Kinktober 2024: Джереми Блэр/Вейлон Парк, сборник

      13. Uniform/Форма       Это было просто прихотью. Просто мимолетным желанием, которое Джереми высказал будто бы между прочим, но они и сам не заметил, как начал возвращаться к этой мысли снова и снова. Вейлон же относился к высказанному как к шутке, пока однажды не получил служебную записку, выметшую абсолютно все сомнения из головы:       «Сотрудник 8208. Вы обвиняетесь в неоднократном нарушении внутреннего распорядка психиатрической лечебницы «Маунт Мэссив» и разглашении корпоративной тайны. За это вы немедленно приговариваетесь к наказанию в виде штрафа и лишения свободы бессрочно».       Программист растерялся. Никакого суда и следствия не было. Эта записка — совсем не выглядит как серьезный документ или протокол, со всеми подписями и графами, значит, Джереми все-таки воплотил свою безумную идею в жизнь. По крайней мере, начал воплощать… И прежде чем Вейлон успел обдумать, что ему с этим делать, в кабинет ворвалась охрана, которая уже успела получить сигнал. Парк пробовал сопротивляться, но не слишком уверенно — растерянность и осознание не давали думать четко…       Опомнился он уже в одиночной камере где-то на тюремном этаже. Здесь было слишком темно, сыро и жутко, а из мебели — только кровать да унитаз с мойкой. А если Блэр решил от него избавиться на полном серьезе? От этих мыслей по спине пробежали мурашки.       Но, надежда еще оставалась. На кровати находилась его новая форма — зелено-коричневая роба заключенного, с выбитыми вдоль грудной клетки цифрами. С замиранием сердца, чутко прислушиваясь к неясному бормотанию психов где-то за стенами, Вейлон натянул ее и сел ждать своей участи.       Прошло несколько часов. Парк уже слишком сильно продрог, проголодался и измучился ожиданием. Он пытался спросить у охраны, что происходит, но те, естественно, молчали. Нервы раскалились страхом, а от сырых стен начало веять тоской и смрадным гниением… Но Джереми Блэр вдруг оказался на пороге камеры, прервав тревожную дремоту:       — Ну что, сотрудник 8208? Думаю, нам стоит начать процедуру покрытия вашего несоизмеримого долга перед корпорацией?       Кто бы мог подумать, что Джереми настолько сильно захочется увидеть Вейлона беспомощным, загнанным, а самое главное, обреченным, что он не постесняется засунуть его в эту дыру? Как оказалось, это и было его грязной фантазией, которой Вейлон должен был соответствовать.       Трахаться на маленькой койке в не менее маленькой и темной камере, когда где-то за стенами копошатся реальные психи, было неудобно, и это мягко сказано. Однако, когда один под кайфом и в плену навязчивой фантазии, а другой получает экстремальную дозу адреналина и оба под извращенным удовольствием — уже ничего не имеет значения.       Джереми упивался своей властью над ослабевшим телом в этой форме (специально выбранной на пару размеров меньше, чтобы сквозь нее все хорошо прощупывалось), которое умоляет его выпустить на свободу за оплату долга «натурой» (Вейлон хорошо играл свою роль, пусть в ней и было слишком много правды).       Супервайзеру было уже не жаль тех денег, которые придется потратить на покрытие этого «недоразумения» перед «Меркофф». Все-таки Парк, чья задница так аппетитно вырисовывалась в этой чертовой форме, пока тот отсасывал ему, стоил таких затрат.       14. Stockings/Чулки       Однако и на Вейлона, порой, снисходило вдохновение. К примеру, надеть на работу чулки под свои привычные джинсы. И не потому, что Джереми попросил. Просто иногда у программиста случались приступы смелости и игривости, хоть он и понимал, что проявляя такую инициативу, он здорово рискует нарваться на ледяную стену или унижения (это в лучшем случае). Однако, возможный итог стоил того.       И вот он, момент «Х». Джереми Блэр сегодня устроил собрание, на которое Вейлон тоже был приглашен. Парк является раньше всех, чтобы занять место недалеко от головы стола, где обычно сидит Джереми. Тот на него даже и не смотрит: супервайзер занят вопросами лечебницы. Настроение у него сегодня дурацкое, а голова, мягко говоря, перегружена. И все, кто сегодня входит в конференц-зал, безошибочно разгадывают это.       Они надеются, что гроза пройдет мимо их голов. Не тут-то было. Начальник не стесняется в выражениях, но Вейлон его не слушает, поджидая момент, когда его «цель» снова сядет за стол. Каждый последующий пункт, освещаемый Джереми перед аудиторией, поизносится со все большим раздражением, но и этому приходит конец: он доходит до конца речи и садиться, чтобы заслушать других. Но на говорящих не смотрит: погружается в свои бумаги.       Вейлон решился действовать. Он, естественно, тоже получил свою дозу «нагоняев», и даже сделал очень натуральное выражение запуганности, но в голове его все также роились крамольнее мыслишки. Программист осторожно, бесшумно стянул один кроссовок и потянулся ногой в сторону Джереми. Еще секунда — и вот кончики его пальцев уже приподнимают штанину босса, касаются горячей кожи.       Джереми мгновенно понял, что к чему. Но даже бровью не повел. Хотя это было очень сложно, учитывая, что Парк касался его не просто стопой: она была плотно стянута уже хорошо изученным материалом в мелкую сетку — этими абсолютно блядскими чулками, в которых ноги Вейлона выглядели слишком по-шлюшьи. А от того волновали кровь и заставляли хотеть выебать их прямо между горячих бедер и залить спермой подвижные пальцы, которые сейчас так беззастенчиво надавливают ему все выше по ноге.       Нашел время и место! Джереми захотелось застрелить Парка, здесь и сейчас, но это значило бы слишком легкую смерть. Блэр продолжал упрямо делать вид, что ничего не происходит, а тем временем наглая стопа уже обосновалась у него на паху надавила на член. Супервайзер чуть сильнее сжал зубы, ощущая, как проигрывает — его ствол предательски стоял, а программистишка даже и не думал останавливаться. Пока весь стол слушал доклад о финансовых вложениях, Парк очень медленно, очень издевательски дрочил ему сквозь брюки разогревшимися подушечками пальцев. Очень гибких пальцев.       И откуда только в этом идиоте сегодня столько смелости? Джереми пообещал себе выбить из него всю дурь, как только представится возможность.       — Все свободны.       Отвратительно долгий доклад был, наконец, окончен. Практически бегом сотрудники покидают зал. Многие из них рады, что до них дело так и не дошло.       — А вас, сотрудник 8208…       Блэр с силой хлопает дверью.       — Я попрошу остаться.       Вейлон уже понимает, что либо он сейчас умрет, либо им придется сделать очень много плохого там, где еще ни разу не делали. Он и сам не слабо возбудился о прикосновений к члену объекта своих мокрых снов — стояк очевидно выпирал, а скулы алели.       Сначала Джереми с упоением оставляет на наглой блондинистой роже пару смачных оплеух, а затем не менее грубо толкает в стол.       — Не думай, что так просто отделаешься. — шипит супервайзер, с удовлетворением наблюдая, как программист утирает кровь. — Ногами, Парк. Ты обязан избавить меня от этого своими сучьими ногами.       Он нависает над ухмыляющимся Вейлоном и слизывает кровь с его губ. Это и в половину не перекрывает всей внутренней ярости, но на это них еще будет время. Пусть Парк слишком смел сегодня — Джереми это заводит на удивление ярко. За этот блеск в бесстыдных глазах его хочется не то убить, не то брать до тех пор, пока он не попросит сжалиться. И кажется, Блэр склонялся ко второму варианту.       — Как скажете, сэр… — Вейлон специально тянет последнее слово, понимая, что сегодня он выйграл. Его рубашка и джинсы валяются где-то под столом, и он покорно и с упоением принимает то, что Джереми разложил его прямо на, должно быть, важных бумагах. Упираясь локтями, он надрачивает уже повлажневший член начальника своими стопами, пока тот покрывает его, Вейлона, шею собственническими засосами.       Трахаться под камерами — это ли не экстрим? Но им уже похуй. Джереми толкается в подвижные стопы, а потом, чувствуя скорую разрядку, подтягивает Парка к себе, валит на спину, а затем забрасывает его ноги к себе на плечи. Его член проходит сквозь узость между стройными бедрами (такими поразительно женственными), и Вейлон несколько мгновений может видеть, как ткань чулок покрывается влажными пятнами, прежде чем Блэр наклоняется к нему, втягивая в долгий поцелуй.       15. Sensuality/Чувственность       Что было странного в том, чтобы однажды просто впустить другого человека в свой мир?       Да много чего.       Учитывая весь прожитый опыт, пройденные проблемы и разочарования, это стало действительно трудным испытанием. Но там, где когда-то была ледяная пустыня, начало появляться ощущение оттепели, пусть и настолько легкое, что различить его было практически невозможно.       Джереми не был наивным. Он не был мечтателем, романтиком или оптимистом, но ему действительно нравилось присутствие Вейлона Парка поблизости. С этим человеком он мог не беспокоиться о «ментальных ловушках», которые расставляет вокруг себя большинство. Бесхитростный, прямой, честный и… Нежный. Какого черта он с ним такой нежный?       Это было даже смешно по началу: взрослый мужчина, лет уже под тридцать, улыбается ему при встрече, приносит кофе и всячески показывает, что не то, что не боится его — наоборот, он готов сотрудничать на самых дружелюбных началах. Но Джереми не верил. Он следил, сомневался и лишь поджимал губы на очередное это «доброе утро», которое бросал ему блондин. В этом точно была корысть! Но время шло, а притяжение Вейлона только усиливалась, и в нем читалась безоговорочная искренность.       И Блэр сдался. Он почувствовал, что устал от подозрений и напряженности. Пусть Парк еще немного задержится в его кабинете, хорошо, пусть доверительно жмет руку — Джереми не будет ее убирать. Пусть улыбается ему — супервайзер чуть дернет уголками губ в ответ. За этим ведь ничего не стоит, верно?       До тех пор, пока Джереми сам не приносит Вейлону кофе, и не остается у него в офисе чуть дольше, чем требует просто рабочий визит.       До тех пор, пока они не едут вместе домой — Джереми решил подвезти подчиненного, а тот щедро делится с ним сигаретами и, наплевав на субординацию, травит какой-то глупый анекдот под не менее глупое кантри.       До тех пор, пока его зрачки вдруг не сталкиваются с реальностью глаз Вейлона, из которой, по невероятному совпадению, уже не удастся вынырнуть. Слушать его новую историю о том, как он чуть было не женился, думать об искорках в его глазах и ругать себя за постороннюю сентиментальность: ну что это за бред? Им уже не шестнадцать.       Но Вейлон не знает об этом. Он много говорит, много делает, часто восхищается всякой ерундой и переживает из-за своих кодов. Он — весенний вихрь, осенний ветер с запахом кофе, который не думает особенно о прошлом. Пусть даже оно и было связано с психиатрической лечебницей, впрочем, как и прошлое Джереми. Им обоим достало ума сменить работу, по счастливому совпадению встретившись на новом месте.       Джереми не изменяет себе. Он — темные воды, ледяные глыбы, искрящиеся и опасные, он — океан, глубины которого дано понять только ему. Он знает себя, он циник, он — реалист, спокойствие и равнодушие ко многим вещам в этой жизни. Сила, которая не дает потеряться душе. А чувства — в глубинах. Подо льдом.       Их будит теплый ветер с изумрудными глазами. Подкупает, влечет и греет, и Джереми сдается. Ему тоже хочется верить и доверять. Пусть даже это и «поздно».       — Я люблю тебя.       Вот так просто. Снова играет глупое кантри. Солнце где-то далеко на закате. Над головой шумят деревья. Пахнет свежестью осени.       Вейлон смотрит на него весело и удивленно: мистер Блэр действительно сказал это? Даже забывает о том, что песня кончилась и машина снова погружается в тишину. И слава богам.       — Правда?       Джереми закатывает глаза. Только этого не хватало.       — Естественно. А ты думаешь, стал бы я переться с тобой в этот лес?       Вокруг них — начало осени. Или уже середина? Во всяком случае, октябрь наступил, и листва бьет в стекла, словно странный дождь. Пахнет кофе. Кажется, это Вейлон настоял, чтобы они его купили по дороге сюда.       — Я тоже люблю тебя. — блондин улыбается и склоняет голову. — Но ты это и так знаешь?       Джереми кивает. Вздох оставляет на стекле секундное дымчатое пятно. «Как подростки, честное слово…»       Хотя, какая уже разница. Каждый человек нуждается в любви.