Свет во тьме

      Ей было семнадцать, когда на годовщину Дня Возвращения Балдурана в Серую Гавань произошло страшное событие для Врат Балдура. В тот день рыночная площадь Верхнего Города — Ширь — была заполнена горожанами. Собрались все представители разных сословий, от бедняков из Внешнего Города до сливок общества Верхнего. Торговые ряды ломились от различных экзотических товаров, собранных со всех уголков Фаэруна. Палатки торговцев пестрили своими разноцветными тентами, стараясь привлечь как можно больше покупателей. Ширь всегда пользовалась популярностью, и в этот день, когда собрался чуть ли не весь город, торговцы не могли упустить возможность озолотиться. Пахло сырой землёй и дождём, табаком и корицей, карамелью и жареным мясом, благовониями и шафраном.       Вдоль восточного края рыночной площади была воздвигнута сцена. На ней выступал с речью мужчина в дорогой и яркой одежде, опоясанный лентой администрацией. Его голос то побеждал шум толпы, то утопал в нём. Рядом со сценой, на самых выгодных местах за ограждением, стояли аристократы, переговариваясь между собой.       В самом центре площади за собравшимися со своего пьедестала наблюдал Возлюбленный Странник. Мраморная статуя могущественного воина в чешуйчатых доспехах в этот день была облеплена со всех сторон. В основном детьми. Некоторые сорванцы, чтобы лучше было видно сцену, умудрились залезть Страннику на плечо. И хотя из-за дождя было скользко, в детстве на это всё равно.       Было шумно и тесно. И за этим многоголосым шумом, изредка взрывавшимся одобрительными криками, слышались лишь обрывки разговоров, которые тут же тонули среди других. Люди говорили про Великого герцога; про недавние новости; кто-то жаловался на то, что торговцы в этот день, по своему сговору, подняли цены на товары; а кто-то ворчал, что ему наступили на ногу. Особо наглые, желая подобраться ближе к трибуне, толкали рядом стоящих, пытаясь проложить себе путь. Среди толпы сновали карманники, а стража внимательно следила за происходящим.       День был привычно серым и моросил мелкий дождь, но даже это не могло испортить настроение жителям Врат Балдура. Адрия была со своей семьёй в тот день. Её отец, Эреван Лиадон, напряжённо разглядывал собравшуюся толпу — привычка, выработанная после его многочисленных приключений и службы в качестве шпиона. Передние пряди серебряных волос высокого и стройного эльфа были завязаны в небольшой хвост на затылке. Они струились по его плечам подобно шёлку, выглядывая из-под промокшего чёрного капюшона.       — Я хочу вон тот огромный леденец, — сказала Адрия, гипнотизируя прилавок с различными сладостями. Её пепельные волосы были завязаны в две длинные косы и выглядывали из-под тёмно-фиолетового капюшона.       — От сладкого прыщи полезут, — ответил ей Араннис. — У тебя и так один жирненький на подбородке.       — Зато ты на моём фоне будешь просто неотразим, — сказала Адрия. — Только подумай об этом. Нас, наконец, перестанут путать. И я снова расскажу Алейне о том, какой ты щедрый герой.       — Хм-м… Какой тебе леденец? — спросил полуэльф.       — Вон тот, с лимоном.       Адрия усмехнулась, приподнимая подбородок и надменно смотря на своего брата, когда он пошёл к прилавку.       — И кто тебя этому научил? Эрельнис? — спросил отец.       — Конечно же нет, — соврала девушка.       — Не нравится мне, что ты общаешься с ней. Ты начинаешь манипулировать братом. За одно твоё «спасибо» он залез на дерево и чуть не упал.       — Зато почувствовал себя героем, когда я рассказывала об этом Алейне при нём. А ему так необходимо чувствовать себя героем. Он меня насмешил, когда полез на дерево за ненужной вещью, а ему было приятно. Разве это не взаимовыгода?       — Это использование, Адриана. Можешь использовать таким образом кого хочешь, но не брата. Нет никого ближе нас. Вы должны уважать друг друга.       — И я бесконечно уважаю его мальчишескую глупость. Но ладно-ладно. Больше не буду практиковать на нём всё.       Араннис резко остановился, потому что толпа вокруг разразилась оглушительными воплями, и чей-то звонкий свист прорезал этот шум, словно острое лезвие. На сцену под бурные аплодисменты собравшихся горожан, выходил пожилой, но удивительно подтянутый и очень высокий мужчина — Великий герцог Абдель Адриан, легендарный герой и спаситель Врат Балдура. На нём была лишь парадная форма без каких-либо изысков, потому что любимый всеми балдуранцами герцог всегда пренебрегал украшениями. В обычные дни его можно было встретить на улицах города в простой одежде и даже не узнать, если не присматриваться.       Абдель, широко улыбаясь, раскланялся перед жителями. Любовь и восхищение передавались от одного к другому, подобно цепной реакции, и даже люди с суровыми лицами не удержались от того, чтобы не похлопать. Адрия наблюдала за настоящей легендой, и в этот момент ей было приятно, что её назвали в честь этого прекрасного человека. В этот момент ей хотелось оправдать это имя. Когда она достигнет совершеннолетия, разумеется.       Не умолкающий шум толпы усилился до мощного рёва и столь же быстро затих, когда герцог плавно опустил правую руку, призывая собравшихся граждан к тишине. Эта тишина стала такой оглушающей, что можно было услышать шёпот и даже своё дыхание. Но её тут же прервал громкий мужской крик:       — Мы любим тебя, Абдель!       — Я тоже люблю вас, Врата Балдура! — лучезарно улыбнувшись, ответил герцог.       Зрители вновь разразились аплодисментами и громким свистом. Официальные лица, стоявшие на сцене недалеко от Абделя Адриана, тоже громко хлопали, смотря на восхищённую толпу. Ладони у Адрии зачесались от подаренных герою аплодисментов, и она посмотрела на отца. Его плечи были напряжены, а взгляд пристально изучал чуть ли не каждого жителя города.       — Пап? — произнесла девушка, дёрнув отца за рукав синего дублета.       — М?       — Всё в порядке?       — Конечно, солнышко, — ответил Эреван, обхватывая дочь за плечи. — Просто привычка.       Он прижал её к себе, больше желая успокоиться самому. Он не очень любил такие мероприятия, и когда собирается много народа. Даже на бардовском фестивале «Серебряных колокольчиков», он всегда чувствовал себя немного неуютно, хотя любил это событие. Потому что мать его детей была бардом. Именно ей, коренной балдуранке, пришло в голову назвать одного из близнецов в честь Великого герцога. Аранниса она хотела назвать Балдураном, но пришлось идти на компромисс, потому что Эреван был не в восторге от того, чтобы назвать сына в честь давно пропавшего, хоть и легендарного, капитана. А во Вратах Балдура это имя было слишком уж популярно.       Его рука повисла на плече дочери, а взгляд жёлтых глаз уцепился за кого-то в толпе, подобно крюку. И Адрия понимала, что отец уже не слышит речь герцога, который сначала пел хвалебные оды основателю города — Балдурану Отважному, а потом плавно перетёк в поэтичные размышления о грядущем будущем.       Пока жители, притихнув и словно замерев, буквально впитывали в себя речь Абделя, Араннис решил пойти к прилавку со сладостями.       — Араннис, стой рядом, — сказал Эреван, дёрнув сына за руку.       Юноша пожал плечами и встал поближе к отцу. Адрия постаралась проследить за его взглядом, но так и не поняла на кого он смотрит.       Разгадка не заставила себя долго ждать. Фигура, в чёрном плаще и накинутым на голову капюшоном, стремительным рывком оказалась на сцене рядом с герцогом и вытащила свой меч. Официальные лица тут же разбежались, подобно стае напуганных птиц, оставив Великого герцога наедине с противником. И они вступили в схватку под испуганный возглас толпы. Несмотря на возраст, Абдель Адриан сражался подобно молодому воину, и в ходе битвы с его противника слетел капюшон, показывая озлобленное мужское лицо.       — Надо уходить, — сказал Эреван.       — Да Адриан его разъе… кхм, уделает! — возразил Араннис, стоя на месте, как вкопанный. — Вот увидишь, — тихо добавил юноша.       Он и Адрия наблюдали за тем, как любимец города сражался с противником, как сталь ударялась о сталь. Они наблюдали за манёврами дерущихся на сцене мужчин, словно зачарованные этим боем. Никто не сомневался, что легендарный герой победит своего врага, а потом гордо вскинет головой и скажет что-нибудь успокаивающее под крики ликующей толпы. Ведь это же Адриан! Величайший герой, победивший стольких врагов, что любой искатель приключений, желающий снискать славу, может только позавидовать. Абдель Адриан уступал в своей силе, уверенности и славе лишь Балдурану.       У трибуны было копошение, кто-то пробирался к сцене, чтобы помочь герцогу в схватке, но им противостояли головорезы противника Адриана. Изящная эльфийка с каштановыми волосами насылала заклинания на своих противников, и Адрия не могла оторвать от неё взгляд, замерев в оцепенении. Араннис же наблюдал за тем, как молодой человек сражался с мечом, насылая священную кару на своего врага.       Великий герцог взмахнул мечом, отбивая удар, а потом вонзил его в грудь своего противника, который так нагло и бесцеремонно решил испортить праздник. И толпа вокруг вздохнула, а потом громко заголосила, ликуя над победой великого героя.       — Всё, мы уходим! — сказал Эреван, сжав руки своих детей.       — Но он… — хотел было возразить Араннис и замолчал.       В этот момент тело Абделя Адриана стало дёргаться, его покорёжило, и мужчина упал на колени, разрывая на себе одежду и что-то крича, но никто не мог разобрать слов. Все испуганно замерли, наблюдая за муками своего любимца, не в силах пошевелиться. Слышался треск его костей и разрывы сухожилий. И вскоре Адриан превратился в массивного, пропитанного кровью, напоминающего мертвеца чудовище с четырьмя руками и рогами на голове. Он лишь пару секунд ликовал над трупом побеждённого врага. А затем прыгнул в толпу и его огромные руки с длинными когтями принялись за оцепеневших людей в первых рядах. Он кромсал их, вырывая руки и головы. В его нечеловеческих глазах была неутолимая жажда насилия и убийств. Ему было мало. Кровь хлестала в разные стороны и окрашивала каменные плиты рыночной площади.       И это тот самый добродушный и всеми любимый герцог?       — Блять, — тихо произнёс Араннис.       Началась паника и неразбериха, давящая толкучка, когда жители Врат Балдура принялись бежать прочь из Шири. Против монстра выступило пятеро приключенцев. А Эреван, сжимая руки своих детей, побежал вместе с остальными, взглядом выискивая и просчитывая подходящий путь. Перед ними упала чья-то окровавленная голова с искорёженным от ужаса лицом. В тот момент Адрия искренне радовалась, что они так и не смогли занять место у сцены, потому что она долго собиралась на это торжество. Сначала её мучила совесть от этой радости, но потом она уверила себя, что это нормально. Что им жутко повезло. Что всегда следует заботиться только о себе и своих близких.       В давящей и паникующей толпе её рука выскользнула из отцовской хватки, и неудержимый поток людей подхватил её, и понёс совсем в другую сторону. Она видела лишь их спины, чувствовала чужие руки на себе, которые толкали её. Ноги передвигались сами собой. И всё, о чём она думала, это "лишь бы не упасть", ведь иначе затопчут до смерти. Страх среди людей был неконтролируемым, животным. Он заражал собой каждого, как моровая болезнь. Паника охватывала всех и давила. Воздух был таким плотным, что, казалось, до него можно было дотронуться. Страх проникал внутрь, захватывал разум, превращая всех вокруг в примитивных животных, действующих по принципу "каждый сам за себя".       Адрию едва ли не вдавили в пьедестал Возлюбленного Странника, который молча наблюдал за происходящим. Его лицо, полное энтузиазма и веры в светлое будущее, выглядело абсурдно. С тяжёлым усилием Адрия взобралась к статуе и спряталась за широкой спиной Странника. Переводя дыхание, она искала взглядом пепельные волосы отца и брата среди охваченных страхом горожан, но не могла найти. Она видела лишь как жители города толкали друг друга, сваливали кого-то на землю и топтали, не обращая внимание на вопли, которые тут же тонули в грохоте падающих прилавков, звуков заклинаний и скрежета стали.       Паника внутри неё отступала, и голова начинала соображать. Кто-то схватил её за ногу, то ли в поиске помощи, то ли желая затянуть её назад в эту массу. Адрия дёрнула ногой и чуть не поскользнулась на мокрой поверхности, мысленно ругаясь на то, что Возлюбленного Странника решили сделать в плаще, за который не ухватиться.       За шумом и криками она услышала рёв чудовища и зажмурилась, стараясь прогнать стоявшую в голове картину: Великий герцог, ставший чудовищем.       Рядом с её островком хилой безопасности кто-то свалил эльфа, и несколько ног прошлись по упавшему молодому мужчине. Адрия произнесла заклинание, и бегущая на мужчину масса отлетела в сторону. Возможно, это было неправильно, потому что отлетевших горожан тут же затоптали другие. Но в тот момент у неё не было времени на размышления о правильности своего поступка. Всё это случилось потом.       А пока эльф быстро вскочил на ноги, и волшебница протянула ему руку. Он забрался к ней.       — Спасибо, солнышко, — сказал эльф, поправив свой испачканный чёрный дублет, который потерял в ходе давки вшитые драгоценные камни. — Есть идеи, как выбраться отсюда?       — Два варианта: дождаться, когда все наконец сбегут или найти место куда продвигаться нам.       — Думаешь, Возлюбленный Странник, как по легенде, оживёт и защитит нас от отродья Баала? — усмехнулся эльф с волосами цвета зрелой пшеницы. — Нет. Нам надо уходить отсюда.       — До Врат Балдура далеко.       — До Свалочных Врат тоже. Туда, — он указал на ограждённое поместье аристократов. — Там поживают Оатун.       — И они прямо возьмут и впустят нас, — с сарказмом в голосе сказала девушка.       — Ах, да. Позволь, представиться — Нэлар Дуринболд. Ты спасла аристократа, — сказал эльф. — Поэтому да, они впустят нас.       — Ты же должен был быть за ограждением, а не среди челяди.       — Я хотел уединиться с одним очаровашкой. Но сейчас не время для этого. Потом всё расскажу.       Адрия произнесла заклинание, прикоснувшись к молодому эльфу.       — Заклинание полёта. Как только опустишься, отталкивайся от земли.       Он подхватил её на руки, и они полетели к убежищу, чтобы спастись.       После этого события они узнают, что паникующие горожане затоптали нескольких людей до смерти. После этого события Эреван Лиадон собрал вещи и объявил, что они на время переезжают в Серебряную Луну к его родителям.       Когда всё утряслось, Эреван Лиадон, не в силах больше жить со своими родителями, уехал во Врата Балдура, а Адрия осталась, продолжив своё обучение магией. И прожила там три года, не желая расставаться с красотой и покоем этого прекрасного города, несмотря на свою властолюбивую бабушку, которая любила диктовать свои условия. Эта семейная борьба даже понравилась Адрии, научила отстаивать свои права, а её нецензурная лексика зачастую вгоняла бедную эльфийку едва ли не в ступор. Там же она впервые применила боевые заклинания, когда орки напали на город. Там же она впервые влюбилась в почитателя богини Суни, который многому научил её. Это было его хобби — находить гадких утят, совращать и развращать их, делая прекрасных лебедей.       Несмотря на произошедшее во Вратах Балдура, любимого герцога похоронили в мавзолее Высокого Зала, и продолжили чествовать как героя. Но Адрия воспринимала это иначе. Абдель Адриан был отродьем Баала с чистейшей душой. Но даже это не помогло ему противостоять против своего проклятья, которое взяло над ним верх.       Монстр всегда остаётся монстром.       

***

      Пламя игриво плясало, тянувшись к серому сумеречному небу. Туман медленно подкрадывался к лагерю со стороны реки. Астарион сидел возле костра, наблюдая за тем, как два волшебника, сидя друг напротив друга, играли в «копейщиков». Только эти две зануды могли додуматься так провести вечер.       Ему было ужасно скучно.       Он посмотрел на Адрию и Гейла. Им, кажется, было весело вдвоём. Они разговаривали о магии, котах, каких-то научных трудах, и даже разговор у них был очень скучным. Адрия, усмехнувшись, передвинула фигуру и посмотрела в глаза Гейла. Волшебник задумчиво обхватил подбородок и через пару мгновений передвинул фигуру.       — Ах ты! — рассмеялась Адрия. — Ну ладно, я тебя раскусила, Гейл. Твоя тактика не сработает, — сказала она, ткнув пальцем в своего оппонента.       — А ты уверена, что правильно поняла мою тактику? — с насмешкой в голосе спросил мужчина.       Астарион хитро улыбнулся, заводя руки за спину и опираясь на них. Он и сам себя может развлечь. Повеселиться, наблюдая за полуэльфийкой.       Его взгляд медленно изучал каждую часть её тела. Сбоку на левом ухе у неё висело небольшое кольцо. Что с ней будет, если прикусить его и потянуть? Он улыбнулся от этой мысли, представляя, как она дрожит в его руках. Всегда такая злая, такая вредная, желающая, чтобы он ей подчинился — будет податливой, если найти нужную зону на теле.       Он взглянул на милую шейку, которая была открыта только с левой стороны из-за распущенных волос, перекинутых через правое плечо. Отблеск огня играл на молочной коже. Такой тонкой и жаждущей прикосновений. Ей ведь это нравилось. Всегда нравилось, когда он касался её. Сбитое дыхание и мурашки на теле выдавали её полностью. Это она никогда не сможет контролировать.       Он посмотрел ниже — на вырез рубашки, которая была затянута красной шнуровкой, перевязанной в хилый бантик. Который буквально кричал: «Развяжи меня! И ты получишь доступ к шее. А может и ко всему остальному». Синяя ткань очерчивала выпирающие крылья ключиц.       И почему так хочется увидеть их не прикрытыми?       Просто увидеть.       Адрия заметила этот взгляд и напряглась. Поправила рубашку. И снова вернула своё внимание к игре. Астарион склонил голову набок, продолжая наблюдать за ней. Опуская взор ниже, к небольшой груди, форму которой очерчивали концы длинных чёрных волос. Они были прямыми, гладкими и блестящими. Должно быть прикосновение к ним было бы подобно прикосновению к шёлку.       Она вновь посмотрела на него и взгляд метнулся к её губам. Непроизвольно вызывая вопрос в голове: каковы они на вкус? Она сжала их, а потом облизнула нижнюю губу. Должно быть позволила себе представить, как он касается их. Соблазнительная улыбка появилась сама собой, когда жёлтые глаза лишь на долю секунды посмотрели на его губы.       Ты ведь сейчас подумала об этом, не так ли?       Она не знала куда деть свои руки, когда Гейл обдумывал ход, и снова поправила рубашку. А затем положила свою ладонь на острую коленку. Пальцы у неё были длинные, тонкие, казались изящными. Поверить только, что из этих ручек, местами поцарапанных, могут вырываться смертоносные заклинания, а из красивых губ сыпаться проклятья и ругательства, как от пьяного матроса из «Смущенной русалки». Он попытался вспомнить моменты, когда она прикасалась к нему. Но их было так мало, что он даже не помнил ощущения.       На вид она казалась совершенно спокойной, но это было не так. Костяшки пальцев побледнели, когда она сжала своё колено, губы были сжаты, и она начала их покусывать.       Что? Тактика сломалась? Уже не так весело играть с Гейлом в эту скучную игру? Хочется другого оппонента?       Адрия чувствовала на себе этот пронзительный взгляд красных глаз. Жадный, голодный. Облизывающий её с ног до головы. Ужасно отвлекающий. Она ощущала, как едва ли не начинает гореть её кожа в том месте, где он останавливался. Губы, шея, торчащий из-под шнуровки кусочек кожи. Было неловко и душно. Воздух показался ей тяжёлым. Слишком влажным и липким.       Но это всё из-за тумана. Определённо из-за тумана.       Глаза сами вновь посмотрели за плечо Гейла, столкнулись с изучающим взглядом кроваво-красных глаз, и в горле пересохло. Они рисовали в её голове картину. Слишком отвлекающую, невыносимо жаркую и дико неправильную. Создавали похотливые образы, подобно картинам на потолке «Шлема и Плаща». Что было бы, если б в лагере были только она и Астарион?       Боги всемогущие.       Мысленно она дала себе пощёчину. Привет, у тебя в голове иллитидская личинка, тебе надо её вытащить и распрощаться со своими новыми знакомыми. Вернуться домой! А ты захотела подобных приключений?       Одна ночь ничего не значит. Случайная связь ничего не значит. Прими, наконец, тот факт, что ты одна и можешь развлекаться с кем хочешь.       Не значит, когда кто-то из вас уходит ранним утром, забирая с собой воспоминания о себе, оставляя только приятную расслабленность в теле. А не когда вам ещё проводить дьявол знает сколько времени вместе.       Внутри всё сжималось, раскалялось под этим взглядом и от навязчивых мыслей. И ей стало жарко. Она провела рукой по лбу, чувствуя как кожа нагревается, и заправила выбившуюся прядь волос. Адрия не знала куда деть руки, желала смахнуть этот взгляд, и в то же время хотела, чтобы он не останавливался. Продолжал свою дурацкую игру. И даже плевать, что он вампир. Он не посмеет высосать всю её кровь. Если бы хотел убить, уже давно сделал бы это. Все его угрозы — пустышка.       Их разговор внезапно прекратился из-за того, что Адрия отвечала короткими фразами, то и дело переключая внимание на эльфа, сидящего позади них. Гейл хмурился от её ходов, не понимая логики, но она давно уже помахала ручкой, потому что мысли девушки были сосредоточены совсем не на тактике. Внутри всё зудело, жаждало ощутить прикосновение не взгляда, а другого. Более осязаемого. Руки у Астариона были всегда холодными. А пальцы нежными, когда он провёл ими по её шее. Одно это воспоминание заставило дыхание застыть на короткое мгновение.       Нужно отвлечься!       Слух сам уловил разговор Уилла и Карлах, неподалёку от костра.       — Как избавиться от зуда? — спросил Уилл. — У меня рога постоянно чешутся.       — Уфф, тут понадобится хороший бальзам, — ответила тифлинг. — Держи их в чистоте и сухости. Используй растительное масло, и они будут сиять и перестанут чесаться. А вообще твои рога потрясающие. Мне они нравятся.       И снова неосознанно взгляд нашёл бледное лицо с красными глазами. Уголок его губ приподнялся в соблазнительной улыбке, а взгляд скользнул по её лицу, опустился ниже. Вызывая дрожь, похожую на тихий шёпот.       «Ну ты и засранец» — подумала девушка, стараясь вернуть равновесие внутри, но не получилось. В животе заныло, и это пульсирующее томление опустилось ниже. Адрия коснулась шнуровки на вырезе рубашки и медленно потянула за кончик, развязывая бантик. Воздуха не хватало.       Это из-за сгущающегося тумана. Точно из-за тумана.       В голове.       Под пристальным взглядом она раздвинула края выреза, надеясь, что прохлада вечера остудит хотя бы эту часть кожи, но стало только жарче, потому что Астарион тут же впился в неё своими глазами. Адрия поёрзала на месте. Всё казалось неудобным. Лежанка, поза, одежда.       — Всё в порядке? — спросил Гейл, забирая ферзя. — Ты подставила ферзя.       — Устала должно быть, — ответила девушка, массируя шею.       Изначальная тактика полетела в бездну, потому что «копейщики» уже не интересовали её. Потому что неожиданно в лагере больше никто не существовал, кроме эльфа, который так нагло и жадно рассматривал её. Она заметила, как он встал, проследила за тем, как прошёл мимо них, за спиной Гейла. Остановился у перекинутого через воду бревна, чтобы обернуться. Посмотреть на неё с завлекательной и многообещающей ухмылкой.       И желание пойти за ним пришло само собой. За соблазнительным вампиром в темноту леса.       «Ты прекрасно знаешь этот приём. Неужели хочешь пойти?» — отчаянно кричал голос разума.       — Я выиграл, — безрадостно сказал Гейл, передвигая фигуру к королю.       Спортивный азарт у него пропал почти сразу же, когда она стала совершать глупые ошибки. А в ней взыграл совсем другой интерес: что это, дьявол раздери, такое было?       — Давай ещё раз, — сказала Адрия, забирая фигурки чёрного цвета.       Ей не следовало идти. Не на ту напал, Астарион.       Они провели за игрой большую часть вечера, пока глаза у Гейла не начали слипаться, и он не ушёл, оставив растерянную полуэльфийку одну. Она непонимающе смотрела на доску. Гейл снова выиграл, оставив её только с одной победой из трёх партий.       

***

      Адрия не поддалась на провокацию, а потому Астариону пришлось вернуться через какое-то время. Он гневно посмотрел на неё и забрался в свою палатку. Ещё никогда не было такого, чтобы добыча не велась на этот взгляд. Обычно он использовал этот простой приём, чтобы вытащить заинтересовавшуюся им жертву из толпы или разогреть перед тем, как подойти. И они тут же попадали под его чары.       Астарион медитировал, погружаясь в светлые грёзы, но сломанное сознание вновь и вновь возвращало его в прошлое. В тёмное и болезненное, которое навсегда останется с ним.       Ему снова снился Дворец. Голос хозяина, приказывающий стоять смирно.       — Не сутулься! — властным голосом приказал Касадор. — Забыл перед кем стоишь?       И спина сама выпрямилась, а кожу жгло от свежих ран на теле. Это ведь сон, да? Очередное воспоминание о пережитых муках? Или всего лишь сном была полученная свобода? Ведь она была невыполнимой мечтой в течение двухста лет. Такой хрупкой. Астарион лелеял её в себе, мечтая хотя бы о спокойном существовании. Но она тут же уничтожалась безысходностью, когда наступала новая ночь.       Отголоски в сознании в виде запутанной пустоши и безграничных возможностях казались обманом. Иллюзией. Кому он нужен, чтобы кому-то пришло в голову спасти его? Да и кто будет спасать вампирское отродье, когда лучше убить?       В бальном зале были все отродья. Его братья и сёстры, собравшиеся по приказу хозяина. Касадор хотел повеселиться. Потому что ему было скучно в эту ночь.       — Ты будешь бить, пока я не скажу: «Хватит»! — сказал хозяин.       И Астарион почувствовал резкий и острый удар на спине. Кожа разорвалась от быстрого соприкосновения с кнутом. Из горла вырвался крик. Громкий, отдававшийся эхом от стен, что даже огонь ближайших свечей в канделябрах на мгновение мигнул. Глотку раздирал и царапал хрип, вырывающийся из него после нового удара. А затем всхлип. Его? Чужой?       Неважно.       Это не прекратится никогда. Свобода всего лишь неосуществимая мечта.       Пять остальных вампирских отродий смотрели на это. Потому что таков был приказ. Лишь камергер со скучающим видом стоял недалеко от хозяина, явно думая о том, когда же это скучное представление наконец закончится и он вернётся к своим делам.       — Прости меня, — сквозь слёзы, говорила Далирия, делая новый замах. — Прости, — повторила она, вновь ударив его.       — Прекрати извиняться! — приказал Касадор.       Астарион вскрикнул, не в силах терпеть эту яркую жгучую боль, разливавшейся по всему телу, горящую в области рёбер. Доводящую почти до потери сознания.       Удар.       И новая яркая пламенная вспышка приходится по спине. Ещё удар, и Астарион вновь закричал до самого хрипа.       Что он сделал не так? Где он допустил оплошность? Не стоял ровно? Не склонился? Привёл кого-то недостаточно вкусного?       Почему снова?       Взмах. Удар. Острая, яркая боль. И Астарион проснулся. Он вскочил, тяжело дыша и озираясь по сторонам, ища красные глаза, и ожидая приказа. Фантомная боль пульсировала по всему телу. Ощущение полной беззащитности и безысходности струилось в нём, и, подобно знойному мареву, душило его.       Это хоть когда-нибудь уже закончится?       Вокруг тьма и тишина. И в палатке пахнет им, а не Дворцом. Он вылез из палатки, осматривая сонную лагерную стоянку. Ночь была прохладной. Густой туман окутал собой лагерь и едва были видны очертания костра, возле которого сидела тёмная фигура, обхватив свои колени и положив на них голову. Астарион всмотрелся в неё: чёрные длинные волосы, перекинутые через правое плечо, синяя рубашка. Её умиротворённый вид вновь принёс неожиданное спокойствие. Он снова в относительной безопасности. Касадора нет рядом.       Тишина, прерываемая чьим-то сопением, была такой давящей, что он ощутил острую необходимость прервать её. Необходимо разговорить болтливую волшебницу. Пусть несёт что угодно. Пусть даже начнёт его воспитывать, подобно занудной училке, главное, чтобы разогнала панику внутри. И заглушила эхо голоса хозяина в голове.       Астарион тихо подошёл к ней.       — Эй, — сказал он.       Адрия вздрогнула, резко поднимая голову. На секунду в её глазах был виден страх сквозь сонную пелену.       — Боги! — тихо вздохнула девушка. — Ты мог бы не подкрадываться ко мне? Особенно в тумане.       Она медленно, стараясь справиться со сном, провела руками по лицу и протёрла глаза. Адрия зевнула, прикрывая рот рукой, а потом потянулась и простонала от хруста в позвоночнике. Астарион сел рядом с ней, близко, чтобы почувствовать ягодный запах мыла, но в то же время далеко, чтобы случайно не соприкоснуться.       — Спасибо, что разбудил, — сказала девушка, вставая на ноги. — Пойду в палатку. Раз ты решил подежурить.       Нет! Стой! Только не сейчас! — кричало сознание, желая остановить её.       Но ему нельзя выглядеть слабым. Никогда нельзя показывать свою уязвимость. Потому что через неё с лёгкостью можно манипулировать. Власть рождается из одиночества. Делиться с другими слабость. А слабые проигрывают… и умирают. Таковы были уроки Касадора в первые годы его существования в виде отродья.       — Конечно, — ответил Астарион, выпрямляя спину. — С такой охраной в виде тебя, нам надо начинать молиться, чтобы проснуться утром.       — Я бы ответила тебе, но слишком сильно хочу спать.       Адрия обошла его, направляясь к своему шатру. Она покосилась на его палатку. Засранец выхватил сегодня у неё книгу по некромантии. Пусть завтра побегает от одного торговца к другому. Поищет тёмный аметист, который хранится во внутреннем кармане её рюкзака. А ей необходимо только подобрать хороший момент, чтобы вернуть себе этот фолиант.       У полога её палатки, свернувшись калачиком, спал Шкряб. Его голова лежала на передних лапах, а чёрный нос был спрятан под хвостом. Он так сладко спал, что даже будить его не хотелось. Казалось, что это будет преступлением. Адрия обернулась к костру, где сидел Астарион. Его всегда прямая спина сгорбилась, плечи опустились. Это было так необычно, что вызвало удивление. Она приподняла бровь, наблюдая за ним. Как он запускает длинные, тощие пальцы в белокурые волосы, задумчиво почёсывая голову. Как сильнее горбится всегда прямая спина, и ещё ниже опускаются плечи.       От него сквозило печалью. Отчаянием и одиночеством.       Так сильно, что вкус этой горечи можно было ощутить во рту. Почувствовать внутри ледяной кулак, сжимающий сердце. И разворачивающуюся в груди бездну.       Она ведь должна не только идти впереди, но и вовремя подставлять плечо своим союзникам, когда нужна помощь. А его фигура звала сейчас о помощи.       Неуверенный и испуганный взгляд красных глаз, когда она назвала его личностью, вспыхнул в её воспоминаниях. А потом вспомнилась искренняя радость в глазах вампирского отродья.       Нет. Эльфа, прошедшего через рабство. У которого было отнято всё. Жизнь, тело, исковеркана душа. Но самое главное — свобода и будущее.       Адрия вернулась к костру, усаживаясь рядом. Близко, чтобы почувствовать запах розмарина и бергамота, и в то же время далеко, чтобы случайно не соприкоснуться. Они покосились друг на друга, но промолчали. Вид у Астариона был задумчивый, а в красных глазах отражалось пляшущее пламя костра. Его губы были сжаты, словно он пытался побороть что-то внутри себя.       Разве монстр сейчас сидит рядом с ней?       Он выглядел таким уязвимым. Сломанным. Как вчера, когда смотрел в зеркало. Вчера была не жалость, нечто другое, такое же как сейчас. Чувство, которое заставляет её остаться и сидеть рядом с ним. Пытаться найти правильные слова, чтобы уменьшить боль, и в то же время сохранить его без привычного высокомерного вида. Так вот он какой, когда нет сил держать на себе маску надменности и высокомерия. И, боги всемогущие, он ей нравился таким. Таким открытым и настоящим.       Адрия задумчиво почесала затылок, продолжая наблюдать за Астарионом. Слишком красив. Слишком заносчив. Слишком сломлен. Ей хотелось помочь ему, впитать в себя часть его переживаний, чтобы он не был один. Но это Астарион. Он воспримет своё состояние, как слабость, и ещё больше закроется.       Астарион едва ли не чувствовал на себе взгляд её жёлтых глаз. Он давно привык к тому, что на него многие обращают внимание. Ведь он был невероятно хорош собой. А недавняя иллюзорная проекция только подтвердила этот факт. Хоть ему и не часто говорили комплименты. В основном это была его работа — находить, забалтывать, развлекать и ублажать.       В первые годы Касадор учил относиться к смертным, как к безмозглому мясу, к которому следует только найти подход. Подавляй и властвуй над ними, ведь они всегда так глупы, а ты теперь нечто большее в сравнении с ними. На вершине пищевой цепи.       Все его «дети» были лишь игрушками в его руках. Марионетки, которые учили основы соблазнения, потому что очарование для вампира — это такая простая способность. Потому что никто не вспомнит обжимающуюся и слегка нетрезвую парочку, которая идёт домой, чтобы, наконец, уединиться.       Астарион покосился на девушку, сидящую рядом с ним, изучая каждую деталь её лица. Высокий лоб — слишком ты умная, Адриана, что иногда прям бесишь. Прямой, слегка вздёрнутый нос — слишком любопытный, который ты иногда суёшь куда не следует. Сжатые пухлые губы — наверняка хочет выведать что-то. Острый подбородок. Всё казалось таким пропорционально правильным. Идеальным. Даже красивым.       Если он избавится от личинки, то хотя бы приведёт хозяину жертву.       Смотри, хозяин, я пропал, меня похитили мозгоеды во время охоты, но я привёл тебе вкусную добычу. Разве это не заслуживает того, чтобы хоть немного смягчить наказание?       Можно только вообразить, какой переполох она устроит, когда окажется во Дворце. И каким будет её разочарованный в нём взгляд.       И что с того? Какая ему будет разница, если она разочаруется в нём?       «Астариона тебе никто не отдаст» — сказала она сегодня охотнику на монстров. — «Мне плевать, что он делал раньше».       «Я убил тысячу, а может и больше, невинных душ. Охотник, которого ты убила, искал меня, чтобы узнать про детей, которых мы утащили хозяину на ужин. Тебе всё ещё плевать?» — подумал Астарион, покосившись на неё.       Что-то царапнуло его душу. Совсем легко, как котёнок, у которого ещё не отросли коготки. Она поверила ему. Она доверилась ему сегодня, когда поверила в историю про гурца. Глупая. Доверие только для дураков.       Астарион тяжело вздохнул и вновь покосился на полуэльфийку. Да он соврал! Как врал много раз. И никогда не было раньше этого колебания внутри, не было этого щемящего дискомфорта. И как теперь от этого избавиться? Хотелось оправдаться, что эта ложь была во благо. Только не понятно перед кем: перед ней или перед собой? И он действительно не собирался расплачиваться за то, что ему было велено делать. Это всё Касадор. Он во всём виноват: в пропаже детей; в убийстве многих невинных, которых ему приводили; в том, что Астарион делал по указке хозяина.       — Я так полагаю, ты хочешь узнать про Касадора? — прервал тишину Астарион.       — Хочу. Но если тебе не хочется об этом говорить сейчас, то можешь не рассказывать.       Этот ответ ещё сильнее заставил внутреннего котёнка царапать что-то внутри него. И, кажется, он пустил в ход зубы.       — Я даже темы этой не хочу касаться, — недовольно ответил Астарион. — Но кому будет лучше от моего молчания?       — Никому.       — Касадор Зарр — повелитель вампиров во Вратах Балдура. Он патриарх своего ковена… и мерзавец, одержимый жаждой власти. Не политической или военной власти — а власти над людьми. Полной, безоговорочной власти над другими.       — Типичный вампир, — сухо ответила девушка.       — Типичный? Ты хоть представляешь какой силой он обладает? — возмутился Астарион. — Он может менять облик, превращаться в туман, вызывать себе летучих мышей на подмогу. И удары ему будут не страшны! Он может легко ворваться в наш лагерь и убить всех голыми руками. И тебе ещё повезёт, если ты умрёшь.       — Думаешь, он бы сделал меня своим отродьем? — усмехнулась Адрия, повернувшись к нему всем телом.       Астарион повернулся к ней, согнув одно колено и поджав ногу под себя.       — Только, если у него будет настроение на то, чтобы сломать твой дьявольски невыносимый характер.       — Тогда ему проще убить меня, — усмехнулась Адрия.       Самоуверенная бестолочь. Даже жаль будет, если эта глупая и наивная самоуверенность померкнет вместе с яркими жёлтыми глазами.       — Ты не понимаешь, — тяжело вздохнул Астарион. — Ты даже не представляешь, на что он способен.       — Что он тебе сделал?       — Он заставлял меня рыскать по Вратам Балдура в поисках самых прекрасных душ, которых я только мог найти. У него был такой миленький ритуал: я приводил их к нему, а он спрашивал, не хочу ли я с ним отобедать. И если я соглашался — он кормил меня вонючей дохлой крысой. А если я отказывался, с меня сдирали кожу. Неизвестно, что хуже. И это далеко не единственное, что приходило ему в голову, чтобы унизить и показать свою власть.       — Что ещё? Чем ещё тебя заставляли заниматься?       — Собирать сплетни, развлекать гостей. Иногда ему хотелось просто повеселиться, наблюдая за тем, как мы наказываем друг друга.       — Мы? Сколько вас?       — Нас было семь. И ещё камергер. Но ему доставалось только, если вино недостаточно хорошее на приёме.       — Итого восемь. Восемь вампирских отродий и один истинный вампир во Вратах Балдура, — задумчиво произнесла девушка. — Жили в течение двухста лет. Питались, похищая людей, устраивали званые вечера бок о бок с Великим герцогом Адрианом и герцогом Рейвенгардом, чей сын стал героем Побережья Мечей.       — Забавно, не так ли? — ехидно усмехнулся Астарион, склонив голову набок. — Герои, которые под носом не заметили вампиров. Хреново же они выполняли свою работу. Поэтому мир так и работает, радость моя, либо ты, либо тебя. А у нас сейчас невероятное преимущество в виде маленькой твари в голове, благодаря которой мы можем влиять на волю других.       В любое другое время Адрия вступила бы с ним в спор, но в эту ночь, когда она увидела другую сторону Астариона, она решила промолчать. Узнав его совсем немного, она начинала понимать откуда идёт эта жестокость и жажда власти, ведь ничего другого он не знает. Двести лет быть марионеткой и искать прекрасных созданий для своего хозяина. Питаться крысами и не знать, что выбрать, когда тебе предлагают наказание в виде пытки или унижение, заставляя есть дохлую крысу.       Над ней издевались лишь два дня, и ей повезло, что её спасли. Над ним — два века, и никто не пришёл на помощь судье, которого избивали на улице. Никто бы не пришёл на помощь вампирскому отродью. Целых долгих двести лет он был никем.       Для неё — это всего лишь цифра, для него — целая жизнь.       Касадор сломал его и склеил так, как ему нужно. Как неправильную мозаику. И ей захотелось исправить эту мозаику, ведь она всегда любила головоломки. Она не знала как, и сможет ли она вообще это сделать, будет ли у неё на это время. Ведь общаться с ним — это как находиться в клетке со зверем. Дотронься до больного места — и он откусит руку. Убери боль — и получишь довольное урчание. И даже сейчас, когда Астарион вернул свой прежний высокомерный образ, она всё ещё видела разбитую, криво склеенную и очернённую душу эльфа.       Ей действительно по-настоящему стало жаль его.       Она не сводила взгляда с его красных глаз.       — Мне жаль, что тебе пришлось пережить всё это, — искренне сказала Адрия. — Спасибо, что рассказал мне. Получается я заслужила каплю твоего доверия, — улыбнулась девушка, в шутливой манере приподняв подбородок.       Ему стало неловко от того, что открылся, захотелось отвернуться и закрыться. Он не для этого всё рассказал. Нет никакого доверия! Показывать свою слабость — это ошибка. Большая ошибка, которая всегда имеет последствия. Его взгляд становился ожесточённым, а подбородок приподнялся.       — Дело не в этом! — возмутился Астарион. — Я хотел тебе объяснить, что главное — это понимать с кем мы можем столкнуться. Мозгоеды — не единственные чудовища на свете. И, возможно, даже не единственные, кто за нами гонится. Я просто прошу тебя — держи ухо востро. И приглядывайся ко всему, что прячется в тенях! — быстро пояснил Астарион, скорее убеждая себя, что этот разговор не был актом доверия, а поучительной беседой. Чтобы она не была такой самоуверенной.       — Астарион, можешь не переживать. Я не буду использовать против тебя твои слабости.       — Я не… — хотел вновь возмутиться Астарион, но замолчал, тяжело вздохнув. И тихо добавил. — Бестолочь.       Она улыбнулась ему мягко и так мило, что возмущение прошло.       — Каплю доверия, может быть, и заслужила, — сказал Астарион, поворачивая голову в сторону костра. — Только каплю, на большее можешь не рассчитывать.       — Для меня ценна даже капля, — ответила Адрия.       Астарион покосился на неё, смотря сверху вниз, и неожиданно появившееся чувство значимости, смягчило его. Это было так приятно, что кто-то воспринимает его таким, какой он есть. Ей правда всё равно на то, что он делал?       Наверняка врёт. Не следует сильно сближаться. Главное довести всё дело до конца.       Астарион приблизился к ней, обхватывая пальцами её подбородок. Она не отстранялась, наоборот, слишком легко поддалась, как будто сама хотела приблизиться. Её глаза, такие яркие, почти огненные, при свете солнца, сейчас были тусклыми.       «Даже жаль будет, если эти глаза вдруг померкнут» — подумал он, приближая к себе её лицо, всматриваясь в эти жёлтые глаза, радужка, которых имела тонкую, едва заметную, тёмно-коричневую окантовку. Такие живые. Изучающе смотрели на него. Взгляд впитывал каждую часть его лица. Скользил от глаз по скулам, остановился на его губах, дольше, чем обычно. И снова вернулся к глазам.       Она нужна ему. Она — единственная преграда перед охотниками, перед предательством других, перед возможными лакеями Касадора. Внутри по привычке появился приказ самому себе. Приказ, который портил всё.       Проглоти, протолкни этот момент ненависти и отвращения от близости к кому-то, как это было тысячу раз. Тебе ведь не в первый раз отдавать своё тело в обмен на чью-то милость. Эти мысли вызывали привычную тошноту, подкатывающую к горлу.       Уголок его губ, идеально заученно, рефлекторно приподнялся в соблазнительной улыбке, которая была подарена тысячам и тысячам созданий до неё.       Вокруг густой туман и тишина, прерываемая лишь потрескиванием поленьев в костре. Одно из них раскололось в огне, издав громкий треск.       Он поцеловал её с намерением быстрее закончить это и перейти в другую фазу. Где она будет уже на крючке, с которого не сорвётся.       Но вместо этого попал в ловушку сам.       Она была в замешательстве. Обычно жертвам хватает пару секунд, чтобы ответить.       Одна и Адрия приоткрывает сомкнутые губы, а его пальцы, сжимавшие её подбородок, заскользили по её лицу. Нежно, почти невесомо, касаясь гладкой кожи.       Вторая и он на одно короткое мгновение отстраняется, чтобы обхватить своими губами её нижнюю губу.       Третья и, оторвавшись лишь на миг, коснулся ещё, короткими, быстрыми прикосновениями. Поочередно целуя то верхнюю, то нижнюю губу, чтобы уловить то, как она тянется к нему. Она ответила ему. Все нервные окончания обдало огнём. И бешеная волна мурашек пробежала вверх и вниз по позвоночнику. Её губы такие тёплые и нежные. Обжигающе жаркие. Вкусные.       Мёртвое сердце сжалось в тугой комок, а потом раскалилось, превратившись в огненный шар, возбуждённо пульсируя внутри. В его руках появилась странная дрожь, как будто она снова ударила его шоковым касанием. Он неосознанно заметил, что не надо приказывать себе терпеть.       И вскоре все мысли вылетели из головы, как стая летучих мышей, вырвавшаяся на свободу. Приказа в голове не было, только пустота и ощущение пламени на губах.       Он чувствует, как она пытается отстраниться, закончить этот сладкий момент, и он сильнее притягивает её к себе. Проводит языком по нижней губе и углубляет поцелуй, стараясь продлить этот момент. Распробовать. Почувствовать.       Ещё рано, он ещё не понял, что с ним такое происходит сейчас. Ему мало. Чертовски мало.       И его накрывает с головой. Он тонет. Теряет рассудок.       Бледные пальцы зарылись в её волосы, сжимая на затылке, и прижимая её, чтобы полностью слиться. Впитать в себя. Вобрать. Испить до дна.       Она откликнулась, прижалась к нему, сжав в руке его рубашку на уровне плеча.       Жар пронёсся по каждой клеточке холодного тела, влился в кровь, разнёсся по всем сосудам и осел на кончиках пальцев. В ушах стоял гул, через который слышались лишь влажные звуки поцелуя. Вторая ладонь легла на её колено, поглаживая двинулась к бедру. А поцелуй становился настойчивым. Жадным и слишком горячим.       Адрия отстранилась, мягко отталкивая его от себя. Её глаза были прикрыты, а губы слегка подрагивали, когда она переводила дыхание. Он уткнулся носом в её щёку, ловил ртом её вдохи, пытаясь понять: что, дьявол его раздери, сейчас происходит внутри него?       — Это было… — прошептала Адрия.       Это было странно. Приятно. Невыносимо жарко. И страшно.       Или показалось? Ведь так? Всего лишь показалось?       — Помолчи, — шёпотом перебил её Астарион, прижимая вторую ладонь к её лицу, и поцеловал снова, чтобы убедиться.       Нежнее. Медленней. Глубже.       Дай мне понять.       Он не встретил никакого сопротивления, только покорность. Мягкую уступчивость, такую непохожую, такую сладкую. Лёгкая дрожь и покалывание в теле перешли в бешенную гонку друг с другом. Тугой пульсирующий комок из груди упал на уровень живота, взорвался там же и растёкся по всему телу.       Эти чувства, давно забытые и похороненные, вызывали тревогу. И по-хорошему от этого следует бежать сломя голову, как от солнечного света. Но солнце больше не несёт смерть, только ласку и тепло.       — Кажется… — неуверенно прошептала она, отстранившись.       Кажется, что-то пошло не так. Совсем не так.       — Кажется, лучше на этом закончить, — продолжила Адрия. — Вечер.       И вправду. Кажется, лучше закончить. Обдумать и понять.       — Как скажешь… — ответил Астарион, заглядывая в её глаза ровно в тот момент, когда она подняла веки. Её взгляд отражал его чувства. Смятение, перемешанное со страхом. — Сладких снов.       Когда она ушла, воздух показался холодным. Слишком холодным. И он вновь услышал окружающие звуки. Такие раздражающе тихие, мелодичные и медленные.