Одуванчик

— не разочарован? — вдруг интересуется жизневский на одной из заправок.  — тем, что бензин закончился? да нет вроде, не сильно расстроился,— иван плечами пожимает, а после делает еще один глоток из банки с энергетиком. — а что? — балбес... я про то, что стажируешься здесь, а не в штабе,— тихон тоже банку энергетика открывает – им еще ехать не менее четырех часов. — а с чего мне разочаровываться? я хотел в полях работать, — глаза прикрывает, подставляя лицо уходящему солнцу. — я сам сюда попросился. глупо идти в мчс для того, чтобы сидеть в штабе. я хочу людей спасать, и мне сказали, что ты можешь этому научить. — кто сказал? — жизневский бровь выгибает, делая еще глоток из банки. высказывания до этого впечатлили не сильно – янковский далеко не первый, кто так говорит. чуть позже выяснится, что он хочет в штаб на паркет, а никак не в лес, на иголки. — полковник хабенский из центрального штаба, — вот это уже удивляет и в какой-то степени настораживает – вот кто точно никого просто так в поля не отправит. — хабенский, значит... — отношения у них были натянутые из-за дочери самого константина. видимо, подыскал для дочери партию куда достойнее. после ее первого брака тот как с цепи сорвался – про каждого ухажера ему нужно было знать: где живет, чем дышит, кем работает и работали родители.  а тихон детдомовец. с этого, как ни странно, началась неприязнь. по мнению хабенского из детского дома выпускались только алкаши и наркоманы, а конкретно этот еще и в мчс служить пошел. нормальному человеку три буквы на спине не напишут. а если и напишут, то богатенькие родственнички. — ты учти, что тренировки будут гораздо жестче, чем в академии,— жизневский банку пустую выбрасывает. — думаю, тебя предупредили. последние слова он едва ли не выплёвывает, делая шаг в сторону машины. янковский бровь вопросительно выгибает, но ничего не говорит, также избавляясь от пустой банки.

***

— отсюда доберешься сам,— черный додж тормозит у домика. напрягая зрение, янковский все же видит обозначение – база поисково-спасательного отряда 30-08. — а... куда ехать? есть ли какое-нибудь общежитие или... не знаю.  — тебе не сказали? — жизневский на спинку кресла откидывается, прикрывая глаза. семь часов в итоге превратились в девять, и в этом приятного мало. — ладно, значит, первое время живешь на базе. домашняя одежда с собой, я надеюсь? — да, конечно! к кому мне подойти на базе? я не хочу тебя задерживать, — протараторил янковский, вглядываясь в окна. — не задержишь, — выдохнул устало. — я здесь и живу.

***

— ты чай будешь? — получив утвердительный кивок, тихон действительно включает чайник. — черный, зеленый... ягодный? — ягодный, пожалуйста. а почему ты думал, что меня должны были предупредить про тренировки и про место жительства? — тебя сюда отправил хабенский. обычно он этого не делает – ему в штабе вечно кадров не хватает, в поля никого не дождёшься. тебе сахар добавлять? янковский пожимает плечами. не то, чтобы ему обидно – он привык к тому, что о нем судят по должности отца и по заслугам его знакомых. — да, пожалуйста, две ложки, — ноги на стуле поджимает, пытаясь согреться. — тебе, может, носки дать? — жизневский сам сейчас в теплых шерстяных тапках. и это несмотря на то, что батареи на базе теплые. — я... куплю вам новые? — предлагает хоть как-то возместить ущерб. — работай нормально, — мужчина ставит перед курсантом кружку, а сам к стойке отходит, не особо желая сейчас контактировать со стажером. — и сочтемся.