Better to bind your brow with willow (--And follow, follow until you die,)

Никакого чуда в том, — размышляет Блейз, — что он оказался в Дорне раньше, чем позже, после своего позорного и драматичного прыжка. Это, по всем значимым параметрам, был лучший выбор. И-Ти подошел бы, если бы их общество не было таким фенотипически избирательным. Они, конечно, не смогли бы помешать Блейзу обосноваться на их землях, но попытались бы. Учитывая жизнь, которую он прожил, последнее, чего он хочет, — это провести остаток своих дней в борьбе с магглами только из-за того, что им не нравятся его цвет кожи и глаз. А значит — Дорн.

***

Магия в этом мире воспринимается весьма странно. Если бы пришлось полностью скрываться, он рискнул бы еще одним прыжком, несмотря на возможные последствия. Но, как оказалось, этого не требуется. Магия здесь хоть и не обсуждается вслух, но она повсюду. В некоторых местах плотность магической энергии в воздухе настолько велика, что затмевает даже Стоунхендж, не говоря уже о Хогвартсе. Это невероятно приятно. С учетом этого важного нюанса, его неопределенные планы открыть аптекарский магазин становятся реальностью. Прыгнув в этот мир, он захватил с собой приличный запас золота, драгоценностей и прочих ценностей, которые надеялся сохранить полезными в новой реальности. Ему повезло: одного галлеона здесь хватает, чтобы с комфортом прожить целый год. Работать ему, по сути, не нужно, но ведь он не может сидеть без дела — иначе просто зачахнет от скуки. К тому же, чем-то нужно себя отвлекать. Если бы пришлось пробивать себе путь с трудом, он бы смирился с жизнью богатого бездельника. Но в Дорне все настолько просто. Приобрести землю здесь можно напрямую, без всякой бюрократии. И быстрее, чем он ожидал, у него уже есть дом, сад и вся уединенность, о которой он только мог мечтать. Блейз подходит к делу основательно: никаких небрежных трансфигураций, которые вскоре развеются; никаких слабых охранных чар, способных развалиться под собственной неэффективностью. Если он намерен остаться здесь — а он чувствует, что это подходящее место, — то ему нужно создать надежную базу, так сказать. Это означает установку главного камня очага, связанного с семью охранными камнями, каждый из которых разветвляется на тринадцать точек. Нанесение такого количества кровавых рун выматывает в самом буквальном смысле слова, но также приносит восторг. Реакция его крови на магию, буквально струящуюся из воздуха, вызывает истинное восхищение. Блейз никогда не считал себя большим ученым, но он ведь слизеринец, а это значит, что любопытство и чувствительность к неожиданным всплескам силы — в его природе. На создание схемы защиты уходит месяц, заодно он накладывает простые фильтры восприятия, чтобы избежать ненужных вопросов. Все соседи знают, что он маг — Блейз никоим образом не соответствует представлению о скрытном человеке, — но они не знают, насколько он силен. В нескольких знакомствах, которые он завел, он уклончиво описал себя как травника, и это было воспринято с ироничными улыбками и легкостью людей, предпочитающих оставаться в плену правдоподобного отрицания. — Дельный народ, эти дорнийцы, — думает Блейз. Их приятное отношение заслужило те чары и заклинания, которые он мимоходом накладывает на детей, пробегающих мимо. Ничего слишком альтруистичного — он, в конце концов, волшебник-бизнесмен, — но достаточно, чтобы с ними не случилось ничего по-настоящему плохого. Через три месяца маленький дом Блейза буквально пропитан магией, которую он вплел в каждый его уголок, и он считает, что готов начать свой бизнес.

***

Достать необходимые материалы оказалось достаточно просто. Блейз зарекомендовал себя как эксцентричный, но безвредный человек, по большей части, а местные жители оказались гораздо более толстокожими, чем он привык. Через несколько недель никто уже даже не обращал внимания на его шрамы. С этими мыслями он приступил к закупке материалов для своей лавки, в основном записывая длинные списки заказов и передавая их нескольким торговцам, с которыми успел подружиться. Обустраивать рабочее место — одно удовольствие. У него больше чем достаточно пространства, средств и времени, чтобы построить профессиональную лабораторию для зелий. Вместо этого он делает что-то, что заставило бы Снейпа схватиться за сердце, едва завидев это. Во-первых, лаборатория находится на чердаке его дома, возвышаясь над таким количеством сложной магии, что это уже за гранью разумного. Во-вторых, Блейз практически не уделяет внимания полям деконтаминации, вместо этого сосредотачиваясь на том, чтобы сделать пространство максимально светлым и уютным. Окна от пола до потолка повсюду, теплые деревянные полы, усыпанные множеством пушистых ковров. Освещение — полностью магическое, а котлы представляют собой изящные, ажурные конструкции, созданные в первую очередь для того, чтобы выглядеть элегантно. — Они все еще функциональны, — рассуждает Блейз, глядя на свои творения. — Но только настолько, насколько это абсолютно необходимо. Главное здесь — эстетика. На изготовление шкафов для ингредиентов ушло целых три месяца. В первую очередь потому, что сначала нужно было найти подходящую, невероятно красивую мебель, а потом зачаровать ее. — Я не лучший заклинатель, — с легкой усмешкой говорит он, вспоминая о куче дымящихся обломков, оставшихся после его первых попыток. — Но результат, несомненно, того стоил. Семь шкафов из красного дерева, покрытых тончайшей резьбой, выстроились вдоль стены, готовые принять содержимое. — Наполнить их? Чем? — Блейз вздыхает от осознания масштабов задачи. Он ведь в совершенно другой вселенной. Вещи здесь могут выглядеть похожими на те, что он знал, но в магическом плане? Ничто не могло быть более отличным. Даже растения, которые он мог бы предположить, что они идентичны, ведут себя совершенно иначе с алхимической точки зрения. Он начинает с нуля. И это после того, как он потратил годы на создание самой непрактичной лаборатории в этом мире. — У Локхарта лаборатория наверняка была бы более разумной, — размышляет он вслух, оглядывая комнату. — Даже «Ведьмин досуг» назвал бы это не иначе как тщеславным проектом. Может, декорацией для пьесы? Он улыбается, испытывая глубокое удовлетворение. — Великолепно. Просто великолепно.

***

Если бы Блейз не был слишком умен, чтобы испытывать судьбу, он мог бы усомниться в том, как очаровательно все сложилось с тех пор, как он оказался здесь. Он мог бы подумать, что ничто не сможет превзойти абсурдную изысканность его лаборатории. Как бы он ошибался. Какой недальновидностью это было бы. — Разгадывать алхимические свойства целого мира органических и неорганических материалов — это настоящее чудо, — бормотал он себе под нос, проводя пальцем по шершавой поверхности кварца. Особенно с учетом того, насколько насыщено магией все вокруг. Здесь нет разделения на «магическое» и «обыденное». О нет. Обычный блок кварца столь же магичен, как и перья феникса, хотя его свойства куда менее интуитивны. — Почему ртуть действует как растворитель, а не как изолятор? — в очередной раз удивляется он, указывая на пузырек на столе. — Этого я никогда не пойму. Но факт остается фактом. Алхимия и теория зелий — дисциплины эзотерические. Это и не…наука, в каком-то смысле, но одновременно это искусство, философия и в целом что-то шероховатое, капризное и неточное. За тысячи лет магический мир там, откуда он пришел, создал в основном надежную сеть моделей, предсказывающих, как ингредиенты должны вести себя при определенных условиях. Создание этих моделей требовало острого систематического мышления, способности видеть существующие и отсутствующие закономерности. Блейз таким умом похвастаться не мог. — Да и не нужно мне это систематическое мышление, — философски замечает он, переворачивая страницу своей записной книжки. — Чудесный хаос куда интереснее. Целый год оказывается восхитительно катастрофичным. Каждая неудача оказывается неожиданной и решающей, а записывать все это становится самым приятным моментом дня. Ничего не работает так, как должно, не только по сравнению с его прошлым миром, но и с точки зрения элементарной логики. Единственное, что остается неизменным, — вода по-прежнему растворитель. И все. — Кислород — не изолятор. Имбирный корень не способствует заживлению. Растолченные ракушки улиток не стабилизируют летучие реакции, — Блейз качает головой, как будто пытается смириться с этим, — Ничего. Когда стопка бумаг на его столе начинает захламлять пространство, он берет заслуженный выходной. — Думаю, целый день в ванной вполне оправдан, — он уходит в свой просторный залитый светом санузел, захватив с собой бутылку вина и пару книг. — Ничего не мотивирует так хорошо, как осознание собственной бесполезности. После этого он нумерует страницы, заманивает нескольких бездомных детей, которые устроились на ночлег в его саду, и отправляется с ними к самому дорогому переплетчику в Солнечном Копьё. Через две недели у него появляются три прекрасных тома в ручной гравировке, которые он с любовью размещает на своих пустых полках. — Теперь это похоже на настоящую библиотеку, — замечает он, касаясь обложки одного из томов. Через шесть месяцев у него появляется рутина. Дети, обитающие в его саду, становятся чем-то вроде ассистентов. Большинство из них занято поиском образцов — любых, пока это что-то, что он еще не пробовал. Дарин, самый старший и самый методичный из ребят, берет на себя управление записями Блеза. — Где ты научился читать? — как-то спрашивает Блейз, подозрительно глядя на юношу. Дарин только фыркает в ответ, заправляя записные книжки в рюкзак. У него вид сбежавшего из дома отпрыска знатной семьи, и Блейз слишком хорошо знает, что связываться с таким багажом не стоит. Но как бы там ни было, Дарин грамотный, умный, с резким взглядом на мир и откровенным отвращением к беспорядку, в котором живет Блейз. — Твои записи — это сущий ад. Как ты вообще с ними работаешь? — По наитию, — отвечает Блейз с легкой улыбкой, наливая себе чай. — Что-то не так? Дарин сам назначает себя личным секретарем Блейза и каждую неделю забирает его хаотичные каракули, чтобы упорядочить их и отнести переплетчику. Через полгода у Блеза появляются первые успехи, которые он заносит в свой «настоящий» сборник зелий. В них нет никакой логики, как он ни старается. — Орехи из Ваэс Дотрака — хороший заменитель жевательной герани. Пушинки одуванчиков почти так же хороши, как и слизь флобберчервей. Толченые косточки драконьей вишни идентичны порошку рога грофорна, — он смеется и откидывается в кресле. — Да кто бы поверил?

***

Два года спустя: Его репутация, неудивительно, растёт и меняется, причём непредсказуемо. Соседи из соседнего дома, Мэрион и Фарлан, понятия не имеют, что думать о мужчине со странным акцентом и ещё более странными манерами, который купил дом рядом с ними, расплатившись золотыми дисками размером с ладонь. Он скупил все участки сада, что только можно было выкупить, и, кажется, ни для чего их не использует. Хотя это не совсем так. Блейз посадил несколько растений, свойства которых он уже успел выяснить, но их совсем немного, и порядок, в котором они расположены, абсолютно хаотичен. По большей части сад стал чем-то вроде частного парка, куда могли приходить все, кто не создавал проблем и не приставал к детям. То, что он обладает магией, ситуацию не упрощает. Некоторое время его окружали охранники и шпионы, наблюдая, но после двух лет, в течение которых он не делал ничего интереснее, чем закидывал странные вещи в котлы и взрывал их, они решили, что он представляет опасность только для самого себя, если вообще представляет. Его быстро оставили в покое. Прежде чем он успевает осознать это, проходит три года. Теперь он почти научился спать ночами, не просыпаясь в холодном поту с заклятием Авада Кедавра на губах. Настоящее чудо, если такое вообще возможно.

***

К пятому году своего пребывания в Солнечном Копье он решает, что разработал достаточно эффективных зелий, мазей и настоек, чтобы начать заниматься деловой стороной дела — а именно, продавать свои творения. Проблемы дают о себе знать практически сразу. Во-первых, Блейз совершенно не разбирается в рыночной экономике этого мира, да и в предыдущем своём мире тоже. Он был наследником чистокровного рода, всегда далёким от таких понятий, как цена, зарплата или издержки. Всё всегда подавалось ему на серебряном блюде — за исключением, конечно, тех вещей, которые находились за пределами самых диких его мечтаний. Например, таких, как безопасность и мир. — Ладно, не об этом, — шепчет он сам себе, отгоняя мысли. Вторая проблема в том, что Блейз привык к относительной доброжелательности соседей. Никто не пялится на жестокую историю, написанную шрамами на его коже, здесь, в этом районе. Но на рынке всё иначе. Это становится более серьёзным препятствием, чем вопросы ценообразования или скуки. Оказывается, привыкнув к более высокому уровню жизни, возвращаться назад совсем не хочется. Тем не менее, он делает попытку. А делает он её как надо: арендует прилавок, инструктирует своих помощников потратить столько золота, сколько потребуется, чтобы сделать его уютным и роскошным, и пробует продавать плоды своих трудов. Это оказывается оглушительным провалом. Даже привлекательность идеи не способна перевесить тяжесть пристальных взглядов. Когда любопытство переходит в откровенную похоть, он отказывается от этой идеи окончательно и сбегает обратно в своё убежище с выпивкой, зельями для регулирования настроения и красивыми цветами. — Чего ты хочешь добиться? — спрашивает Тамар, забравшаяся на угол крыши, где он устроил себе уютное гнездо с одеялами и подушками. Она несёт большую тарелку лепёшек и кувшин с охлаждённым лимонадом, и её усилия особенно ценны, учитывая, что ей больше лет, чем солнцу. — Я тебя не вижу в роли торговца. Блейз пожимает плечами, жуя хлеб. — Понятия не имею, если честно. Просто хотелось чем-то заняться. — Мм. А как насчёт того, чтобы работать из дома, так сказать? Здесь ты известен и любим. Люди приходили бы к тебе за исцелением, если бы ты позволил. Блейз обдумывает это. Тяжесть мрачных мыслей немного отступает, и он празднует эту победу, съедая ещё одну лепёшку. — Это было бы логично, — действительно, было бы. — Не могу сказать, что меня это сильно вдохновляет… знаешь, вся эта торговля и тому подобное. Слишком много работы. — Мм, — она похлопывает его по голове и достаёт откуда-то бутылочку с оливковым маслом, настоянным на чесноке. Блейз позволяет ей обильно полить хлеб, стараясь не задумываться об этом слишком много. — Работай на свои сильные стороны. Он понимает, что стал невероятно доверчивым, когда из его горла вырывается смешок, гораздо более горький, чем повод для него. — Поверь, никто не хочет, чтобы я работал на свои сильные стороны. Но твоя идея мне ясна. Как ты думаешь, как это можно устроить?

***

Он почти ничего не делает, как вдруг все само собой устраивается. Группа людей, как-то оказавшаяся у него на попечении, берёт на себя всю логистику — так ему кажется. Он не спрашивает, а они не объясняют. Так или иначе, в его имение начинают приходить люди, нуждающиеся в помощи. Правда, если задуматься, становится очевидно, что обращаться за помощью к безумному алхимику, о котором никто ничего не знает, будут только самые отчаявшиеся. Но раз размышления на эту тему сейчас не входят в его планы, Блейз сначала удивляется, а потом приходит в ужас от их смирения и покорности. — Они добрые, милые дети, милорд, умоляю, помогите лекарствами! — дрожащий голос мужчины обрывается на слезах. Блейз сдержанно вздыхает. По его прикидкам, детям — шестерым, светопреставление! — понадобится бодрящая настойка, несколько питательных зелий и десятидневное пребывание в одной из комнат, где он начертал антибактериальные и антивирусные руны. — Вам не нужно меня уговаривать, добрый человек. Я, разумеется, помогу. — О, спасибо, милорд! Мы всё возместим, клянусь! Я работаю в доках, господин Воро подтвердит это. Он может вычитать из моей зарплаты всё до последней монеты! «Так, ясно». — Я не принимаю золото или услуги, — отрезает он холодным, но не злым тоном. — Я вылечу их за песню. Советую вам привезти их сюда — у меня достаточно места и все необходимые инструменты. Сценарий повторяется несколько раз, пока слухи не расползаются. Он принимает морские байки от больного моряка, сплетни от актёра с ужасными нарывами на половине тела. После того как пятнадцатый человек покинул его имение с благодарностью и без проблем, которые привели их туда, окружающие начинают расслабляться. Репутация Блейза меняется: теперь он не сумасшедший, но безобидный беглый раб издалека, а богатый эксцентричный тип, который считает торги с беднотой ниже своего достоинства. Неидеально, конечно, но разве что-то бывает идеальным? Кроме того, новый порядок вещей имеет свои плюсы. Спокойствие и размеренность, например. Большинство уходят довольнее, чем приходят. Он помогает людям — просто и ясно. Раньше соседи смотрели на него с недоумением, теперь — с благодарностью. Сложно сказать, насколько это приятно, но, как минимум, он стал выглядеть лучше.

***

Шестой год его жизни в Дорне приносит три важные перемены. Первая — его неожиданная, но крайне приятная дружба с представителями древнейшей профессии. У его матери было девятнадцать богатых и влиятельных мужей, и… Нет, лучше не углубляться. По множеству причин Блейз не вырос с пуританскими взглядами на секс и сексуальность. Обмен секса на деньги или власть для него — базовый факт жизни. Добавьте к этому, что все до единой местные жрицы любви оказались колкими, выносливыми и беспощадно прагматичными. Слизеринцы, до последней. Его люди. Заводя сначала нескольких приятелей, а затем и чуть больше, он постепенно превращает свой дом в некое убежище. Учитывая их остроумие и очарование, он искренне поддерживает это развитие событий. Чтобы помочь друзьям, он покупает дом по соседству и превращает его в импровизированную клинику. Хотя «клиника» — громко сказано. Помощь, которую он может предоставить, выполняется быстро. Новый дом служит скорее местом, тщательно пропитанным магией, помогающей восстановить силы. А для его союзников это ценнее всего. Хотя не только это. В арсенале Блейза есть чары и амулеты против ЗППП, которые он штампует сотнями. Для тех, кто занимается более рискованными «дисциплинами», он добавляет наборы с ядами. Лекарь из него так себе, зато он превосходный отравитель. Убивать клиентов слишком рискованно, но он может предложить седативные, галлюциногенные или опиатные средства, которые сделают буйных мужчин и женщин безвредными настолько, насколько нужно.

***

Второе новшество приводит к третьему дому, на другой стороне от его собственного. Винить… скорее, благодарить за этот хаос следует Карана. Блейза это не удивляет: Каран был одним из его любимцев и потому прекрасно знал, что его всегда примут. На этот раз он притащил своего больного любовника. Правда, случай оказался редким. Негласное правило, сложившееся среди всех, кто приходил к Блейзу за помощью, гласило: нельзя посылать других договариваться за тебя. Но поскольку это правило установил кто-то другой, Блейзу было всё равно. Тем более, Вэлли действительно оказался на грани жизни и смерти — рана в боку, к тому же заражение, какое редко доводится видеть даже ему. — Что за черт… — Блейз пробормотал, всё ещё слегка сонный после очередной дозы снотворного зелья, которое он принимал, чтобы как-то справиться с бессонницей. — Нельзя было привести его чуть раньше? Каран коротко и нервно рассмеялся, без тени веселья: — Он только вернулся из… Да неважно. Ты можешь его спасти? Блейз моргнул, посмотрел снова, наклонил голову набок. — Ну, да. Что за черт? Ты ведь видел, что я справлялся и с худшим. Каран осел, словно вся боль и напряжение наконец покинули его тело. — Я надеялся, но… Мы оба знаем, что бывает с такими инфекциями. Придворные лекари даже бинтов на него пожалели. — Безродные черви, — отозвался Блейз рассеянно, проверяя температуру раненого. — Не волнуйся, через две недели будет как новенький. Он убрал грязные чёрные волосы со лба без сознания мужчины. — Надо признать, мужчина у тебя что надо. — Таким не будет, когда я с ним закончу, — бросил Каран, спрятав свои размягчённые чувства за холодным взглядом и насмешливой улыбкой. — Спасибо. Куда его положить? — Куда угодно. В саду сейчас самое то, свежий воздух только поможет, — он лениво потянулся и побрёл наверх за парой мазей для регенерации тканей и самым сильным антибактериальным амулетом. — Думаю, Римо сейчас там. Попроси его набрать ванну. Без обид, но твой мужчина ужасно воняет. Лучше уж сразу все решить разом.

***

Вэлли — первый, но далеко не последний. Солдатский класс в Дорне — да и повсюду — оказывается до ужаса задавленным в этом новом мире. Блейз совершенно не понимает, почему этим людям так мало помогают, уважают их или хотя бы выказывают элементарное подобострастие. Ведь именно они составляют исполнительную ветвь власти. Когда-то авроры — а позже и Пожиратели смерти — пользовались высочайшим почетом. Все знали, что, хотя теоретически у Визенгамота больше власти, именно исполнительная ветвь, и авроры в особенности, оказывали на жизнь людей реальное влияние. Без аврора или Пожирателя, который исполнит закон, он оставался лишь бессмысленными словами на бумаге где-то в недрах Министерства. Здесь же всё иначе. Солдатский класс воспринимают как низкообразованных работников. И в редкие моменты, когда Блейз позволяет себе задуматься о политическом устройстве этого мира, он приходит к выводу, что виноват в этом подход правительства, которое предпочитает держаться в стороне. Однако он быстро гонит от себя эти мысли — по вполне очевидным причинам. Блейз обожал политику в детстве. Он прочитал все уважаемые тексты по политической теории, включая маггловские. Его завораживала эта сложная междисциплинарная область, где пересекались столько граней цивилизации. А потом… А теперь он — намеренно невежественный целитель, живущий одним днем, без малейшего плана, схемы или цели. Стражники, солдаты и телохранители Дорна быстро пользуются его добротой. Случай Вэлли становится прецедентом: самые тяжело раненные начинают заглядывать к нему за бесплатным лечением, приличным отдыхом и едой. Через несколько месяцев они начинают приводить тех, чьи симптомы менее драматичны, но всё ещё угрожают жизни. Ещё через несколько месяцев Блейз вдруг понимает, что строит вторую лечебницу специально для них. Как и для проституток, это место больше напоминает хостел, где недавно исцелённые воины могут отдохнуть после лечения, оправиться от тяжёлого гриппа или просто наесться снадобий и поспать в тишине и покое. Интересным последствием появления двух импровизированных лечебниц становится быстрое примирение между проститутками и стражами порядка. Его дом и сад соединяют эти две зоны, и они невольно начинают узнавать друг друга. Единственное правило, которое он установил, гласило: никто не должен устраивать разборок. Потерять бесплатную еду и медицинскую помощь из-за вековых предрассудков никто не хочет. И вот так — наступает мир. Блейз, разумеется, от этого в восторге, особенно когда неизбежное случается и они начинают трахаться как кролики, обычно у него в доме. Сад быстро делится на зоны для детей и взрослых, с павильонами, зачарованными на звукоизоляцию, где можно заниматься «разрядкой от стресса» без помех. К шестому году он уже едва узнаёт свой так называемый дом, настолько он разросся. Между бездомными, проститутками и солдатами через его двери проходят сотни людей, и все с дружескими улыбками и добрыми словами. Ему уже даже не нужно помогать лично. Запасы были открыты для всех, кто достаточно хорошо ему знаком, чтобы быть добавленным к охранным заклинаниям, а те, кто обосновался здесь дольше других, прекрасно разбирались в его зельях, мазях и прочем. Бинри, Нарин и Милка были куда лучше его в этом деле, даже если не могли жульничать с помощью чар и прочих трюков. Шестой год также становится временем, когда его репутация просачивается в круги знати. И, предсказуемо, начинаются неприятности.

***

— Простите? — Вы меня слышали, — фыркает женщина. — Моя дочь больна. Вы немедленно придёте. Если нас устроит ваша работа, мы позволим вам жить в нашем поместье и служить нашим личным целителем. Блейз наклоняет голову. Неудивительно, её взгляд тут же устремляется к шрамам, и губы сжимаются от отвращения. Она быстро отводит глаза, смущённая. — Я надеялся, что ослышался. Очень хорошо, я отказываюсь. Вы можете уходить. — Как вы смеете… — Это меня утомляет, — перебивает он. — Вы скучны. Уходите и не возвращайтесь. Мне вы без надобности. — Вы хоть понимаете, кто я?! — Не знаю и знать не хочу. Скучно. До свидания. Она — Нами-кто-то там — с важным видом собирает всю свою аристократическую ярость в подобие плаща и гордо удаляется. Блейз провожает её взглядом, слегка развеселённый, но в основном скучающий. Бедняжка. Кто бы она ни была, ей не сравниться с ним ни в высокомерии, ни в деньгах, ни в самоуверенности. — Какая мегера, — замечает он в пустоту. — Ужас. Мне нужен напиток. Кими, цветочек, скажи, что у нас осталось ещё немного мёдового вина?