Разнообразие вкусов

      — Ты что спятила? — голос срывался на крик, как кинжал, он пронзил сердце матери, пробуждая весь гнев. По одному её только взгляду стало ясно, что она не потерпит высокий по отношению к себе тон.       Люба, так звали мать, стукнула кухонным топориком по доске, лезвие тут же вонзилось в древесину. От хлопка Оляна вздрогнула, переведя взгляд с распотрошённой горбуши на мать, на её поджатые губы и до орбит раскрытые глаза.       — Не повышай на меня голос! — рявкнула Люба не сводя взгляда с дочери.       Под этим тяжёлым взглядом Оляна поджала ноги под себя, сглатывая слюну. Мать внушала ей страх, призывая к извинением, которых не заслужила. Ещё с самого детства юной Оляне приходилось за всё извиняться перед матерью. Мать пришла без настроение с работы — проси прощения, у неё нервный срыв из-за переутомления — извиняйся. Даже когда слышишь гадости и упрёки в свой адрес, ты должна извиниться. Как же это всё уже надоело девушке, она уже позабыла, когда действительно искренне просила у матери прощения. «Прости» стало для неё как «Здравствуйте», как «До скорого». Это было просто слово, уже давно ничего не значащее слово. И должно быть, ей стоит сказать это снова, но не в этот раз, не сегодня. Больше никогда она ни перед кем не попросит прощения!       — Ты истеричка! Чокнутая на всю голову! Пусти! Меня Влад ждёт! — Оляна дёрнулась в попытки хотя бы немного ослабить тонкий шнур от скакалки, которым мать привязала её к батарее.       — Я тебе русским языком сказала, никуда ты не пойдёшь! Этот кобель только и ждёт случая тебя обрюхатить!       Под «этим кобелём» мать подразумевала Влада. Высокий блондин с голубым глазами запал в сердце юной девушки. Он только недавно перевёлся в их класс, но уже набрал немалую популярность. Представить нереально, что Оляна почувствовала в тот момент, когда он позвал её гулять. Это был первый мальчик, обративший на её внимание. Сегодня они должны были встретиться около фонтана, и в этот вечер девушка планировала зайти дальше, так сказать, переступить черту под названием «просто друзья». Но её первый поцелуй и, возможно, и секс растоптала мать. Она каким-то образом узнала о существование Влада. Мать ещё с того момента, когда у Оляны пошли первые месячные, чётко указала, что до двадцати одного года никаких парней ни в их доме, ни в теле дочери быть не должно. Это её закон, за нарушения которого будет наказание.       — Ты проститутка! Я же сказала никаких парней! Что здесь непонятного? Завтра пойдёшь со мной к гинекологу, и если я узнаю, что ты… — слова матери застряли в горле, Оляна её перебила.       — Мне уже пятнадцать! Я уже взрослая!       — Пизда пухом покрылась, и взрослой стала?       — Да что ты? Ты вообще Таню родила в шестнадцать! И хвасталась своим подругам, что столько абортов сделала до этого!       Откуда Оляна узнала об этом? Взрослые такие глупые, считают, что дети не понимают, о чём они при них говорят, а уж если разговоры повторяются, то слова вылетают как вызубренный стих. Дети всё помнят.       Эти слова свили на лице Любы бурю эмоций. А перед глазами Оляны прошлась вся жизнь, мать точно её убьёт.       Оляна уже зажмурила глаза, ожидая удара, но его всё не было. Когда девушка распахнула веки, то увидела ту же самую бурю эмоций. Почему мать так жестока? Почему не может просто выслушать и поддержать? За что она так с ней?       — Ты будешь сидеть здесь! Я не пущу тебя, завтра я не пущу тебя в школу! Ты будешь сидеть здесь! Ты… — мать не смогла подобрать гневных слов, ведь понимала, чтобы она ни сказала, смысл будет один. Ограничившись этим, она топнула ногой, как маленький ребёнок, резко развернулась и быстро вышла из кухни.       — Стой! Ты куда? Батарея горячая! Мне больно! — Но в ответ тишина. И снова Люба ясно дала понять, кто здесь хозяин, а кто — просто вещь. Вещь не имеет права выбора — будет с тобой, пока не надоест или не сломается, но Люба не понимала, что Оляна уже на грани, чтобы разбиться, как хрустальная туфелька Золушки, вот только починить её с помощью магии невозможно, останется только склеить скотчем.       Оляна снова дёрнула рукой, но толстый шнур от скакалки неприятно тёр кожу, а с каждым движением рук жгучая боль касалась кожи. Батареи горячие, очень горячие. Всё связано. Всё очень хитро. Толстый шнур вполне возможно развязать — если потереть руками, узел ослабнет, но горячая батарея не давала этого сделать. Боль. Её Оляна не любила больше всего, боялась и причинять себе боль ради свободы не хотела. Эти качели придуманы матерью уже очень давно, она знала, как манипулировать людьми, как и знала, чего они боятся.       Оляна поджала под себя ноги, насколько это было возможно, стараясь снова не задеть батарею.       Вот чёрт, почему она такая горячая? Большинству российских домов не достаёт тепла, а у них дома хоть баню открывай!       Лёгкие слёзы скатились по подбородку. От жалости к самой к себе, от обиды и от ненависти...