Огонь под льдом

Четыре года спустя Имя Агаты Кристи впервые прозвучало за ужином. Гоголь, как всегда, сидел расслабленно, лениво помешивая ложкой суп, а Сигма, напротив, держался натянуто, аккуратно складывая приборы. Гончаров наполнял бокалы вином, когда Фёдор, равнодушно разглядывая свои бумаги, произнёс: — Через неделю нас посетит Агата Кристи. В столовой повисла тишина. — Агата? — переспросил Гоголь, поднимая бровь и отвлекаясь от своего супа. — Та самая, которая «королева загадок»? — Именно она, — кивнул Фёдор, не отрываясь от своих записей. — Интересно, — протянул Гоголь с насмешливой улыбкой. — Чего она хочет? Или это ты чего-то хочешь? Фёдор не ответил. Его молчание всегда означало, что обсуждение закрыто. Сигма бросил короткий взгляд в мою сторону, словно пытаясь понять, что я думаю. Но я не знала, что думать. Это имя ничего не значило для меня тогда, но интонация Фёдора заставила меня почувствовать лёгкую тревогу. С Агатой я впервые столкнулась в одной из бесконечных гостиных особняка. Она сидела на диване с высокой спинкой, держала в руках маленькую чашку с чаем и смотрела на меня так, словно видела насквозь. Это был взгляд хищника — холодный и оценивающий. — Ты и есть та самая девочка? — её голос был мягким, но тон содержал скрытую насмешку. Я не знала, что ответить. Просто стояла и молчала, сжимая края своего платья. — Молчит. Интересно, — продолжила она, обращаясь не столько ко мне, сколько к Фёдору, который, как всегда, стоял в стороне, наблюдая за происходящим. — Ты уверен, что она не просто... бесполезный кусок угля? — Она — огонь, — отозвался Фёдор спокойно. — Огонь, который я обучу гореть. Я не знала, было ли это похвалой или ещё одним напоминанием о том, что моя ценность для него измеряется только тем, что я могу сделать. Агата усмехнулась. — Ну что ж, посмотрим.

***

После этого она стала появляться в доме всё чаще. Её присутствие ощущалось повсюду: её парфюм витал в воздухе, её голос эхом раздавался в коридорах. И, что самое ужасное, Фёдор всегда был рядом с ней. Я часто видела их вместе. Они разговаривали — тихо, но с той странной близостью, которую не могли скрыть даже их отстранённые тона. Он слушал её. Её, а не меня. Меня это обжигало,но не более,как следующий факт. Через неделю Агата снова прибыла в особняк утром, но теперь уже сопровождаемая слугами, которые несли её вещи. Она вошла в холл особняка с такой уверенностью, будто он уже принадлежал ей. Гоголь, как всегда, был первым, кто разрядил обстановку. — Какой сюрприз! Агата снова у нас в гостях, — с притворным восторгом воскликнул он, делая поклон. — Николай Васильевич, — ответила она ровно, едва взглянув на него. — Радуйтесь, но не слишком. Я здесь не ради вас. И да,теперь я буду с вами жить. Слова были произнесены с лёгкой усмешкой, но в них чувствовался холод. Сигма вежливо поприветствовал её, а Гончаров, как истинный дворецкий, отвёл её в гостевую комнату, не выказывая никаких эмоций. Я же просто стояла в стороне, молча наблюдая. Она выглядела идеальной. Слишком идеальной. В тот же вечер я снова увидела её с Фёдором в библиотеке. Я искала «Собор Парижской Богоматери».Это была одна из книг, о которых упоминал Фёдор, когда обучал меня литературе. Его уроки были странными: он редко объяснял что-либо прямо, задавал вопросы, оставляя меня искать ответы в книгах. — Настоящее знание — это не то, что тебе расскажут, — говорил он однажды, глядя на меня из-под опущенных век. — Это то, что ты найдёшь сама, Юко. Но даже такие редкие моменты его внимания значили для меня больше, чем он мог представить. Сегодня я хотела понять, что такого особенного в книге Гюго. Почему она вызвала у него столько сарказма и одновременно уважения. Я перебирала корешки книг в дальнем углу библиотеки, когда услышала голоса. — Так вот она какая, твоя юная протеже, — произнесла Агата. Я замерла. Они стояли у дальнего окна, её голос звучал так спокойно, будто она говорила о предмете искусства. — Она полезна, — ответил Фёдор, его тон был всё так же бесстрастен. Я тихо подошла ближе, чтобы услышать продолжение. — Полезна, — повторила Агата, будто смакуя слово. — Ты всегда выбираешь себе интересные игрушки, но рано или поздно они ломаются. Ты это понимаешь? Фёдор чуть повернул голову к ней, его лицо оставалось бесстрастным. — Она не сломается, — ответил он. — Посмотрим, — сказала Агата, усмехнувшись. — Но скажу тебе одно: девочка уже смотрит на тебя так, будто хочет стать кем-то большим. Я сжала пальцы на полке. Сердце билось так громко, что казалось, они могли это услышать. — Её взгляды меня не интересуют, — спокойно ответил Фёдор. — Она нужна мне, пока полезна. Эти слова обожгли меня сильнее, чем любое пламя. Я отступила, случайно задев стопку книг. Книги глухо упали на пол. Они оба обернулись. Агата сразу заметила меня, её глаза вспыхнули каким-то странным блеском. — О, девочка слышала нас, — усмехнулась она, прикладывая пальцы к подбородку. — Интересно. Фёдор не ответил ей. Он смотрел на меня, и его взгляд был холодным, как ледяной ветер. — Юко? — холодный голос Фёдора заставил меня вздрогнуть. Я подняла взгляд. Агата смотрела на меня с лёгкой насмешкой, а Фёдор, как всегда, был непроницаем. — Почему ты здесь? — продолжил он. — Я… искала книгу, — сдавленно выдавила я, чувствуя, как голос предаёт меня. — Книгу? — повторил он, чуть приподняв бровь. — Ты же знаешь, что их нужно брать аккуратнее. Иначе библиотека превращается в хаос. Агата усмехнулась, делая шаг к выходу. — Похоже, я вам не нужна. Фёдор, поговори с ней. — Её тон был сладким, как мёд, но в каждом слове сквозило презрение. Когда она ушла, тишина давила на грудь сильнее, чем её насмешки. Я не выдержала взгляда Фёдора. Его безразличие было для меня самым болезненным наказанием. — Извини, — сказала я и выскользнула из библиотеки, так и не взяв книгу. Вернувшись в свою комнату, я схватила дневник, будто только он мог услышать меня. «Я искала ответы, а нашла только боль. Его слова… «полезна». Это всё, что я для него значу. И всё же я продолжаю искать его внимание, словно заблудившийся в темноте ищет свет. Почему я не могу просто уйти?» «Я хотела книгу. А теперь я хочу… чего-то большего. Я хочу, чтобы он увидел меня. Не как инструмент, а как…» Я не смогла дописать. Слова застряли в гор ле. Я перевернула страницу и снова вывела: «Я люблю его.» Эти слова казались мне правдой и одновременно проклятием.