Погибель на закате

Гастонский горный хребет, Марбэлия 19-е апреля, 521 год эры смешения По светлым пятничным утрам Каэтан привычно поднимался с зарёй, дабы посетить церковную службу. Прознав, что тот умеет играть на органе, наравне с более приземленным фортепиано, местный старейшина попросил его по возможности принимать участие в общественных служениях, составляя музыкальное сопровождение. Гадо, хоть и не будучи сердечно преданным своей вере, не посмел ему отказать. К тому же навык игры со временем пропадал без практики, а повиноваться зову музыкальной музы Каэтану прививали с детства. Впрочем, все дело было в его усердии и истинном желании, нежели в чьем-то велении. А сделать благое дело для того, чтобы утешить себя иллюзией очищения своей мертвенно черной души, тоже было отрадой. Именно поэтому он, почти не глядя на пожелтевшие нотные листы, бегал пальцами по старым, чуть пыльным клавишам, нажимая на деревянные педали и ножные швеллеры под собой. Храмовой орган был ему непривычен, но его звучание ласкало слух звенящей мрачностью. Трехмануальный, для небольшого малопосещаемого храма на окраине Гастона, инструмент был в превосходном состоянии. И Каэтан, мастерски извлекал из него весь спектр звука до самого последнего регистра. Служения, в основном, устраивались для прихожан приезжих, ведь Марбэлийский клан был достаточно обеспечен, чтобы оснадобить свою главную «крепость» храмом. Впрочем никто, кроме Каэтана и Леоны, которую он порой встречал здесь, и еще пары незнакомых ему, незначительных работников низших сословий, ее не посещал. Что им было терять, верно? Их мир не строился на твердом устое, который порочил гниющей изнутри душе, вечные страдания за завесой их мира, вместо благословенного перерождения и уготованной для каждого звезды — лишь от тебя самого зависит яркой она будет, или невозможно тусклой. Однако порой Гадо не хотел, чтобы часть его нутра следовала дальше, этот путь временами был слишком болезненным для того, чтобы подсознательно переживать подобное вновь. Таким мрачным думам он даже не был изумлен, все дело было в психоделическом влиянии музыки, которую Каэтан сам претворял в жизнь, и которую орган наделял будто увековеченной в судьбе, пущей трегедией, злым роком. Погрузившись в мысли, он не сразу заметил, что занижает ноты, от чего храмовой хор, состоящий из трио молодых девушек, пел и шептал молитву ниже, чем было необходимо, подстраиваясь под звучание инструмента. Сегодня он явно был не в форме. Как назло, в противоречие, в нем почти теплилась надежда встретить здесь посланницу. Ринда ведь была картринских кровей и наверняка после обряда инициации в клане, приняла соответствующую веру. Но его теория не подтвердилась, что вызвало тихий шепот разочарования, стоило ему, с помощью отражения в мутном зеркале напротив него, осмотреть зал. Каэтан списывал это на злополучную удачу, которая довольно редко ему улыбалась. Тем не менее по окончанию службы, бережно проводя пальцами по клавиатуре в завершающем витке звучания, Гадо встал со скамьи и спешно попрощался с девушками из хора. Он хотел переговорить с Леоной, пока они не разминулись и почти догнал ее, пробираясь через очередь выстроившихся людей, которые хотели получить совет от старейшины и толпились между длинными рядами скамей из темного дерева. Однако тот, как ни странно, окликнул его у самой арки — в здешнем храме не было ворот, лишь те, что ограждали святую землю издали. Сам же храм являл собой стены из светлого камня и купольный потолок, местами кессонный с резными частями и витражами на окнах — дабы люди наглядно могли увидеть кому посвящают свои молитвы. В этот миг изображения истории рождения Старленда, собранные из синевато-фиолетовой мозаики освещались рассветными лучами. Алой зарей, предвещающей ветреную, сулящую перемены, погоду. — Сынок, звезды послали мне видение. — обратился к нему смущенный, но казалось бы искренне обеспокоенный старейшина, облаченный в темную тунику с длинными рукавами, что скрывали его чинно сложенные морщинистые руки. — Сердце твое, оно в опасности. Каэтан не сдержал усмешки, которая непозволительной насмешкой искривила уголок его рта. Со стороны прохода на него лились лучи невинного солнечного света и что-то в этом было противоестественное. Его сущность была слишком далека от света. — Забавно. — спокойно ответил он, намереваясь уйти и спрятав руки в карманы брюк. — Фигурально я бы сказал, что у меня его нет. — Удобно уповать на это. Но оно, Каэтан, есть у нас всех. — заметив его скептицизм, мужчина уподобился его непроницаемому тону. Покачал головой, но не разочарованно, наоборот так, словно у него все еще было впереди. — Лишь некоторые не боятся его слушать, другие недостаточно храбры, чтобы следовать его велению, но краешком уха все же прислушиваются. Другие же, подобные тебе, заперли его так глубоко, что его уже и не слышно. От того тебе и кажется, что его нет, но ты всего-то умело заглушил его. — Старейшина вздохнул и Каэтан удивился тому, как застыл на месте. — Должен признать, что такое тоже не каждому под силу. Но, как я сказал, твоему сердцу есть угроза. Быть может она и заключается в том, что ты наконец придашь его гласу значение и заглянешь правде в глаза. Усмешка с его губ исчезла. Будь он младше лет на двадцать, дух противоречия взял бы над Каэтаном верх. Он бы показательно возмутился, хотя кем он был, чтобы спорить со святой силой предсказания? Однако сейчас выдавать то, что предостережение он принял к сведению больше, чем сам того хотел, Гадо демонстрировать не желал. А по сему лишь кивнул старейшине на прощание и нервным движением одернув пальто, поспешил нагнать удаляющуюся Леону. Солнце уже вовсю светило в силу своего раннего пробуждения поздней весной. Вишневые деревья радовали своим белоснежным цветом, хотя за всей нежностью скрывалась отчаянная борьба с утренним морозом, кусающим за щеки. Покрытая, хрустящим под ботинками, инеем, трава мерцала, но оставалась удивительно зелёной. Леона избегала его, судя по тому как старательно скрывалась от него под предлогом увеличившегося количества поездок Искара и прочей работы. Она знала, что если они поговорят, ее ложь и замысел, а он не хотел верить, что ее действия продиктованы настоящим желанием, вскроются. Каэтану было солгать гораздо сложнее чем кому бы то ни было другому. Настигнув помощницу Советника у прохода, похожего на веранду, но не застекленного, отчего все еще чувствовалось, как ветер вздымает полы одежды, он сказал: — Кажется, за время моего отсутствия произошло еще кое-что, о чем ты, я надеюсь, всего-то забыла мне рассказать, Стенвалль. — Гадо знал, что любые его замечания будут встречены стеной встречных, а потому постарался сделать начало помягче — оттого он и использовал ее фамилию, переводя все в шутливую форму. Ее строгая фигура замерла ровно между двух каменных колонн. Черные волосы в тени здания выглядели потускневшими, а кремового цвета помятая верхняя одежда, казалось, была надета впопыхах. Он ее не узнавал. Леона отдалялась от него в заведомо ложном направлении, но привычно стремилась сохранять суверенитет. Каэтан уважал ее стремление, такое же теплилось и в нем, но он знал в этом меру, поэтому и заручился подручными, союзниками на стороне. А она… Она же играла в партию, которая заведомо была проиграна, но смирится с поражением Стенвалль не могла или все еще наивно надеялась, что одержит верх. Ради чего это все было? Он догадывался. Леона была полукровкой и всю свою жизнь гонялась за крошками хлеба, которые представляли собой сведения о ее семье, по иронии судьбы разбросанные словно по всему миру. Но понять этого самоотверженного поиска Каэтан не мог, хоть, казалось бы, был в похожей ситуации. Однако его не интересовали погибшие родители, кем бы они ни были. В конце концов, для каждого был свой смысл. — Тебя удивляет, что кто-то может противиться твоим желаниям, Гадо? Не разделять твои интересы? — вымолвила она резко и Каэтану показалось, что это прямая отсылка к тому чей он был муж. Хотя, казалось бы, не Леоне ли знать лучше всего его неприязнь к жене, если именно с ней он все это время проводил ночи? Однако в данный момент речь шла не о том и он все больше убеждался в этом. — Может быть, я и была влюбленной дурой все это время, как и все остальные вокруг тебя. Но я не позволю пользоваться собой. Развернувшись, девушка предстала перед ним взвинченной не на шутку. Ее грудь бешено вздымалась, будто ярость внутри нее била ключом, а сжатые в кулаки руки еще больше доказывали ее боевой настрой. Стальные глаза отражали непомерную злобу, но направлена она была не на него, это Каэтан чувствовал по напряженности, которую нес в себе ее аромат. — К чему это? — немного оторопело выдавил он со смешком, пытаясь понять ход ее мыслей. Объяснение не заставило себя ждать. — Не разыгрывай из себя невежду, тебе не к лицу. — обвинительно скривив губу, Леона все же не удержалась от продолжения. — Зачем ты со мной возишься, а? Каэтан, я знакома с тобой не первый год. Буквально от каждого, с кем ты сближаешься или интимничаешь, ты получаешь выгоду. Ты ничего не делаешь просто так. — В ее глазах промелькнуло восхищение, утопающее не то в зависти, не то в горьком осознании, что сама Стенвалль не может ему соответствовать. — Кто я для тебя? Ресурс или подстилка? Потому что ни первым, ни последним я быть не собираюсь. Достаточно с меня подхалимства. Это твоя стихия, не моя. Прямолинейные, сказанные без сомнений слова отозвались в Каэтане странными чувствами. Они бы ужалили, не наслушайся он вдоволь подобных речей раньше. Но мысль, что это говорит ему никто иная, как Леона, все же кольнула где-то в глубине. Светло-серые глаза пристально наблюдали за тем, как его собственный взгляд леденеет. Каэтан молчал и невыносимо медленно подступал к ней все ближе и ближе, Леона же напряженно пятилась, пока не упёрлась спиной в каменную колонну. Все ее спесь и злость улетучились в мгновение, оставляя после себя страх вновь взглянуть ему в глаза, растерянную опаску. От него ей было не укрыть трещаящее по швам самообладание и оттого Стенвалль негодовала. — Долго репетировала? — спустя долгое время в тишине, задал вопрос Каэтан. Он корил себя, ведь знал, что его ожесточившийся тон наверняка ранит ее. Но и отступить, позволить отдалиться своей подруге, которую Гадо действительно таковой считал, он не мог. Пусть даже Леона была права, изрекая общеизвестную истину, но это не уберегало ее от его пагубного эгоистичного влияния. Ее слова про влюбленность это лишь подтверждали, он был словно ядовитый цветок, к которому она раз за разом тянулась. А Каэтан не мог так просто отвыкнуть от человека, который так долго был рядом с ним и удержать свой яд внутри. Шли минуты, но девушка не отвечала, лишь помотала головой и, прикрыв веки, нахмурила брови, словно бы чего-то ожидала. Не то пощечины, не то ласки. Искар критически плохо на нее влиял, один ее запущенный внешний вид уже кричал об этом. Момент был чертовски подходящим, чтобы пустить корни и, несмотря на то, что Гадо уже давно отказался от одной идеи совершать касательно нее подобное, тело действовало само. Повинуясь не то гнилой, засевшей в нем намертво, привычке, не то все-таки его неподдельной жажде до манипуляций. Аккуратным движением, он приподнял ее подбородок указательным пальцем. Прикосновение было преисполнено заботы, а Каэтан знал, что кроме него, почти никто и не руководствуется ею в отношении Леоны. Она нуждалась в ней, постепенно начинала ассоциировать такое редкое, но чертовски мягкое и приятное, чувство с ним. Сейчас же он лишь закреплял эффект, который проецировал для нее не первый год. Порицая себя за то, что пытается убедить себя же в том, что он делает это бескорыстно, Каэтан чудесно знал, что упивался каждой секундой производимого воздействия. Контролем, властью. Губительная для остальных, но не для ее обладателя, «бескорыстность» была таким же наркотиком для него, как он для женщин. Ощутив его касание, Леона все же открыла глаза. Их озаряла синева подступающих слез. А он все чувствовал, все понимал, но пока недостаточно, чтобы удержать беспокойство внутри. Между тем, явно вкушая блаженство от телесного контакта, Стенвалль все же воздержалась от него, медленно отстраняясь. И все же прядь ее волос осталась зажата в его пальцах, не позволяя ей отойти на достаточное для побега расстояние. Она была всяко умнее того, чтобы уходить не услышав главный, хоть и нежелательный, вопрос. — Зачем же ты спишь с ним? — вопросил Каэтан являя ей удрученность, и повсеместно накручивая прядку ее густых волос на палец. — По той же причине, что и ты предаешь клан. — выдала Леона на одном дыхании, будто мысленно уже много раз прокручивала возможный ответ. В тот момент Стенвалль в его взгляде преобразилась, словно по мановению высшей силы — не чуждых девушке хитрости и превентивного мышления. Разбитая внутри, она все еще знала, чего хотела в этой жизни и готова была идти дальше во что бы то ни стало, чтобы достичь желаемого. Леона его по настоящему удивила. Осведомленная и неглупая, порой порывистая, но преданная, ведь хранила его потаенно узнанные секреты, девушка заиграла в его глазах новыми красками. Но они явно были не теми, каких она от него хотела в глубине души. От них не веяло взаимностью, скорее намеком на предстоящую конкуренцию. — Затем, что я должна. — закончила она, как бы пресекая все будущие вопросы на корню. Едва вымолвив эти слова, она начала медленно пятится, когда осознала, что ее большего ничего не держит. В следующую секунду Леона спешно скрылась за поворотом, а следом затерялась в паутине коридоров. Сложно было разобрать что именно она утолила своим ответом — возможно, в его душе таки теплился интерес, полный подозрений, которые Стенвалль сейчас лишь вскормила. А, возможно, то было искреннее беспокойство за нее, как за настоящего друга. В любом случае, оно затерялось под натиском новой стратегии, которая не терпела чьего-либо вмешательства, в том числе и всяких чувств к человеку — ныне сопернику — который теперь находился на равне с его фигурами на доске. Следовательно нес угрозу его планам, которые Каэтан строил слишком долго, чтобы от них отказаться.

***

Под вечер, когда солнце уже спускалось за горизонт, он выехал на трассу, которая вела к тому, чтобы кто должен был пролить больше света на интересующие его вопросы. Впредь с Дарио ему было опасно пересекаться в отеле. Многие и без того начинали подозревать заговор, и Каэтан не хотел, чтобы его личность к нему приписывали. Поэтому большинство Советников и другие важные персоны, за исключением Эсты, считали, что он сопровождает супругу на деловой встрече, о которой ему услужливо сообщили близнецы. Тем временем сам Каэтан ехал в противоположном направлении, чтобы через пару часов встретиться с вышеупомянутой и вместе с ней вернуться в отель. Укромное место в горах, а именно небольшой староватый дом, который он тайно приобрел на имя все той же супруги пару лет назад, встретил его утепленными деревянными стенами и жаром от современного камина. В воздухе витал аромат пряностей и алкоголя, наравне со сдерживаемым раздражением его друга. Дарио ждал его с минуты на минуту, судя по тому как разливал по стаканам коньяк. — Я же за рулём. — посмеиваясь, Каэтан снял верхнюю одежду и присел в мягкое кресло с пледом из овечьей шерсти. — Хочешь чтобы я разбился к чертовой матери и больше не отдавал тебе указаний? Снимая круглые солнцезащитные очки, которые скрывали фингал под левым глазом и подбитую правую бровь, Дарио хмыкнул. — Звучит заманчиво. — изогнув уголок губ в мстительной усмешке, он тихо зашипел, ведь разбитая нижняя губа очевидно отозвалась болью. На носу у него красовался пластырь, а волосы были растрепаны в беспорядке. Но в его случае это лишь придавало ему мафиозного шарма. — Хотя в этот раз это того стоило. Усаживайся поудобнее, такого ты больше не услышишь. Осушив свой бокал, Дарио поморщился от крепкости напитка, который был явно не первым, судя по количеству оставшейся жидкости в бутылке и разорванным бинтам на поверхности деревянного стола. — Тебя интересовало где Ринда была после того случая с Анхелем. Не знаю как, но она оказалась в Санвилье. — На пораженный взгляд Каэтана, Конте лишь пожал плечами и потер перебинтованные костяшки левой руки. — Причем там Ринда очень быстро заручилась поддержкой местного авторитета, который выступал против Марбэлийского клана. Мне не удалось узнать, чем она с ним занималась, но то, что она проживала в его поместье это факт. По теории моего осведомителя, Ринда была его мелкой помощницей, которая незаметно помогала ему обворовывать деловых партнеров. Искала компроматы, спрятанные документы. В общем, была домушницей на минималках. Каэтан задумчиво кивнул ему, не скрывая замешательства, на что Дарио лишь расхохотался. — Ранова-то хмуришься. Это были цветочки. — Он сложил руки на груди и откинувшись на спинку дивана, продолжил. — Спустя год или чуть меньше, тот мужик погиб, а вернее был убит. Скорее всего конкурентами по бизнесу или марбэлийцами. Ринда, которой на тот момент было около пятнадцати, вскоре уже была на другом конце света. Опять же, история умалчивает как она там оказалась, но дальше ее денежный след я обнаружил в Этуальдо. — А вот здесь начинается самое интересное. Ты наверняка задаешься вопросом, почему я так долго возился. Из-за того, что я узнал о ее пребывании на Восточном континенте, я ошибочно полагал, что она встретила своих приспешников уже там. Но это не так. — увлеченно повествуя ему узнанное, Дарио выгнул брови, будто для него это было увлекательной сказкой, а не биографией реального человека. — На материк она прибыла уже со знакомыми. В следующие пару лет Ринда обзавелась сообщницей по имени Фелисити Декко, на этуальдский манер имя звучит как Филиси. Короче говоря, род совместной деятельности у них был такой: одна из них, охмуряла высокопоставленного женатого мужчину, спала с ним в заранее приготовленном номере со скрытой камерой. А на утро другая заявлялась к нему в офис с записью и шантажировала, чтобы та не попала к его жене и в интернет. Суммы были не баснословными, но весьма не ду́рными. — Восхитительная схема. — Каэтан не сдержал широкой усмешки, хлопнув в ладоши. — Однако много рисков и грязи. — Вот и я о чем. — Дарио усмехнулся ему под стать. — Со слов Эстебана, а он как раз и прибыл в Этуальдо вслед за Риндой, они переодически менялись местами и были очень близки с этой Декко. Платонически. Он же помогал им находить потенциальных жертв и указывал на общественные места, где они появляются чаще всего. — И, жаль, но ты раздражающе прав. Вскоре Фелисити убил один иностранный чиновник, фетишист попался редкостный. После этого Ринда прекратила заниматься такого рода шантажом. Однако было еще кое-что интересное. Эстебан сказал мне, что после произошедшего она неделю не выходила на связь. Мне стало любопытно и я поискал информацию на того извращенца. Спустя несколько дней после смерти ее сообщницы, на всю страну прогремела новость о самоубийстве того самого чиновника. Он застрелился, а с его счета были переведены несколько миллионов в благотворительный фонд помощи жертвам сексуального насилия. — Красноречивое выражение лица мужчины подсказало Каэтану кто предположительно был за это в ответе. Ринда. В карих глазах Дарио бесновались чертики от этой догадки. — Кстати, запись тоже просочилась в интернет. Это уже были совместные усилия. И ее я тоже отыскал, показать? — Обойдусь. — сглотнув, Каэтан скривился. Он мог поверить тому, что именно о посланнице сейчас шла речь, интуиция не подвела его, но вспоминая, что Ринде в те года было не больше шестнадцати или семнадцати… Даже ему становилось дурно. Чем же она руководствовалась, кладя себя под безнравственных мужчин, воруя, шантажируя, убивая…? Что ее к этому привело? Одна ли потребность в деньгах или нечто иное? Каэтан был по меньшей мере заворожен ее стойкостью, его даже отчасти пробирала зависть. Было лишь одно «но» — греховное чувство он испытывал только от того, что Ринда была тогда свободна. В остальном же он не имел права стыдить ее за род деятельности, более того — понимал как никто другой, почему она выбрала именно его, слишком уж много было слабости к порокам, а именно к похоти, в их мире. Однако зачем, зачем было идти на такое добровольно? Ему смутно верилось, что с ее то хитростью и навыками Ринда не сумела найти другой способ зарабатывать себе на жизнь. Впрочем, Каэтан допускал, что мотивы могут любыми, вовсе не теми, что лежат на самой поверхности. Как сказал в прошлый раз Дарио, они обладали похожей репутацией в своих кланах. Быть может, их сходство в этом не ограничивалось. Ответ вскоре нашелся сам, так как его друг продолжил: — И представь себе, это еще не все. Имя Хиран Содан тебе ничего не говорит? — Уж больно довольным выглядел Конте, чтобы это было совпадением, поэтому Каэтан ответил не раздумывая. — Конечно, знакомо. Кто о ней не слышал? Самая виртуозная похитительница произведений искусства нашего века, как ее величают в новостях. Дарио ухмыльнулся пуще прежнего и пазл моментально сложился у него в голове. — Звезды, да ну тебя. Не может быть. — пробормотал он, так и оставаясь сидеть с отпавшей челюстью. — Хиран Содан… Ринда Хансон. Черт возьми, это же очевидно. Анаграмма имени, да? — Быстро сообразил, молодец. — Дарио кивнул, как бы отдавая ему должные почести. — Мне вот потребовалось больше времени. Хотя это неудивительно. Эстебан, не смотря на их историю, как-то не торопился рассказывать об этом аспекте в последний год жизни Ринды, который не попадал в объектив того, что мне удалось о ней узнать изначально. Его она провела уже на Южном континенте. Когда она переключила свое внимание на новую серию афер, им повстречался некий Яго, который впоследствии стал их сообщником. Именно он копировал произведения искусства, причем ты знаешь насколько умело. — Каэтан не мог не согласиться с этим. Если посланница и похитительница действительно были одним и тем же человеком, то он мог честно признать, что она со своими приспешниками обвели вокруг пальца чуть ли не весь мир. По крайней мере сперва, потом же заголовки международных газет начинали пестреть объявлениями о фальшивках и обмане одной и той же специалистки в мире искусства — Хиран Содан, которая накануне проводила ревизию исчезнувших робот. — Про их схему ты и так знаешь, а вот насчет анаграмм, их Ринда похоже особенно любит. В каждой стране ее знают под разным именем: Инра Надохс, Даирна Сахон. Даже Эстебан называл ее при мне как-то особенно. — Кстати, про него. В конце концов, их занятная авантюра, конечно же, закончилась крахом, хотя ходят слухи о многомиллионном счете, который есть на севере, в надежном вередитском банке. — Дарио изогнул бровь в намеке, на что Каэтан закатил глаза. Будто бы он получал маленькое жалованье и претендовал на эти богатства, ведь на самом деле совсем нет. Ремесло своего друга Гадо всегда оценивал крайне высоко. — Когда их раскрыли и выследили, Ринда была единственной, кто смог отвертеться от срока. Папаша вовремя отмазал, но и заставил вернуться на родину, в клан. Эстебан же, компьютерный гений, сел на шесть лет, но недавно вышел досрочно, а до этого еще и выплатил огромный штраф, стоивший ему чуть ли не всего наворованного состояния. Яго за фальсификацию угодил за решетку на три года, но так как скрывался дольше, а судебный процесс в последствии шел около полутора лет, он все еще отбывает наказание. Кстати, угадай где. На родине, в Санвилье. — Дарио, несмотря на игривый и даже веселый тон, хмурился. Все эти совпадения и тропы, которые неумолимо приводили их к одному месту, где разгорался конфликт мирового масштаба, не сулили ничего хорошего и в особенности не нравились его другу. — К чему я это веду… У них обоих есть все причины ненавидеть Ринду. Ведь она вышла из воды сухой после всего, более того прибрала к рукам все деньги и я точно знаю, что даже после своего освобождения, Эстебан не получил от нее ни копейки. Но у меня есть подозрение, что все злословие и крысиное поведение, кое я лицезрел, было не более чем спектаклем. Каэтан на это лишь вздохнул, вместо этого поинтересовавшись: — Кто тебя так? Осмотрев свою покалеченную руку, а следом свежие царапины и пурпурные синяки на оголенном торсе, который не был прикрыт расстегнутой черной рубашкой, Дарио нехотя выдавил: — Да сам не знаю. Уже когда был на границе Марбэлии, подлетели ко мне, без слов, избили. Я даже опомниться не успел. Над рукой особенно постарались, отбивным молотком. По словам врача кости еще неделю будут срастаться. В осколки их, сволочи, раздробили. — Переведя свой мрачный взгляд на Каэтана, он вымолвил. — Так что за тобой должок, приятель. — Не беспокойся, можешь быть здесь сколько пожелаешь. — Поглядев на наручные часы, названный тихо ругнулся и поспешил оставить Дарио зализывать раны наедине с собой, так как близилось время окончания встречи Эсты. В любом случае его работа была более чем плодотворной. Настолько, что Каэтан не мог отделаться от мысли, что уже сам рискует угодить в лапы хищника, а не как он думал — заполучить в свои жертву. Вернее, хищницы, прелестной, надо признать. О Ринде было, теперь уж, мало сказать, непредсказуемая. Она была живым олицетворением слова загадка, если не интрига. Каэтан в миг ощутил нахлынувший азарт, несмотря на увеличивающуюся опасность, но его было уже не сдержать, не скрыть. Как наяву перед ним предстал взгляд прищуренных, одним звездам известно что замышляющих, алых девичьих глаз. В них отныне, в его представлении и фантазии плескались реки крови, алело пламя мести, бесновалось истинное коварство. Ринда была не то камнем преткновения между ним и целью, не то сама стала сладостной мишенью. Правила их игры, тем временем, стремительно менялись. На чьей стороне было преимущественно стало загадкой даже для самих игроков.