Мыслить как Стайлз Стилински

Октябрь, 2019 год Сиэтл, штат Вашингтон

      Дело не в том, что видения – плохие сами по себе, или они пугают его до самых маленьких темненьких закоулок его души (что, вообще-то, может быть немного правдой). Совсем нет.       Проблема скорее заключается в собственных правилах. В возложенной на себя едва ли оправданной ответственности и дурацких желаниях геройствовать, сохранить чужую жизнь в мнимой безопасности, даже если во вред себе.       Стайлз никогда не хотел узнать будущее, прошлое и что бы то ни было какого-либо существа намеренно. Ни разу.       Ему всегда казалось правильным закрыть уши при громких мыслях или спрятать руки под длинными рукавами толстовок при встрече особенно тактильных персон. Он привык уклоняться от объятий на прощание и отказывать всем приглашениям на вечеринки или иногда даже – на посиделки с дальнейшей ночевкой в доме знакомого.       Это просто правильно. Человечно.       Поэтому ему нужны лекарства – забвение своей сущности. Поэтому он просит Питера свернуть сначала в отель и мчится к своей сумке с потайным карманом внутри – саморазрушительная зависимость в желатиновой оболочке порядочности. Поэтому он почти забывает о режиме и об обещании отцу.       Почти.       Здоровье своего тела или безопасность чужих мыслей?       Вне всякого сомнения какой из вариантов выберет его отец, а какой – он.       В ярости Стайлз бросает баночки через весь номер в стену, а потом падает на пол, прижимаясь лбом к трясущимся коленям.       Жизнь бывает действительно подлой. В особенности, почему-то, для него.

☆☆☆

      Питер не спрашивает его в порядке ли он, а Стайлз и не пытается делать вид, что да, всё хорошо, нет ничего странного в том, что он, как сходящий с ума пациент, пробежал через весь холл отеля, а потом исчез почти на полчаса в своем номере, только для того, чтобы выйти оттуда еще более нервным и трясущимся.       Всё абсолютно отлично.       Его всё еще немного трясет от адреналина в крови, бездушной ярости, бьющейся в конвульсиях где-то за ребрами, но он старается сосредоточиться на самом главном – не прикасаться к коже кого-либо случайным (в частности, и намеренным) образом. Через несколько часов, скорее всего, ему придется сосредоточится еще и на избегании даже просто взгляда глаза в глаза. Что, разумеется, не является прекрасной новостью.       Так они и приезжают в местный отдел к остальным – в уютном молчании и прохладной задумчивости. Когда он проскальзывает за оборотнем в конференц-зал, то держится на расстоянии ото всех, пока не находит небольшой уголочек в сторонке возле окна.       – Я созвал всех для совещания, – начинает Арджент, оценивая напряженность команды. – У нас готов портрет?       – Да, – кивают Питер с Дереком.       Поэтому уже через пять минут помещение наполнено тихими, встревоженными офицерами из нескольких местных департаментов для обрисовки портрета подозреваемого.       (Внутри он жаждет чувствовать себя менее чужим и маленьким).       (Но казаться заметным прямо сейчас намного страшнее).       – Белый мужчина от тридцати до сорока лет, – начинает Айзек, закутываясь носом в шарф, отчего его голос звучит несколько ниже и мрачнее. – Внешне неприметен, легко сольется с любой толпой.       – Он осторожен, следит за новостями, соблюдает гигиену, умен, – продолжает Дерек, и Стайлз мысленно подмечает, что оборотень, оказывается, может говорить достаточно много и спокойно. – Мы находим только те вещественные доказательства, которые он хочет оставить.       – Убийства дают чувство силы, – перехватывает Лидия, наточенным движением перекидывает прядку волос за плечо. Профессор Мартин невероятно притягательна – рыжая, с мягкими округлыми плечами в нежной розовой блузке. Только вот глаза у нее холодные, и лицо почти не выражает никаких эмоций.       – Все жертвы задушены. Трое из них – неопрятные, словно выкинутые, брошенные в незаметных, грязных местах, что говорит о презрении убийцы к ним. Это никак не связано с видом и расой или ненавистью. Также нет никаких доказательств, что убийство совершено нелюдями. Это человек или кто-то, кто считает себя им и ведёт себя соответственно.       Полицейские, собранные в конференц-зале, записывают данные в блокноты и едва заметно кивают с окаменелыми лицами и деревянными спинами.       – Организованные убийцы, а это именно наш случай, – продолжает Крис Арджент, чуть сжимая губы в несвойственном признаке сосредоточенности, – обычно следят за правоохранительными органами. Они внедряются в расследования, становятся свидетелями или добровольцами, чтобы узнать, что известно полиции, тогда они чувствуют свою власть, контроль.       – Поэтому, скорее всего, вы его уже допрашивали или видели, – Айзек чуть привстает на месте, чтобы увидеть всех в комнате, – как на месте преступления, так и, возможно, случайного прохожего или потенциального знакомого. Однако, опять-таки, он легко сливается с толпой, поэтому вы его, по всей вероятности, не выделили.       – Третья убитая девушка – не ошибка, но также и не сознательно выбранная жертва. Случайное столкновение, – забирает слово Питер. – Не исключено, что место встречи обычное для девушки, но не для него. Что-то вроде студенческого кафе, торгового цента поблизости или книжного магазина, где Тара часто проводила время.       – Третья жертва была убита быстро и безболезненно, – мужчина кривится от подобранных им слов, но не останавливается. – Закрытые глаза, одежда и место в центре города показывает нам его сожаление, привязанность. Скорее всего, у него была сестра или родственница, схожего возраста, похожая на него. Она была точкой отсчета его эмоций. Первопричина.       – И, по всей вероятности, она либо мертва, либо вне его досягаемости, – кивает Агент Арджент. – Наша задача сейчас заключается в проверке всех списков свидетелей, очевидцев, волонтёров на совпадение этой характеристики.       Все понимающе кивают.       – Последнее место преступления никак не указывает на предыдущую жертву. Будто Тары Грэм никогда не существовало в его мире, – замечает Арджент, пока офицеры покидают конференц-зал.       – Это можно позиционировать не только как сожаление, – неожиданно произносит Лидия, раскладывая фотографии жертв вокруг себя. – Если потом он просто забыл о ней, то ка-       – Извините, – к ним подходит один из детективов, расследовавших это дело до них. Молодой мужчина с едва заметной, лёгкой сединой в волосах. – У нас есть один человек, который подходит под описание.       – Так быстро? – фыркает Джексон невпечатлено. Оборотень складывает руки на груди, когда в это же время Айзек незаметно, но с очевидным для всех шумом, громко бьет того в голень.       – Он нашел две жертвы, хотя во втором случае он не был единственным свидетелем.       – Что? – Джексон очень точно описывает удивление всех. Воздух между ними застывает диковинной карикатуре в черно-белых цветах.       – Вы допрашивали его и отпустили?       Разросшуюся напряжённость в комнате можно обернуть вокруг Аляски дважды.       – Да. У него есть алиби на все убийства, – немного сконфуженно произносит детектив. И тут же ломает всё хорошее впечатление, когда начинает неповоротливое:       – Ну, он просто...       Не выглядит как убийца?       Эдмунд Кемпер, «убийца студентов» из Калифорнии, тоже казался полицейским простым человеком, «своим». Только вот он совершил восемь убийств у них под носом, а когда признался – ему сначала не поверили. Ричарда Рамиреса, «ночного странника» Лос-Анджелеса и Сан-Франциско, отпускали дважды, просто поверив «честному слову», потому что молодой мужчина не был подозрительным.       Стайлз громко выдыхает, сдерживая свои мысли при себе. Чем-то подобным, кажется, занимается каждый из их команды.       – Он просто... – мнётся мужчина, сжимая папку мозолистыми пальцами, не в силах подобрать слова. К нему на помощь приходит Айзек, и впервые за всё время вместе Стайлз слышит гремучую злость в звонком голосе:       – Обычный человек среднего класса?       Уильям Барроу, инженер-электротехник, оказывается невысоким и худым как спичка светловолосым человеком. Обычный человек среднего класса.       Стайлз в глубине души понимает, почему его можно как считать подозреваемым, так и нет – в серо-зеленых глазах есть едва заметная желчь безумия, но в самих аккуратных, немного овальных чертах лица прячется добропорядочность и ранимая вежливость.       Понимает. Правда, Стайлз всё равно вздрагивает.       От одного только присутствия мистера Барроу древние инстинкты, где-то в тяжело вздымающейся груди, воют ему как можно скорее покинуть комнату. Не раздумывая бежать отсюда за более достойным оружием и вернуться обратно подготовленным куда лучше, чем сейчас.       – Вы так и не сказали, зачем привели меня сюда. Меня уже допрашивали, – хриплый голос, покидающий тонкие, светло-розовые губы, изогнутые в отвратительно идеальную улыбку, заставляют его повторно вздрогнуть и сесть прямее.       Тяжелые цепи, державшие его в тисках с самого отеля, усиливается троекратно.       Парень внезапно ощущает себя практически нагим, сидя за столом в допросной, всего лишь в метре от пугающего человека с бумажной кожей и ядом вместо крови.       – Разве свидетелей вызывают на повторный допрос? – спрашивает человек, мягкими движениями складывая руки перед собой.       Бумажный человек нервничает и взволнованно дергает ногой, только Стайлз не верит ему. Не тогда, когда чужие слова, словно жалящие скорпионы, карабкаются по его рукам и оседают в животе тяжелой, роящейся кучей.       Он в ужасе от милого бумажного человека со сладкой доброй улыбкой на устах.       Уходи!       – У нас появились новые вопросы, – ровно произносит Питер с большей напряженностью, чем ожидалось. Оборотень выпрямляется на своем стуле, приподнимая плечи чуть выше, и немного наклоняется вперед, оставляя Стайлза за линией своей защиты, что, стоит признать, довольно очаровательно.       Видимо, его эмоции не прошли мимо мужчины.       – Я знаю, что это странно – оказаться в нескольких местах преступления, но я…       Беги!       Легкий, как пух, тон взбивает воздух в плотные сливки, засоряющие легкие неравномерными комками, и комната вслед кружится пьяными покачиваниями. Его почти рвет, когда пустые серо-зеленые глаза, обрамленные слишком длинными, красивыми ресницами с белыми снежинками на концах, обращаются к нему.       Немедленно!       – Нет. Мы бы хотели просто еще раз услышать вашу версию, – перебивает Питер, привлекая внимание грозными, рычащими оттенками в голосе. – Возможно, были опущены некоторые детали.       Стайлз старается сосредоточиться на разговоре, вцепившись ногтями в край собственного стула, не отводя взора от кремовой хлопковой рубашки их подозреваемого.       – Мы играем в плохого-хорошего копа? – бумажный человек безобидно поднимает брови в фальшивом недоумении, а потом забавно дергает плечом и прикусывает нижнюю губу.       Стайлз чувствует себя сумасшедшим, а может и накуренной галлюцинирующей малолеткой, когда в этих невинных жестах видит безмолвную угрозу, сладкую и тихую, но безошибочно поражающую каждого, как обычный, привычный всем кариес. Только смертоноснее в тысячи раз.       – Нет, – твердо отвечает Питер, однако в этот раз человек с пушистыми ресницами и смехотворными ямочками на щеках всё еще следит за Стайлзом. Пустыми серо-зелёными глазами.       – Я не хочу Вас обижать, агент Стилински, но Вы выглядите очень молодо для спецагента ФБР, – слабая улыбка прокладывает путь прямо к нему в желудок, иначе нет никакого объяснения, почему он чувствует обед, поднимающийся вверх по его пищеводу.       Исчезни!       – Это какая-то про-       – Это стандартная процедура, мистер Барроу, – решительно произносит парень, внутренне сглатывая морозный озноб. – А теперь прошу ответить на вопросы. Здесь задаем их мы.       Его пылкая речь добивается лишь необычного блеска интереса в глазах и мелкой дрожи тонких губ, завернутых в круглую улыбку.       – Да, но…       – Мы всё еще хотим услышать вашу версию событий, – пропуская в речь едва заметное рычание, заявляет Питер. – Расскажите нам о днях, когда вы оказались рядом с местом преступления. Настолько подробно, насколько это есть.       – Я не уверен, что смогу вспомнить все события в те дни, потому что… хм-м… – человек наконец-то отпускает его из цепких лап своего липкого взгляда, и задумывается над ответом. – Первую половину дня я всегда проводил на работе. Выходил из дома и сразу спешил туда, после обеда я ше-       – Где вы обедали?       – Обычно на работе, иногда просто не обедал, – легко пожимает плечами инженер. – Тоже самое с завтраками, если вы думаете, что я куда-то выходил.       – Как добираетесь на работу? На своей машине?       – Да. На той, чьи номер и описание я давал прошлый раз. Они все должны быть сохранены в базе полиции, разве нет?       – Да. Это так, – невозмутимо отвечает Питер, не ведясь на провокацию. Оборотень слегка двигает носом и наклоняет голову вбок, прислушиваясь к эмоциям в комнате. – Что было дальше?       – Так вот. Обед. Не всегда получался, потому что… ну, вы понимаете… – человек перестает двигаться, замирая в одной позе, что, странным образом, ощущается, как предвкушение. – С постоянными делами из-за переезда в…       – Вы переезжаете? – впервые грубо перебивает Питер, нахмурившись.       – Да? Я говорил офицерам, что переезжаю. Во Флориду, – вновь туманная легкость в теле и открытость в лице. Стайлз едва успевает следить за проецируемой мимикой человека перед ним, что очень хорошо показывает либо уставшего, взволнованного мужчину, либо непревзойденного актера. Последняя мысль неприятно щекочет нервы.       – Там намного теплее и светлее, что ли.       Точно. Переезд.       Парень замирает от неожиданной догадки, что, скорее всего, посетила мысли Питера.       – Мне предложили работу. Так что, да, я уже почти месяц занимаюсь бумагами о переводе и покупкой там дома. Это важная информация?       – Да. Очень, – за весь допрос оборотень так ни разу не опустил взгляд на папку в своих руках, но теперь резко открывает ее и зарывается в документы и отчеты, предоставленные полицией. – Когда?       – На этих выходных. Я же го-       Мужчина переезжает.       – Хорошо, – Питер со звонким хлопком закрывает папку и решительно поднимается с места. Стайлз следует за ним. – Вы можете быть свободны.       – Но, подождите, – бумажный человек тоже подрывается со своего места, и все восковые лúца тревоги и слабости опадают на пол грязными ошметками, обличая всем искреннее замешательство. – Разве вы не должны? Зачем тогда?       – Вы может быть свободны, – ровно произносит оборотень, пока вдруг не улыбается хищно, бормоча низко:       – Или вы хотите нам рассказать что-то еще?       – Да. То есть, нет. То есть… – есть иррациональная вспышка глупого удовольствия, когда Стайлз примечает возросший страх их экс-подозреваемого. – Подождите…       Всё происходит так быстро, что Стайлз не успевает среагировать правильно, отчего по-настоящему встревоженный бумажный человек, с блестящими глазами, полными желчи, и ядом вместо крови, тонкими и острыми как мороз пальцами касается его обнаженного запястья.       И комната покрывается неизбежными трещинами.       – Мне сказали, что я могу выехать из… …-ка, ты невероятно красива в этом платье и своей крови для ме-… … если вы отпускаете меня… …-не! Только не трогайте меня! Отпустите! От-… … ли это, что я мо-       … Тук-тук-тук-тук       Огромная комната с обычными узорчатыми обоями, дешёвой люстрой во множестве стеклянных кристаллов под лампочками и дурацким плинтусом возле каждой стены. Нет только окон и признака хоть какой-либо мебели.       И жизни.       Тук-тук-тук-тук.       Совсем нет жизни в лежащей миловидной девушке в центре…       – Успокойтесь, – твердая хватка на предплечье прерывает контакт, а большие руки загораживают его от ненасытной тьмы, впившейся в его разум безумными картинами. – У вас нет на это запретов с нашей стороны. А теперь, мистер Барро-       …шепчет, как прекрасно она выглядит и что ей не стоит волноваться о своей семье, ведь та ее так и не найдёт. Объясняет даже крохотному порезу на выступающих ребрах его значение в красоте этой Вселенной и бытие человеческой души. Лелеет…       – … вы можете идти.       Стены давят на него и потолок кажется слишком близким к его голове, пускай он никогда раньше и не страдал от клаустрофобии. Краем сознания Стайлз отмечает исчезновение черной смоляной темноты с громогласными серо-зелеными глазами, благодаря чему дышать становится в разы легче, а легкие больше не наполняются сизым смоком чужих желаний.       …«-овое место, новая жизнь, новые правила. Новое место, новая жизнь, новые правила. Новая жизнь. Новая жи-»…       – Стайлз?       Его пробуждает крепкие ладони на сгибах локтей и близкий в памяти и сердце бархатный голос пары, а задумчивый взгляд отрезвляет сильнее ведра ледяной воды.       – Хорошо, – хрипит, вырываясь из хватки оборотня. Питер не верит ему, но дает ему пространство, услужливо открывая дверь и пропуская вперед. За небольшой участок от допросной к конференц-залу волк не произносит ни слова, однако посылает мягкие импульсы чего-то исключительно хорошего.       Хотя он и не опускает из виду с каким более пылким любопытством теперь поглядывает на него мужчина и как задумчиво провожает его всё еще холодное от чужого мерзкого прикосновения запястье.       – Это не наш человек, – первое, что говорит Питер, когда они входят в зал. Оборотень останавливается где-то позади него. – Он переезжает во Флориду на этих выходных.       – Да. Получается, что так, – быстро подхватывает Айзек, отрываясь от стопки бумаг на своем временном столе. – Это место, город – его дом и крепость. Он детально планирует каждый свой шаг. Убийца не мог бы так легко уехать из места, только для того что-       – Стайлз, ты в порядке?       Он поднимает взгляд от пола, сосредотачиваясь на обеспокоенном лице своего начальника, который неожиданно стоит слишком близко, примирительно подняв руки.       Только сейчас парень понимает, что дрожит.       – Он плохой человек, – почти выхаркивает слова сквозь горло. Онемевший, Стайлз может только сильнее сжать себя в своих же объятиях, отказываясь смотреть на взволнованных из-за него членов команды. – Он плохой человек. Так много крови и страсти… и желаний.       – О чем ты говоришь?       – Он хочет… он хочет такого… это страшно и… – …«новая сладкая-сладкая жизнь»… – … страшно. Подвал, тени и тишина, кроме этого повторяющегося стука… этот повторяющийся стук…       – Стайлз? – переспрашивает агент Арджент, привлекая внимание к себе. Все вокруг, кажется, тоже по какой-то причине затихают. – Посмотри на меня. Стайлз. Ты здесь, в департаменте полиции. И ты в порядке.       – Нет, это не так. Совсем, абсолютно не так, – спешит перебить, пока внезапно не понимает, что его слова можно интерпретировать неправильно. – Нет-нет, в смысле не волнуйтесь это не он. Не наш убийца. Пока, – пауза из-за пробудившейся вдруг нерешительности, но всё же поясняет:       – Он просто плохой человек. Будет.       Судя по тому, как озадачено выглядит команда, объяснения не помогают.       – Ты думаешь, он преступник? – осторожно, вновь так осторожно, будто в общении с диким животным, спрашивает агент Арджент. Есть так много всего о чем он прямо сейчас думает.       Видимо, мужчина дает ему пути к отступлению, если он пока не хочет открываться команде.       Это очень мило.       И бессмысленно с учетом уже разжегшегося любопытства в комнате.       – Нет, пока нет. Но будет им, – хрипло отвечает Стайлз, судорожно выдыхая. Холод от видений всё еще ощущается на коже невидимыми ледяными прикосновениями. – Однажды, это будет его дело.       Он не говорит: «мы будем ловить его» или «это будет нашим делом», но слова отчетливо застывают в воздухе. Как серые пылинки, раздражающие нос и глаза.       – В будущем.       Последнее он практически шепчет, глядя прямо в серые глаза и закусывая от тревоги губу. То, что он сказал, очень сильное заявление – таким не разбрасываются вот так, посреди позднего вечера в незнакомом полицейском участке, который известен также как прекрасное место для сплетен.       Но Стайлз всё равно до сих пор чувствует правоту своих слов.       Эти мысли, наверное, проскальзывают и в голове других, потому что агент Арджент только кивает ему, ни на секунду не засомневавшись в нем. Это успокаивает.       – Хорошо, – начинает мужчина, оторвавшись от изучения его лица. – Давайте отдохнем. Уже поздно, расходитесь по номерам. Завтра начнем со списка, который отправила нам Пенелопа. А сейчас наша задача хорошо выспаться.       Остальные быстро соглашаются, а Стайлз вдруг попросту ощущает себя ужасно сонным и выжатый как лимон над чаем в сезон простуды.       – Я отвезу тебя, – произносит Питер, оказываясь рядом с ним. Оборотень терпеливо дожидается, когда он приведёт себя немного в порядок и выпьет поданный волком стакан воды, и уже после ведёт его за собой на улицу.       Он чувствует себя достаточно комфортно для еще одной небольшой поездки с назревающим между ними ростком доверия, но им приходится сделать нежелательную остановку прямо на входе, сталкиваясь с бродящим возле крыльца худосочным мужчиной.       Стайлз замирает, когда осознание неминуемой встречи примораживает его (и, кажется, Питера тоже) к темно-серому грунту под таким же грязным, темно-серым небом.       Уильям Барроу быстро подходит к ним и останавливается прямо напротив него. Серо-зеленые глаза горят чем-то темным, переливаясь в лучах заходящего солнца всеми оттенками от изумрудного до почти черного.       Он не может сказать, что это его не пугает.       Он вообще не может произнести ни слова.       – Агент Стилински? – хриплый голос ласкает его, пока глаза, что гуще всех ночей над слепым океаном, выцеловывают каждую частичку его фигуры. – Я хотел принести Вам свои извинения за мои слова. Я немного нервничал и, возможно, оскорбил Вас.       Стайлз осторожно кивает, борясь с желанием обнять себя – он не собирается показывать себя еще более уязвимым. Поэтому по крупицам храбрости в своем громком сердце и отголоскам боли от сжатых в кулак пальцах он тянется вверх и уверено выдыхает:       – Всё в порядке. Это наша работа.       Уильям на это вновь мягко улыбается, и сквозь бумажную кожу притворно обеспокоенного человека проступают острые клыки и смертоносный яд на них. Стайлз отшатывается и почти падает назад, когда белая как мел и весомая как гранит рука тянется к нему, но словно из чертовой сказки перед ним появляется родная широкая спина Питера, и он, наконец, может выдохнуть.       – Мистер Барроу, – цедит сквозь зубы оборотень. – Мы очень ценим вашу обеспокоенность и благодарим за сведения. Это поможет в поимке преступника, – последнее волк выделяет особенно громко.       – Однако, рабочий день уже закончен и у нас был ужасный перелет, так что мы настоятельно просим Вас воздержаться от излишней настойчивости и провести свое свободное время за полезным на данным момент занятием. А именно – сборкой вещей для переезда.       Никто не двигается.       – Всего вам законного, – с более заметной силой давит Питер, а он, будучи одного роста с оборотнем, над плечом волка видит, как ранее плотоядный человек отводит от него взгляд и вновь превращается в маленького мужчину с хрупкой осанкой и слабыми руками.       – Извините. Да. Отвратительно с моей стороны, – Уильям всё же мельком вновь смотрит на него, и только затем отступает на шаг. – Всего доброго. Не смею больше задерживать.       Они не сдвигаются с места (чтобы не открыть спины, как догадывается Стайлз, или что-нибудь еще из волчьих замашек), пока мистер Уильям не откашливается и неловко уходит.       Они всё еще молчат, даже когда уже проезжают второй светофор, а ощущение недосказанности возится в воздухе слишком отчетливо, чтобы игнорировать его так долго.       В то же время, тусклый росток доверия между ними крепнет в нечто выразительное, название чему Стайлз дать пока не в силах.

☆☆☆

      В номере он принимает две таблетки снотворного от испуга возможных видений во сне (или точнее, кошмарах) и сразу же укладывается в кровать.       Некоторое время он занимает себя мыслями о деле, подозреваемых и выбором одежды, но каждый раз мысли соскальзывают в липкие нити тёмного паука с яркими блестящими глазами и знакомой тонкой улыбкой. Хотя кропотливый процесс подбора наряда на день всё же заставляет его сосредоточиться на чем-то одном и даже помогает почувствовать себя лучше.       Парень слабо улыбается, вспоминая тёмные бордовые брюки в клетку и точно такой же жилет, только серый и со специальным карманом, куда обычно он кладёт бордовый платок. Мысленная картинка перед глазами радует и на мгновение даже отвлекает от удрученности, зависшей над ним, пока он не вспоминает одну важную вещь.       Стайлз тянется к телефону, будучи уверенным в том, то его отец прямо сейчас волнуется за него. У них есть удивительная мистическая связь между ними, и тот непостижимым образом всегда чувствовал, когда парень в беде или погружён в себя слишком глубоко для своего здоровья.       Поэтому он отправляет короткое и правдивое: «Я буду в порядке. Ложусь спать со снотворным». Чем меньше он скажет, тем меньше он даст отцу поводов для беспокойства.       Почти засыпает, когда в голову приходит еще одна не менее завораживающая картина, что заставляет его живот крутиться.       Розово-медный свет заходящего солнца невероятно хорошо подчеркивает бронзовый оттенок загорелой кожи Питера и мощную шею волка, которая совсем не скрывается в клиновидном вырезе мягкой зеленой хэнли.       Картина перед глазами почему-то выглядит до нелепости сказочно, но также и грустно, чего Стайлз пока еще совсем не понимает.