смерть, секс и минор

— Ребята, мы с вами продолжаем изучать «Золотой век‎»‎ русской поэзии и прежде всего давайте вспомним, почему именно этой эпохе дали такое название. Желающие? — Ольга Васильевна цепким взглядом оглядывает класс. — Ну же, кто хочет принять мой вызов..       В классе повисла напряжённая тишина. Воздух будто стал густым, наполненным невидимым электричеством ожидания. Кто-то нервно постукивает пальцами по парте, кто-то украдкой прячет лицо за спиной соседа, а кто-то, наоборот, с вызовом смотрит прямо в глаза учителю, надеясь, что уверенность отпугнёт его внимание. — Я могу. — послышалось за спиной Ады. — Меленин, у тебя и так больше всех оценок.. — начала женщина. — Меленин.. — пронеслось в голове у девушки. — Получается.., «Мел»? Любопытно. — Пусть лучше твой сосед удивит меня в этот раз, если есть чем. Кислов, давай, милости прошу. — У меня есть много других способов для Ваших удивлений, Ольга Васильевна. — словно Чеширский кот произносит парень, от которого ощутимой волной сквозила усмешка. — Ну ты и придурок, Киса. — прошептала соседка по парте, в полуобороте поворачиваясь назад. — Кислов – «Киса».. Ему подходит.       По классу бегло пробежался глухой гул из смешков, Ада не стала исключением. Хмыкнув, она закатила глаза и, опережая напрашивающегося ответа от преподавательницы, подняла руку: — Я могу ответить. — Повезло тебе, Вань, сегодня. — Ольга Васильевна смерила его раздражённым взглядом, обращая внимание на брюнетку. — Прошу, Ада. — Если говорить об очевидном, то прежде всего девятнадцатый век прославился некой «кастой» авторов, перевернувших своими работами всю русскую литературу того периода: Пушкин, Лермонтов, Толстой, Тургенев, Гоголь и это только начало списка, продолжать можно ещё долго. — начала девушка. — Они внесли значимый вклад в формирование национальной русской литературы и культуры в целом. Помимо всего этого имеет место быть и исторический контекст эпохи.. Войны, реформы, революции.. – литература становится буквально зеркалом эпохи, благодаря которой объективно можно обойтись и без учебников истории. — Содержательно, Гродская.. похвально. — Ольга Васильевна положительно кивнула девушке. — Что ж, продолжим, литературу «Золотого века» также характеризует переход от жанра романтизма к реализму. Если с реализмом все понятно — он о насущном, то с романтизмом сложнее... — Ты крутая! — Ада почувствовала прикосновение на плече и повернулась. Это была её соседка по парте, кажется Рита. — Обычно так умничает только Мел, ну, и Её Величество, Олечка Васильевна. — Мел? — Гродская перешла на шёпот. — Ну, Меленин Егор, за тобой сидит. — блондинка чуть ближе наклонилась. — За мной сидит Кислов Ваня, но все зовут его Кисой, с ними ходит ещё во-о-он тот блондин – Боря Хенкин, просто Хэнк. Тут почти ко всем по кличкам обращаются. — Хенкин..? — пробормотала Ада, будто что-то вспоминая. — Ты чего? — Да так, задумалась. — отмахнулась она. — Забей. — Ты интересная, внимание привлекаешь. — Рита невзначай оглядывала девушку. — Я думала ты будешь строить из себя недоступную, ну такая немного «пикми» что ли. — Я здесь всего двадцать минут здесь, с чего выводы такие? — Ну знаешь, обычно, такие как ты просто строят из себя «нетакусек», а на деле просто обычная девчонка с красивой обёрткой. — «Такие как я» – это какие? — на губах Ады заиграла усмешка. — Ну блин, не знаю такая готка-нефорша, типа постироничная Дашка Васнецова, а по факту просто пытаешься казаться быть такой. — А с чего взяла, что я не пытаюсь? — она сдержано засмеялась. — Ты застала меня врасплох! — блондинка сжала пальцами свои виски и посмеялась следом. — Крч, вижу я, что не такая ты, Гродская. — Ну как скажешь. — Надо тебе тоже погоняло придумать. — А у тебя какое? — поинтересовалась новенькая. — У меня его нет, я просто Рита. — Это за какие такие заслуги? — Будем считать, что я часть привилегированного сословия нашего небольшого городка. — хихикнула соседка по парте. — У тебя вообще имя такое самостоятельное, я бы тоже не стала заморачиваться, на самом деле. — В сливки общества запишешь, м, Рит? — Дай «тг» свой, а там видно будет.

***

— Итак, класс! — начала Ольга Васильевна. — Давайте тогда в следующий раз, когда мы встретимся по поводу подготовки к ЕГЭ, мы вернёмся к теме дуэлей. И-и.. поговорим не только касаемо Пушкина, но и возьмём произведения Лермонтова, Куприна, Чехова. Всё, урок окончен. — Ну всё, я побежала, спишемся, если что. — Рита помахала соседке, закинув рюкзак на плечо. — Пока-пока. — Пока. — кивнула Ада. — Ольга Васильевна, у меня с этими сочинениями просто проблема. — к преподавательнице подошёл так называемый Хэнк в синем худи. — И я очень боюсь завалить. — Кого завалить боишься? Если меня, то не бойся. — уже удаляющаяся из кабинета Рита кокетливо похлопала парня по плечу. — Отвали.       Спустившись к гардеробу, Ада схватила куртку, надела наушники и вышла во двор. Асфальтовые дорожки, потрескавшиеся от времени, извиваются между клумбами, в воздухе стоит запах прелых листьев, мокрого асфальта и лёгкой прохлады. Лавочки у школы почти пусты, буквально несколько девчонок сидят, подобрав ноги, чтобы не касаться холодной древесины. Недалеко от выхода со двора девушка заметила Мела, который взглядом провожал удаляющуюся от него Анжелу, их одноклассницу. Её Ада запомнила сразу, по какой-то только ей понятной причине. Долго наблюдать за картиной не пришлось: Егор повернулся в её сторону и неспеша подошёл. — Ада, значит. — чуть улыбнулся парень. — А ты, получается, Мел. — ответила она, поправив лямку от сумки на плече. — Так повелось. — Рита мне рассказала про вашу «систему обращения», можешь не вводить в курс дела. — Слышал. — хмыкнул он, засунув руки в передние карманы джинсов и, на пятках чуть качнулся назад. — Круто танцуешь, кстати. — Ада застегнула куртку из-за чуть усилившегося ветра. — Так это была ты! — глаза Егора округлились. — Я думал, мне тогда показалось. — Да, я. — Эрудированная, загадочная и внимательная, я восхищён. — парень немного смущённо протянул ей руку. — Думаю, мы найдём общий язык. — Интеллигентный, тактичный и не менее загадочный, хм.. — Гродская поймала его взгляд и ответила на рукопожатие. — Думаю, с этим определённо можно работать. — Думаешь? — он засмеялся. — Видишь, ещё и вдумчивая. — лёгкая усмешка заиграла на её губах. — В этом я не сомневался.       Задний карман Ады внезапно завибрировал, достав оттуда телефон, девушка увидела на экране входящий звонок от мамы. — Да, мам? — поправив волосы, она чуть встала на носочки, что-то сосредоточенное высматривая. — Вижу, сейчас подойду. — Тебе пора? — поинтересовался Мел. — Внеплановый семейный променад. — Ада закатила глаза. — Судя по твоей реакции, ты не очень-то этому и рада. — Наблюдательный. — чуть съязвила она. — Есть момент. — Сочувствую.. Может номер свой оставишь тогда..? — Егор протянул телефон девушке. — Для связи. — Ну если для связи.. — быстро стуча ногтями по экрану, Гродская вернула телефон обратно. — Увидимся в школе? — Угу, увидимся. — кивнула девушка, удаляясь за территорию школы, где её уже ждала мать и отчим. — Может номер свой оставишь? — нарочито громко пропел подошедший к Мелу Киса, манерно протягивая гласные. — Для свя-я-я-зи. — Ну... если для свя-я-язи.. — с такой же интонацией подыграл Хэнк, приобняв Кислова за шею. — Ты такой классный, Мел.. Я походу по уши.. — Идиоты. — Егор закатил глаза в ответ на их громкие смешки. — Я завожу полезные знакомства. — Вот так Анжелке и скажешь, ловелас хренов. — хмыкнул Ваня. — Чё, давайте на базу? У меня потом ещё дела. — Может по пиву? — Погнали. — ответил Мел, замотав шею шарфом. — Анжеле ещё позвонить надо будет, погулять собирались.

***

      Набережная небольшого прибрежного города тянется вдоль моря, словно тонкая лента, прошитая лёгким шумом волн. В воздухе стоит отчётливый ароматам соли и водорослей. Покрытая временем брусчатка под ногами неровно перекатывается, словно перекликается с волнами, набегающими на берег. Вдоль всей набережной расставлены скамейки, на которых отдыхают местные жители и редкие туристы, увлечённо вглядываясь в бескрайнюю даль горизонта. Рядом на кованых столбах горят старомодные фонари, отбрасывающие мягкие тени на уютные кафе. Тихий шёпот воды, скрип деревянных пирсов и гулкие криками чаек. У воды виднеются небольшие лодки, привязанные к причалу: выкрашенные в яркие цвета, они покачиваются на волнах, будто подслушивают разговоры прохожих. Ада в компании матери и отчима провела на набережной полдня и уже чуть ли не считала минуты до скорейшего возвращения в отель.       Идя чуть позади, девушка старалась погрузиться в атмосферу безмятежной обстановки. Стоило небу начать немного смеркаться, как набережная стала ещё более спокойной и таинственной. В мягком свете выглядывающей из-за облаков луны море кажется зеркальным. Время здесь замирает, оставляя только звуки прибоя и шорох ветра, словно город уснул под нежное колыбельное моря. В голову опять лезли угнетающие мысли, а на душе кошки скреблись. Это состояние, словно натянутая до предела струна, готовая лопнуть от малейшего движения. Руки неосознанно потянулись к телефону и перед глазами снова мелькнул закреплённый диалог с Сашей. В груди глухая тяжесть, как будто туда поселился ком, который с каждым вдохом становится всё больше. Дышать трудно, слова вязнут в горле, а все мысли — будто спутанные нити, которые невозможно распутать. На экране было видно, что сообщения, оставленные Адой уже почти неделю назад, всё также оставались непрочитанными. Ей было совершенно не свойственно бегать и выбивать из кого бы то ни было ответы, но сложившаяся ситуация требовала ответов. Кто они друг другу? Что делать с совместно распланированным будущим и почему, мать его, он продолжает молчать?!       Шумно вдохнув носом, девушка сжала руки в кулаки, впиваясь длинными острыми ногтями в тыльную сторону ладоней. Глаза смотрели вдаль, но взгляд был пустым. В голове предательски звучал его — тот самый, родной и тёплый... Ада выкрутила громкость до максимума в надежде, что наушники спасут положение, но она продолжала слышать Сашу. Расстояние давят на сознание, как тяжёлые волны на лодку в шторм, который бушевал в ней сейчас. Оно кажется непреодолимым, огромным, как море, от которого девушка не отрывала взгляда.       Руки дрожали от желания написать или позвонить. Дни без него тянутся бесконечно. Но её пугало не это, а пустота, которая медленно обволакивает всё внутри. Она крадёт тепло воспоминаний, оставляя вместо них холодный страх того, что будет, когда их больше не станет рядом. Это не просто грусть, это острое, до боли реальное ощущение потери в купе с пожирающей гордостью, через которую Ада не была готова переступить. Она была такой же громкой, как и всеобъемлющий голос возлюбленного, создавая хаос в голове. Гордость напоминает о каждом недосказанном признании, о каждом моменте, когда можно было хоть что-то предпринять. Она заставляет выбирать молчание там, где хочется кричать. Она отравляет воспоминания, заставляя искать оправдания, почему боль — это справедливая цена за сохранение собственного достоинства. — Блять.., ненавижу. — с её губ срывается тихий шёпот, а по щеке пробегает слезинка, которую Ада тут же смахивает. — Костя-я, родной, вот уж не думала, что встречу тебя! — девушка услышала радостный возглас матери и подняла глаза.       Ада смотрела на маму, которая окликнула... Полицейского? Когда их взгляды встретились, время, казалось, дрогнуло, застывая между прошлым и настоящим. Несколько секунд он просто смотрел на Елену — изучая, вбирая, сравнивая с тем образом, что жили в памяти. — Ленка.., ты?! — в глазах мелькала неуверенность, но тут же её сменяло узнавание. Такое тёплое, щемящее, как солнечный свет поутру.       Шаг навстречу. Ещё один. И вдруг всё расстояние между ними исчезло, смялось в одно отчаянное движение, когда руки обхватили друг друга так, будто боялись снова потерять. Дрожащий вздох, запоздалая слеза, глухой, прерывистый смех. — Как же ты изменился… — тихий голос дрожит от переполняющих чувств. — А ты совсем не изменилась, — ответ с тем же трепетом ответил полицейский.       Ада ничего не понимала. Голос мамы дрожал, слова путались от нахлынувших чувств: «Не могу поверить…», «Как же ты изменился…», «Сколько лет прошло…». — Что здесь происходит? — отчим в абсолютном недоумении обратился к подошедшей падчерице. — Я думала, ты мне объяснишь. — спокойно ответила девушка. — Ада, Серёжа, это мой брат – Константин, мы не виделись с ним больше двадцати. — она продолжала обнимать мужчину за руку. — Я бы не узнала тебя, если бы ты шапку не снял. — Ты не говорила, что у тебя есть брат. — подала голос Ада. — И бабушка тоже не говорила.. — Бабушка бы и не сказала.. — хмыкнул светловолосый мужчина. — Это долгая история, милая.. Но как-нибудь потом. — отмахнулась Елена. — Тебя как в Коктебель-то занесло, Кость? — У меня к тебе встречный вопрос, Лен. Я-то понятно, после службы под Крымом жену свою встретил и тут обосновался, погодка, природка, звание.. Сама понимаешь. — полицейский поправил китель, посмотрев на отчима. — Витя как-то знатно изменился.       Где-то внутри тут же заныло. Боль пришла внезапно новой волной, тело охватил озноб. Боль не кричит — она тихо, почти незаметно проникает в каждую клеточку, как легкий, но неотвратимый снегопад, покрывающий всё вокруг. Константин сразу всё понял и немного стушевался. В воздухе повисла тишина. Мёртвая. — Несчастный случай.. — начала женщина, немного заикаясь. — Это Сергей, мо-.. — Ну это ещё с какой стороны посмотреть. — нервно буркнула Ада на мать, не отводя взгляда от новоиспечённого дяди, который смотрел на неё с уже грустной улыбкой. — Ты так похожа на него..       В груди вспыхнула острая, безжалостная тоска, такая внезапная. Сердце сбилось с ритма, дыхание перехватило, а в глазах потемнело от нахлынувшей пустоты. На мгновение Ада снова оказалась там, в том далёком дне, где всё оборвалось. Гулкое эхо голоса, которого уже нет, смех, который никогда больше не прозвучит, объятья, которые так и осталось в прошлом. И эта реальность — нестерпимо, до ломоты в костях — пуста без него. Глубокий вдох. Выдох. Боль медленно отступает, как волна, что раз за разом разбивается о берег. Ада снова выдохнула, моргнула, посмотрев на мужчину перед собой пустым взглядом. Всё снова тихо. Всё снова продолжается. Но внутри остался ожог. — По-другому и быть не может. — кивает она, возвращая ему такую же улыбку. — Ада. — Хенкин Константин Анатольевич. — смеётся он, пожимая руку племяннице.       Подождите.. Что? Хенкин? — Ба-ать, мама уже третий раз набирает. — послышалось со стороны. — О, а это мой сын. Борь, подойди. — Что здесь происходит? — недоумённо спрашивает парень, а затем замечает уже знакомую ему особу. — Гродская? — Хенкин. — Аде казалось, что более абсурдной жизнь быть не могла.       Как же она ошибалась, ведь это только начало..