Стоит ли сжигать страницы собственной жизни?

Вокруг снова где-то нигде, рядом полупустые стены и звонкая гудящая тишина Курильщик сонно моргает, осматриваясь по сторонам. Вместо радостного, немного пугающего, Волка на него смотрел Помпей, который, наверное, еще теплый лежал в спортзале. Сердце Курильщика болюче ойкает, он испуганно вжимается спиной в изголовье кровати. Фигура Помпея грузно стоит у стены, смотря на Курильщика исподлобья. Воздух ощутимо сгущается, напрягая Курильщика до боли в висках. – Ты знал, что сюда попадают те, кто скоро помрет или уже помер? – Хрипло, трудно разборчиво говорит Помпей. Курильщик лишь немо смотрит на него. – Язык проглотил? – Скоро умрут? – Ты уже был здесь? – Дважды.– Помпей приподнял брови. – И ты.. Жив? – Да. Вполне.. – Несколько секунд они молча смотрят друг на друга. А ведь Курильщик сам себя убьет. Собственноручно. Он много думает об этом, представляя это, ища на руках вены, нащупывая пульс на шее. Помпей выпрямляется, оголяя зияющую рану на шее, кровь все еще не запеклась, его бандана была пропитана насквозь, белая майка тоже была красной. Будем честны, быть трупом было ему к лицу и он мог бы сняться в одной из частей ходячих мертвецов, но мы не об этом. Вид - жуткий, но Курильщик не такой. Курильщик с особым трепетом рассматривает его. – А больно умирать? – в ответ тишина. Помпей или не хочет или не знает, что ответить. Курильщик перебирает все всевозможные варианты: больно, приятно, ужасно, отвратительно, противно, все, все, ВСЕ. – Не особо. Как вены резать. Еще когда задыхаешься противно, но тогда уже почти ничего не чувствуешь, тогда наступает абсолютное облегчение. – Никогда не резал вены.. – Неоднозначно бормочет Курильщик. – Знаешь, я тут третий раз. И я знаю почему.. И это так. Глупо.. – Что? – Сипит Помпей, отстраняясь от стены и подходя к кровати, на не твердых ногах. Эти шаги. Не твердые, но такие уверенные. Почти как у слепого, только тяжелее. – Я сам себя убью. – Курильщик смотрит перед собой пустым взглядом. – Я просто не знаю когда. – Почему? – Он знал, что Помпей не отличался особым умом, но Курильщику показалось это откровенным идиотизмом. Бывший вожак Шестой подошел ближе. От него едко несло кожей и кровью, он тяжело дышал и еле стоял на ногах, но выглядел зло и угрожающе. – Потому что я не нужен. Вообще. – Курильщик содрогнувшись, поднимает глаза, Помпей стоял над ним. Сердце не приятно заколотилось. Мертво-холодная рука потянулась к нему, будто Помпей хотел убедиться реален ли он. Курильщик закрывает глаза и отворачивается, вблизи мертвый Помпей пугал еще сильнее, чем когда был жив. голова резко потяжелела и плечи заныли, Курильщик открывает глаза, оказываясь в Четвертой, только уже в настоящей. Рядом, что-то кудахчущий Табаки и еще какой-то привычный фоновый шум, который Курильщик ощущал головной болью, давящей на виски. Он, вздыхая, с тяжестью поднимается, перед глазами чуть темнеет. Надо снова начать есть, иначе умрет он не от своих рук, а от истощения. Умирать, как вены резать, противно, но потом становится легко"– туманно всплывает в голове у Курильщика хриплые слова Помпея. От размышлений о скоропостижной, его отвлекает Табаки, которому нужно было покормить его. Ну как покормить, заставить поесть, потому что уже даже Лэри заметил, что тот выглядит очень не очень. После нескольких бутербродов, чуть ли не силой сунутых в Курильщика, его затошнило и он попросил отстать от него. Табаки, побухтев, согласился, что этому "еретику"– как он его назвал – нужен покой, иначе с ума сойдет. Логики в этих словах не было от слова совсем, но он отстал и Курильщика устраивал и статус еретика, лишь бы Шакал до него не докапывался. Сил, как оказалось, от еды прибавляется, Курильщик осилил самостоятельно перебраться в коляску и уехать в туалет с лезвием в кармане, которым он точил карандаши. В туалете холодно и сыро, в голове болезненно-скомкано пусто, а в руках мелкая дрожь от холода. Курильщик закатывает рукав выше локтя и резко останавливается. А нужно это ему? Почему он должен слушать какого-то трупа из сна, коими он считал свои путешествия в промежуток между изнанкой и наружностью, он вообще боли всегда боялся, в детстве впадая в ступор от малейших царапин. С этими мысли он полоснул тебя по руке. Даже не порезал, именно полоснул. Болезненно и резко. Но обычный испуганный ступор, неожиданно не наступил. Было даже приятно. С плеч словно сняли часть того груза, что давил на него, он легко ушел на дальний план и не маячил на перефирии. Мурашки пробежались по спине, как капля крови, скатившаяся вниз по руке и ударилась об плитку пола, с тихим, но характерным, звуком. В голове Курильщика, а может и взаправду, раздалось эхо, которое заставило вернутся в наш мир и судорожно останавливать кровь, которой оказалось много. За темными рукавами свитера не было видно пятен крови, если только запах, но он мало кого волновал, Курильщика в том числе. Оставив приличный по глубине порез, длинной сантиметра в четыре, Курильщик делает несколько мелких быстрых порезов на другой руке, чуть ниже локтя, чувствуя себя самым свободным и счастливым человеком в мире. На три минуты. Он был абсолютно спокоен и счастлив, пока не вернулся в четвертую, спрятав злополучное лезвие в карман штанов. В Четвертой снова все как всегда. Только Курильщику немного легче. Он почти не чувствует разницы между до и после, но когда порезы щиплют под рукавами, он улыбается внутри, горя невидимой агонией снаружи, иногда силой сжимая челюсти от боли на руках, когда Табаки, в порыве страсти с очередной песне, неудачно задевал Курильщика, двигая подушки, которые целым гнездом вились вокруг Табаки. Сперва у него получалось не частить с этим, раз в пару дней по мелочи, потом случаи участились, потом стало невмоготу. Его тихо ломало по холодной боли от лезвия, иногда это даже пугало его. Но он старательно не потакал этому случайному желанию. В один день он просто возьмет и закончить с этим всем. Он себе поклялся. С царапинами, порезами и шрамами было не очень легко, переодеваться приходилось, когда вся стая была за пределами Четвертой, а это происходило не часто, примерно тогда же, когда планеты сходились в один ряд в полнолуние, а Нанетта трижды каркала на созвездие Тельца. Ну вы поняли. В один из таких разов, Курильщик облачался в очередную кофту, принадлежащую невесть кому, он и не хотел знать, которая заедала в молнии. Курильщика это так разозлило, что он снял ее с себя оставшись в одной футболке, мучая старую молнию. Он подносит злосчастную железку к лицу, чтобы понять, что с ней не так, когда рядом кто-то испуганно охает. Македонский, было хотевший предложить помощь, стоял в полуметре от кровати, закрыв рот рукой. Курильщик не сразу понимает испуг состайника, когда до него доходит. Руки. Он оголил испещренные красными полосами от предплечья до самих запястий, разной длинны и глубины, от лёгких царапин до глубоких ссадин. Мак пятится назад к двери, Курильщик хотел что-то ему сказать, то ли попытаться объясниться, то ли извинится за то, что испугал, но лишь, выдал неразборчивое "Стой", когда Македонский скрылся за дверью, чуть ли не убегая. Курильщик еще секунд 30 смотрит на дверь прислушиваясь. В эти мгновения ему поддается молния на кофте и он прячется пот плотной тканью, ощутимо трясясь в плечах. Ему было не так страшно резать себя, как когда его заметили. Будто раскрыли его страх и слабость в этой ситуации. Он не может совладать с собой, он потакал внутреннему чувству вины за себя и все что он тащил с собой всю жизнь, все что с ним случалось, ему казалось, что весь этот груз пропадет, когда на него руках кончится место, а в венах не останется крови, но ему стало только хуже. Хуже и еще раз хуже. Даже смерть Помпея его так не напугала, его не тронуло убийство, так, как тронул его испуганный вздох Македонского. Он слаб. Он так слаб. Он беспомощен. Ему не хотелось умирать, ему хотелось исчезнуть, просто раствориться в воздухе и остаться в головах других как массовая галлюцинация, эффект Манделы или как это еще можно назвать, просто раз и нет. Внутри вскипал стыд вперемешку с животным страхом, дыхание сбилось до редких коротких вдохов. Курильщик не знал, как перестать объедать себя изнутри, он просто закрыл нос и рот ладонью, ожидая когда сердце перейдет в обычный режим и успокоится. Он снова начинает дышать когда начинает кружиться голова. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Все в порядке. Македонский никому же не скажет, верно? Курильщику просто нужно остановится и сделать вид, что все в порядке. Давай просто..ну..будем думать об этом? Курильщик откинулся на спину, стараясь думать о чем-нибудь нейтральном. Что вообще ему может сделать Македонский? Перед глазами всплыло лицо Волка. Курильщик содрогнулся, но отмахнул эти мысли. Это же был просто сон, верно?