Hurt

— …Но избавь нас от лукавого. Ибо Твоё есть Царство и сила и слава во веки. Аминь… — мужчина открыл льдистые глаза, разжал сложенные руки, отряхнул согнутые плечи и встал, поправляя пропитанный целебными маслами бинт под глазом. Поодаль сидевшая молодая женщина сверкнула лукавым взглядом из-под рейнджерской шляпы и продолжила молчаливо чистить изящную винтовку. — Что? — мужчина скрестил руки и с лёгким укором уставился на гостью. — Ничего, — женщина загадочно улыбалась, — у тебя такой одухотворённый вид, когда ты молишься, Джошуа Грэхем, вождь Мёртвых Лошадей и сын Ново-Ханаан, — на этой фамильярности она слегка трикстерски склонила голову, — И, кстати, зачем ты мажешь свою кожу местными мазями? Ты же говорил, что они тебе как мёртвому припарка. Мужчина проигнорировал её ироничный выпад и спокойно ответил. — Господь мой — пастырь мой, и я испытываю самое яркое наслаждение, когда молюсь ему. А что касается мазей, то они влияют на моё положение в племени. Это своего рода этикет — принимать от соплеменников их дары, даже если они мне не помогают, — Грэхем слегка расслабил позу и даже, казалось, улыбался под слоем бинтов. Курьер улыбнулась в ответ. — Ты, — он ткнул пальцем на приклад винтовки, — ты тоже имеешь одухотворённый вид, когда чистишь её. Кстати, откуда это прекрасное оружие? Я вижу традиционные узоры здешних племён и защитные перья. Женщина молча подала винтовку в сильные руки, которые тут же начали бережно осматривать рукоять, ствол и все самые нежные внутренности «железной девы». — Купила недалеко от Вегаса, там очень приличные торговцы, особенно когда они роботы. Стоило конечно конских денег, пришлось надыбать кое-где золотишка, — путешественница неопределённо хмыкнула, заложив прядь грязноватых волос за ухо. — Произведение искусства – отчеканил Грэхем и с любовью матери передал оружие владелице, — я всегда готов повозиться с такой красавицей, только скажи. Женщина скорчила озорную рожицу и весело прошелестела, — с другими красавицами ты так же себя ведёшь? Особенно когда они из плоти и крови, и ещё могут тебе отвечать? — Нет. Я не обращаюсь с ними так грязно сейчас. Раньше обращался, делал ужасные вещи, сам не ведая что, творя, — забинтованные руки осторожно перебирали рукояти пистолетов, сортируя по калибру и нужде в ремонте — Я каюсь об этом каждый день, так что сейчас, надеюсь, я никому не причиню боль. Нежные руки со спины обвили мощные широкие плечи. Глаза из-под ресниц заметили, что ладони покрыты шрамами и некоторые ногти обломлены. Но всё же это были чарующие и красивые женские руки. Мягкий шепот обжёг левое ухо. — Неужели тебе бы не хотелось немного расслабиться и провести ночь в объятиях другого человека? Мы можем это устроить, — на этой фразе юркий язык слегка лизнул забинтованную ушную раковину, — не волнуйся это все несерьёзно, видит твой господь мне нужно такое же расслабление, как и тебе. Грэхем ласково убрал обвившие лозой руки со своих плеч развернулся к гостье и с глубокой грустью сказал, — Прости, не получится. Я дал обет целибата как одно из своих наказаний и…обещал одному человеку, что у меня больше не будет никаких других плотских связей. Курьер, снова беззлобно хмыкнув скрестила руки. — Всё ясно, застарелая нафталиновая любовь. Какой кошмар! Почему на моём пути попадаются одни романтики, гуль меня раздери! — женщина направилась к своему спальнику и начала разбирать кажется бесконечные баулы припасов. В который раз сверкнув глазами на всё ещё смотрящего Грэхема, она устало ответила, — Давай спать, вождь. Мне завтра предстоит тяжёлый день. И бога ради, — она театрально всплеснула руками, — попроси Мела не болтать о каждом кустике и повороте! Джошуа поднял руки в примирительном жесте и заверил, что всё будет исполнено в точности. Уже ночью, когда они легли, но не прошло отведённого времени для процесса проваливания в беспокойный сон курьер произнесла: — Джошуа. Твоя любовь… она какой человек? Наверняка такой как ты выбрал невероятную красавицу, которой место при Мистере Хаусе, а не в дыре вроде Новака. Да ещё и умницу… Грэхем долго молчал. Терпение курьера кончалось она, шумно сопя недовольно бросила, поворачиваясь на бок и натягивая одеяло до подбородка: — Ну хоть сравни её с чем-то поэтичным, как что она для тебя? Мужчина произнёс в спину уже дремлющей и слегка кряхтящей женщины, как будто сожалея: — Как нож в сердце.

***

Грэхему снилась их первая победа. Сладкий вкус дурманящего варева в черепе врага. Нежные смуглые бедра покорённых девиц на которых так приятно было оставлять синяки и кровоподтёки от цепей. Эдвард в кое-то веке не корчил змеиный оскал, а улыбался искренне и торжественно. Племя подавало ему лучшие напитки и яства, а его личная наложница сплела венок из листьев юкки, короновав под дикарские вопли и топот. — Отныне моё имя Цезарь! Зовите меня именно так и никак иначе, в противном случае вас ждёт наказание. Отныне Джошуа Грэхем – легат Мальпаис — первый легат Легиона. Зовите его именно так, иначе, в противном случае вас ждёт наказание. Отныне Билл Колхаун… Последних слов уже не было слышно, дикари окружили властный голос в экстатическом ликовании. И подняли тысячи рук нового правителя, и пронесли кругом почёта, усадив на трон перед пиршеством. Почему-то внимательные карие глаза всё торжество смотрели только на свою «правую руку», и когда племя улеглось уплывать в ночь, жестом приказали прийти в свой отдалённый шатер из тяжелого сукна. Пока Джошуа шёл в каком-то неясном томление по крутому каменистому серпантину, он встретил храпящего под камнем Билла, что обнимал напополам бутылку и девицу из пленённых и усмехнулся. Смуглая девица плакала и закрывала лицо руками, но первому легату Легиона было плевать. Эдвард встретил его странным взглядом и пригласил разделить его особую трапезу — главным блюдом которой был местный дурман. — Одна из новых рабынь оказалась гадалкой и сообщила что нужно отведать корня, чтобы закрепить свою победу перед богами. В богов я не верю, но гадалкам да, — Саллоу мрачно усмехнулся и открыл крышку с дымящимся варевом, — С кем мне ещё разделить мою трапезу как не с тобой, Мальпаис. Грэхем слегка поперхнулся от таких слов, он не мог привыкнуть к своему новому имени, а ещё более не мог привыкнуть к новому имени Эдварда. «Цезарь» …горчило на кончике языка. — Эдв…Цезарь — это честь… — Отставим пиетет, Мальпаис, насладимся одним спокойным днём. Уверен в будущем у нас их будет крайне мало. Кстати, заглянуть в будущее благодарю этому корню не помешает. Джошуа не помнил, как перед глазами начали плыть радужные кольца, а сознание утекало по молочной реке, о которой в детстве ему рассказывала тщедушная мать. Эдвард что-то говорил и говорил, Джошуа отвечал, сам не понимая что. В какой-то момент рука Грэхема в каком-то незначительном споре о новой военной тактике опёрлась на бедро Цезаря, который уже тогда начал носить кожаную юбку-броню, а затем непроизвольно поползла наверх. Цезарь крепкой рукой сжал предплечье Грэхема и с какими-то странными смешинками в глазах произнёс: — Мальпаис, я тебе нравлюсь? Грэхем резко отпрянул, уставился нежными голубыми глазами на императора и тихо произнес: — Конечно, ты мой господин Эд... Цезарь, я предан тебе как никто другой. Предплечье сжалось сильнее. — Я говорю о себе не как о твоём господине, нравлюсь ли я тебе Мальпаис как мужчина? Зрачки расширились и губы слегка задрожали. — Что ты такое говоришь? «Если кто ляжет с мужчиною, как с женщиною, то оба они сделали мерзость: да будут преданы смерти". — Ну-ну, я просто проверяю, тебя Мальпаис, ты отличный легионер, чтишь закон, — смешинки продолжали плясать в светлых радужках. Разговор потёк далее, как ни в чем не бывало и Грэхему казалось это дурным наваждением от языческих наркотиков, а заодно проблемой какую нужно в себе решить, обратившись к Господу. Эдвард разрешил не идти по крутой тропе к своей палатке, а заночевать на соседней шкуре, коя обычно предназначалась для его наложницы Аймин. Та была чрезвычайно красивой и скромной женщиной, умела не отсвечивать, но в нужный момент всегда находилась под рукой. Джошуа думал, что даже те, к кому Саллоу испытывал какие никакие чувства были лишь птичками в его клетки и чуть что, то птичкам бы поотрывали крылышки. С этим мыслями он провалился в вязкий дурной сон, где были чёрные звезды и укусы диких существ что никак не хотели отпускать Грэхема из своих лап. Сон во сне. Твой разум — место преступления. Склизкая змея ползла по ногам первого легата, навязчивая и плотоядная. Глаза приоткрылись и едва привыкнув к темноте увидели, что никто иной как сам Цезарь расстёгивает штаны своей «правой руки». — Ч…что, Эдвард, что ты делаешь? Однако его вопросы никем не были услышаны. Ни богами, ни человеком внизу. Всё тело Грэхема было как ватное одеяло — тяжёлое, неподъёмное аморфное. Штаны были сняты и на удивление член стоял, предавая разум своего хозяина. Господи, помоги мне, почему меня обуял морок, это неправда… Быстрый язык прополз вверх от основания до головки обильно слюнявя ствол. Широкий мазок прошёлся по уздечке и язык вернулся обратно к основанию. Порочный рот впустил себя плоть мошонки и облизав сначала одно яйцо и затем другое почти вобрал оба в себя. Задушенные всхлипы сорвались с обветренных губ легата, он прикусил щёку изнутри, чтобы позорно не скулить. Пытка казалась шла целую вечность пока Грэхем не почувствовал освобождение и не излил своё семя не задумываюсь куда оно попадёт. Чёрт возьми, он кончил в рот своему повелителю. Никаких возмущений не последовало. Внезапно его подрагивающие бёдра оседлали другие — тяжёлые горячие и мощные, припечатывая к земле, челюсть свело, когда чужая ладонь с узловатыми пальцами схватила подбородок и заставила смотреть в свои ореховые мрачные глаза. Чужой рот ещё полный фантомными воспоминаниями исказила безумная улыбка варвара. Краем глаза Джошуа заметил, как левая рука Цезаря макала свои пальцы в некое масло, а потом крепкий кулак сгреб его член в горячий хват, облив как патокой плоть. На секунду светлые ресницы вождя дрогнули и опустились, их кончики упали тенью на подглазье, и Цезарь стал не проницаем для ума. Грэхем не мог зажмуриться так как был заворожён и не видел ничего кроме этих проклятых теней. Внезапно его член почувствовал необычную тесноту и тепло. А затем уставший вздох мужчины напротив и легкое покачивание на бедрах расставили всё на свои места. Цезарь сидит на его члене. Божебожебожебоже... — Эдвард…Эдвард… Медленные покачивания не набирали амплитуды, а лишь мучили Грэхема, вытягивая из него все силы. Тело на нём было адски горячим и против своей мормонской воли Джошуа так хотелось вцепиться в эти манящие бедра, впиться в белую шею, что кажется никак не хотела загореть под местным радиационным солнцем. Но руки, как и всё тело не слушались и ему оставалось только лежать тряпичной куклой пока над ним совершали определённо богохульный ритуал. Грэхем не замечал, что рука Эдварда всё ещё покоится на его подбородке, а глаза с каждым толчков расширяются и жадно смотрят. Сжав подбородок ещё сильнее и наклонившись нос к носу, он ядовито прошептал как змея: — Мне плевать на твоих богов, Джошуа Грэхем, я не верю в богов. Ни в Иегову, ни в чёрных богов моих рабов. Я здесь Бог, я здесь господин и ты будешь мне подчиняться беспрекословно. Если я скажу, чтобы ты убил свою мать — ты поедешь в Нью-Ханаан и убьешь её, если я скажу распять детей на крестах вдоль дороги — ты пойдёшь и сделаешь это, если я позову тебя в свой шатёр, где ты должен будешь ублажить меня — ты прибежишь и будешь умолять позволить коснуться моей ноги. Ты меня понял, легат Мальпаис? Ещё раз назовёшь меня как-то иначе помимо Цезаря, и твоя голова будет висеть на пике на входе в лагерь. Кивай если согласен и не скули как побитый щенок. Грэхем кивнул, закрыв от стыда глаза. Жар продолжал распространяться по телу, но не было опоры чтобы его обуздать или хотя бы обхватить. Возможно, прошла вечность, а возможно пять минут, прежде чем судороги мелкими демонами обуяли плоть Грэхема, и он излился прямо внутрь своего хозяина. Ни один мускул не дрогнул на лице напротив. Через несколько мгновений живот Мальпаиса окропили перламутровые капли. Не было ни проронено ни слова. Оттерев рукой пот со лба своего легата Цезарь закрыл ему глаза как покойнику. При пробуждении в шатре Грэхем не увидел рядом никого кроме Аймин, что, сидя на шкурах вышивала какой-то узор на одежде. Склонившись в приветствии, она указала рукой на тренировочный пустырь, где дрались солдаты. Цезарь стоял там же и выглядел, как всегда. Повернувшись лицом к Грэхему, он мазнул по нему самым прозрачным взглядом и отвернулся. Грэхем по-прежнему не был для него ничем. Они никогда не говорили об этой ночи и о всех последующих.

***

Вождь Мёртвых Лошадей проснулся с пересушенным горлом. Курьер сладко сопела в пяти метрах от него, обнимая свою винтовку как любовницу. Подползши на коленях к маленькому камню, замещавшему алтарь он пробормотал, сложив руки в молитве: — Господи, избави меня от искушения, очисти мысли и помоги узреть истину. Господи, наставь меня на путь истинный, прости грехи раба твоего… В спальнике пунцовая как вино курьер пыталась снова уснуть от бормотания молитвы Грэхема, и выбить из головы те сладострастные стоны, исходившие от ранее спящего тела, среди которых можно было разобрать одно лишь слово: Цезарь.

***

Курьер высыпала на брезент всё, что Грэхем от неё просил. Рации, компас, медикаменты и даже те чертовы ланчбоксы. Вождь Мёртвых Лошадей был впечатлён. — Ты действительно это сделала. Признаться я сомневался, но рад, что Господь развеял мои сомнения. Женщина дышала загнано, в воздухе пахло порохом и, к сожалению, кровью. Молча она развернулась, слегка растрепав волосы, и также молча улеглась в спальник, не сняв обуви и оружия со спины. Джошуа тихо сказал: — Пусть Бог хранит твои сны. — Ага… — курьер нехотя ответила и сделав паузу продолжила, — постарайся только так развратно не стонать, когда вспоминаешь своего ненаглядного. У меня его имя уже в печёнках сидит, по всей Мохаве наслушалась. Удивлённые голубые глаза скользили по лежащей спине не зная, что ответить. Чтобы не рисковать Грэхем перенёс свой спальник в самый дальний угол пещеры и забившись в каменную нишу с Иисусовой молитвой провалился в сон.

***

Он шёл непререкаемой тенью. Красный застилал глаза, и он был везде. Смешанный с чёрным, бордовым, карминовым, бурым… Кровавый. Легионеры расступались перед ним, рабы закрывали локтями голову лишь бы его взгляд не коснулся их тени. В зубах был сладкий вкус чьей-то смерти и теперь кажется, чтобы отмыться будет нужна целая вечность. Плевать. Зайдя в императорский шатёр, он увидел, как Цезарь перебирает бумаги с заявлениями о капитуляции племён, задумчиво положив ногу на ногу. Потемневший венок на голове пора было заменить. С резким треском, без церемоний на дощатый стол упала голова Тальпека Чёрный Глаз – их последнего извечного врага, что осоловело глядел сейчас в пустоту, а его хребет волочился по земле. Цезарь сдержанно захлопал. — Браво, браво, Мальпаис. Я знал, что ты убьёшь эту мерзость. Принёс подарок своему господину. Хороший пёс, подойди. Тяжёлый шаг чеканил настил шатра. Грэхем подошёл на расстояние вытянутой руки и, не смотря в глаза Цезарю, сурово дышал. Император видел, как глубоко вздымалась широкая грудь, как перекатывались в вечном нетерпении литые мускулы под слоем сукровицы и чьих-то внутренностей. Сейчас от человека тут было мало что – дикий зверь, который ещё не обуял свою жажду и хотел рвать, убивать и пожирать врагов. — Ты превзошёл мои ожидания, Мальпаис, поэтому тебя ждёт награда, — Цезарь сделал шаг и наклонил подбородок легата к себе, заставляя смотреть, — я позволю тебе трахнуть меня как твоих наложниц. Я видел, как ты покрывал рабынь и с каким упоением это делал. Что ж, мне даже интересно что из этого выйдет. Перед глазами легата плыл туман — сладкие слова Цезаря вскружили голову ещё сильнее. — Да, господин, я искупаюсь и тотчас же вернусь. — Нет! — громогласное возражение отразилось от стенок шатра. Исключено. Я хочу видеть тебя таким — грязным псом, место которого у ноги хозяина. И чтобы завершить это сравнение, — с этими словами Цезарь достал из ящика стола ошейник с цепью и надел на шею Грэхема, — ты будешь сегодня заклеймён. Ну и цепь для моей безопасности. А теперь я бы хотел, чтобы ты ублажил меня. Цепь была достаточно длинной чтобы без стеснения перемещаться. Цезарь повёл своего первого легата к ложу из шкур толсторогов. Встав на четвереньки как текущая сука он повернул голову и обратил свой взор на Грэхема что замер в нерешительности. Было видно, как ему хотелось сделать то, о чём он мечтал. Но страх перед хозяином был слишком высок. — Не жди, иначе моё терпение лопнет — вперёд. Неужели мужской задницы ты боишься больше, чем моего гнева? — Нет, хозяин. Крепкая рука забралась под юбку и закатила её на поясницу. Белья, как и ожидалось не было. Белая плоть, покрытая золотистыми волосками, взывало обильное слюноотделение. Цезарь не был костлявым мужчиной и при сжатии ягодицы приятно было чувствовать мягкое мясо что просилось укусить. Порыв был великомученически сдержан. Непроизвольное движение огладило бедро и тут же послышался гневный укоряющий голос. — Хватит нежностей, Мальпаис, просто трахни меня. Анус, как и всегда был подготовлен и пухлые края призывно глядели, алчно ожидая чтобы их наполнили. Цезарь никогда не давал Грэхему привилегии растянуть его, делая это всегда самостоятельно. Крупная головка без промедлений вошла внутрь и через пару мгновений полутолчков член Грэхема уже был внутри. — А теперь двигайся, и, если остановишься — я тебя убью, Мальпаис, убью, убью, убью, — с этими словами цепь натянулась, перекрывая доступ кислороду. Не помня, кто он такой Грэхем начал двигаться, каждая раз вколачиваясь глубже и впечатывая грудной клеткой своего повелителя в шкуры и сминая железными пальцами чувствительные к синякам бока. Цепь то ослабевала, то опять натягивалась в результате чего перед глазами плясали чёрные точки и тошнотворные искры. — Быстрее, пёс, быстрее, я знаю тебе нравится доставлять удовольствие своему хозяину, — голос цезаря был приглушен, но твёрд, он никогда не стонал во время секса, только молчал изредка выдыхая. Джошуа знал, что ему нравилось трахаться со своей «правой рукой» иначе бы он никогда не кончал. Обычно Цезарь просто седлал его и объезжал со звериной страстью, отчего Грэхем всегда мгновенно отрубался и спал, не видя снов. Изредка император позволял брать себя сзади, но медленно и тягуче. Нынешний секс был совсем другим — это было животное спаривание, когда самец покрывает самку для продолжения рода. В голове Джошуа мелькнула дурная, совершенно дурная и больная мысль о том, что они могли бы зачать ребенка, но реальность снова напомнила о себе и ударила Грэхема битой по голове, сказав, что это невозможно. Или это Грэхем ударил сам себя, отгоняя порочные мысли? В его положение это выглядело жалко. Цезарь бурно излился на шкуры и в последний раз притянув цепью голову легата к своему плечу прошептал: — Кончай, пёс, как кончаешь в своих шлюх, даруя им потомство. Джошуа не мог больше слышать этих грязных бездуховных букв, особенно когда они резонировали в голове с его мыслями. Кончив внутрь, он упал на пол и закрыл глаза, растирая грязными руками веки. — Не трогай глаза пока не помылся — подхватишь что-нибудь от дикарей. Голос был строг и слегла насмешлив, будто не было безумного соития несколько минут назад. Грэхем сел и облокотившись на несущий столб шатра произнес: — Можно мне тебя поцеловать? Насмешливый взгляд сменился нахмуренным. Цезарь встал и от внимания Грэхема не укрылось как по внутренней стороне его бедра стекает сперма. Дернувши цепь, что оставила багряные подтёки на щеке, он почти крикнул: — Встань! Грэхем подчинился и только встав на ноги Цезарь отвесил ему настолько сильную пощёчину, что к чужой крови во рту добавился вкус собственной. — Открой рот! — не дав опомниться император заставил легата разомкнуть губы. После этого Цезарь принудил его согнуть колени в молитвенной позе. Разница в росте давала о себе знать и невысокому Цезарю пришлось хищно наклониться перед расплавленным озером глаз напротив. Тонкая струйка слюны полилась в рот Грэхема. Вязкая, со вкусом каких-то таблеток и пыли пустыни. — Это всё, чего ты достоин, пёс. Если попросишь о чём-нибудь подобном ещё, то я найду себе другую собачку. Ланиус, кажется, может подойти. А твою голову подарю твоей престарелой матери перед тем, как сожгу её заживо. А теперь иди. Бросив цепь на пол, Цезарь отвернулся к свои документам, не обращая внимания на беспорядок вокруг. — Ах, да, — император остановил Джошуа перед самым выходом, — Сними это, мои легаты не могут расхаживать как рабы по лагерю. С этими словами к сандалиям приземлился маленький ключ. Освободившись Джошуа, вышел и вдохнул пряного воздуха жаркой пустоты. Нужно было искупаться.

***

Джошуа Грэхем тяжело открыл глаза и посмотрел на свод пещеры. Курьер сладко сопела вдалеке. На этот раз по-настоящему. Встав со спальника, он направился прогуляться по ущелью. Соплеменники невинно спали, пахло запоздало пожаренным мясом и последними цветущим травами. Молится не было ни сил, ни желания. Сев на камень, Джошуа задумался над последними снами. Почему именно сейчас? Чужеземка с большой земли вернула боль кровоточащей ране? Или это было всегда? Ответа не было. Вместо наказания себя и очередной молитвы он вспомнил единственный случай, когда Цезарь был к нему нежен. Тогда всё и пошло пеплом.

***

Флаги яростно развевались, а барабаны призывно стучали. Цезарь осматривал готовые отряды и напутствовал: — Грязь, с которой мы будем сражаться за дамбу – не должна жить! Убейте каждого мужчину и принесите мне их скальпы. Каждую женщину приведите мне на цепи! Лучшие воины получат рабов на свой выбор и моё личное покровительство! — Аве Цезарь! Аве Цезарь! — поток рокота разнёсся по многотысячный армии. Легат Ланиус делал последние приготовления, одновременно осматривая своё оружие. Стоявшему рядом с императором легату Мальпаису, Цезарь приказал следовать с ним в императорскую палатку. Вошедши в прохладу и темноту тканей, он взял ладони своей "правой руки" в замок и произнёс: — Скорее всего ты погибнешь, Мальпаис. И мне будет жаль тебя терять, — Цезарь говорил без чёрных бликов иронии в своём взгляде — открыто и серьёзно. Поэтому, у меня также для тебя есть прощальный подарок. Можешь меня поцеловать. Не было времени на удивление, обдумывание и скупые вздохи. Грэхем наклонился вниз и осторожно коснулся сухих тонких губ. Те спокойно приоткрылись, пуская нервный язык внутрь — исследовать дёсны, нёбо и зубную эмаль. Постепенно углубляя поцелуй, Цезарь с неудовольствием заметил, что его колени позорно подгибаются и дрожат. Горячее дыхание смешивалась с сожалением и как будто извинениями. Что-то солёное просочилось между жаждущими губами и растворилось в неге. Джошуа было так мало одного поцелуя. Со рта Грэхем перешёл на линию скул и подбородка, а затем на такую желанную шея, буквально впиваясь упырём и оставляя значимый кровавый след. Определённо император сопротивлялся, но усиленные доспехи и решимость не давали выйти из хватки. Лизнув напоследок кровоподтёк и уставившись на хмурого Цезаря, Джошуа произнёс: — Так ты будешь помнить меня чуть дольше. Semper fi! Красный вихрь плаща последний раз мигнул на разломе шатра и исчез, облизнув головной болью мысли правителя. К сожалению, он выжил. Ещё страшнее что, к сожалению, он проиграл. Император не стал даже удостаивать его минутной аудиенции и приказал казнить. Когда Джошуа летел вниз в пропасть, горя как луч рассветного солнца, он думал о том, что прощает Цезаря. Прощает за всё что было и будет.

***

Всё было кончено. Но на этот раз это дарило надежду. Сион был отбит, благодаря одной несносной девчонке, которой Грэхем был бесконечно благодарен. Вот она собирает свои бездонные баулы и нежно заворачивает любимую красавицу винтовку в мягкую ткань. Прощаться – не специальность Грэхема, и он неловко мнётся. Бегающие вокруг дети радостно суют спасительнице бусинки, камешки и прочую безделицу, а та радостно рассовывает их по карманам. Уже перед отправкой Джошуа подходит к ней и протягивает священное писание. На поднятую насмешливо бровь, мол «ну мне то куда твои сказочки» тихо говорит: — Я знаю, что не могу требовать от тебя не убивать Це...Эдварда. Но, пожалуйста, если встретишь его, то передай это от меня. И если он будет жив скажи, что я всегда жду здесь — в пещере Ангела в Сионе, если он захочет прийти. Курьер грустно улыбнулась без тени издёвки и произнесла: — Хорошие мальчики всегда выбирают плохую любовь, а? Вождь Мёртвых Лошадей улыбнулся в ответ: — Надеюсь, плохие девочки смогут выбрать хорошую. Уже седлая брамина и нежно огладив забинтованное лицо пыльной рукой, курьер добавила на прощание: — Для начала я выберу хорошую дорогу.

***

Скача вперёд в Мохаве на встречу неизведанному, страшному, но такому вожделенному будущему радио в пип-бое разливалось бархатным голосом Мистера Нью-Вегаса: — Леди и джентльмены. Да, да — это снова я, и я никуда не денусь. А теперь у нас на очереди премьера. Мы раскопали древнюю запись легендарного певца из старого мира Джонни Кэша и включим её с тех пор впервые. Обнимите своих половинок покрепче, даже если это старая добрая бутылка виски и наслаждайтесь! Скорбный баритон «человека в чёрном» наполнил уши каждого, кто имел честь слушать премьеру. Это была песня о утраченном прошлом. Эта была песня о несбыточном будущем. Это была песня о всех нас. What have I become My sweetest friend Everyone I know goes away In the end And you could have it all My empire of dirt I will let you down I will make you hurt If I could start again A million miles away I would keep myself I would find a way