Не тот Синклер

Ворох шума разлился по ушам. Секундно, я осмотрелся. Лево. Право. Плавно. Я был неподвижен. Но я поворачивался. И в том не чувствовалось странности. Скорее, это было натурально. Привычно. При этом я видел больше. Комнату как будто растянуло… Комната. Внезапно, она появилась. До того лишь белый шум – сейчас, уже что–то. Детали ускользали. Цвета менялись. Из плоскости в плоскости – стены вибрировали, как нежно подрагивающие струны гитары. И внезапно – все замерло. Я всё ещё ничего не видел. Но появилось знание. Это моя комната. И не моя. Она была больше, и казалась намного меньше. Паркетные доски линяли в линолеум. Узорчатые обои тянулись и белели. –Сережа…– мягкий, нежный, родной. Прозвучал голос за спиной. Я почувствовал взгляд. Отовсюду. Он смотрел, как будто из самого пространства. Приходил с таким нереальным запахом, бликами стрелял от осколков стекла, которых просто не существовало. И смотрел зло. Выжидающе. Оценивающе. Я повернулся. Там на меня смотрела моя… мама? Вьющиеся волосы. Небольшая чёлка. Отсутствие лица. Как и комната до этого, в ней был образ. Образ, который сам себе противоречил. Потому что не могут сосуществовать металл и кожа. Я вгляделся в фигуру, в лицо моей матери, такой знакомой. Такой родной и такой отвратительной в своей фальшивости. Потому что я осознавал также ясно, что моей матерью это не было. И я вглядывался в эту фигуру. Вглядывался пристально, пытаясь найти глаза, лицо. Лоскутами проскальзывал металл, и, казалось, проскальзывала кожа. На лице. Теле. Ладонях. И я вглядывался. Чтобы понять – кто же всё–таки передо мной. Пока не понял, что уже нашёл что–то другое. За фигурой, которую я уже не видел, которая слилась в общем балагане серого шума пространства. Превратилась в предмет интерьера также скоро и резко, как и появилась. И глаза, и лицо. Я видел их. Но их черты были мимолетны. Куда бы я не посмотрел, я замечал секундно эти глаза. Но стоило моргнуть – и они растворялись. И я не чувствовал прежнего взгляда. Он пропал, сам собой. Как только я нашёл глаза, в которые мог посмотреть. В которых мог утонуть. Они были спокойны. Тяжелы, как вековые, нет, тысячелетние скалы, видавшие восход и падение империй. Аки звезды, зависшие в небосводе. Вечные. Внезапный жар отхлестал мою спину. Я больше не был в комнате, или в здании. Или, возможно, даже в своём уме. Передо мной полыхал огонь. Хищный, жадный, опасный. Окутанный гневом. От него исходил тот самый взгляд. Не было ничего, что могло бы на меня смотреть, но море огня наблюдало. Вскоре, пламя завертелось, обжигая адским напором и превратилось в смутно знакомую фигуру. Вот, она, сложила руки в жесте. Поднесла их к несуществующим губам… И пламя, со свистом, таким знакомым, таким страшным, пронзило всё моё существо.

***

–Ха, ха, ха, ха, – проснулся я с уже свойственной мне резкостью. Фантомной болью разливались по коже ожоги. На целую секунду, мне показалось, что всё мое тело превратилось в большой ожог. В судорожной панике я ощупывал себя на предмет повреждений, но боль как пришла, так быстро и покинула меня. Разве что лоб покалывало на несколько секунд дольше. Взгляд бросился к часам на тумбочке, что были слева от кровати. Те показывали 4:23. Я не помню, во сколько лег спать. Более того, я не знал ко скольки мне просыпаться. Но в тревожном сознании такие мысли и не могли в принципе родиться, поэтому я с беспокойной душой плюхнулся обратно в кровать. Не знаю сколько я смотрел в потолок. Мозг, в тщетной попытке переварить недавний сон безбожно буксовал. Мысли зациклились, формировались и гасли, раз за разом. Как будто одну из шестерней сознания просто заело. Через какое–то время я снова заснул.

***

ДЗЫНЬ–ДЗЫНЬ–ДЗЫНЬ–ДЗЫНЬ Хлоп! Аки работяга, проснувшийся на пару часов раньше положенного, после долгой смены на заводе, я с непримиримой ненавистью вдарил по будильнику. Глаза как будто кисли и я, через неприятные ощущения, с характерным для тяжелого утра прищуром, посмотрел на красный циферблат часов и вздохнул. –Шесть часов утра… за что, боже милостивый? –проскулил я в пустоту. Знаете, обычно говорят, что утро добрым не бывает. Я же подобными утрами предпочитал цитировать классика: –Замечательный день сегодня, –процедил я сквозь зубы, – То ли чай пойти выпить, то ли повеситься… Попытка в юмор сделала мое настроение немноооого, но всё же лучше. Я скинул с себя одеяло и протяжно зевнул, попутно потягиваясь. Промокшая от пота рубаха отдавала холодцой. Тело под тканью сразу пошло мурашками, и я невольно поморщился. С отоплением зимой (а сейчас, как мне внезапно нашептало сознание, была середина января) здесь было туго. Я снова посмотрел на часы. Воспоминания сегодняшнего кошмара шли с большой неохотой, что подтверждало тело – чувствовал я себя не в пример вяло и подавленно. А стоило об этом сне подумать, как штырь холодного страха пронзал сознание. –Намёк понял…–сказал я сам себе, пытаясь отбиться от прохлады, разлившейся в душе. Ещё раз зыркнул на электронный циферблат. С чего бы Синклеру вообще было заводить эту машину смерти так рано? …Наверное, дошло до меня, по той же причине, по которой я заводил свой будильник – чтобы успеть на работу/учёбу/дела (нужное подчеркнуть). Внезапное осознание, что компания Лимбус, скорее всего имеет какие–то свои часы работы, заставило устало вздохнуть. –Хаааа, блин, –вырвалось у меня, пока я держался за голову. Интересно, а интервью на позицию Грешника тоже в своё время проводились? Была ли большая конкуренция на эту роль? Так, ладно. Фигню думаю. Не совсем понятно, когда тут начинается рабочий день, так что надо бы привести себя в порядок, одеться поприличней и выйти на своё место работы – салон, то бишь. Сказано – сделано. Протопав туда–сюда по холодному полу, старательно обходя все блестящие и острое, что нашлось на темной стороне (пометка для себя: найти где–нибудь веник и смести весь этот срач к чертовой матери), я дошёл до ванной, где быстро прополоскался, почистил зубы единственной щеткой, причесался и вышел обратно. Ещё две минуты, и вот я уже в выглаженной рубашке, чистых брюках и свежем нижнем белье (которое нашлось там же где и пижама – за одной из нижних дверц серванта) – потираю до блеска туфли. Признаться, когда я посмотрел на весь ассортимент предметов для ухода за ними, меня чуть удар не хватил. Я был тем типом человека, который раз в год смахивает с кроссов пыль мокрой тряпочкой, что уж говорить о воске и… всем остальном. Но немецкая дотошность — это не лечиться. Даже залётным попаданцем из России. Так что чисто на каких–то инстинктах и обрывках воспоминаний, я привёл всё в удобоваримый вид и с чистой совестью надел сияющие туфли. Разве что глаза сами притянулись к бордовому душителю… то есть галстуку. Не любил я официоз и всё вот это вот корпоративное. Но конкретно Синклер ратовал за всё стандартное и конформизм, да и мне, чтобы не палиться, стоило бы его надеть… Завязывал петлю на своей шее я битых пять минут. И я умел завязывать галстуки – хотя и предпочитал на редких концертах, когда выступал с гитарой, надевать бабочку – просто не всегда у меня это получалось с первого раза. В общем, всеми правдами и неправдами покончив с этим, я кинул быстрый взгляд на часы. 6:28. Относительно быстро управился. Заправился, надел пиджак, каким–то лешим, на чистом автомате заправил кровать. Наконец, подошёл к двери у уже ухватился за оставленную у стены алебарду… и внезапно – подумал. А завтрак когда? Как назло, именно тогда дал о себе знать и порядком проголодавшийся желудок. Так, Синклер, колись – как тут с распорядком дня и где искать столовку? Сосредоточился, подумал о еде… На удивление податливо, мозг сразу нашёлся с ответом – вторая дверь с конца по левой стороне дозволенной нам зоны. Прямо напротив комнаты Вергилия и Харон. Отлично, туда и держим курс. Прихватил алебарду и приоткрыл дверь. Зырк влево, зырк вправо – никого. Поправил одежду, галстук и вышел в коридор. Четыре шага влево и вот она – столовка. С некоторой осторожностью открываю дверь. Взгляду открывается в меру просторная комната. У дальней части – все, чего я не нашел у себя. Само собой есть шкафчики, хлебница, приличных размеров холодильник и отдельная морозильная камера. Ножи, вилки, ложки. Плюс чайник и даже кофемашина! Я даже внутренне присвистнул. Все это удовольствие выполнено в бежевых тонах, как и сама отделка помещения. На этом фоне, восемь металлических столов – семь поменьше и один побольше, для высокого начальства, – выделялись на общем фоне. За ними как раз уже сидела небольшая, разрозненная кучка народа. Хитклифф уплетал за обе щеки… что–то. Измаил просто не торопясь пожевывала какую–то зелень. И Сан хомячил какой–то батончик, в то время как Грег с Рёшу чуть в сторонке употребляли древнее, как сам мир сочетание – никотин плюс кофеин. За соседним столом Дон доедала свои хлопья. Хон Лу рядом с ней просто мило улыбался, заедая приторную улыбку кашицей. –Кхм,–я немного засмотрелся на общую вакханалию и не заметил, как ко мне, вставшему в проходе, подошла Отис. – Синклер, не время разгильдяйничать. Время не ждёт никого, и Управляющий ожидает от нас достойной его управления оперативности, так что советую поскорее разобраться с приемом пищи и проследовать на свое место. Ээээ. На такой выговор даже мой мозг мог, разве что, развести руками со словами “Хлопай глазами. Да поубедительней. Я тебе ничего дельного предложить не могу.” Отис, однако, ждала как минимум другой реакции. –Кхм–кхм, – прочистила она горло, – А теперь, можно мне пройти? А, вот ей что надо. Я немного смутился, сжался и сделал аккуратный шаг в сторону. Отис важно кивнула и ушла в салон. –Эгегей, Синклер!–на плечо мне упала тонкая ручка, а непослушная грива взъерошенных, русых волос так и норовила попасть в глаза. –Д–доброе утро, Родя,–удалось мне выдавить из себя, несмотря на некоторое стеснение. –И тебе не хворать. Ты как, уже позавтракал? – спросила девушка с небольшой полуулыбкой. –А, нет. Пока нет. –Отлично! У нас осталось всего минут двадцать до рабочего дня, так что вперед! На встречу вкусностям! – не услышав возражений, она взяла меня в охапку, и мы вместе зашагали к морозильной камере. И как–то даже подобное отношение, не знаю, стесняло? С одной стороны – я блин здоровый (ага, 164 см) лоб которому двадцать годиков, а с другой, ну вот не было желания брыкаться. Не когда меня держит, объективно, красивая девушка. Возможно, просто хорошее настроение Роди было очень заразительным? Сложно сказать. В любом случае, мы весьма быстро подошли к холодильнику. Родя ловко открыла крышку. Их глубины камеры на нас смотрели… бичпакеты. –О, всегда хотела этот попробовать,–сказала моя знакомая, и потянулась внутрь, игнорируя вьющийся оттуда суровый холод. Через секунду она уже стояла с бичпакетом в руках. Они все выглядели одинаково – серая упаковка, с серой этикеткой, где мелким шрифтом написано, что это вообще было. Так, просто взглянув, определить, что было в каждом из них было решительно невозможно. –А ты что будешь, Синклер?–спросила грешница, переводя взгляд со своего завтрака на меня. –Эм…–что сказать?–А что там есть? –Ща, секундочку,–она втюхала мне свой пакет с лапшой и потянулась обратно,–Так, ну, яичница, какой–то салат, рыбка, лапшичка… И, наверное, всё. –Яичницу, пожалуйста, – ответил я, недолго думая. –Окей! Через секунду я уже держал в руках собственный доширак и думал… А как, собственно, его заваривать? Более того, как блин сварить яичницу в бичпакете? К моей зависти, у Роди таких мыслей не водилось. Она бодро зашагала к микроволновке, закинула туда пакет и также вальяжно оперлась о стол, сверля внутренности микроволновки с неподдельным аппетитом в глазах. Пока её лапша разогревалась в микроволновке (боже, как же у меня ломается шаблон с этого предложения), я быстро глянул на инструкцию. …Так, держать в холоде, в герметичной упаковке, подальше от воздействия солнечных лучей. Поставить в микроволновке на минуту. Продукт бла–бла–бла, вариант бла–бла–бла. Корпорация Q. Все права защищены. А после этого, было совсем мелким шрифтом: “Внимание, при нарушении правил хранения продукт может воспламениться. Максимальное время хранения при несоблюдении правил хранения – один час. При нарушении герметичности, продукт в срочном порядке опустить в воду.” Ну охренеть. У меня в руках граната, а я об этом только сейчас узнаю? –Эй, Синклер, что там интересного на этикетке?–внезапно надо мной нависла Родя. –А, да так… Их, оказывается вскрывать нельзя,–почесал я за затылком. –Хм, ну да. Не знал что ли? Вроде же не первый день уже ими питаемся… –Ха–ха–ха,–нервно засмеялся я,–Да только вот впервые решил почитать инструкцию. Родя очень пристально на меня посмотрела, и я вообще не мог понять, о чём она думает. Понятно было только одно – конспиратор из меня в высшей степени никудышный. –А, ну бывает, – решила не морозить меня грешница, – ну, иди, время уходит. Она глянула на настенные часы в углу комнаты. Те показывали без пятнадцати семь. Действительно, надо бы поторопиться. Бичпакет сготовился за обещанную минуту. Взял столовых приборов, открыл и закрыл холодильник – скорее из привычки, чем из надежды найти там что-то хорошее. Просто… на удивление сильно хотелось сладкого. Его я там не нашел. Заодно заглянул в хлебницу и взял три ломтика хлеба. Самого обычного, что удивительно. Родя поманила меня к себе, что я послушно сделал, после чего мы пожелали друг–другу приятного аппетита и вгрызлись в еду. И что я могу сказать? Нуууу… Оно съедобно. Вопреки здравому смыслу, в пакете действительно была яичница. Да, не самая качественная. Да, я мог бы сделать себе повкуснее. Но мне пока не было с чем сравнивать, да и бичпакет не премиумный…так что пока буду довольствоваться этим. В любом случае лучше той циррозной похлебки, что продавали у нас в магазинах. Рука сама застыла, пока я ковырял желток. Потом, как–нибудь, раздобуду себе ингредиентов, утварь и забабахаю чего–нибудь. Надо забабахать плов. Моё любимое блюдо, между прочим. Пока в Аду ходил, больше всего скучал именно за ним. Я сам себе закивал, заодно закинул в рот, что осталось от яишенки. Родя уже тоже заканчивала, и с дьявольским прищуром посматривала на меня, энергично прожевывая лапшу. –Эй–эй, колись Синклер, чему это ты только что кивал?– спросила она, сразу как положила на стол еду. –А, – блин, я надеялся не спросит, – Да так, хотел кое–что приготовить. Я пытался смотреть девушке в глаза, честное слово, но бесята, что плескались у неё во взгляде заставили отвести взгляд. Чувствовал я себя сейчас не очень безопасно. Но и скрывать свой не самый долгоиграющий план не видел смысла. Всё равно приготовлю, и всё равно у меня большую часть разберут. Готовить-то надо будет на всех. В такого рода больших компаниях, ты либо делишься, либо у тебя по частям всё крадут из холодильника. Проверено горьким опытом. –И–и? Что конкретно? – спросила она с присущим ей напором. –Да ничего особенного, так – плов. –Хммм…–девушка откинулась на спинку стула и сложила тонкие пальчики на подбородке, думая. – Не, не знакомо. Выдала она свой вердикт, и энергии у неё поубавилось. –Но хей, если это вкусно, то я обязательно помогу раздобыть ингредиентов. За отдельную, большу~ю порцию. И подмигнула мне, заговорчески. –А, да, конечно, – я немного растерялся. На поддержку в этом деле я не сильно рассчитывал. А с другой стороны, Родя походит на человека, который за любой кипишь кроме голодовки. Хм, ну и славно. –Я запомню, – неловко улыбнулся и кивнул. –Ну вот и слав–нень–ко!–она резко поднялась со своего места.–Пошли, у нас уже время поджим–ааает,– сквозь зевок закончила она, попутно потягиваясь. Часы говорили – без восьми минут. Действительно, пора на выход. Мы быстро скинули мусор в ведро и подобрали оставленное у входа в специальных держателях оружие. Я оглянулся на пустую комнату. Не знаю, что я сейчас чувствовал. Очнулся в незнакомом мире, познакомился с местным отрядом самоубийц, помер, поспал, словил кошмар… А сейчас позавтракал яичницей из бичпакета. А ещё решился приготовить себе плов, да. Не находите, что моя жизнь сааамую малость свернула не туда? Что все эти события в одном предложении к одному и тому же а́ктору применимы быть не должны? Ну, да это уже мало важно… –Хм? Синклер? Выключи свет пока ты там! – чуть повысила голос Родя с другого конца коридора. –А. А! Да, сейчас,– с небольшим кликом, темнота опустилась на столовую. Я развернулся и двинулся вслед за грешницей. …Как никак карты мне уже раздали. Придётся играть, чем придётся. С такими мыслями я и зашёл в салон.

***

Ехали мы долго. К слову, так и не приехали. После того как Данте объявил начало рабочего дня прошло уже минимум четыре часа. И, как будто издеваясь надо мной, время текло ужасающе медленно. Для того, чтобы посмотреть на все Городское великолепие приходилось сидеть полубоком. Но это дело я бросил сразу после того, как часть кишок, распласталось аж от лобового стекла и прямо до моего места. Вспомнился занимательный факт, что кишки, так-то, от четырех до шести метров в длину. Что же, сегодня мне удалось убедится в этом на практике. Нам даже пришлось остановиться, чтобы стянуть их, так как они за что-то там зацепились. Простите за отсутствие деталей – мне стоило больших трудов выбросить эту гротескную картину из головы. Стоило ли говорить, что каждый раз, когда Мефистофель потряхивало, я пытался как можно сильней вжаться в сиденье и закрыть глаза? Как ни странно, я не испытывал хоть сколько-то позитивных эмоций от этого, как тогда – в лесу. Скорее наоборот, чувствовал вполне явное отчуждение и отвращение. Я бы даже сказал, что это хорошо и Синклер не был полнейшим социопатом. Хотя, это оставило меня с ещё большим количеством вопросов. Ну, допустим. Честно, я немного погорячился, когда навесил такой ярлык на Синклера. Всё–таки, подумав об этом чуть больше, до психбольницы (моего мира, само собой – не могу представить, что надо сделать, чтобы на тебя вызвали санитаров здесь) пареньку было ещё далеко. “За” эту мою теорию выступали внезапно всплывшие воспоминания. Я даже немного удивился, когда просто подумал о том, что было бы неплохо знать, сколько у меня провианта в комнате, и в голове само всплыло имя продуктов, количество и даже небольшая мысленная зарисовка, как я всё это раскладывал по полочкам. За тем лишь исключением, что я такого не делал. После этого я пустился пытаться вспомнить что–нибудь ещё. Где Синклер хранил гладильную доску, как стирал вещи, есть ли у него аптечка и так далее. Ну, знаете, такие важные–неважные детали бытия человека. И сознание оказалось на удивление податливым… не всегда. Я не мог вспомнить что-то серьёзное. Помимо каких-то чрезвычайно важных событий из разряда: после этого началась полная жопа (это я про тебя, Франц!). Я даже, блин, не помнил, когда у Синклера день рождения! Или какие были у его матери и отца имена. Воспоминания были фрагментарные. Приходили с тем ощутимым зудом, когда ты мог вспомнить какой-то отрезок разговора или того, что сказал друг, но вот конкретно то слово, которые тебе надо ты вспомнить не мог. Меня условно раскидало между двумя разными противоположностями. С одной стороны – события, которые изменили мою... Эмиля жизнь, а с другой – что-то почти не важное. Это невероятно бесило. Единственными отклонениями от этого правила были уроки с алебардой, танцы и… Демиан. Я отвлекся. Суть в чём? Суть в том, что осколки воспоминаний упорно твердили – так было не всегда, и происходило это не каждый раз. И вообще это ему не очень сильно нравилось. Опять–таки, это вводило в ступор. Но и полного представления о том, как до этого вёл себя Синклер у меня не было. А значит что? А значит пора перестать забивать себе этим голову. Быть может, я смогу разобраться в себе чуть позже, ибо сейчас это выглядит как пустая трата времени. Не то, чтобы у меня было его мало. Говоря об избытке свободного времени. Я оглядел салон, чтобы понять, как с этим бременем обстоят дела у других. Ответ: не очень. Кто-то витал в облаках, кто-то что-то напевал под нос, кто-то курил (откуда у Рёшу столько сигарет? Даже Грегор уже перестал курить), кто-то смотрел в окно. –Вперед, кочки–покочки, – Харон переезжала очередного бедолагу. Зверя в металлическом каркасе снова затрясло, и автобус с животным рыком ринулся вперед. Через секунду в пятую точку отчётливо отдалась та самая кочка. Губы сжались в тонкую линию. –<Эй, эм…> – внезапно сказал сидящий чуть дальше Данте, развернувшись к Грегору, – <Очкастый. Ты знаешь куда мы едем?> Грегор, казалось, улыбнулся. Сложно сказать, когда он сидит ко мне спиной. –Ты хотел назвать меня танчиком, да? Меня, так-то, Грегором звать. Он на секунду остановился, а дальше продолжил, с искоркой иронии: –Также как тебя звать Данте, а не Часоголовым. Дальше, в эту увлекательную пикировку вплелась Харон и я наконец вспомнил, чем мне казались знакомыми эти слова. Мы сейчас были в самом первом эпизоде Лимбуса. Как-то я за общей скукой всего происходящего не заметил этого. Стоп, а что вообще было в этом эпизоде? Я напряг мозги и память, поднял архивы… И смог даже проворонить момент, когда начала балаболить Дон Кихот. Не долго. Сложно не обратить внимание, когда прямо рядом с тобой начинают повышать голос. –Но я же до сей поры не произнесла и слова! –А я сказал заткнись!–зарычал Хитклифф. –Прости, но ты ведь понимаешь, что сейчас самым громким здесь являешься ты? – возразила рыжая китобойница. Уголки губ британца расползлись в слегка хищной улыбке. Мне же казалось, что он так просто пытался скрыть нарастающую злобу. –Думаешь раз помереть не можешь – страдать не заставлю? Ну так повтори, что сказала, – решил взять он на слабо. –Я говорю всё по факту, как надо, а ты отвечаешь угрозами? Хм, сразу видно, показываешь себя с лучшей стороны, – парировала словесный выпад рыжая. Улыбка переросла в оскал. –<Ну–ну, ребят, не стоит горячи…> – Данте попытался влезть в их перепалку… и до меня наконец дошло, что сейчас передо мной произойдёт. “…Блять, память, почему ты выдаешь мне всё самое важное в последний момент?” – подумалось мне, а в следующую секунду… две шеи были филигранно изрезаны у артерий, заставляя кровь выплеснуться небольшим фонтанчиком. Приплыли. Я сощурился. В нос ударил запах крови, а тело само попыталось отодвинуться чуть ближе к Грегору, подальше от крови, обильно вытекающей на пол. Самурай местного разлива произнесла один из своих вечно непонятных акронимов. А потом Дон схватила своё копьё. И Рёшу снесло башку. Буквально. …За–е–бись. Что там лепетала Дон у меня не было никакого желания слушать. Из меня снова пытался выбраться завтрак. Впервые с того эпизода с кишками. …За что мне это, господи боже? Минутой позже, к нам подошла Фауст, и пояснила Данте за то, как возрождать грешников. Когда его изогнуло в почти невозможной дуге, я немного изменил формулировку своего вопроса. За что нам это, господи? Не зря, однако, говорят, что нечестивым нет покоя. Конфликт снова начал накаляться. Хитклифф скрипел зубами, Рёшу довольно лыбилась, то ли от того, что ей удалось развлечься, то ли от пылающего пердака Хитклиффа. Одно было для меня вполне ясно – если сейчас бугая не остановить, то будет только хуже. По крайней мере, лицо его точно ни о чём хорошем не говорило. Только вот снова вспомнилось, что случилось с игровым Синклером. Которого огрели битой. –Разве это не твоя работа? Воскрешать нас, а?! Даже будучи в нескольких метрах от меня и Управляющего, он всё равно нависал над нами ужасной тучей. Сам часоголовый, кстати, не был эталоном уверенности. Небольшой мандраж выдавал его с головой. “Которую ему скоро проломят если ничего не сделать!” – пронеслось у меня мысль, в паническом порыве. Глаза нашли Вожатого нашего цирка фриков, однако Красный Взор наблюдал за всем со свойственной ему апатией. Я не обманывался – этот может превратить Хитклиффа в кучку мяса без проблем, меньше чем за секунду. Будет ли он это делать – вообще другой вопрос. А сам бугай сделал ещё один шаг в сторону Данте. Адреналин ударил в мозги и смешался со страхом и желанием сделать хоть что-то. Я поднялся на ноги, заодно прихватив алебарду, преграждая седьмому грешнику путь. –С–слушай Хитклифф, Данте и так было плохо, когда… Нутро завизжало в паническом припадке и снова, словно в замедленной съемке, я наблюдал, как с размаху, на встречу моему лицу летит увесистая бита. И моя реакция? “ПРИГНИСЬ, СУКА!” – кричал я своему телу, падая на карачки, при этом размываясь красным. Алебарду я даже не попытался взять с собой – слишком громоздкая чтобы падать с ней на пол, так что на неё обрушился весь гнев этого злодея британца. С металлическим клацаньем, железяка отлетела вправо и лезвием впилось в деревянную стену. Оцепенение от наплыва эмоций, небольшое потряхивание, учащенное дыхание. Но тело нашептало, разум напомнил. Что коленная чашечка, она вот она – прямо перед глазами. А если ударить под ней, то будет очень больно. И это даже были не воспоминания Синклера. Это просто первое чему меня научили дворовые ребята. –Поделом, – вложил я неподвластным мне инстинктом Гордыню, и впечатал ногой прямо куда хотел. –Ай, блять! – не успевший восстановиться после удара, Хит повалился вперед, без поддержки опорной ноги. А я метнулся в сторону, вжимаясь в сидушку своего места и смотря за очень разгневанным англичанином. –Ах ты сучёныш…– прохрипел Хит, пока его силуэт приобретал красноватые очертания, а сам он пытался рывком привстать. Моей инстинктивной реакцией было пнуть его, да посильней. К моему величайшему счастью, удар в висок снова выбил его из равновесия. А когда его в последний момент взяла в захват Отис, выламывая руку и откидывая биту куда подальше, я смог наконец спокойно вздохнуть. Она также оглушила его ловким движением куда-то (я не уследил куда) и я позволил телу немного расслабиться. Дон Кихот уже было хотела и тут помахать копьём (нелетальных решений у нее в арсенале не было), но её вовремя остановила Измаил. В немом удивлении на эту мизансцену смотрели все, то и дело переводя взгляд на меня. Первые пять секунд. А потом я внезапно почувствовал, что плюсик в карме куда-то делся. Мерными шагами ко всему этому бардаку подошёл Вергилий. Глаза его изливали приглушенный, но опасный красный свет. Не будет преувеличением сказать, что все коллективно задержали дыхание и пытались, как можно лучше сойти за предмет интерьера. Шаг, ещё шаг. И весьма немаленький мужчина нависает над моей фигурой и в глазах моих предстаёт почти гигантом. Очень разозленный гигантом. Моей единственной мыслью в тот момент было: “Так вот как чувствовала себя Дон, когда из неё выбивали дерьмо.” Давление. Жажда убийства. Пристальный взгляд больше походил на очень голодного зверя, который не решил – а стоит ли твоё мясо потраченных на него усилий. Моё тело всё превратилось в мурашки, а волосы на голове, казалось, были готовы встать дыбом. Он чуть наклонился ко мне, его глаза скользнули к застрявший в стене алебарде. “Пиздец” пронеслось у меня. –Ремонт салона будет вычтен из твоего жалования, – прошептал у меня над ухом, ни кто иной, как само воплощение смерти – тихий и безразличный, а ещё жуть какой страшный. –Д–да! – вырвался из меня инстинктивный писк, пока я, аки болванчик закивал головой. –Кажется, нашей команде не хватает дисциплины, – Красный Взор отвернулся от меня, но я так и застыл безмолвной, оцепеневшей статуей. Все, кто, возможно, ещё хотел выяснить какие-то отношения между собой моментально успокоились. –Итак, правило номер один, – хриплый, почти скрипучий бас очень чётко отдавался в сознании, – Я не хочу слышать никаких разборок, пока мы в автобусе. Те, кто это правило нарушат, будут молить о том, чтобы я их убил. Я думаю, вы вполне себе знаете, что я без проблем могу такое устроить. Коллективное молчание приняли за всеобщее согласие. Даже очнувшийся посреди разговора Хитклифф, что-то там промычал в согласие. Быстро он очухался. –Ну что же, раз мы поняли друг друга…–с этими словами, Вергилий отлучился обратно к себе. Отис аккуратно убрала ногу, и злодей британец поднялся, немного прихрамывая. Он очень зло на меня посмотрел, но Вергилий–терапия не оставляет равнодушным никого, поэтому он просто поковылял на своё место. Я же просто свалился обратно в сиденье, пропуская мимо ушей оживленный шепот Дон Кихот, которая восхищалась моей “храбростью” и “свершениям”. Сам же я так до конца и не понял, на кой ляд полез на амбразуру. А потом, мой взгляд зацепился с таковым у Данте. Грешник номер десять медленно кивнул, как бы благодаря, но и не совсем уверенный в том, какие у этого будут последствия. Я, честно говоря, тоже. Одно знаю точно – так начинается хорошая недружба.