Причудливые омега мутации

Самый большой грех по отношению к ближнему — не ненависть, а равнодушие; вот истинно вершина бесчеловечности.

Джордж Бернард Шоу

Раннее утро. Дом семьи Мидория. До диагноза.

      — Знайте, знайте, знайте, знайте, знайте… — Изуку, подобно юркому зяблику, прошмыгнул между спинами родителей, лежавших на огромной, приятно пахнущей деревом кровати, и начал нетерпеливо прыгать, сотрясая пружины.       На часах в этот момент стрелки отмерили четыре часа утра. За окном царила глубокая, непроглядная ночь, не желавшая уступать свои права робкому рассвету.       Хисаши издал глухое, протестующее мычание в белоснежную подушку, на которой маленькой тенью осталось пятно от стекающей по его щеке слюны, и попытался рукой прижать неугомонного мальчишку к матрасу:       — Ты… маленький… террорист… — промямлил он и снова провалился в сон.       Изуку упорно копошился, запутываясь в мягком пуховом одеяле крошечными ножками, стягивая его с родителей, и, в конце концов, просунул голову из-под отцовской руки, сразу затараторив:       — Солнце уже встало, и я встал. Мы должны посмотреть, как там наш жук! И ещё я хочу проверить колонию, которую мы высеяли вчера, а ещё нам осталось только четыре темы в книжке по биологии, а ещё, а ещё… — поток его бойкого (слишком бойкого для четырёх утра) прервала большая, тёплая рука, которая аккуратно схватила его за лицо. Но даже сквозь отцовскую ладонь доносилось невнятное, полное энтузиазма бормотание.       — Инко, — сонно пробубнил Хисаши, не находя в себе сил разомкнуть веки.       — Ммммм? — отозвалась Инко, поворачиваясь к двум своим мужчинам. Пышная копна её волос живописным беспорядком рассыпалась по подушке, напоминая изумрудный луг, согретый первыми лучами солнца.       — Твой сын проснулся.       — До рассвета он твой сын, — пробормотала Инко, сонно потягиваясь и шаря рукой в поисках мягких кудряшек сына. Нащупав их, словно по наитию, она принялась нежно гладить его по голове, отчего Изуку замурлыкал, словно довольный котёнок, подставляясь под ласковые прикосновения.       — Это дискриминация по рассветному признаку, — зевнул Хисаши и, наконец, сел, всё ещё держа глаза закрытыми.       — Не бывает рассветного признака, — радостно воскликнул Изуку, спрыгивая с кровати. Довольный результатом своих действий, он тут же схватил отцовскую ладонь и потянул Хисаши за собой, чуть подпрыгивая на месте. — Идём, пап, ну идём, нам нужно скорее проверить Феликса!       — Что мы будем проверять? — Хисаши, поддаваясь детской тяге, медленно встал и так же медленно побрёл следом.       — Как что? Его поведение в новой среде! — Изуку, проворно обогнув отца, схватился за широкую штанину хлопковой пижамы с изображением пасущихся на лугу коров — подарок от любимой свекрови, — в надежде, что он сможет покататься по полу.       — Не могу сказать, что аквариум можно назвать совсем уж новой для него средой обитания, — снова протяжно зевнул Хисаши, слегка наклонившись вперёд, чтобы нести за собой маленькое тело. — Только не упади, чемпион. А о твоей террористической активности мы поговорим серьёзней, когда я проснусь.       — Пап, ты проснулся, — Изуку следил за своими ступнями, которые скользили по новенькому блестящему напольному покрытию.       — Нет, это не так, — отозвался Хисаши, заворачивая по широкому коридору к комнате сына. Делая грациозные широкие шаги, он чуть не задел высокую этажерку с комнатными цветами, за которыми с завидным упорством ухаживала его жена. Он невольно вздрогнул при мысли о том, какая кара могла его постичь за уничтожение сего ботанического сада в миниатюре. Жить всё ещё хотелось. — Но, когда я проснусь, вместо заслуженного отдыха после суточной смены, нас ждёт серьезное исследование на тему режима сна и бодрствования.       — Правда? Ура! — Изуку подпрыгнул от радости, и Хисаши, пораженный неподдельным восторгом, замер, глядя на сына.       — Почему я до сих пор удивляюсь, что тебе не скучно всё это в три года?       — Пап, мне три года через два месяца, — поправил его Изуку, лениво пнув воздух, и принялся рассеянно болтать ручками, разглядывая нечто, видимое лишь ему.       — Сейчас не июль? — охнул Хисаши, закрывая лицо ладонью. — А я надеялся, что сумел, каким-то образом, проспать проверку на работе.       — А зачем тебе проверка, если ты не хочешь? — Изуку нагнулся набок, снизу заглядывая в лицо отца. — Может не проводить её тогда?       — Эх, — Хисаши подхватил Изуку на руки и чуть подбросил вверх, после чего сразу поймал, крепко прижимая к себе. — Потому что не всё в этом мире я могу отменить. Да и проверку провожу не я, а проверяют меня.       — Ааааа, — ребёнок нахмурил лобик и шлёпнул крошечными пухлыми ладошками по щекам отца, — я думаю, что эту злую проверку может победить Всемогущий! — Изуку вскинул руку, сжимая кулачок.       — О, он тогда точно станет для меня героем номер один. А потом мы включим радио Сущего Мика, чтобы отпраздновать, — тихо посмеиваясь, Хисаши прикрыл за собой молочного цвета дверь в детскую. Маленькая табличка-облачко с именем, висящая на ней, слегка покачнулась. Сейчас они будут проверять посев со средой, взятой с рук Бакуго-младшего. Изуку на самом деле было очень интересно, какие микроорганизмы он мог обнаружить на ладонях, которые выделяли нитроглицерин.

Начальная школа Альдера. После диагноза.

      — Почему Деку в моём классе?! — прогремел Кацуки, вскакивая с места так резко, словно его ударило током. Взгляд его прожигал дыру в съёжившемся возле директора мальчишке. Изуку затравленным зверьком спрятался за спиной женщины, цепляясь побелевшими пальцами за край своей формы.       — Потому что Изуку, — директор Накамура сделала акцент на имени Изуку, — сдал специальный экзамен, и его переводят на несколько классов выше, — она нахмурилась. Изуку мог перескочить ещё на класс выше, но они с его отцом пришли к разумному выводу, что нахождение рядом с другом детства, с которым он фактически вырос, должно хорошо отразиться на ребёнке. Поначалу о переводе в старшие классы никто и не помышлял, но Изуку было просто скучно на своём месте, и он начал самостоятельно изучать школьную программу с поразительной скоростью. Всё казалось логичным, пока не грянула эта бурная реакция Кацуки. Теперь она терзалась сомнениями. — И Кацуки-кун, я бы не хотела больше слышать это прозвище. Деку — это оскорбление. Нельзя оскорблять другого человека, тем более без причины.       Она почувствовала, как вздрогнул мальчик позади неё. Кацуки же ощетинился от её слов, словно дикий зверёк. Казалось, сведенные к переносице брови вот-вот сломают ему нос.       — Он это специально сделал, потому что смотрит на меня свысока, — оскалился Кацуки, рухнув обратно на стул. От досады он просто не знал, как ему себя вести. Он был лучшим среди своих сверстников, которых знал. Он был лучшим в классе до этого момента. Он был лучшим в школе два года. А потом, взрослые привели в неё Деку. Теперь Деку и вовсе будет учиться с ним. Как они могли так поступить?       — Кацуки-кун, ты же знаешь, что это не так, — пыталась успокоить Бакуго директор. Она явно не ожидала такой реакции. Их с Хисаши план определённо провалился.       — А сколько ему лет? — поинтересовалась девочка с причудой змеиных волос, сидящая на первой парте.       — В июле будет шесть, — проговорила директор, стараясь сохранить улыбку и изобразить воодушевление, хотя уверенность в правильности решения таяла с каждой секундой.       — А ещё он беспричудный! — громко выкрикнул Кацуки, и почти хищная ухмылка искривила его детское лицо. — И говорит, что станет героем, как Всемогущий.              В классе на мгновение повисла гробовая тишина, давящая и густая, как предгрозовая туча. Накамура понимала, что ей нужно срочно разрядить обстановку.       — Это не имеет никакого значения, — в голосе Накамуры прозвучали нотки искренней, почти отчаянной надежды. Она нежно взяла Изуку за маленькую ладошку, сжимая её ободряюще, и одарила его теплой, доброй улыбкой. — Помните наши уроки толерантности? Мы все разные, у каждого свои уникальные особенности, свой неповторимый характер, но при этом мы все люди, и у нас так много общего. У нас у всех есть мамы и папы, — Накамура присела на корточки рядом с Изуку, который опустил взгляд в пол, и приобняла его, — у всех есть бабушки и дедушки, и они очень любят нас. Мы все одинаково приходим в этот мир, одинаково спим и едим, — женщина легонько потрепала мягкие зелёные кудряшки, заставляя мальчишку поднять на неё взгляд, полный робкого интереса, — одинаково учимся ходить и разговаривать. Но при этом у каждого свои увлечения, свои предпочтения, свои привычки, свой взгляд на мир. Разве это не замечательно? Разнообразие делает наш мир лучше и многограннее. И в этом разнообразии каждый может найти себе друга. И мы все можем жить рядышком, учась друг у друга, и помогая друг другу.       Директор Накамура Минори очень надеялась, что её слова дошли до учащихся начальной школы.       Но шёпот, змеившийся по классу в ответ на её слова, разбил все её надежды.       — Это тот мальчик, о котором все говорили в том году?       — А я слышала, что беспричудные вымерли.       — Я спрашивал папу про него, и он сказал мне не общаться с беспричудными.       — Почему он думает, что лучше Бакуго-куна?       Изуку тихонько выдохнул. Кажется, слова про вымирание он слышал далеко не впервые.

Средняя школа Альдера. Второй год обучения.

      — Ребята, я возлагаю на вас большие надежды! — лучезарно улыбнулась очаровательная учитель по химии, она же школьный завуч. Её русые волосы были собраны в аккуратный пучок, несколько непокорных прядок обрамляли её маленькое, по детски милое личико. — Если даже беспричудный может, — она с материнской нежностью погладила кудрявую макушку стоящего рядом мальчишки, отчего тот сильнее вжал голову в плечи, — то у вас тем более должно получаться! Вы ведь все хотите пойти в хорошие старшие школы. Минами, ты же тоже хочешь быть героем, в чём дело? Почему последний ваш переходной тест был такой слабый? — она обвела взглядом, полным мягкого укора, класс своими большими миндалевидными глазами с бирюзовой радужкой. — Только Бакуго-кун получил «хорошо». Изуку я не беру в расчёт, он, как всегда, справился идеально!       Изуку нервно комкал края чёрного гакурана и неотрывно смотрел на свои потрёпанные школьные туфли, боясь поднять глаза и увидеть лица одноклассников. До него уже доносилось глухое рычание Каччана, которое было слышно даже возле доски. Но завуча, по совместительству классного руководителя, это, казалось, нисколько не смущало. В школе официально не принято публично обсуждать оценки учеников, но последний переходный тест по химии одноклассники Изуку написали действительно паршиво, поэтому учительница решила чуть пожурить их в назидание.       — Ты занял первое место в городской олимпиаде по химии уже второй год подряд, — она искрилась энтузиазмом, готовая взорваться от гордости. — Думаю, мы снова можем рассчитывать на первое место в регионе! А там посмотрим, может мы сможем позариться и на всю страну, как думаешь? — В её голосе звучала неподдельная надежда, так, как будто сама лично приложила руку с этим победам. — А это всё несмотря на то, что Мидории-куну только исполнится девять, да он же ещё и беспричудный! Представляйте? Тогда почему вы не можете справиться с обычным тестированием? Я бы сказала, что это разочарование. И это мой-то класс. — Она с досадой покачала головой и спрятала пылающее от негодования лицо в ладонях.       Учитель истории, Танака Исаму - тощий блондин с высоким, нелепым помпадуром, — до этого момента молчаливо стоявший у доски по другую сторону от Изуку, словно зажатого в тиски между двумя взрослыми, презрительно и громко цыкнул.       — Накадзима-сан, я бы хотел попросить Вас не ставить наших детей в один ряд с беспричудным Мидорией, — он брезгливо окинул взглядом мальчика, у которого дёрнулись плечи. — Всем известно, что у беспричудных мозг работает немного иначе, чем у нормальных людей, — Танака самодовольно усмехнулся и вызвал волну смешков по классу своими словами.       — Ну, я даже не знаю, — подпёрла Накадзима Сэкико щёку рукой, смотря на Изуку, и на секунду у неё мелькнула мысль, что он похож на загнанного зверька. Она снова ласково погладила его по голове, в попытке поддержать. Женщина не понимала, почему он всегда так выглядел. Даже сейчас, когда Накадзима хвалила его перед всем классом за очередную победу во втором этапе олимпиады. К слову, Изуку отправляли ещё и на биологию, и на английский, и во всех трех направлениях он с блеском одержал победу.       — Ну, это факт, который стал очевиден во время войны причуд. Всё-таки, наши предки были не настолько полноценными, как наше поколение. Это одна из тем урока, — Танака оглядел класс, чтобы остановиться на Бакуго Кацуки, который с прищуром смотрел на Изуку.       Мидория вскинул голову на слова Исаму, и в уголках его больших изумрудных глаз начали скапливаться слёзы. Он хотел поспорить с учителем. Мальчик знал, что тот говорил неправду. Что его слова — всего лишь домыслы, потому что причудливый фактор никак не влиял на интеллект. Если только причуда напрямую не была связана с повышением умственных способностей или не имела телепатическую природу.       — Что такое, Мидория? — снова ухмыльнулся Исаму. — Хочешь всё-таки что-то сказать? Неужели удостоишь нас, простых смертных, услышать твой голосок? Класс разразился противным гоготом, и учитель истории был доволен тем, как у маленького беспричудного уродца покатились маленькие беспричудные слёзки. Но этот пацан всё равно продолжал стоять на своём. Он, наоборот, расправил плечи и упрямо посмотрел прямо в глаза, при этом нахмурившись. Жалкий, униженный, слабый, но продолжающий эту свою бессмысленную борьбу. Танака-сенсей скрипнул зубами и сел на своё место. Этот беспричудный ребёнок будто бросал ему вызов одним своим существованием, и мужчина злился только сильнее каждый раз.       — Ну что вы, в самом деле, Танака-сан. Мутизм — это ведь не шутки, — покачала головой Накадзима-сенсей. — Ну, что я хотела сказать? Думаю, нам стоит всем классом поздравить самого нашего младшего мальчика с очередными победами и пожелать только больше побед в будущем. Мидория рвёт все шаблоны, вот это исключение из правил, — она хлопнула в ладоши.       — Исключения обычно подтверждают правила, учитель, — с коротким смешком проговорил Бакуго, хитро улыбаясь и смотря прямо в лицо Изуку.       — Не могу спорить, — пожала плечами Накадзима-сенсей и ещё раз напоследок погладила Изуку по голове. — Ну всё, не буду вас больше отвлекать, простите за вторжение.       — Садись уже на место, Мидория. От тебя одни проблемы, — раздражённо цыкнул Танака-сенсей и вышел к доске с согнутым пополам учебником в руке. Пока Изуку шёл к своей парте, ему по обыкновению поставили подножку, которую мальчик сразу заметил и аккуратно перескочил. А вот пинок со спины он заметить не смог. На это и был расчёт. Ребёнок завалился вперёд, но успел выставить перед собой руки, чтобы не удариться лицом. Класс заполнился громким хохотом, и даже учитель не сдерживался от того, чтобы откровенно посмеиваться над Мидорией. Напоминало со стороны стаю гиен, и это было не так далеко от правды.       Пока Изуку пытался подняться, с парты ему на голову уронили тетради и учебники, вызывая новую волну смеха.       — Ой, я такая неуклюжая, — хихикнула Минами.       — Ну что ты, это был салют в честь его победы! — издевался Хаяте, сидящий позади Кацуки.       — Всё, успокоились! Открывайте книжки на этой странице, — учитель указал на номер, записанный на доске. — А ты, Мидория, сядь наконец и прекрати провоцировать одноклассников.       Изуку гулко сглотнул, пряча глаза за густой чёлкой, чтобы никто не увидел его слёз. Обида, в очередной раз, была запрятана глубоко внутри.       А реакция одноклассников не заставила себя долго ждать.       — Эй, Деку, — позвал сидящий позади него здоровяк с мутационной причудой — его голова была похожа на деревянный обрубок, — мы тебя обязательно поздравим со всеми победами, готовься.       И сердце ребёнка зашлось в бешенном ритме, словно готовое выпрыгнуть наружку, потому что Изуку давно не чувствовал такого страха. По его спине побежал табун неприятных мурашек, заставляя съёжиться.

***

      В прошлом году за победу в региональной олимпиаде Мидорию заперли в школьном туалете. Перед этим подожгли форму и смотрели, как она горела на нём, громко смеясь. Его облили грязной водой, которой мыли полы, а потом в таком же виде заперли в одной из кабинок, подперев её спереди. Даже его старенький телефон забрали, чтобы он не смог ни с кем связаться, оставив его на подоконнике в туалете. Изуку тогда всю ночь провёл в школе, в какой-то момент, уже не имея сил даже плакать. Его ожоги болели, но не так сильно, как болело сердце в груди. Каччан, который наблюдал за всем со стороны, снова ничем не помог. «Не скучай, Деку», — было всем, что он тогда сказал перед тем, как одноклассники выключили в туалете свет и отправились по домам.       На следующий день Изуку утром выпустила уборщица. Она долго негодовала от ужаса и шока, а ещё немного поругалась и отвела его к директору. Директор Учида тяжело вздохнул и велел сменить гакуран на физкультурную форму. Никто из взрослых не спросил, почему одежда мальчика превращена в обугленную тряпку. Ребёнка отправили к медсестре, которая ворчала что-то о том, что ей приходиться переводить на него слишком много материала, а потом отпустила дальше, на уроки. Учителя много ругались на постоянные вздохи и тихое шипение от боли, которые исходили от мальчика.       Благо, это была пятница, и выходные Изуку проводил с отцом. Когда Мидория Хисаши увидел небрежно обработанные ожоги, которые сверху заклеили обычным пластырем, он взревел, как разъярённый медведь. Мужчина сначала, естественно, озаботился здоровьем своего сына. У того уже начинался жар, и всё могло закончиться плачевно. Не забыв всё сфотографировать и получить медицинское заключение о тяжести состояния от своей подруги педиатра, Хисаши отправился в школу с угрозами, что, если директор не дождётся его, он дальше пойдёт прямиком в полицию. Последний аргумент в их последовавшей беседе на повышенных тонах заставил Мидорию старшего потерять всякую веру в людей, в мир, вообще во всё.       — Господин Мидория, я вас хорошо понимаю, но и вы поймите меня! Я не могу портить характеристики учеников, которые в будущем могут стать профессиональными героями, из-за беспричудного ребёнка!       В очередной раз разговор со школьной администрацией не принёс никакого толку. В очередной раз Хисаши отправился в вышестоящие инстанции с жалобами и доказательствами. В очередной раз последовал звонок от его бывшего тестя с просьбой не мутить воду, а ещё с заверением о обязательном разбирательстве в ситуации. Эти разбирательства длились уже много лет, только толку от них не было никакого.       Хисаши не понимал ничего. Он смотрел на своего ребёнка, и сдерживался из последних сил, чтобы откровенно не расплакаться. Мальчик буквально весь горел, его уже начинало потряхивать от не спадающей температуры. Хисаши не вывозил, и он искренне не понимал, откуда столько сил у его маленького сына, чтобы не сломаться под тяжестью всего. Под тяжестью собственной жизни. На финал олимпиады в Токио на первом году средней школы Изуку так и не поехал.       Что же ждал Изуку за подарок от любимых одноклассников в этом году? Он совершенно не сомневался в их креативности, когда заметил, как девочки тащили куда-то за угол ведро с помоями из школьной столовой.

Выходные с дедушкой. Период начальной школы. После диагноза.

      Комната была затоплена непроглядной темнотой, что создавало ощущение загадочного уединения. Однако, среди этой тьмы выделялось мягкое фиолетовое свечение, которое добавляло атмосферности и мистики. В воздухе витал острый резкий запах резины, который переплетался с чем-то химическим и медицинским, что создавало чувство некоей научной или экспериментальной среды. Вдоль стен были аккуратно расставлены стеллажи, на которых размещались склянки различной формы и размеров, а также множество изощренных лабораторных инструментов, каждый из которых служил своей цели и добавлял ужаса к общей атмосфере научного исследования. В каждом уголке подвала переплетались провода разной длины и диаметра, извиваясь вдоль глубоких коридоров, которые вели в подземные части больницы. Они были подключены к тяжелым колбам, наполненным яркой неоново-фиолетовой жидкостью. Вертикальные сосуды выделялись разнообразием своих размеров: они варьировались от небольших аквариумов, в которых жили странные зародыши, напоминающие головастиков с челюстями, схожими с пираньими, до крупных конструкций, достигающих потолка и вмещающих лишь одно существо.       Внутри этих громадных сосудов пребывало в состоянии анабиоза множество гигантских созданий, которые едва ли можно было назвать чудовищами. Они больше напоминали гибридные особи, возникшие в результате мутаций, произошедших у животных, однако в их внешности отчетливо прослеживался человеческий силуэт с хорошо выраженной мускулатурой. Эти твари мирно спали, время от времени слегка подергиваясь из-за сокращений мышц. Каждое их движение сопровождалось всплесками пузырьков воздуха, вырывающихся из-под специализированной маски. Фиолетовая вода, в которой они находились, скорее всего, являлась неким видом питательной среды, предназначенной для поддержки их роста и развития. Она содержала в себе все необходимые питательные вещества для их развития.       Прочные колбы вытягивались вдоль коридора, создавая впечатление некоего музея экспериментальных исследований. Проходя мимо этих контейнеров, невозможно было избавиться от ощущения тошноты и омерзения. Особенно это ощущение усиливалось при взгляде на, по всей видимости, незавершённые творения. В этих узких аквариумах находились никто иные, как обычные люди, которые совершенно не спали. Их умоляющие взгляды, пронизанные страхом и отчаянием, ловили свет, но они не могли произнести ни звука из-за кислородных масок, укрепленных на лицах, а также из-за множества проводов и датчиков, которые запутались по всему их телу и скрывали наготу. Их сознание казалось полупотерянным, словно они находились далеко от этого мира. Доктор утверждал, что они представляют собой всего лишь подобия людей, лишенные чувств и эмоций, и обладают сниженным болевым порогом. По его словам, они не испытывают никаких ощущений. В доказательство своих утверждений он привел в действие рычаг, и электрический ток ударил по нескольким капсулам, внутри которых подростки, возрастом около пятнадцати лет, начали судорожно дергаться. Одна из них, на первый взгляд, абсолютно не ощущала боли и угрожающе смотрела на доктора, который даже не удосужился обратить на них внимание, продолжая заниматься своим увлекательным занятием, которое для него имело гораздо большее значение, чем судьба этих незначительных третьесортных подопытных.       — Это просто великолепно, совершенно неожиданная реакция! — кричал в восторге врач в сварочных очках, полностью скрывающих глаза. Его широкие усы буквально встали торчком. Он бегал между мониторами компьютера и мониторами приборов, считывающих жизненные показатели, и уже начинал пищать от несдерживаемых эмоций. А Изуку не понимал, что он здесь делал. Зачем его привели к доктору Цубасе повторно? Зачем его уволокли в какую-то жуткую лабораторию в подвале? Что это за жуткие существа в колбах и самое главное, кто эти люди, что так жалобно смотрят на него?       Пока они двигались вперед, он не только ощущал зловещую атмосферу вокруг, но и внимательно рассматривал названия, написанные на табличках, которые были прикреплены к сосудам, в которых находились «бесчувственные люди». Когда мальчик подошёл слишком близко к одной из таких колб, он заметил, как девушка, заключённая в нее, внезапно прижала руку к стеклянной перегородке и попыталась что-то сказать, стуча по стенке аквариума. Это неожиданное появление напугало Изуку. Он запомнил лишь слово «Нулевой» — это была единственная деталь, которая осталась у него в памяти, прежде чем его охватило чувство тревоги, и ему стало плохо.       Мужчина, с которым он познакомился, не казался враждебным поначалу, но после того, как он пожал руку мальчику, у того постепенно началась настоящая агония. Сначала Изуку почувствовал резкую слабость, как только отпустил большую тёплую ладонь. Его голова закружилась, и он упал прямо на пол. Когда жар охватил всё тело, его уложили на кушетку и подключили к куче приборов.       Изуку даже не помнил точно, как всё это происходило. До него доносились возгласы дедушки, а ещё на фоне что-то беспрерывно пищало. Казалось, что от этого звука барабанные перепонки могли вот-вот разорваться. Он начал перечислять в уме химические элементы периодической таблицы Менделеева, чтобы удержать себя в сознании, но это давалось с большим трудом.       Мальчик задыхался от боли. Глотка горела огнём, словно он глотал раскалённые угли. Сил не было совсем, но Мидория всё равно извивался как змей на раскаленной сковородке, пытаясь выпутаться из ремней, которыми его пристегнули к кушетке. Грубый материал неприятно натирал детскую кожу, оставляя красные полосы и синяки. По его щекам градом побежали слёзы, от того, что он уже не выдерживал происходящего. Дедушка ничего не делал, чтобы помочь ему. Мужчина просто стоял прямо здесь, напротив, и смотрел, как его внуку больно и плохо. Может Изуку в чём-то провинился?       — Его организм уничтожает причудливый фактор так, будто это вирус или бактерия! Иммунная система просто невероятна, я вижу такое впервые, — доктор Цубаса был почти на грани истерики от своих наблюдений. Он интенсивно потирал потные ладони между собой и маниакально посмеивался.       — Вы о чём вообще? — воскликнул генерал Ямасита Томоюки. Он перевел хмурый взгляд с корчащегося в агонии мальчика на доктора и обратно, — Мы договаривались совсем о другом, почему это происходит, да ещё и становится всё хуже и хуже? — он схватил мужчину с усами за воротник и рывком потянул на себя, и хоть военный внешне сохранял свою выдержку, внутри у него клокотала ярость.       Ему обещали сделать беспричудного уродца нормальным, чтобы тот не позорил его имя своим существованием. При этом заверили в абсолютной безопасности предлагаемого метода. И что в итоге? А в итоге он получил умирающего на его глазах пацана. И что будет, когда ребёнок испустит дух прямо в этом по-комичному стереотипном злодейском подвале? Как объяснить произошедшее окружающим? Дед взял пятилетнего внука на обследование в больницу, чтобы там мальчик умер при неизвестных обстоятельствах?       — Я, кажется, задал вопрос, и тебе лучше никогда не заставлять повторять меня дважды, — в голосе мужчины прорывался настоящий рык, а мелкие предметы в помещении начинали не высоко левитировать.       Изуку тем временем уже кашлял кровью, и увидев это, генерал бросил доктора Цубасу, который буквально сполз на пол возле своего стола, весь покрывшись испариной от испуга. В два шага Ямасита достиг кушетки и быстро отстегнул мальчика. Тот тут же свернулся калачиком, хватаясь за горло и продолжая кашлять.       — Изуку, — позвал мужчина, застыв с поднятыми руками и не зная, что ему делать. Он не осознанно облизнул пересохшие губы. Его внук умирал прямо сейчас у него на глазах — на металлической кушетке, с подсоединёнными к нему, кажется, миллионом проводов аппаратами.       — На самом деле — это первая и единственная такая реакция за всё время, — неожиданно из зловеще упавшей на него тени заговорил третий присутствующий в лаборатории, и его серые глаза расширились от волнения, а на губах заиграла полуулыбка-ухмылка. — И я в полном восторге и в замешательстве, — его низкий голос заполнял всё помещение, но только Изуку плохо понимал сейчас слова, обращённые на него.       На нескольких мониторах компьютеров молниеносно сменялись цифры и различные данные, рисовались графики, чтобы в какой-то момент всё резко затихло. В тот самый момент, когда Изуку почувствовал, как его горло отпускает. Тиски ослабевали, позволяя лёгким расправится, и он судорожно пытался отдышаться. Жар во всём теле как будто сходил на нет. Отсутствие этой дикой боли позволило мышцам расслабиться, и мальчик тут же расслабился, обмякнув на кушетке и прикрыв глаза.       — Вы, значит, в восторге, — буквально зашипел генерал, и в комнате в одночасье поднялся настоящий вихрь. Книги, бумаги, ручки, мелкие предметы, что никак не зафиксированы, начали кружиться по помещению со страшной силой, создавая дикий шум. Мебель ходила ходуном, как от землетрясения, даже прикрученная к полу кушетка, и Изуку трясся вместе с ней, тихо всхлипывая и зажимая уши руками.       — Ну, ну, генерал Ямасита, не нужно так горячиться. Давайте попробуем дать доктору возможность объяснить, что же мы только что увидели, — с саркастичной улыбкой и каким-то весельем в голосе рассуждал высокий мужчина с белыми волосами. Творящийся хаос его никак не волновал, он, напротив, создавал впечатление полного контроля над ситуацией. А ещё весь целиком выглядел чужеродно по отношению к этой напичканной странными вещами сырой тёмной лаборатории. Его шикарный костюм сидел на нём, как влитой, и не смотря на в целом дружелюбное поведение, Ямасита не мог отделаться от чувства опасности, которое исходило от его нового знакомого.       Ямасита хмурил брови, обдумывая слова человека, что принёс ему новый ворох проблем, и спустя несколько секунд поток вращающихся вещей замер. Всё парило в воздухе пару секунд, чтобы после с громким шумом упасть на пол. Повалился и один из шкафов, создавая больше грохота, и у генерала зашипела рация, из которой раздалось: «Всё в порядке?»       Мужчина поднёс аппарат к губам и отдал приказ: «Оставаться на местах».       — Ну вот, теперь я не разберу все свои бумаги в этом бардаке, — едва слышно причитал доктор, с ужасом разглядывая свою лабораторию, в которой теперь всё было перевёрнуто вверх дном. Он цеплялся за края своего стола и продолжал обильно потеть от напряжения.       — Я требую объяснений, — рык Томоюки говорил о его выходящем из-под контроля терпении и готовности в любой момент сообщить своим людям, которых он предусмотрительно оставил за дверью, о том, чтобы они отправили двух клоунов в места не столь отдалённые. Его пытались выставить дураком, но он никому не позволит смеяться над собой. Рация крепче сжималась в ладони, а палец нависал над кнопкой связи.       — Ну же, доктор, наш будущий партнёр требует! — всё так же саркастично и с довольной усмешкой вопрошал мужчина, и от его вида только становилось ещё более жутко. — Мне тоже очень интересно, что же произошло с мальчиком и с причудой, которую я ему дал.       Ребёнок, о котором шла речь, лежал бездвижно, словно засыпая, при этом очень тихо и медленно дышал. Все мониторы, сообщающие о его состоянии, были спокойны. Рядом с кудрявой головой разлилась кровавая лужица, а с приоткрытого рта ещё тянулась маленькая красная капля.       — Что ж, не сказать, что я сам всё понял, но это именно то, что я сказал. Причуда, что вы передали ему не то, что не прижилась, хоть такого просто быть не могло. Его тело разрушило её, — доктор Цубаса поправил свои очки и отряхнул лабораторный халат. Он повернулся к экрану, чтобы сверить данные, перелистывая страницы открытых файлов. — Я возьму анализы, чтобы проверить точнее, но судя по показателям с датчиков, он всё такой же беспричудный. А причудливый фактор, переданный с помощью причуды полностью исчез, как не было его. Это уникальный случай.       — Вы говорили, что у него была беспричудная бабушка? — мужчина с белыми волосами потёр подбородок, и он совершенно не скрывал своего нарастающего нетерпения.       — Да, по отцовской линии, — Ямасита рассматривал лицо своего внука, с которого схлынул весь цвет. Мальчик стал настолько бледным, что казалось, будто его окунули в белую краску. — Почему это произошло? И почему он так выглядит?       — Ох, не волнуйтесь, показатели стабильны, он оклемается. Мы сейчас окажем ему помощь в детском отделении, — не отрываясь от компьютера проговорил доктор. — Только надо проверить его горло. Причуда, которую мы вживили, была завязана на голосе, возможно, что весь удар пришелся на голосовые связки.       — Я до сих не понимаю, почему это произошло, — Ямасита злился всё больше. Он нахмурился и перевёл сердитый взгляд на мужчину с белыми волосами, который с каким-то хищным интересом разглядывал спящего Изуку.       — Нам только предстоит это выяснить, генерал, — протянул он, и его глаза стали красными. — Я убеждён, что исследование вашего внука принесут нам много пользы, — он широкими уверенными шагами подошёл к кушетке, полностью поглощенный своими эмоциями, и начал гладить уже почти бессознательного ребёнка по кудрявой макушке. Тот слегка дёрнулся, но ни на что другое у него просто не было сил. Он попытался посмотреть на того, кто его касался, но не мог поднять голову, вглядываясь теперь вглубь лаборатории. — Ох, Мидория Изуку, я чувствую, что ты подаришь мне гораздо больше, чем я мог рассчитывать.       — Стоп, стоп, стоп, — покачал головой генерал, хватая мужчину за руку и отводя её от мальчика. — Ни о каких исследованиях не идёт речи! Вы сейчас приводите его в порядок вместе со своим дружком, — он брезгливо кивнул в сторону доктора Цубасы, — и мы уходим домой. Все забывают об этом инциденте, и мы больше никогда не пересекаемся. Для вашего же блага.       — О, вы так сильно любите своего внука? — ухмыльнулся мужчина, наклонив голову на бок и подавшись чуть вперёд, но руку из стальной хватки вырывать не стал.       — Тут не о любви речь, — фыркнул Томоюки, сильнее надавливая на запястье жуткого человека.       — Тогда о чём же? — тот наклонился ближе к нему, смотря прямо в глаза, и складывалось ощущение, что этот взгляд гипнотизировал. — Может дело во влиянии? Власти? — на его лице была гримаса настоящего наслаждения — наслаждения своим будущим триумфом. — Что будут говорить о вас, когда всей общественности станет известно, что ваш единственный внук беспричудный? После того, как ваша дочь стала полным разочарованием, теперь она произвела на свет кого-то ещё более убого, — в тоне голоса подельника доктор Цубасы нарастала не скрываемая насмешка. — Это какие же гены передаёт легендарный Малайский тигр? А представьте, что будет дальше, генерал? — мужчина вальяжно забрал свою руку из захвата и начал ходить по помещению, при этом не отводя взгляд от побледневшего собеседника. — А если все узнают, что вы пытались приживить этому ребёнку причуду, полностью наплевав на его здоровье? Ох, вы же ещё не осведомлены о моей тайной личности, что, если она тоже всплывёт? — Все за Одного прикрыл глаза и покачал головой. — Ваше положение и так очень сильно пошатнулось в последние несколько лет, а тут такое, — он подпёр щёку сжатыми в кулак пальцами, а указательный упёр в висок. — За связь со мной вы отправитесь в тюрьму, какая жалость. После стольких лет служения стране и титанического труда, чтобы добиться высокого положения и такого большого влияния, и потерять всё из-за какой-то глупости.       Генерал Ямасита тяжело выдохнул, свесив голову. Он опустился рядом с мальчиком, который до сих пор не шевельнулся. Изуку просто лежал, обессиленный, продолжая смотреть в сторону тех колб, что виднелись с конца коридора, пока прямо рядом с ним шла торговля, цена которой — его жизнь. На мгновение ему стало казаться, что и он вскоре окажется в таких же контейнерах, как эти. От этого чувства его зрение стало расплываться, и он потерял из виду силуэт нулевого эксперимента. А после и вовсе окончательно потерял сознание.       — И что же вы хотите, мистер Шигараки? — Ямасита посмотрел на Все за Одного исподлобья, уже сто раз пожалев о своём решении.       — Я хочу предложить взаимовыгодное сотрудничество, — устрашающий мужчина слегка склонил голову набок, снова поглядывая на Изуку.       — В чём оно будет заключаться? — генерал вопросительно вскинул бровь. Знает он все эти песни про взаимовыгодное сотрудничество, в котором выгода будет только у одной стороны, и это явно не его сторона сейчас.       — А всё очень просто, — Все за Одного сократил расстояние между ними в одно движение и снова оказался возле ребёнка. Он выглядел несоразмерно огромным рядом с маленьким тельцем, одновременно с этим он как-то слишком ласково убрал за ухо выбившиеся кудряшки, после чего положил руку на спину мальчика и начал гладить. — Вы позволите нам проводить наши исследования, для понимания, как организм этого ребёнка сделал то, что сделал. При этом мы будем максимально аккуратны, чтобы не привлекать ненужного внимания. Ни мне, ни вам не нужны свидетели. А для вас это, в свою очередь, обернётся моей полной поддержкой.       — Поддержкой? — скептически переспросил генерал.       — Иметь в партнёрах человека вашего статуса для меня может быть очень выгодно, поэтому я весьма заинтересован, чтобы ваше положение было устойчивым. А там посмотрим, — Все за Одного пропускал мягкие детские волосы сквозь пальцы, — может быть, мы сможем возвысить это положение. Как думайте? — мужчина снова посмотрел с выражением полного триумфа на лице, и генерал невольно отзеркалил его ухмылку.       — Звучит как-то слишком хорошо, — хмыкнул Ямасита. — А что будет с мальчишкой?       — О, об этом можете не волноваться, — хлопнул в ладоши до этого молчавший доктор Цубаса. — В наших интересах, чтобы он был в порядке. Хотя бы в относительном.       — Но об этих исследованиях всё ещё никто не должен знать. Как по-вашему я должен заткнуть мальчишке рот? У него, конечно, айкью за двести, в прогнозах ещё выше, но ему всё ещё пять лет, — генерал скрестил руки на груди, окинув обоих требовательным взглядом.       — Двести? В пять лет? — доктор зажал рот рукой, теперь с ещё большим восторгом смотря на бессознательного Изуку. Все за Одного присвистнул.       — Об этом нам не говорили, когда вас рекомендовали.       — Не ёрничайте. Этот мужик был тем, кто ставил Изуку диагноз, кто кому кого мог рекомендовать? — раздражённо зашипел генерал. — А ребёнок гений. Я был уверен, что у него есть причуда, повышающая интеллект. Но нет, гены семьи папаши взяли верх, — он устало протёр лицо.       — Я должен подробней изучить этот вопрос, — маниакально облизнул истрескавшиеся губы доктор Цубаса, и это на самом деле выглядело пугающе со стороны.       — Мне никто не ответил на вопрос! — вскрикнул Ямасита, резко вставая с кушетки.       — Вы заставляйте меня повторять дважды. Как я должен заставить молчать о ваших экспериментах ребёнка?       — Никому не нужно будет никого заставлять, — Все за Одного сел на корточки перед Изуку, заглядывая ему прямо в лицо, и положил обе руки на голову, обхватывая её по кругу, — ведь он мало что будет помнить, — под ладонью мужчины появилось мягкое сияние, — только непонятные обрывки, больше похожие на сон. А для всех причастных — он проводит время с вами. Таким любящим и заботливым дедушкой, что не может жить без этого ребёнка и таскает за собой хвостиком. Думаю, мой коллега сможет посвящать нашей затее выходные парочку раз в месяц. А вы могли бы помочь нам усовершенствовать лабораторию.       — И что, вы будете каждый раз приходить, чтобы промыть ему мозги?       — Мы всё это согласуем с моим плотным графиком, — Все за Одного снова начал играться с мягкими детскими кудряшками. — Я чувствую, что этот мальчик принесёт нам очень много пользы, — на лице злодея расплылась хищная улыбка, и он взял Изуку на руки, чтобы отнести в педиатрическое отделение больницы, которая находилась прямо над ними.

Дом семьи Ямасита. Вечер после очередной поездки с дедушкой. Период начальной школы.

      — Господи, почему у тебя такая высокая температура? — поменяла очередную мокрую повязку на лбу у Изуку пожилая женщина. Её аристократическое лицо и хрупкую фигуру совсем не испортил приличный возраст, а глаза и вовсе остались такими же яркими, как в юности. Но сейчас тонкие черты лица исказила гримаса беспокойства, а изящные губы сжимались в сплошную линию. Её мягкая тёплая домашняя одежда вся измялась, и вид в целом был растрепанным и уставшим. Изуку снова захрипел, из его горла продолжали вырываться странные звуки. Детское лицо бледнело всё сильнее, а через тонкую кожу просвечивала сетка сосудов, придавая ему вид живого мертвеца. Мальчик чуть приоткрыл глаза и попытался разглядеть женщину перед собой.       — Хааааа, — всё что он смог вымолвить, и Ямасита Минако уже была готова расплакаться от своей беспомощности в данный момент.       — Мой маленький, потерпи, я сделаю тебе ещё один укол, — она на дрожащих ногах поднялась с пола, чтобы взять лекарства и шприц. Ребёнок лежал на широкой детской кровати, закутанный в одеяла чуть ли не по самые уши. Со стен в это время за бабушкой и её внуком наблюдали Альберт Эйнштейн с самой своей знаменитой фотографии, висящая рядом с ним Мария Склодовская-Кюри и водруженный на противоположную сторону Иван Михайлович Сеченов.       Аптечку Минако предусмотрительно принесла в детскую, чтобы не уходить далеко ни на минуту. Она уже получила инструкции от Хисаши, что нужно смешивать для литической смеси, вместе с угрозами о том, что он убьёт её мужа. Что ж, она была солидарна с бывшим зятем. Если бы не трясущийся от температуры и нестерпимой боли ребёнок, она бы уже сама убила своего супруга. И у неё даже есть для этого веская причина. С тех пор, как выяснилось, что у их внука нет причуды, мужчина стал периодически брать Изуку с собой на выходных. И каждый чёртов раз ребёнок возвращался в непонятном состоянии, при этом сам не мог сказать, что с ним происходило на подозрительных прогулках и экскурсиях. Но вот настолько плачевного самочувствия, как в данный момент, у него ещё не случалось.       — Вот так, бабушка очень быстро уколет. Это совсем не больно, как комарик укусит, — Минако понимала, что у мальчика, скорее всего, не будет никаких сил сопротивляться, но ей казалось жизненно необходимым успокоить его. — Видишь, солнышко, очень быстро! Сейчас тебе станет легче. А там папа приедет, и мы все вместе посмотрим программу о животных, правда же? — она ласково гладила мокрые от пота кудряшки, целовала маленький носик, потом лоб, потом пухлые щёки, готовая расплакаться в любой момент.       В комнате играла музыка с любимой радиостанции Изуку, которую ему ставили буквально с рождения, когда та ещё даже не была популярна. Ведущий программы — профессиональный герой Сущий Мик, и Минако надеялась, что голос мужчины и сейчас поможет ребёнку уснуть. Она не могла оторвать глаз от содрогающейся фигурки, почти не возвышающейся над мягким матрасом, и внутри её разъедало чувство вины.       Когда больше года назад Минако узнала от дочери, что Изуку беспричудный, она не была удивлена, нет. Вторая бабушка мальчика имела беспричудный статус, и конечно же мальчик унаследовал его. Так называемый «закон подлости» сработал на все сто, не заставляя сомневаться в своём существовании. Но старшая Ямасита была очень зла. Зла на Хисаши. Зла на эту самую вторую бабушку. Зла на свою дочь, которая не послушала её вовремя.       Поначалу видеть ребёнка совсем не хотелось, но ей приходилось, поскольку муж начал приводить того к ним домой после субботних «экскурсий» на работу. И когда это происходило довольно редко, может быть раз в несколько месяцев, ситуация не вызывала у женщины много вопросов. Только один, если быть точным, зачем беспричудного уродца продолжают приводить к ней домой? Но, когда её дочка развелась со своим супругом, эти поездки стали случаться намного чаще. Минимум раз в месяц генерал Ямасита брал внука с собой, при том, что никто кроме неё и Инко не должен был знать об этом. И даже они не имели представления, куда мальчика возят.       Изуку тоже никогда особенно не радовался этим путешествиям в неизвестность, но что-то сказать попросту не решался. Или ему доходчиво объяснили, что он не может отказаться. Это было весьма вероятно. И если он всегда возвращался целым и невредимым, просто очень измученным и уставшим, возможно напуганным, возможно с лёгким недомоганием, то сегодня его состояние перешло все возможные границы. Минако сама не заметила, как чересчур скромный и при этом очень любознательный и добрый мальчик заставил её поменять свои взгляды на беспричудность. По крайней мере, на его беспричудность. В какой-то момент она перестала видеть перед собой беспричудного уродца, и перед ней снова появился Изуку. Тот самый её Изуку, такой же, каким он был до диагноза, — очаровательным ребёнком с милыми веснушками на пухлых щёчках и неизменной книжкой в руках. Даже будучи младенцем он не интересовался игрушками, сразу предпочитая детские книги и раскраски. Она до сих пор помнила, как семимесячный малыш сидел у неё на руках, держа в каждой ладошке по карандашу, тянулся к столу и правильно закрашивал более сложные рисунки для старших детей. И как он, будучи совсем маленьким, быстро собирал кубик Рубика.       «Хей, а теперь послушаем немного более старомодную музыку, что думайте, слушатели? Как на счёт джаза?» — раздался из приёмника голос радиоведущего-героя, и комнату заполнила умиротворяющая музыка.       — Инко, когда ты приедешь? — почти умоляла в трубку Минако, на что её дочь только раздражённо цыкнула.       — Мама, я же предупреждала, что сегодня меня не будет. Мы проводим деловой вечер с компанией из Токио, — послышался звон бокалов и кто-то, похоже, взял слово для тоста. — Всё, не могу говорить. Вызови ещё раз мальчишке скорую и не бери в голову. Пусть его заберут в больницу, — последнее, что сказала Инко, перед тем как сбросить звонок.       Минако обессиленно опустила руку с телефоном и тяжело вздохнула. Она снова села рядом с Изуку на кровати и начала напевать приятную мелодию, чтобы успокоиться и самой, и чуть успокоить ребёнка. И он, казалось, на самом деле успокаивался, потому что перестал дёргаться, потихоньку начиная засыпать. Она почувствовала настоящее облегчение, когда его дыхание стало ровным и глубоким. Вдруг из коридора послышались звуки открывающейся двери и копошения. Шаги эхом отдавались в стенах огромной пустой квартиры, и в комнату открыл дверь генерал Ямасита Томоюки.       — Выглядишь не очень, — бросил он жене вместо приветствия и подошёл к кровати в своей обычной манере — убрав руки за спину. Мужчина был на самом деле очень высоким, до двух метров ему не хватало двух сантиметров. А вкупе с широкими плечами и массивными руками, он и вовсе выглядел огромным. Годы военной подготовки и постоянных тренировок не прошли для него даром. А ещё участие в нескольких военных конфликтах со злодеями, в которых он с блеском одержал победы для своей страны, даже не прибегая к помощи героев — всё это оставило на нём жирный отпечаток. Когда-то давно его лицо было открытым и имело в себе мягкие черты, но на сегодняшний день от этого давно не осталось и следа. Его черные глаза с сеткой морщинок возле них смотрели с прищуром и недоверием.       — Да что ты? — раздражённо прошептала Минако. — Лучше скажи мне, что ты с ним сделал на этот раз? Она смотрела мужу прямо в глаза, и взгляд её был таким же, как в молодости — упрямым и требовательным. Минако не позволит себя обманывать кому бы то ни было, тем более близкому человеку.       — Слушай, это тебя не касается, — пространно начал Томоюки, в надежде сразу закончить этот разговор. Он нажал кнопку на радиоприёмнике, и комната погрузилась в тягостную тишину.       — Ещё как касается, — почти зашипела на него женщина, вздёрнув аккуратный подбородок. — Это мой единственный внук, и ты творишь с ним что-то, о чём я не знаю, после чего он лежит при смерти.       Будто в подтверждение её слов, мальчик сквозь сон издал болезненный стон и глубже зарылся в одеяло. Его глаза были плотно сомкнуты, а ресницы на них подрагивали.       — Это беспричудный ребёнок, — покачал головой генерал, искоса глядя на маленькую фигурку под одеялами и также говоря шёпотом.       — Это наш беспричудный ребёнок, — Минако сделала акцент на каждом слове, не сводя с мужа решительного взгляда.       — Мы уже говорили об этом. Он доставляет слишком много проблем, — Томоюки сам не замечал, как начинал потихоньку раздражаться. Бесконечное переливание из пустого в порожнее уже стояло ему поперёк горла. Он и так уставал на работе, а теперь ему не давали спокойствия даже дома, и из-за чего?       Забот и бесконечной возни хватало с головой, и даже больше. Все за Одного только восстановился после битвы со Всемогущим, которая произошла буквально недавно, и это определенно усложнит их работу. Что уж там говорить, его партнёр едва выжил в том сражении, так что разработки могли закончиться, чего точно нельзя было допустить. Исследования организма мальчишки резко продвинуло работу над особенными существами — Ному, — вперёд. Оно позволило исключить те факторы, которые не допускали сосуществования в одном организме нескольких причуд, и все события разворачивались так, словно они выиграли в настоящую лотерею. Кто бы мог вообще подумать, что беспричудный сопляк окажется настолько полезным? Процесс создания гибридов пошёл, как по маслу. Даже их когнитивные функции удалось подкорректировать, и они могли рассчитывать на появление у этих тварей интеллекта. Доктору Цубасе удалось вывести особей, полностью готовых к эксплуатации, и они уже представляли из себя смертоносное оружие. Оставалось проверить их на практике. А те, что были на подходе, и вовсе поражали воображение. Только теперь остро встал вопрос, что использовать взамен причуды, изменяющей память, ведь Все за Одного всё ещё восстанавливался. Сыворотки амнезиаки были весьма сомнительным решением, так как их действие оставалось под вопросом, да и они могли иметь неприятные последствия. Не хотелось, чтобы это как-то навредило психике мальчика. Его гениальный интеллект представляет собой не меньший интерес, чем его иммунная система. Они планировали в будущем использовать его недюжинный ум.       И вся эта головная боль шла вкупе с нестабильной обстановкой в стране и, в целом, в мире. Одни только подозрительные движения компании «Детнерат» чего стояли.       — И поговорим ещё, пока ты не поймёшь наконец! — Минако вскрикнула, но тут же одёрнула себя и посмотрела, не потревожила ли она Изуку, который наконец глубоко заснул.       — Что я должен понять, Минако?       — Что это твой внук, твой! Твоя плоть и кровь! Мы должны помочь ему с беспричудностью, а не присоединяться к тем, кто травит его за это! Я уже не могу отделаться от мысли, что афазия у него возникла тоже из-за тебя, а не из-за несчастного случая, — на последних словах её голос задрожал, переходя и вовсе в неразборчивый неуверенный шёпот.       Изуку же старался лишний раз даже не дышать, чтобы не привлекать к себе внимания. Он честно не хотел подслушивать разговоры бабушки с дедушкой, но боль во всём теле была настолько сильной, что он попросту не мог заснуть. Кошмары, которые являлись ему в виде различных видений, никак не способствовали его успокоению и облегчению, стоило ему лишь немного погрузиться в сон. Хотя бы после литического укола ему не так жарко.       — Так, мне это уже правда надоело, — наклонился к жене Томоюки, сверля её тяжёлым усталым взглядом, забывая, что это могло работать на его подчинённых, но не на женщине, которая жила с ним ещё с тех времён, когда он не был генералом. С тех времён, когда он буквально не представлял из себя ничего.       — Мне это надоело ещё больше, — она упрямо посмотрела в ответ, не желая уступать, и эта немая борьба продолжается какое-то время.       — Я говорил тебе много раз. Ты заставляешь меня повторяться, — сдался наконец Томоюки, махнув на всё рукой, — что не в моём положении иметь беспричудного потомка. Я о таком наследнике совершенно не просил.       — Так он тоже об этом не просил! — она чуть повысила голос, не переходя ту черту, когда начинался крик. — Он не виноват, что родился таким, от него это никак не зависит.       — Это ни от кого не зависит, но имеем, что имеем, — недовольно цокнул генерал и сел на большое кресло-подушку в углу комнаты. Он почти пожалел о том, что потратил столько денег на обустройство помещения для такого разочарования, как Изуку.       — Ну если ты это понимаешь, то зачем отыгрываешься на ребёнке?       — Ты себя то слышишь? Сама не далеко от меня ушла. Ты не хотела его видеть по началу, — ухмыльнулся мужчина, откидываясь назад на приятную мягкость, за что его спина благодарно расслабилась.       — И это было большой моей ошибкой, о которой я буду сожалеть всю оставшуюся жизнь, — Минако опустила виноватый взгляд на Изуку, который снова глубоко и размеренно дышал.       — Боже, ну что ты заладила! — Томоюки обречённо спрятал лицо в ладони. — Даже Инко нет дела до этого недоразумения, что с тобой-то случилось? Вдруг материнский инстинкт проснулся? Будь добра, выключи его и не делай мне мозги. На слове недоразумение Изуку судорожно выдохнул, чуть не раскрыв себя, но бабушка только погладила его через одело, ласково приговаривая «Тише, тише, золотко».       — Ты бы лучше обо мне так переживала, — хмыкнул Томоюки, обиженно отворачиваясь от супруги.       — Это не тебя собственный дед довёл до предсмертного состояния! О, стоп, это же ты сам этот дед-чудовище.       — Ты сейчас доиграешься, женщина, — у генерала не получилось скрыть поднимающегося раздражения, его кулаки сжались, а голос понизился до утробного рычания.       — Что, правда глаза колет? — с вызовом посмотрела в ответ Минако, скрестив руки на груди.       Мужчина протяжно промычал и подался вперёд.       — Хорошо, что ты хочешь от меня услышать?       — Что происходит? Зачем ты таскаешь с собой Изуку? И почему он в таком состоянии?       Генерал Ямасита внимательно вглядывался жене в лицо, обдумывая, что ему стоило рассказать, а чего не стоило. Он знал эту женщину больше сорока лет. Она знала его столько же. Он мог попытаться обмануть кого угодно, но только не её. В её красивых глазах было требование рассказать правду, и Томоюки тяжело выдохнул, всё ещё колеблясь. Потом его взор упал на сжимающегося во сне Изуку, и генерал не хотел даже предполагать, насколько ребёнку сейчас больно и плохо. В этот раз ему ввели сразу три совершенно разные по природе причуды, что не могло не отразиться на тяжести состояния.       Даже если тот и услышит что-то лишнее, это всё можно будет списать на бред от лихорадки. Да и вообще, вряд ли кто-нибудь поверит беспричудному мальчику. А вот если дать тому понять, что у него особо нет выбора, то всё в целом могло стать проще.       Томоюки снова громко выдохнул.       — Ладно, — его плечи опустились, и он отстранённо посмотрел перед собой. — Ты уже знаешь, что у меня были большие проблемы на работе, — это был не вопрос, но Минако всё равно кивнула. — Меня хотели отправить на пенсию, я для некоторых как бельмо на глазу. Моя политическая деятельность была фактически заморожена. В стране не спокойно, как и в мире. Происходит перераспределение территорий и влияния между преступными группировками, в том числе и теми, кто тесно связан с политикой. Мы стоим на пороге чего-то, что может выльется в новые войны и конфликты.       — И при чём тут мой внук? — Минако сделала акцент на слове «мой», требовательно кивнув в сторону ребёнка.       — А он связан с этим теперь напрямую, — мужчина снова стал внимательно изучать лицо жены. Томоюки словно запомнил каждую её морщинку, каждую жилку на коже, миллион раз видел каждое неосознанное мимическое движение, которое в пылу эмоций могла совершить его вторая половинка.       Она, несмотря ни на что, была тем человеком, который поддерживал его много лет и находился рядом в самые трудные моменты жизни. Вопреки тому, что у Томоюки была очень мощная причуда, ему приходилось тяжело в детстве из-за вечно пьянствующих родителей и кучи долгов, которые те собирали. А постоянные попытки заманить его в геройство всегда выводили из себя. И только Минако была той, кто понял его и принял, так может она и сейчас будет на его стороне?       — Ты точно хочешь услышать это? — он скептически вскинул бровь, задавая вопрос, ответ на который был очевиден с самого начала. Старшая Ямасита ни на секунду не сомневалась.       — Я хочу знать правду, — более мягко проговорила женщина. — В конце концов, мы вместе прошли через многое, и я знаю тебя лучше всех. Генерал кивнул и тяжело вздохнул, свесив голову. Он обхватил руками затылок, и откинулся обратно на бархатистую поверхность, теперь смотря в потолок.       — Хорошо. Но ты будешь слушать меня до конца и не будешь перебивать. Он ведь спит? — генерал головой указывает на Изуку, и Минако легонько погладила того по голове, внимательно смотря на спокойное лицо, после чего кивнула. — Хорошо. Ты прекрасно помнишь, в каком мы были состоянии, когда узнали диагноз мальчишки. Все были опустошены, и никто из нас не знал, что будет дальше. Особенно Инко. Она очень боялась того, что о ней будут говорить и как к ней будут относиться окружающие, — Томоюки с громким выдохом провёл рукой по лицу. — А ещё, я думал о том, как этот мальчик будет интегрироваться в общество дальше. Он и так был странным с самого начала, теперь ещё и получил клеймо беспричудного. Моё положение могло пошатнуться сильнее, потому что негативное отношение к беспричудным в обществе растёт вместе с тем, как они медленно вымирают. И пока всё это происходило, мне пришло предложение от одного богатого бизнесмена, который был в похожей ситуации со своим ребёнком. Он пообещал свести меня с одним человеком, который мог решить проблему беспричудности мальчишки, — Минако зажала рот рукой, но всё ещё молчала, позволяя мужу продолжать рассказ. Её сердце в это же время начинало колотиться всё быстрее и быстрее. — Этот человек способен забирать и передавать причуды другим, можешь себе представить? — генерал усмехнулся, смотря на то, как глаза его жены расширились от удивления. — Поразительно, что никто не знает о подобной причуде. Это может перевернуть в обществе всё вверх дном. Но этот мужчина всегда остаётся в тени, и поэтому я мог провернуть свои дела без внимания со стороны. И получилось бы довольно складно — беспричудный ребёнок вовсе не беспричудный. Просто чуть опоздал в развитии. Уникальный случай, но всё же возможный, все довольны. Подельник этого человека доктор, он мог прикрыть это всё своим заключением и дело в шляпе, — генерал демонстративно оттряхнул руки и показал раскрытые ладони. — Но то, что случилось в итоге просто уму не постижимо. Организм мальчика разрушил причуду, как какою-то простуду, при этом без серьёзных последствий. У него повредились голосовые связки, но даже это оказалось не необратимым, они частично восстановятся.       — Но как же справка от врача? — захлопала расширившимися от шока глазами Минако. Она даже начала слегка заикаться, — Т-то есть, это тоже был обман? Ты же говорил, что он сильно упал, когда поскользнулся на лестнице, поэтому у него афазия.       Томоюки вскинул бровь и подпер ладонью подбородок. Он хорошо слышал, как надломился голос его жены, и как она задышала быстрее, весь её вид в миг сделался испуганным, неверящим в услышанное.       — Да, это тоже была ложь. Докторишка подсуетился, чтобы скрыть следы наших экспериментов, — признался Томоюки.       — А ведь Хисаши говорил… Я не поверила ему, я не поверила тому врачу, к которому он водил Изуку. Я накричала на зятя и обвинила в клевете. Господи, я его так сильно обидела тогда, — у Минако на глаза навернулись слёзы. Она посмотрела на сопящего Изуку, который свернулся калачиком под одеялом, и её лицо исказила гримаса вины. А из его приоткрытого рта во время дыхания доносились тихие хриплые звуки.       — Ты, вроде, обещала выслушать меня до конца, — хмуро проговорил генерал. В его голосе, как и во взгляде, сквозила усталость.       Минако задумалась на пару мгновений, отчего между её бровей залегла глубокая складка. Но она всё же решила узнать правду до конца, как и хотела с самого начала. Она смахнула выступившие слёзы и снова уверенно кивнула.       Томоюки глубоко вдохнул и продолжил:       — По моей инициативе мальчишке передали причуду, которую его иммунитет просто уничтожил. И от этого мой, теперь уже, партнёр и его подельник были в полном восторге. Это совсем мягко говоря. Поэтому они сделали мне предложение, от которого я не смог отказаться. Да и, наверное, даже откажись я, это бы их не остановило, — он усмехнулся. — Предложение заключалось в том, что мне помогут вернуть, а в перспективе даже расширить, моё влияние. И конечно, я согласился, ведь как я мог потерять всё, что заслужил таким трудом? В конечном итоге, мы оба остались в плюсе. С моей поддержкой исследования докторишки пошли не то, что в гору, он получил результаты, которых не мог добиться много десятилетий. Конечно, его подвал в больничке не сравнится с ресурсами армии. Никак только не могу понять, откуда у этого психа столько свободного времени, — генерал поменял позу, закидывая ногу на ногу. — А я в свою очередь теперь получил власть, которой у меня не было даже в молодости. Я как никогда близок с министром обороны и даже премьер-министром страны, а что будет дальше, — мужчина тихо присвистнул. — Я даже оброс новыми связями с очень полезными людьми из других стран.       — Стоп, стоп, стоп, — Минако замахала головой в стороны, а рукой начала шарить под одеялом, чтобы найти маленькую ладошку Изуку и сжать её. Ей нужно было физическое доказательство того, что ребёнок на самом деле лежал рядом с ней. — При чём тут Изуку в итоге? Ну разрушил он причуду, дальше что? Что за эксперименты докторишки? — она нахмурилась сильнее. — Это предложение, что оно конкретно требовало от тебя? Какова цена сотрудничества? Просто твоя поддержка? Не поверю, что твой мутный партнёр занимается благотворительностью.       — Ну конечно нет. Одно то, что я прикрыл его задницу, когда он очень сильно пострадал, чего стоит. Ты бы знала, сколько усилий мне пришлось приложить, чтобы его смогли вытащить с того света. А ещё пришлось похлопотать, чтобы это дело не разошлось в СМИ, — мужчина раздражённо цыкнул и отвернулся от прожигающих его зелёных глаз, выглядывая в большое окно на иссиня-чёрное ночное небо, на котором даже звёзд не было видно. — Благо сейчас всё более-менее устаканилось.       — Ты не ответил мне на вопрос, при чём тут Изуку? — она неосознанно подалась вперёд, продолжая мягко выводить на детском запястье маленькие круги. Жар у Изуку похоже совсем отступил, потому что кожа мальчика была прохладной, хоть и влажной.       — Если ты действительно хочешь это услышать, — генерал всё также смотрел в окно почти со скучающим видом, а Минако требовательно кивнула. Уголки её сомкнутых губ подрагивали от бушующих эмоций. — Мы проводили эксперименты над мальчишкой. Сердце Минако пропустило удар и упало куда-то вниз с громким «ухом». Она, кажется, перестала чувствовать собственное тело в этот момент. Её и без того большие глаза расширились в неверии, а рот приоткрылся от шока.       — Ты не шутишь сейчас, — она даже не спрашивала, понимая, что муж не стал бы шутить на такие темы. Хотя, лучше бы это всё было очень глупой шуткой.       — Поначалу мы передавали ему причуды с помощью причуды моего партнёра. Но сейчас нам приходиться вводить их по средством сывороток или ещё каких-то иных способов. Я, честно говоря, до конца в это всё не вникаю, — он махнул рукой, а женщина не хотела верить в то, что видела прямо перед собой. Но она это видела, у её мужа на лице не было и тени сожаления. — А ещё проводится исследование его крови, да и много чего ещё. Удивительно, но беспричудный уродец оказался весьма полезным, — генерал Ямасита усмехнулся и вернул взгляд к жене, которая казалось сейчас потеряет сознание.       — Уродец? — не веря переспросила она. Её дыхание стало громким и быстрым. Это то, как Минако называла Изуку сама некоторое время назад. Беспричудным уродцем.       — А что, я не прав? — вскинул бровь генерал с саркастичной улыбкой. — Не такую уж и высокую цену пришлось заплатить за успех, правда же? — он сам удивился тому, что почти получал удовольствие от того, как его супруга сейчас буквально задыхалась от кипящих эмоций. Надежды на понимание от неё были мертвы ещё до рождения.       — Ты… Как ты можешь вообще?       — Просто могу, и делаю, Минако. Не нужно строить из себя непонятно кого, — он резко встал и, сделав несколько широких шагов, оказался напротив женщины, после чего наклонился к её лицу. — Это твоя новая реальность. Мальчишка будет и дальше в таком состоянии. И ты будешь следить за тем, чтобы он не умер дома. А ещё, чтобы его верещащий отец не делал мне мозги. И чтобы мальчик стабильно посещал школу и всё выглядело со стороны, как обычное времяпрепровождение обычной богатой семьи, всё ясно? — с нажимом спросил генерал.       — А что, если я не буду этого делать? — она посмотрела с вызовом прямо в чёрные сузившиеся глаза, понимая, что этот ответный взгляд не сулил ничего хорошего. — Если я пойду в полицию со всем этим, что будешь делать?       Генерал нарочито медленно наклонился ещё ниже, едва не соприкасаясь с женой носами. Его горячее дыхание буквально обжигало кожу.       — Если ты не будешь делать то, что я говорю, моя дорогая, — Томоюки нежно обхватил подбородок Минако, продолжая глядеть в глаза напротив, хищно ухмыльнулся и резко дёрнул женщину на себя за руку, — конечно ты очень сильно пожалеешь об этом. Можешь идти куда захочешь, это не поможет. Если ты не будешь хорошей девочкой, то отправишься прямиком к докторишке, он очень интересовался твоей причудой.       — Я могу использовать её прямо сейчас, — зарычала Минако, и её зелёные глаза в мгновение стали красными.       — И что будет потом? — усмехнулся генерал, давя пальцами жене на нижнюю челюсть. — Мальчишку всё равно достанут. Я единственная гарантия того, что он будет жив. Я единственная гарантия того, что мы все будем живы, — он провёл большим пальцем по её губам, и, хотя женщина пыталась отстраниться, он сильнее удерживал её лицо. — Ты же не думаешь, что, если я вдруг исчезну, ему дадут спокойно жить с отцом? Не будь дурой, ты всегда была умной женщиной. Сейчас вся наша семья, даже псих Хисаши, в большей опасности, чем когда-либо, так что в твоих интересах сотрудничать со мной. Слишком глубоко мы теперь закопаны в этом. Я думал, что ты сможешь меня понять, а вместо этого ты угрожаешь использовать причуду? — Томоюки покачал головой с саркастичной улыбкой.       — Мы все могли жить спокойно, если бы ты не пытался сохранить свою власть любыми способами, — зашипела Минако, и на её лице отразилось омерзение.       — Да что ты? — резко нахмурился Томоюки и швырнул жену с силой. Она едва успела выставить перед собой руки, чтобы не врезаться в спящего ребёнка. — С беспричудным внуком ты бы жила спокойно? Не смеши меня. Ты была той, кто не хотела его видеть с самого начала, как всё узнала. Так что, пожалуйста, нечего изображать из себя хорошую бабушку, — генерал брезгливо отвернулся и, сделав шаг в сторону двери, наткнулся ногой на лежащую на полу книгу. Он рассматривал её секунду, после чего поднял и начал вертеть в руках. — Химия за третий класс средней школы. Ему шесть. Он был бы ненормальным, даже будь у него причуда. А теперь слушай сюда. Веди себя хорошо, и я, так и быть, буду следить, чтобы твоего любимого внука не доводили до такого состояния. Предыдущие эксперименты он вообще перенёс без последствий для организма.       — А если бы не я, ты бы уже препарировал его для своих опытов? — женщина взирала на мальчика, который лежал сейчас под ней, и не могла унять рвущееся наружу сердце, раскалывающееся на части от боли и чувства вины.       — Всё возможно, — пожал плечами генерал, саркастично улыбаясь. — Теперь покорми меня ужином, любовь моя. Я очень голоден.       Он вышел из детской, аккуратно закрывая за собой дверь и оставляя там двух людей наедине с их общим отчаянием.       — Изуку, — тихо позвала Минако, и мальчик приложил все свои силы, чтобы не дёрнуться, но она начала гладить его по голове, наклоняясь ближе к уху. — Никто, никто не должен узнать о том, что ты сейчас услышал.       Она тихо всхлипнула и дёрнулась вперёд, чтобы прижать к себе ребёнка:       — Прошу, если сможешь хоть когда-нибудь это сделать, прости меня. Прости.