! Композитор отпустил её и, с удивлением взглянув на красное, как помидор, личико, спросил: – Что случилось? – Ничего, идиотина! Светловолосая дурачина! Ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу! Илона потопала ногами, схватила фотографии со стола и убежала в свою комнату, хлопнув дверью. Сэмюель проводил её взглядом, сильно расстроился грубым обидным словам и решил спуститься на первый этаж к братьям-охранникам, чтобы поговорить с ними и развеяться. Красному лицу фотографа он не придал значения и подумал, что она была сильно взбешена или у неё небольшая горячка. – Сифон, Ехид! – улыбнулся он при виде братьев и тут же остановился, увидев, что они о чём-то говорят с регистраторшей Ахероной. – Трагедия, трагедия! – восклицал Сифон, заливаясь горестными слезами. – Может, господин Затейников позволит вытянуть его из проекта?.. – спрашивала у братьев женщина, но в ответ получила отрицательное покачивание головы младшего. – Не-а, я у него уже спрашивал, типа. Он разозлился на меня и типа прикрикнул, что «ни за что не выпустит никого из своего наигениальнейшего проекта!» А жаль; не хочется так быстро расставаться с ним. – Но ведь он такой невинный     и милый мальчишка! – шёпотом кричал Сифон, шмыгая носом. Заметив краем глаза удивлённого композитора, он зарыдал сильнее. – Он тут! – Что происходит? – спросил встревоженный композитор. – Н-ничего, Сэм! – натянуто улыбнулся Ехид, поправив кепку. – Ты как поживаешь? – Немного тревожно... Можно с вами посидеть? – Конечно, конечно, сиди с нами! Мы, типа, не против! – А почему Сифон плачет?.. – Не обращай внимания, он просто сегодня расстроенный без причины. Ну, ты понимаешь, типа. За спиной Лонеро раздался удивлённый возглас, – к ним спустился Ванзет Сидиропуло, вооружённый пером, бумагой и керосиновой лампой. – Что тут происходит? – вопросил пришедший. – Я сам не знаю, но говорят, что всё хорошо, – ответил Сэмюель. – А ты куда собрался? – В столовую! Мне разрешили посидеть там и поработать. А то с кроватью в одной комнате совсем не работается: хочется прилечь, поспать, хе-хе. – О, тогда, удачи! Не буду тебе мешать. – Спасибо, Сэм! Сидиропуло скрылся в столовой, закрыв за собой дверь, а Лонеро присел на диванчик и разговорился с сотрудниками гостиницы, что были счастливы провести время с ими любимым мальчиком. За спиной у Ахероны играло радио, откуда красивым шёпотом напевала женщина:

Будь ты стойким, будь хорошим, ведь быть злым совсем негоже,

Может быть тогда ты победишь и домой вернёшься тоже.

Завтра может быть удачным или может быть провальным,

Это не от нас зависит! Боже...

Между тем Стюарт перечитывал досье и задумчиво стучал ручкой по столу. Его смущало, что не все солисты и прочие их коллеги находятся в гостинице, а только тринадцать человек; смущал механический гул, который слышал только он, и ощущение, словно они находятся в большом подвижном лифте. Оставив раздумья из-за заболевшей головы, он рухнул на кровать и со вздохом закрыл глаза. – Что-то тревожно сегодня... Кажется, что-то должно произойти, – прошептал он. – Жаль, Эллы нет рядом... спит, наверное. Не буду её тревожить. Он повернулся набок и вскоре погрузился в беспокойный сон. Сэмюель вскоре тоже отправился в свою комнату, всё ещё смущённый поведением, словами Илоны и своих гостиничных друзей. Казалось, должно что-то произойти, но что? А девушка из радио всё запевала в тиши гостиницы:

Сердце не бьётся, нет мыслей, нет чувства.

Увидим ли рассвет? Встретим ли утро?

Где счастье моё? Где спрятан мой труп?

Живой ли я или навеки уснул?..

Включив настольную лампу, юркнув под одеяло и закрыв уши, он заснул сладким сном.