Змеиное гнездовище

Дом стоит на окраине города. В месте, называемом Расческой. Длинные многоэтажки здесь выстроены зубчатыми рядами с промежутками квадратно бетонных дворов ­­­ — предполагаемыми местами игр молодых «расчесочников». Зубья белы, многоглазы и похожи один на другой. Там где они еще не выросли, — обнесенные заборами пустыри. Труха снесенных домов, гнездилища крыс и бродячих собак гораздо более интересны молодым «расчесочникам», чем их собственные дворы — интервалы между зубьями. На нейтральной территории между двумя мирами стоит Дом. Его называют Серым. Он стар и по возрасту ближе к пустырям — захоронениям его ровесников. Он не одинок, чуть поодаль стоит здание-близнец, люди прозвали его Белым. Прозвали не только за цвет, он светел и тянется к небу также как и остальные Зубья. Он моложе Серого, чище, лучше…. Серый дом не любят, на Белый просто не смотрят, как будто его не существует и никогда не существовало. Если бы кто то сказал, что Ад не существует, то дети Белого Дома посмеялись. Он был, и довольно хорошо спонсировался властями. Белый Дом — учреждение для детей с особыми потребностями в образовании, инвалидов и просто никому не нужных. Единственное чем он отличался от своего соседа, так это тем, что здесь всегда с трепетом относились к дисциплине. У каждого одинаковая мышиная форма, одинаковая пижама, даже игрушки — и то одинаковые. Что бы никто ни дай Бог, не обиделся, что бы ни было никому не нужных споров и тому подобное. Учащиеся здесь делились на несколько «групп»: первые — те кого отдали богатенькие родственники или родители, что бы не видеть это безобразие; вторые: были полностью здоровыми, но не подходили под стандарты своих родителей, поэтому были здесь, и третьи: просто никому не нужные сироты, которым «повезло» оказаться здесь. Первые унижали вторых, а те в свою очередь третьих. Ведь они в отличие от них были с родителями, так еще и здоровые. Казалось бы, что жизнь так и пройдет здесь, некоторые с трепетом отсчитывали дни до выпуска, некоторые могли по своему желанию оказаться у себя дома хоть завтра, а некоторых и так все устраивало, они жили себе спокойную жизнь и не тужили, вплоть до того самого дня. Дня, когда их жизнь кардинально изменилась. На улице сновал ветер, в окна спален беспокойно светила луна, казалось, что сам лес не спит и пытается предупредить о надвигающейся опасности. В одно мгновенье коридоры здания начали наполняться едким дымом, он проникал в каждую щель, в каждый проход вырытый крысами, которых так и не вытравили, и быстро распространился по первому этажу Белого Дома, потом по второму, третьему…. Зданье быстро наполнилось танцующим пламям, кто то где то кричал, толи от боли, то ли от страха. Старшие воспитанники в панике начали выпрыгивать с окон, было слышно вой сирены пожарной машины. Выживших было мало. Слишком поздно заметили огонь, слишком поздно проснулись, слишком поздно. Их было 20, один из которых единственный спасшийся воспитатель. Дети плакали навзрыд и не могли успокоится, воспитатель ходил в панике из стороны в сторону. Почти к каждому по очереди подходила темноволосая девушка, почти каждого она пыталась успокоить, почти каждому вытирала слезы. А самому старшему из них даже пожертвовала кусок ночнушки, для перевязки раны. Имя ей — Ружена, одна из старших, из всех воспитанников выделялась бунтарством, не желанием мириться с правилами и длинными черными как смоль волосами. Пожар на удивление погасили быстро, на месте где, когда то стоял Белый Дом, зияло темное пятно и полу разваленные стены, которым повезло быть кирпичными, в отличие от остальной части здания, которая была сделана из натурального дерева. Белого Дома как будто бы и не существовало… На некоторое время было решено поместить детей в ближайшее учреждение, и этим учреждением оказался Серый Дом. Уже издалека было видно, здесь их ждали. Стоял директор, несколько воспитателей и, по всей видимости, врачей, которые тут же принялись оказывать помощь тому, кому нужно было. — Я как всегда задержался на работе, уже думал, что так и останусь спать здеся, как тут «Бах!!! Бум! БАБАХ!», я сразу же понял что это у вас что-то, звоню вашему директору, а он трубки не берет! — Седой мужчина в очках, во всех красках рассказывал о своих переживаниях воспитателю с Белого. Последнему, казалось бы, не было до этого дела, он лишь стоял и иногда кивал, а после выдал: — Он погиб. — Кто? — спросил мужчина. — Директор. — После седоволосый не смел, трогать несчастного. Пока медсестры осматривали пострадавших, тех, кто был здоров и полон сил, разводили по комнатам. Ружена тем временем не переставала утешать, казалось бы, взрослых парней, из-за чего и упустила момент. — Так, девушек еле впихнули в женское крыло, оставшихся парней можем отвести в пятую комнату, она всё равно пустует. — Сказал уже другой мужчина, с черными как ночь волосами. — Да-да, их туда. — Ответил директор. Ему больше не нужно было здесь присутствовать, поэтому он в вперевалочку пошел в сторону своего кабинета. — Простите, а что делать мне? — Девушка уставилась на мужчину с вопросительным взглядом. — Черт… Кхм, ты откуда взялась? Когда других уводили, ты, где была? — Мальчишек успокаивала, они сильно перепугались. А кто если не я? Так куда мне? — Мужчина сделал задумчивое лицо, а после ответил: — Так, в женском крыле места больше нет… Что ж с тобой делать. Ладно, если ты не против, поживешь пока со своими мальчишками. А там если что переведем тебя в женское. — Хорошо, меня все устраивает. — Темноволосая улыбнулась и чуть похрамывая на левую ногу, попыталась догнать уже уходящих парней. Розовые лучи восходящего солнца нежно обнимают темные контуры ночного неба, словно художник начинает свой великолепный акварельный шедевр. Первые лучи проникают сквозь туманную пелену горизонта, будто прикасаясь к земле магическими пальцами света. Мир просыпается под ласковым прикосновением утра. Небеса, плавно переходя от глубокой ночной тьмы к красновато-голубой нежности, наполняются жизнью. Деревья, будто просыпающиеся волшебные существа, принимают на себя первые лучи, играя в зеленую гамму своих листьев. В этот момент тишина становится музыкой, а воздух наполняется ароматом свежести и мокрой травы. Солнце радостно принимает в свои объятья и Дом, и комнату в которой, собравшись в круг, сидят восемь подростков и решают: «Как жить дальше?». Первым свои размышления выдал парень, укрытый с ног до головы россыпью белесых пятен: — Я думаю нужно дождаться пробуждения местных, я схожу и разузнаю как у них с правилами и потом решим уже что да как. — А я думаю, что нужно просто сидеть на жопе ровно, пусть судьба сама все решит. Марк, ты реально веришь, что местные нам, что то скажут? — Высказал свою точку зрения уже другой парень, единственный кто сидел не в круге, а на кровати. Его ноги были парализованы, поэтому как его положили, так он и остался. Он поправил длинные медные пряди волос и продолжил: — Ружена, а ты как считаешь? Девушка обернулась на парня и задумалась: — Марк прав, нужно поспрашивать, думаю их предупредили и они помогут нам. С одной судьбой здесь не справишься, Ждан. — Марк улыбнулся и кивнул. — Ну как хотите. Помогите мне повернуться на другой бок, я спать хочу. — К нему тут же подбежали и помогли. Как только солнце стало во всю греть своим теплом — Марк пошел на разведку, Ружена продолжила успокаивать тех кто не до конца спокоен, остальные пытались поспать. Дом — это стены и стены осыпающейся штукатурки… Узкие переходы лестничных маршей. Мошкара, танцующая под балконными фонарями. Мел и замусоренные парты… К входящему Дом поворачивается острым углом. Это угол, об который разбиваешься до крови. Потом можно войти.