Поцелуй с привкусом древесной стружки

🎧 Haiden Henderson - Pretty Little Addict 🎧

Феликс опустился на пассажирское сиденье пригнанного Genesis G90, сверкающего под светом уличных фонарей матово-бежевым лаком. В салоне порхал аромат благоухающего Xerjoff – Alexandria II, чьи пряно-ореховые ноты напоминали о дорогих барах, где подают эль из позолоченных штофов и вручную взбитое масло для экзотических французских хлебцев. Второе сравнение куда менее возвышенное... Это запах уверенного в себе «папика», чей бархатный, но тот самый пряно-ореховый, дополняется шорохом зеленых купюр в бардачке, где, кстати, можно случайно наткнуться на пакетик белого порошка, для особых случаев, конечно. Феликс был облачен в белую пиджак-рубашку... Редкую модификацию классического кроя, воротник намекал на формальность, но свободный крой рукавов заставлял задуматься о случайной непосредственности. Это было им до последней капли, чистая квинтэссенция его самого. К этому прилагались черные брюки прямого силуэта, и поверх всего было небрежно наброшено темно-зеленое пальто. Волосы Феликса уложены чуть назад, но их длина все равно позволяла им касаться шеи и задней части плеч. На Хенджине же красовался алый пиджак из ткани с легким блеском, напоминающий цвет свежесорванной клюквы. Под пиджаком не было ничего, кроме эталонно сидящей жилетки, которая открывала линию шеи и ключиц, добавляя образу легкую дерзость. А тонкий аромат дорогого одеколона, в котором угадывались колючие ноты красного перца и белого муската, завершал образ, смешиваясь с общим амбре салона. Стоило Феликсу занять свое место, как он почувствовал взгляд Хенджина. Этот взгляд был подобен слабому шлепку по воздуху, проходящему шумным фронтом между ними. Что-то в положении плеч Хенджина и в напряжении губ напоминало юного неопытного любовника, сталкивающегося с объектом своих влажных фантазий. Но сейчас... Когда объект мечтаний сидел рядом, он не знал, с чего начать. Феликс уловив эту колеблющуюся энергию, повернул к Хенджину голову и, с чуть ироничной улыбкой, сказал негромко, но отчетливо: — Сексуально, я знаю. Эти три слова разомкнули молчаливую паузу и ввели в действие секретный прибор, спрятанный под кожей этого момента. Хенджин ухмыльнулся, прикусил нижнюю губу, и глубоко вдохнул через нос. Воздух, проникая в легкие, воспламенял глубинную смелость, как если бы туда плеснули теплого персикового ликера. Он наклонился, не сводя глаз с Феликса, и коснулся губами его щеки. И сразу отпрянул. — Осваиваю амплуа новоиспеченного влюбленного. – произнес Хенджин, одновременно перенося руку на рычаг ручного тормоза. Феликс, сощурив темные глаза, сейчас находил в этом поступке нечто забавное и слегка подстрекающее. Тонкие пальцы коснулись подбородка Хенджина, развернув его лицо к себе. В данный момент, Феликс был опытным кукловодом, ведущим свою деревянную марионетку куда ему захочется. Он оставил легкий чмок на губах Хенджина. Тот поначалу замер, а затем улыбнулся с любопытством. — Так более правдоподобно. - задумчиво прошептал Феликс и провел пальцем по запотевшему стеклу. Теперь уже на лице Хенджина возникла крохотная пасмурность. Значит, это всего лишь игра? Возможно, он внутренне ругал себя за излишнюю реакцию, а может – за то, что почему-то не может держаться как по писаному, авторитетно. Пальцы Феликса вновь оказались у него на подбородке. На этот раз они развернули лицо Хенджина к зеркалу заднего вида, в котором теперь отражались его губы, припорошенные легким блеском, тем самым, что миг назад принадлежал Феликсу. Отражение говорило само за себя... Это было знаком, меткой, художественной мазком на холсте их общего плана. — Это было креативно. – сказал Хенджин, поправляя воротник пиджака и невольно касаясь ткани, чтобы почувствовать ее гладкость, напоминая себе о своей роли в этой ночи. Предстоящая вечеринка была не просто банальным сборищем, а закрытым приемом в честь дня рождения Арим, женщины, оставившей в его жизни вмятины, как на старом кожаном кресле, до сих пор хранящем форму чужих коленей. Феликс и Хенджин собрались предстать в образе пары, два недоактера в иммерсивном театре, где сценой будет служить зал ресторана, а зрителями – люди, способные оценить или осудить этот маленький перформанс. Хенджин повернул ключ зажигания. Двигатель завелся бесшумно, как будто под капотом не было ни грамма стандартного металла, только какие-то биомеханические твари, обитающие в чреве автомобиля и питающиеся чистой энергией. Феликс одним быстрым взглядом окинул салон, это был вовсе не тот автомобиль, на котором они впервые отправились в ресторан Хенджина. На заднем сиденье аккуратно лежал атласный шарф, который, возможно, должен был стать частью сегодняшнего образа, или же использоваться как реквизит для каких-то других штучек. А вот это, безусловно, заслуживает пристального внимания. Феликс уловил взгляд Хенджина на мгновение, когда тот отвел глаза от дороги, чтобы убедиться в готовности спутника. В этом взгляде уже не было прежней застенчивости, или же она просто трансформировалась во что-то более изощренное, ведь все происходящее сейчас – всего лишь прелюдия к предстоящему вечеру, испытание ролей, репетиция праздника, где они должны показаться в наилучшем свете. Пристегнув ремень, Феликс слегка сдвинулся на сиденье, поправил рубашку, чтобы она не мешала свободе движений. Глаза жадно впитывали каждую деталь, расположение кнопок на приборной панели, изгибы рукоятки коробки передач, оттенок подсветки дисплея, показывающего температуру двигателя. И даже самому Феликсу это казалось чем-то откровенно парадоксальным. Сегодняшняя миссия заключалась не только в том, чтобы появиться на вечеринке, но и удержать равновесие между искренностью и притворством. Хенджину было важно выглядеть уверенным, а Феликсу – поддержать этот настрой, обволакивая происходящее шармом и легкой иронией. И ему было комфортно, его увлекала сама идея подобных авантюр, будоражила легкая непредсказуемость, которую привносил Хенджин. А еще, ему была по душе эта нестандартная конфигурация их общения... Нечто на стыке дружбы и тонкой игры с границами. Феликс бросил взгляд в зеркало, любуясь собственным отражением. Сама идея скромности была отвергнута еще с самого начала. Прислушиваясь к переменам в саундтреке, Феликс наклонил голову набок и на мгновение прикрыл глаза. Он представлял себе зал ресторана, где им предстоит показаться. Представлял, как они войдут, представлял, как некоторые гости приподнимут брови, другие ухмыльнутся, третьи сделают вид, что ничего не замечают. Как любопытно...

🎧 The Devil Wears Lace Pt.2 - Steven Rodriguez 🎧

Хенджин взял Феликса за руку, и их пальцы тут же переплелись, он наклонился чуть ближе, чтобы вполголоса сообщить, что их имена уже успели достичь слуха Арим. Его администратор, этот всегда сдержанно-услужливый Джи, уже поздравил именинницу и преподнес ей внушительный букет алых роз, а также солидную корзину, наполненную предметами с несколько опасным ореолом: бутылка серебристой текилы Blanco (Silver), ликер Triple Sec и целый ворох сочных лаймов. Мелочи? Возможно, но... Феликс нахмурил брови, проскочил взглядом по словам, словно пробовал их на язык, как редкий экзотический плод, прежде чем заговорить: — Это ведь классический набор для маргариты. Хенджин, играя на естественном подтексте, ухмыльнулся и слегка наклонил голову, создавая между собой и Феликсом невидимую сцену — идеальное место для импровизированного кино с самым неожиданным финалом. — Именно маргариту она тогда потягивала, когда решила присесть на чужой член. - прошептал Хенджин, будто подавая некий тайный знак, он сжал пальцы Феликса еще крепче. Феликс втянул носом воздух, оценивая аромат нового сложного парфюма, состоящего из намеков, угроз и обещаний. Он чуть сильнее захватил руку Хенджина, выдыхая сквозь плотно сжатые губы. — Я никогда не посмею тебя обидеть, любимый. Я иногда боюсь той сущности, которая процветает внутри тебя, той злопамятной сучки, готовой вырвать душу за какой-то проступок. Но это вкусно. - признес Феликс и, не спеша, начал смещаться в сторону двери. Они шагнули вперед — внутрь ресторана, где полумрак подсвечивали изящные хрустальные люстры. Почувствовав движение рядом, к ним плавно подскочил Джи, с его вечно застывшей улыбкой, напоминавшей фарфоровую маску древнекорейского актера. — Мистер Ли, мистер Хван, рад видеть вас. - приятный и красивый, подлец Джи, его тон напоминал шелест бумаги васи, из которой делают хрупкие фонарики. Он незаметно оттеснил официанта, стремясь первым вручить дорогим гостям приветственную композицию вкусов. На подносе дрожали бокалы шампанского, пускающие мелкие пузырьки. Феликс очаровательно приподнял бровь, улыбка засверкала с дьявольской прелестью. Он взял сразу два бокала с подноса, перевернув ситуацию в маленький заботливый жест, и один из них протянул Хенджину. Тот, кусая губу и пробуя на вкус оттенок сокрытого удовольствия, незаметно провел пальцем по фалангам Феликса, прежде чем принять бокал. Вместе с Джи они начали двигаться к бару, который в пути шепотом, как конфидент, доносил до слуха Хенджина отчеты о ситуации. Гости в экстатическом восторге от музыки — нечто джазово-электронное, и безумно завораживающее, Арим в порыве своей популярности уже создала настоящий фотопотоп, и рабочий телефон Джи затрещал от бесконечных уведомлений о том, что ресторан отмечают во всех мыслимых социальных сетях. Вспышки камер, светодиодные гирлянды, аромат дорогой парфюмерии, смешанный с запахом свежей выпечки из кухни, все сливалось в один опьяняющий флип. Феликс, дойдя до барной стойки, чуть откинулся спиной на прохладную, словно отполированную льдом, поверхность. Хенджин приблизился сбоку, уложил руку за его спину. Затем наклонился к самому уху Феликса, прошептал: — Ты вписался в эту игру пафоса и изысканных деталей так естественно, словно сама обстановка была задумана, чтобы стать твоим продолжением. Удивительно, как неосязаемо ты можешь подчинить себе любую декорацию. Феликс поднял взгляд, и их глаза сцепились — не просто встреча, а немая проверка на прочность. Расстояние сократилось до опасного минимума, оставляя лишь тонкий зазор, способный вот-вот раствориться. Каждый вдох был чужим и своим одновременно. — Надеюсь, ты оценишь мои старания. - проговорил Феликс, определяя цену за свою игру. — Возможно, какой-нибудь антикварной мелочью из твоего дома. Хенджин не отвел взгляда, глаза блестели, как черные ониксы, инкрустированные в переплетения дорогого браслета. Он скользил взглядом от глаз к губам Феликса, от губ к линии скулы, выискивая тайный знак, письмо без слов, хранящееся на коже собеседника. Но в этот момент к ним подошла Арим. Стук каблуков был осторожным, а улыбка... Улыбка треснула по краям, когда она потянулась к Хенджину в попытке обнять, прикоснуться, застолбить свою территорию, но тот, с идеальной вежливостью, выставил перед собой руку. Этот жест точно был отрепетирован, как жест фехтовальщика, не ранящего противника, но ставящего невидимую границу. Через мгновение Хенджин той же рукой указал на Феликса. — Позволь представить моего спутника. - начал Хенджин, пытаясь искренне улыбаться. — Это мой жених. А тебе, Феликс, позволь... Перед тобой моя давняя знакомая Арим. Арим слегка подвисла на мгновение, словно голограмма, пойманная в сбое системы, поэтому Феликс тонко улыбнулся, и спросил: — Скажите, Арим, как вам атмосфера? Мы старались, чтобы все выглядело безукоризненно, идеально. Хочется ведь, чтобы ваш день рождения звучал так четко, как звон хрусталя, когда его трут для блеска. Надеюсь, не промахнулись? Арим осторожно провела рукой по своему плечу, пытаясь найти точку опоры. Пальцы сползли вниз по ткани, замирая у запястья, где она нервно поправила браслет, который даже не нуждался в этом. Взгляд цеплялся за все вокруг... За блеск стеклянных поверхностей, за переливы света на стенах, за лицо Феликса, где она не нашла ни единого намека на поблажку. Дыхание на секунду сбилось, прежде чем она тихо начала рассказывать, что все потрясающе красиво и невозможно утонченно. Феликс улыбнулся, как будто ее ответ был любопытным, но недостаточно забавным, чтобы захватить его всерьез. Он слегка наклонил голову к Хенджину, прежде чем ответил: — Прекрасно, мы очень надеемся на вашу полную удовлетворенность. Это столь тонкая материя, на самом деле, сделать праздник запоминающимся. И, если позволите, хотел бы узнать, подаренный букет и корзина напитков пришлись вам по нраву? Я долго искал по городу текилу с максимально кристаллическим, чистым, ярким и, что самое главное, 100% вкусом агавы, чтобы она звучала так, как бы делала это где-то в пустынных просторах Мексики. Пока Феликс говорил, Хенджин молчал, но улыбка — острая, как линия идеально выглаженного лацкана, уже говорила за него. Когда Феликс закончил, Хенджин даже не взглянул на Арим. Вместо этого он слегка наклонил голову, будто размышляя, стоит ли вообще тратить время на формальности, а затем без лишних слов снова взял Феликса за руку. Пальцы слились в знакомом сплетении, этот жест давно стал заявлением... Властным, привычным и до боли недвусмысленным. — Нам нужно обсудить некоторые дела в моем кабинете. - проговорил Хенджин голосом, который может объявить перемирие или вызвать тайную войну. — Похищу у тебя моего неотразимого мужчину. Арим осталась стоять у бара, как забытый аксессуар, который некому подобрать. Взгляд снова метался по залу — по слишком дорогим гостям, по претенциозным цветочным композициям и подсветкам, старательно выставленным для чужих сторис. Но внутри все кипело. Злость, обида и капля стыда смешались в маргариту, которую она сегодня явно не заказывала.

🎧 Celeste - This Is Who I Am (From “The Day of the Jackal”) 🎧

Коридор, казалось, вытянулся в бесконечную перспективу. Вдоль стен стояли резные столики, на которых покоились узкие вазы с затейливо изогнутыми стеблями орхидей. Свет был мягким и рассеянным, как в зале для медитаций. Когда они достигли массивной двери, Хенджин опустил руку на черную ручку и аккуратно повернул ее, пропуская Феликса вперед. Кабинет Хенджина был укрыт от любопытных глаз, здесь царила полумгла, разрезаемая лишь узкими полосами света от узорчатой лампы на столе. Стены были затянуты тяжелыми шторами с бархатной фактурой цвета ночного неба, а мебель напоминала о колониальной эпохе с ее эклектичными влияниями, массивный стол из красного дерева, высокие стулья с резными спинками, полированная этажерка с хрустальными графинами и старинными книгами в кожаных переплетах, а рядом, возле стола расположился роскошный диван с мягкой, уютной обивкой. Феликс осторожно прошел внутрь, слыша позади себя кое-какое уловимое шуршание тканей — Хенджин закрыл дверь. Феликс обернулся, встречаясь глазами с Хенджином, который стоял у двери, теперь они были наедине, вдали от посторонних взглядов, от вспышек камер, от сдержанных улыбок и учтивых поклонов. — Почему ты решил вот так уйти? - спросил Феликс, проводя пальцем по кромке стола. Древесина под подушечками была гладкой и теплой, она хранила воспоминания о десятках разговоров, которые, возможно, состоялись здесь с другими людьми. Хенджин вздохнул, проходя мимо него и направляясь к небольшому шкафчику у стены. — Не успел переступить порог зала, как усталость уже успела навалиться. - тон Хенджина оставался ровным и отточенным, но каждое слово было пронизано изматывающим изнеможением, которое пробивалось сквозь тщательно сдержанные интонации. — Эта бесконечная фальшь... И не надо мне рассказывать про биполярочку. Тут все куда проще. Вычурная напыщенность... Они все словно вязкий, удушающий смог, обволакивающий и крадущий последний глоток воздуха. Он открыл дверцу шкафа, вытаскивая оттуда бутылку виски. Она была совершенна в своей эстетике... Тяжелое стекло, золотистая жидкость, игравшая в свете лампы, этикетка, которая говорила о времени и выдержке. Рядом с бутылкой стояли два низких стакана с тонкими стенками. Хенджин аккуратно разлил медовую жидкость в оба сосуда и протянул один Феликсу. — Я был серьезен тогда... - продолжил Хенджин, взгляд казался отстраненным, словно он вновь углубился в какой-то сокровенный мир воспоминаний, слой за слоем. Опершись на край стола, он неторопливо прокручивал стакан в пальцах, обдумывая каждое слово. — Тогда, помнишь, когда сказал, что всегда мечтал стоять за жарочной поверхностью в маленьком захолустном ресторанчике и готовить котлеты для бургеров. Феликс лишь слегка приподнял бровь, но остался молчаливым наблюдателем, удобно устроившись на диване. — Знаешь, с этого и началась наша семейная сага. Милая, крошечная кафешка на углу, почти незаметная, как шрам под одеждой. Бабушка с дедушкой подняли ее из ничего. Дедуля вернулся из Штатов не только с бумажкой в виде диплома, но и с американской одержимостью фастфудом, дымом гриля и солоноватым духом свободы. А бабушка... Она любила его так, что, кажется, готова была проглотить любой его бзик и запивать все это чертовым молочным коктейлем. Вот так и сварился этот первый бульон нашей империи. - Хенджин откинул голову назад, словно отрываясь от реальности, и посмотрел на что-то невидимое за пределами комнаты. — Это было место для тех, кто умел замечать величие в мелочах, людей, для которых теплая тарелка и тихое "спасибо" весили больше, чем что-либо. Завсегдатаи склоняли головы перед бабушкой, произносили благодарности за ее простой куриный суп. Хмм... В нем не было ничего выдающегося: яичная лапша, сельдерей, тонкие ломтики моркови. Обычный Chicken Noodle Soup. Но этот суп был чем-то большим, чем сумма своих ингредиентов — в нем жила память, невидимая рука, что гладила сердце... И когда уроки в школе подходили к концу, я летел туда как одержимый, правда, как сумасшедший, вдыхая уже на полпути запах жареных крылышек, которые бабушка бережно оставляла для меня. Соус из сливочного масла и кайенского перца прилипал к пальцам и языку, врывался в рот огнем, прожигал изнутри, оставляя после себя только чистое, расплавленное счастье. Это был момент, когда мир сужался до одной тарелки и нескольких минут, а ты вдруг понимал: иногда не нужно ничего, кроме боли, превращающейся в радость, и того, кто приготовил для тебя ее. Хенджин говорил протяжно, но звучал как музыка, такая, ностальгически тихая и глубоко личная. Феликс слушал, погружаясь в этот рассказ, как в чужой сон. Он сидел на диване, неторопливо делая глотки. Жидкость прожигала горло, но от этого ощущения становилось даже легче. — Родители? - вдруг произнес Феликс, уловив направление, в котором стремительно развивался разговор. Хенджин замер, взгляд потемнел, брови едва заметно сошлись на переносице. Он поставил стакан на стол рядом с собой и, уперев ладони в его кромку, тихо кивнул. — Родители... - он прозвучал ровнее, но в самой глубине прорезалась горечь. Едкая и терпкая, словно на языке расползся привкус дешевого табака, с которого содрали фильтр, оставив лишь чистый яд. — Когда они взялись за это дело, им сразу захотелось все разрушить, все перекроить по-своему. Снести стены... Переписать то, что уже было, как если бы память можно стереть так же легко, как мел с доски. Они не понимали, что старые стены хранят не просто тепло, в них живет дыхание прошлого. Бабушка бы этого не вынесла... В итоге они вылепили нечто чужое, превращая уютный ресторанчик в бездушную оболочку. Феликс смотрел на него, не отрываясь, а Хенджин, казалось, продолжал видеть перед собой призраков прошлого. — Они переплавили это место в ледяной монумент алчности, куда стекались люди, для которых звон монет и шорох контрактов заглушали стук человеческих сердец. Воздух здесь стал чужим, пропахшим холодом мрамора и блеском полированного стекла, отражающим ничего. Идеально стерильные улыбки официантов напоминали маски, за которыми не скрывалось ни капли ласки. Это место перестало дышать. Здесь больше не звучал смех, не пахло супом и перцем, не жило ни одного воспоминания. Бабушка не мечтала о таком — как и я. Все, что она создавала, сгорело в камине, топленом чужими амбициями. Хенджин поднял взгляд, и глаза впились в глаза Феликса, и в этих глазах Феликс увидел тревожную аномалию — уязвимость, неисправный механизм, что дал сбой, открыв человеку доступ к незащищенной оболочке. Но там же бурлила и сила... Первозданная, грубая, какой-то металл, не прошедший финальной закалки, еще способный гнуться, но уже обжигающий руки. Феликс молча приложился к стакану, позволив жидкости проскользнуть внутрь, как оправдание и уклонение одновременно. Он знал, что слова здесь были бы кощунством, осквернением чего-то слишком хрупкого. Порой тишина — это не просто ответ, а точный выстрел снайпера, где любое неосторожное слово способно стать дрожью в руке и отправить пулю мимо цели, оставив за собой неизлечимые раны. Поэтому... Феликс молчал.

🎧 Stevie Howie - humming thing 🎧

Flashback...

Хенджин сидел за тяжелым столом из орехового дерева, длинные, изящные пальцы гладили край хрустального бокала, в котором тихо колыхался апельсиновый сок. Жидкость подрагивала, мерцая под светом массивной люстры, он всматривался в густую, оранжевую глубину, как в зеркало, пытаясь выловить там тени собственных мыслей — тех, что прятались в закоулках разума, оставляя на сердце следы, похожие на порезы ножа по старой коже. Свет из окна стелился по бокалу, разбиваясь на осколки и вспыхивая на коже рук, как огонь бунта. Дикого, яростного и непокорного — того, что догорает в доме, давно брошенном, но не забытом. С другой стороны стола сидел отец, Джун. Для него любая эмоция была изъяном, трещиной в броне, через которую можно пустить цианид. Слово в его руках превращалось в лопасть, режущую до кости, а молчание — в удавку, что медленно стягивается на шее. Он развалился в кресле, газета в руке шелестела небрежно, каждая перевернутая страница звучала, как щелчок взведенного курка. В его движениях всегда была жестокость, будто он уже знал, что жертва в капкане истеет кровью сама, стоит лишь подождать. Одна нога закинута на другую, поза расслабленная, но лишенная слабости, как у зверя, что не видит смысла притворяться — он здесь главный, и это аксиома. От Джуна веяло непрошибаемой уверенностью, той, что присуща людям, которые топтали чужие жизни так же равнодушно, как встряхивают на землю пепел сигареты. И взгляд, тяжелый и холодный, проходился мимо и насквозь, выискивая, что можно сломать, а что просто оставить догорать, пока тишина не задохнется сама. — Я нашел пару мест. - произнес Кен Су, старший брат Хенджина. Тонкая нитка галстука стягивала его шею, подчеркивая угловатость скул и блеск самодовольных глаз. — Одно в центре, но без подвала, второе — на окраине. Там просторный цоколь, можно выкрутиться. Газета в руках Джуна застыла, даже сама бумага ощутила угрозу и боялась пошевелиться. Он поднял голову, глаза выкатились поверх очков, равнодушные и острые, и в этом взгляде не было жизни, лишь холод зимнего утра, когда даже солнце не решается согреть то, что уже обречено застыть. — На окраине? - тон был пропитан презрением, а каждое слово — раздавливающее, он будто плюнул в самое сердце предложения. — Я сказал центр. Мне нужен подвал, а не жалкая дыра. Слово «подвал» упало в тишину, такое маслянистое, как жидкая тьма, что разлилась по комнате и прилипла к стенам. Оно не просто звучало, оно ползло, заполняя пустоты в легких Хенджина, как будто внутри него кто-то открыл люк и хлынула сырость. Он вздрогнул, но в этом ощущалось что-то от животного, прижатого к земле. Ловушка смыкалась медленно, хрустела суставами слов, а разговор, как блуждающий огонь, затягивал их туда, где воздух пах старой ржавчиной, неумолимо разъедающей железо временем. — А ты, Хенджин, вообще знаешь, для чего нужен подвал? Или твоя приторная вселенная до сих пор укутана в сахарную вату и розовые обои? - Кен Су скребнул кислород словами, медленно ведя нож по мясистому пласту бекона. — Для чего? - выдохнул Хенджин, поймав взгляд брата. А в тех глазах — бездна, как черная душа старого колодца, из которого не выбраться ни свету, ни крику. — Ты безнадежный кретин. - процедил отец сквозь зубы, с той брезгливой надменностью, что свойственна богам, уставшим наблюдать за тщетными молитвами смертных. — Казино, мать твою. Подвал — это золотая жила, мальчишка. Нашим клиентам нужен азарт, они жаждут выброса адреналина, а не бессмысленной возни с канапе из прошутто и блевотного салата с морепродуктами. Хенджин чувствовал, как его тянет отвернуться, как мышцы шеи сводит от желания сбросить этот звук, как комок гнилого мяса, брошенного прямо в лицо. В сознании резанули всполохи чужих грехов: сигаретный дым, осевший на стенах чьих-то легких, смех, трескучий, как кости под каблуком, и бумажные банкноты, бесстыдно липнущие к пальцам, словно кровь, которую никто и не будет пытаться оттереть. — Бабушка совсем слабеет... - начал Хенджин тихо, поднимая бокал с соком. Он сделал неспешный глоток и тянул время, пытаясь облечь мысль в слова. — Дедушка ушел год назад, и она, кажется, растворяется следом за ним. Шатает ее не столько старость, сколько пустота, на которую опираются ее ноги. Отец, знаешь… Мы могли бы вернуть ей воздух. Вплести ее руки в тесто, а дыхание — в кипящий суп. В комнате нависла тишина, ложка Кен Су застыла в воздухе, будто парализованная, ее дрожащий край медленно врезался в дряблую плоть желтка. Отец медленно повернул голову к сыну, и во взгляде вспыхнул знакомый, беспощадный блеск, как лезвие мясника, в последний миг перед взмахом. — И что ты предлагаешь? - голос брата был похож на скрежет железа по стеклу. — Открыть еще один ресторан. Маленький. В память о них. - сказал Хенджин и выпрямился. Он знал, что стоит на краю пропасти, но отступать уже было некуда. Газета взвилась в руке Джуна, и на этот раз с сухим, злым шлепком врезалась в щеку Хенджина. Хлесткий звук рванул воздух, как внезапный треск ломких веток под подошвой тяжелого сапога, листы газеты смялись, ведь сейчас они и не предназначались для чтения, а лишь для удара. Щека вспыхнула огнем, кожа горела, но эта боль была лишь слабым "плевать" того, что резало глубже — слова отца, вбивающиеся в самое нутро. — Жалкий, мягкотелый щенок! - прорычал Джун, и газета вновь с хлестким треском обожгла щеку Хенджина. — Ты всерьез думаешь, что мне есть дело до твоего слюнявого, никчемного трепа? Мы куем империю, мальчишка! Империю, которая заставит этот город ползать на брюхе! А ты… А ты грезишь грязной лавчонкой для убогих нищебродов, где старухи будут жрать суп за полцены? - отец сплюнул в сторону и вскинул руку, хотел ударить сильнее, но сдержался. — Ну надо же, наш Хенджин снова нарядился в плащ жалкого спасителя этого прогнившего мира! - Кен Су расхохотался, не прервав движений рукой, продолжая трапезу. Хенджин не шелохнулся, лицо оставалось безупречно спокойным, но внутри что-то ломалось. Треск не прекращался. За окном ветер полосовал воздух, дрался с рамами, словно его душили изнутри, а в его завывании слышалось что-то близкое, что-то родное. Хенджин снова молчал. Веки не дрогнули, но взгляд, грустный и пустой, был направлен куда-то сквозь стены, сквозь все... Туда, где не было ничего, кроме серого небытия. И в этой серости, как призрак, мелькал образ. Босоногий мальчишка с растрепанными волосами и распахнутыми глазами, полными доверчивого света. Мальчишка, который когда-то верил, что счастье — это просто: теплый ужин, усталые руки дедушки на плечах и голос бубушки, зовущий домой. Но этого мальчишки больше не существовало. Тогда надежды сгорели дотла, а их пепел осел внутри.

🎧 Or Nah (Remix) - Ty Dolla $ign (feat. The Weeknd, Wiz Khalifa feat. DJ Mustard) 🎧

Феликс вытащил Хенджина из полуприкрытой двери кабинета, как беспечного подростка, поспешно выдернутого с чердака на чужой вечеринке. Пальцы Феликса обвились вокруг запястья Хенджина, но само дыхание Феликса было коротким и рваным, будто он готовился к прыжку с парашютом на незнакомую территорию. Они быстро прошли по узкому коридору, стены которого пропитаны то ли пряным дымом кухонных специй, то ли энергетикой нескончаемых разговоров. Звук тихой музыки из зала просачивался сквозь почти прозрачные перегородки, напоминая о том, что вечер еще не вышел на пик своего безумия. Феликс почти вылетел с Хенджином в центральную часть ресторана, вернув того от уединенной атмосферы кабинета к яркой публичной сцене. Вокруг царил легкий хаос, и тогда Феликс бросил через плечо фразу, звучащую как что-то увлекательное: — Пожалуй, сейчас самое время повеселится, любимый. В этот момент у выхода из коридора их уже караулил Джи, человек-переходник между владельцем этого места и всеми, кто тусуется здесь по разным причинам. Он безошибочно фиксировал взгляды обоих мужчин, и боялся нарушить тонкую гармонию их настроения, превращая и предвещая любой неверный жест как потенциальную угрозу для идеального течения вечера. — Мистер Хван, будьте добры, нужна ваша карта. Особая скидка для особых гостей. Мне нужно ваше подтверждение транзакции. Хенджин нахмурился, затем, чуть склонив голову, послушно высвободил кисть из хватки Феликса и достал из нагрудного кармана стильного пиджака матовую черную карту, которая будто впитывала свет. На карте не было лишних символов, только тонкий гравировальный шрифт с инициалами владельца. Он протянул ее Джи, выражая молчаливое согласие, а тот, собрав остатки решимости, попытался выразить мольбу одним лишь взглядом, полагаясь на проницательность босса, чтобы уловить безмолвную просьбу о помощи и физическом присутствии возле него. Феликс махнул рукой, выдавая настроение из серии «я буду скучать, но иди», и, не теряя уверенности, направился к бару. Здесь воздух имел другой акцент... Тонкий букет алкоголя, цитрусовых, древесных нот, звучащих как фон современного гастро-мастер-класса. Барная стойка была сделана из гладкого камня, подсвеченного снизу неоновым сиянием, что делало лица сидящих за ней чуть более загадочными, а их жесты — плавными и отточенными, словно монтаж в дорогом рекламном ролике. Улыбчивый бармен перехватил взгляд Феликса. Это была улыбка человека, привыкшего к любым капризам элитной публики. Бармен смахивал на студента из коворкинга... Рукава рубашки закатаны, тату на запястье, аккуратная бородка и взгляд, говорящий: «Я уже видел все, что только можно и нельзя, и удивить меня сложнее, чем найти приличное авокадо в супермаркете». — Мне срочно нужно за барную стойку. Мистер Хван ждет свой любимый напиток, и только я знаю, как его смешивать. Пропусти меня, друг. - вежливо проговорил Феликс и, вот именно сейчас, бармен выглядел слегка озадаченным. Он на долю секунды замешкался, взглядом проверяя, нет ли подвоха. Но фамилия Хенджина здесь звучала как пароль, что снимает все ограничения. Он молча кивнул и отступил вбок, уступая доступ к святая святых — внутреннему пространству бара. Феликс двигался уверенно, неторопливо, будто уже сотню раз стоял за этой стойкой. Он покрутился вокруг барной станции, осматривая ее, как шеф-повар новый фуд-трак, который планирует переоборудовать. Пальцы погладили хромированные поверхности, это точно его пунктик, провели над рядами бокалов, сканируя их форму и чистоту. Искусство миксологии для него было не инициацией, а игрой со стихиями, вкусами, ароматами, текстурами, температурами. Взгляд Феликса стал более пристальным, он искал нужные бутылки так, как DJ подбирает трек для разогрева толпы. На столешнице перед ним выстроился небольшой парад ингредиентов. Лед — холодный и прозрачный, без намека на примеси, ликер черной смородины, темный ром, вишневый сироп с яркой кислотностью, и лимонный сок, выжатый до последней свежей капли. Шейкер казался продвинутым гаджетом sleek-дизайна, матовая поверхность, как у модной штуковины из коллекции умных устройств для кухни. Феликс щедро засыпал лед, добавил ликер черной смородины, затем вымерил порцию рома. Вишневый сироп стекал густыми каплями, а лимонный сок вносил баланс — кислота сбивала сладость, создавая резкий контраст вкусов. Он закрыл шейкер и встряхнул так, чтобы внутри него образовать торнадо, которое смешает не только жидкости, но и смыслы вечера. Бармен стоял рядом, скрестив руки, с вежливым любопытством наблюдая. Он попытался запомнить каждый шаг, думая, что перед ним мастер-класс по авторскому коктейлю для босса. Но сам Феликс — импровизировал. Он никогда не делал этого напитка дважды одинаково. Сегодня он создает что-то новое, неподвластное стандартным рецептурникам. И для него... Когда шейкер обрел правильную прохладу и сбалансированность, Феликс аккуратно процедил жидкость в подготовленный охлажденный rocks glass. Струя напитка была густой, ароматной и сексуально манящей. Несколько капель газированной воды или тоника, щепотка воздушности для контраста. И, наконец, вишня на шпажке, как приглашение к запретному десерту, и молотый шоколад по краю, оставляющий послевкусие сладкой горечи. За спиной Феликса послышалось легкое движение воздуха. Этот мягкий шорох был не просто случайным дуновением, он маркировал присутствие Хенджина. Тот приблизился бесшумно, как продвинутый сталкер в VR-игре, ступая тихо, чтобы не отвлечь от процесса. Прежде чем Феликс успел обернуться, Хенджин невесомо положил подбородок на его плечо. Так интимно и уверенно одновременно, а затем на талии Феликса сомкнулись руки Хенджина, он хотел напомнить о себе самым понятным языком тела. — Над чем ты колдуешь? - спросил Хенджин, вполголоса, чтобы не нарушить магию момента, потираясь подбородком о плече Феликса. Феликс медленно повернул голову, так что губы легонько улеглись на щеку Хенджина, как кисточка визажиста, наносящая полупрозрачный слой пудры. — L'Amour Noir. - произнес блондин, с акцентом, от которого, казалось, задрожали бокалы. Он приподнял бокал, поднося его к губам Хенджина. И тот, сделал глоток сразу, чувствуя как ароматы смешались, сливочная текстура ликера, томный шепот рома, цитрусовая резкость и легкая горчинка шоколада по ободку, которая контрастом била по рецепторам. Когда Хенджин отнял бокал от губ, язык осторожно слизнул сладкие капли, задержавшиеся на нижней губе. Складки на его лбу разгладились, а взгляд стал чуть более теплым, подтверждая успех импрессии. Он повернулся к бармену, будто тот был не случайным свидетелем, а официальным летописцем вечера. — Запомнил все, что сделал Феликс? - спросил Хенджин с небольшим полунамеком. Бармен улыбнулся и кивнул, чуть приподняв брови. Да, он понял, он запомнил, с таким-то учителем, как Феликс, просто невозможно было не запомнить. Возможно, он попробует повторить это завтра или в тот момент, когда мистер Хван решит устроить особенный вечер для своих «особо важных персон» или правильнее сказать "особо важной персоны"? Феликс поставил бокал на столешницу и развернулся к залу спиной, а к Хенджину — лицом. Он легко припал к барной стойке ягодицами, в этот момент она была для него не просто мебелью, а опорой для новой интерпретации пространства. Сзади расстилался зал, как интерактивная панорама... Гости, некоторые слегка подвыпившие, озадаченные произошедшим, кто-то смотрел в смартфон, кто-то оживленно переговаривался, а кто-то пытался рассмотреть, что за фигурка в светлом пиджаке стояла за баром пару минут назад, а сейчас так нагло флиртует с владельцем ресторана. Хенджин, ощущая уверенность Феликса, чуть наклонил голову, не отрываясь взглядом от его лица. Была в их взаимодействии та химия, что не продается и не покупается. Это не классическое клише «глаза в глаза», нет. Это был обмен микросигналами, тонкий прикус губы, чуть суженные зрачки, редкое напряжение мышцы на шее. Они обменивались чем-то более значимым, чем банальные фразы, короткими сообщениями в закрытом чате для двоих. Феликс чуть приподнял подбородок, изучая глаза Хенджина, он чувствовал, как под тканью рубашки напрягаются мышцы спины при соприкосновении с холодным камнем стойки, и это создавало контраст с теплыми ладонями Хенджина на его теле. Границы температур, вкусов, ароматов и эмоций сливались воедино. И до болезненной одержимости тянуло нарушить рубежи и коснуться губ Хенджина. Взгляд бармена проскользнул по ним, словно проверяя, все ли у них хорошо. Но сценария не было, только спонтанность, которая жила собственной жизнью. Феликс сделал один маленький, незаметный шаг вперед, оказываясь чуть ближе к Хенджину. Этого движения было достаточно, чтобы воздух между ними вдруг накалился на пару градусов. Ни слова больше. Никаких объявлений, тостов, громких заявлений. Все, что нужно было сказать, уже прозвучало в движениях рук, подбородков, губ, стекающих каплях сиропа и взглядах. Даже музыка, кажется, сместила тональность, подстроившись под их пульс. Хенджин чуть наклонился вперед, будто собирался сказать что-то важное. Взгляд задержался на губах Феликса, но ни слова так и не сорвалось с его уст. Вместо этого он медленно поднял руку, кончиками пальцев коснулся скулы Феликса, проверяя реальность происходящего. Феликс затаил дыхание, зрачки расширились на долю секунды, но он не отступил, лишь чуть приоткрыл губы, он уже знал, что будет дальше. И это «дальше» настигло их внезапно и одновременно так, как должно было случиться. Хенджин приблизился, неотвратимо, но плавно, и когда их губы соприкоснулись, это было больше, чем просто поцелуй. Это было мягко и жадно, с привкусом нетерпения. Пальцы опустились вниз, очерчивая линию подбородка Феликса, фиксируя момент, чтобы тот не осмелился отступить. Хенджин слегка приоткрыл рот, и язык коснулся губ Феликса, на мгновение дразня, приглашая ответить. Руки Феликса потянулись вверх, одна нерешительно коснулась плеча Хенджина, а другая нашла опору на его затылке, пальцы утонули в темных волнистых волосах. Он чуть сильнее прижал его к себе, углубляя поцелуй, давая понять, что сопротивления не будет. Хенджин провел ладонью по линии шеи Феликса, затем опустил ее ниже, останавливаясь у ключицы. Пальцы ощутимо сжались, добавляя в этот поцелуй нечто большее — желание, легкую жадность, граничащую с требовательностью. Но... — Не делай этого, если не уверен, что способен впустить меня в свое сердце... - вдруг прошептал Хенджин, отрываясь от губ Феликса с нездоровой неохотой. Дыхание, все еще горячее и неровное, касалось кожи, когда он медленно склонил лоб к щеке Феликса. — Хорошо, прости меня. - тихо произнес Феликс, тяжело выдыхая, и сразу медленно наклонился к Хенджину. Губы нежно коснулись теплой щеки, оставляя легкий невесомый поцелуй.

🎧 Diggy Graves - Pac Ave 🎧

ВОСКРЕСЕНЬЕ

ФЕЛИКС 09:20 Давай напьемся?

ЧАНБИН 09:31 В 10 утра? Ты в своем уме?

ФЕЛИКС 09:35 В 10:30, если ты вызовешь такси.

ЧАНБИН 09:40 Что взять?

ФЕЛИКС 09:42 Что-нибудь настолько мерзкое, чтобы выключить мозг напрочь.

ЧАНБИН 09:55 Я в пути.

Чанбин вошел в квартиру без стука, будто она принадлежала ему. На полу — Феликс, точнее его полуобмякшее тело, ссутулившееся так, что голова упиралась лбом в стеклянный журнальный стол. Слегка покосившись, можно было заметить, как в руке безвольно крутится смартфон, нервный жест человека, который готов выдавить из гаджета что-то, чего там нет. Чанбин аккуратно закрыл дверь, опасался разбудить "спящего зверя". Кроссовки с хрустом юркнули по паркету, а плечи чуть дернулись от избытка адреналина. В комнате витала смесь горького табака и фруктового геля для волос. Курил в квартире? Значит, все совсем накрылось медным тазом. Он направился прямо на кухню, там, среди полок и блестящих ножей, он знал, где хранился штопор. Отыскав нужный девайс и два бокала, Чанбин двинулся назад в гостиную. Когда он вернулся, Феликс не изменил позы ни на миллиметр, застряв в какой-то метавселенной разочарований и сомнений. Чанбин опустился на пол рядом с ним. Он поставил бокалы, открыл бутылку с треском пробки, разлил багровую жидкость, которая отливала полупрозрачным рубином под слабым светом. — Рассказывай. - приказал Чанбин, пододвигаясь еще ближе. Феликс приподнял голову на несколько сантиметров, ровно настолько, чтобы глотнуть вина. Едва жидкость коснулась его губ, он скривил лицо, будто попробовал просроченный соевый соус с привкусом бензина. Саркастически дернув уголком рта, он пробормотал что-то неопределенное, глотнул еще раз, затем с шумом положил голову обратно на стекло. Казалось, он планировал просверлить этим столом отверстие в собственной черепной коробке. Чанбин, хоть и не сказал этого вслух, понял намек. Вино дрянное, но именно такое Феликсу сейчас и надо. Иногда бывает, мозг требует безвкусной отравы, чтобы вытащить наружу самые кислые эмоции. Чанбин отвел взгляд, но сделал пару глотков. — Мистер Хван? - спросил Чанбин, резко и точно, два слова, но выраженные таким тоном, будто он только что метнул дротик в точно намеченную цель. Феликс вздрогнул и прижал лоб к стеклу еще сильнее, хотел спрятаться, убежать вглубь своей приватной пустоты. Это было более чем ответом. Это было криком без звука. Чанбин чувствовал, как в груди начинает нарывать болезненная точка. Он не хотел знать правду, но сам же ее вытягивал наружу. И теперь становилось очевидным... Феликс влюбился. Влюбился не в него, а в другого. В Хенджина. И это сокращало сердечный ритм Чанбина до мучительных перебоев. Но он стиснул кулак, так что суставы побелели, и задал следующий вопрос: — Влюбился? Между вопросом и ответом прошла секунда, которая показалась резиновой. Феликс оторвал голову от стола на пару сантиметров и с тяжелым стуком плюхнулся обратно. Этот недвусмысленный жест выглядел как примитивный эмодзи, символизирующий «да». Для уверенности, можно было бы добавить трагический саундтрек, но и без него все было понятно. Чанбин почувствовал, как кишечник сжимается в холодную спираль. Ему противно и больно. Противно не от Феликса, а от нелепости ситуации. Больно, что объект его собственных, столь тщательно скрываемых чувств, как дорогая беспроводная колонка, вдруг настроился на чужую волну. Он не хотел вдаваться в подробности, не хотел слышать о том, насколько сильно Феликс увяз в этом человеке. Но что поделаешь? Он пришел помочь, а не самоутвердиться. — В чем проблема? - спросил он, стараясь придать голосу невозможную нейтральность, одновременно он залпом допил свой бокал, чтобы не дать дрожи отразиться в голосе. Феликс задвигался медленно, как будто его конечности были связаны невидимыми веревками. Он развернулся, прислоняя спину к дивану, скрестил ноги, неуклюже перехватив бокал двумя пальцами, пытаясь отобрать у самого себя этот убогий напиток. Сделал несколько глотков, насупив брови, словно размышляя над техническими характеристиками собственных эмоций. Ответа не дал, только поджал плечи, как ребенок, не знающий, что сказать строгому учителю. Чанбин смотрел на него без пафоса, без громких слов. В нем все клокотало: раздражение, жалость, ревность, готовность броситься на помощь и при этом, желание стукнуть его чем-нибудь по голове, чтобы прекратить эту глупость. Но вместо этого он просто сполз по полу, пододвинулся ближе и обнял Феликса. Прижал к себе, норовя выдавить из него токсичную тоску. Он почувствовал на своих ладонях легкую дрожь его плеч, запах шампуня, которым Феликс мыл голову сегодня утром, он напомнил Чанбину о смешном эпизоде, когда они вместе выбирали гель для волос. Тогда он еще надеялся, что между ними может быть что-то большее, чем дружба. Сейчас же у него в груди застрял комок. Он не мог сказать ничего, что спасло бы эту ситуацию. Ни один мотивационный пост в соцсетях, ни один вдохновляющий подкаст не подготовил его к тому, чтобы дать искренний совет человеку, которого он любит, идти к другому. Но Феликс заслуживает счастья, пусть и с кем-то другим. Чанбин сжал руки чуть крепче, впитывая тепло и уязвимость Феликса, и наконец решился на то, что казалось невозможным. — Попробуй. - процедил он в ухо Феликса, хрипловатым тоном, и сейчас это звучало как призыв принять участие в опасном эксперименте или перейти на сторону врага. Но по сути это было тем, что ему сейчас хотелось сказать: «Делай, что хочешь. Будь счастлив. Даже если это убивает меня морально». Феликс резко напрягся, возможно ожидая упрека или шутки на грани фола. Но затем расслабился, уткнувшись лицом в чужое плечо. Дыхание было неровным, как будто он вот-вот заплачет или засмеется. Феликс — между диваном и другом, будто между молотом и наковальней собственных чувств. В тот момент, когда, Чанбин — воплощение болезненного альтруизма, губящего гордость. И вино в бокалах уже почти выпито... За окном слышался слабый звук сирены скорой, будто сама жизнь намекала, что пора кого-то спасать. Чанбин чуть отстранился, чтобы посмотреть на Феликса. Взгляд рассказывал о том, что это не было легким поступком. Внутри все горит, но он не покажет этого. В конце концов, быть зрелым — значит уметь отпускать. Он понимал, Феликс не потребовал этого совета, не ждал благословения, но оно прозвучало. Теперь все зависело только от того, прислушается ли Феликс к этому крошечному слову или решит от него отмахнуться, как от назойливой мухи. Феликс двинулся едва заметно, потянулся к телефону, который так и лежал у его бедра, и накрутил на палец провод наушников, которых там быть не могло, но по привычке жест оставался. Нижняя губа была сжата так, словно он удерживал словесный поток. Может быть, он хотел сказать «спасибо», или «иди к черту», или «что бы я без тебя делал, Чанбин?». Но он не сказал ни слова. Лишь кивнул чуть-чуть, опустил глаза и провел пальцем по стеклянному столу, пытаясь оставить на нем незримую подпись.

🎧 Shallow - Lady Gaga feat. Bradley Cooper 🎧

ПОНЕДЕЛЬНИК

ХЕНДЖИН 07:20 Я уже на работе.

ФЕЛИКС 09:01 Я уже тоже.

ХЕНДЖИН 09:20 Настроение на нуле?

ФЕЛИКС 09:26 А у тебя?

ХЕНДЖИН 09:30 Не настолько выбит из колеи, чтобы отвечать вопросом на вопрос.

ФЕЛИКС 09:32 Я, видимо, жуткая личность.

ХЕНДЖИН 09:40 Все определяется тем, под каким ракурсом и в каком свете на тебя смотреть.

ФЕЛИКС 10:01 А под каким углом смотришь ты?

ХЕНДЖИН 10:15 По-разному. Иногда вижу тебя как фанатичного профессионала, безумного реставратора, который, кажется, продаст душу, лишь бы спасти очередной раритет. Иногда как человека, с которым можно комфортно затеряться в обсуждениях прошлого и настоящего. А вот будущее... С ним, с тобой уже сложнее.

ФЕЛИКС 10:17 Ну, все, пробил меня в самое сердце.

ХЕНДЖИН 10:20 Хочешь перекусить? Пусть это будет компенсация. В 12:30 у меня встреча, но я могу заехать с твоим любимым штатным супом. Покушаем в машине — все равно времени мало.

ФЕЛИКС 10:24 Попроси шефа добавить греночки, натертые чесноком.

ФЕЛИКС 10:25 И не забудь про масло с зеленью, умоляю.

ХЕНДЖИН 10:27 Okay, sir Феликс сидел на пассажирском сидении, склонившись над контейнером с куриным супом. Внутри машины пахло миксом из пряностей, теплого хлеба и салонной кожаной обивки. Он аккуратно макал в суп ароматную гренку, в то время как Хенджин, удобрее устроившись на своем месте, приподнял бровь и вполоборота смотрел на Феликса так, будто тот был не просто человеком, а инсталляцией, которую надо внимательно рассмотреть. Но смотрел недолго, потому что переключил внимание на свой пластиковый контейнер со свежим салатом, явно низкокалорийным и рафинированным по вкусам владельца элитного ресторана. — Мдаа... Не буду я с тобой сегодня целоваться... - сказал Хенджин, обмакивая вилку в соус, с какой-то такой его личной деловитой беспечностью, будто речь шла о курсе валют, а не об их потенциальной близости. — Сам просил, чтобы шеф хорошенько натер гренки чесноком, так что наслаждайся. Не рассчитывай на мои губы сегодня. Феликс закатил глаза, откинул голову на спинку сиденья и громко вздохнул. В ответ он схватил ломтик гренки с максимально возможной самонадеянностью и поднес к губам Хенджина. Никаких вопросов не было задано, никаких лишних слов не прозвучало. Только провокация во взгляде и чуть поджатые губы. Хенджин улыбнулся, приоткрыв рот, и позволил Феликсу вложить кусочек хрустящей гренки внутрь. Он прикрыл веки, прожевывая с наслаждением, вкус явно пришелся ему по душе. — Мм, недурно. - сказал Хенджин, пытаясь говорить с набитым ртом. — Можно подумать над новым авторским блюдом. Однако веселье испарилось так стремительно, как адреналин после беспечного секса без защиты. Короткий всплеск удовольствия, за которым накатывает холодное осознание... Последствия? Телефон Хенджина завибрировал, и на экране всплыло имя, которое Феликс не мог опознать — Юбин. Внутри автомобиля стало сразу на пару градусов холоднее, но Хенджин, словно не придавая этому значения, провел пальцем по дисплею и поставил громкую связь. — Хенджин? - женский голос в динамиках звучал волнительно, бархатисто и слегка прерывисто. Голос того типа, который легко можно было бы представить на бэк-вокале у известного поп-артиста или в ASMR-видео. Феликс замер, перестал дышать на долю секунды. Что за Юбин и что она делает в повестке их дня? — Угу. - неохотно отозвался Хенджин, продолжая сосредоточенно изучать содержимое контейнера. Вилка неспешно поднялась к губам, а легкий наклон головы и приподнятый подбородок выдавали в нем человека, которому этот разговор казался не более важным, чем текстура зеленой рукколы. — Нам нужно обсудить ту ночь. - проговорила девушка, акцентируя внимание на «ту ночь» почти эротическим вздохом. Феликс внутренне дернулся, как будто кто-то невзначай положил в его тарелку кусок пластикового сыра вместо пармезана. В голове за долю секунды разыгрались тысячи сценариев: от банального «они просто мило общаются» до абсурдного «они уже арендовали виллу для медового месяца». Каждый из них, каким-то извращенным образом, оставлял неприятное послевкусие. Как ни крути. — Я позвоню тебе вечером. - сказал Хенджин девушке с неожиданной ласковостью, не смущаясь, бросая один короткий взгляд на Феликса. Глаза хитро сощурились, как будто он оценивал реакцию. — Хорошо, буду ждать. - ответила Юбин, чуть заискивающе. Голос растаял в тишине салона, а экран смартфона погас. Внутри Феликса что-то лопнуло, как слишком раздутый воздушный шарик. Только он собирался сделать первый шаг навстречу Хенджину, закинуть удочку, выстроить мостик доверия, а тут — бабах, и его потенциальный любовный интерес так нехило «отмотало» на десять шагов назад. Аппетит покинул Феликса так быстро и внезапно, словно кто-то устроил фокус прямо за его столом, выдергивая скатерть вместе с тарелками, бокалами и всем остальным. Желудок сжался в комок, а вкус еды, который еще мгновение назад казался бесподобным, теперь напоминал жевание картона. В тишине Феликс отпил ложку пустого бульона и шумно положил ее обратно. Он чувствовал себя гостем на чужом празднике, которого вот-вот попросит покинуть стол. Нужно было срочно взять ситуацию под контроль, прежде чем эмоции, опасно близкие к разгадке его сердца, проступят на лице. Слишком откровенные, слишком личные, да такие, которые обнажают больше, чем он готов был показать даже самому себе. — Зайдешь посмотреть на стол? Я продвинулся с реставрацией. Все-таки для тебя стараюсь. - Феликс кашлянул, отвел взгляд, сейчас он будто предлагал зрителю посмотреть незаконченную картину, зная, что тот уже сбежал с выставки. По какой-то необъяснимой причине это воспринималось именно так, по какой-то необъяснимой причине подсознание выдало готовую интерпретацию, и по какой-то необъяснимой причине, обходя рациональные механизмы анализа. Но Хенджин повел себя так, будто вопрос не имел значения. Он потянулся за бутылкой с водой, открутил крышку и ответил как-то отрешенно, его мысли блуждали где-то далеко от этого разговора. — Сегодня я уже увидел все, что хотел. Очень много дел, Феликс. - Хенджин поднял подбородок, откинулся на спинку сиденья и щелкнул языком, как выключателем. Феликс почувствовал, как вдоль позвоночника прошла нервная дрожь, постепенно перерастающая в еле-еле сдерживаемую внутреннюю вибрацию. Он отложил контейнер с супом, аккуратно начал собирать одноразовую посуду в бумажный пакет. Ни одного необдуманного движения, ни лишнего вздоха. Но разве такое хладнокровие вообще возможно? Только сжатые губы, чуть подрагивающие крылья носа и пульсация в висках. Ну что ж, вот и финальная остановка. Это был увлекательный аттракцион. Он открыл дверь и уже намеревался вылезти наружу, когда ощутил прикосновение Хенджина. Пальцы ресторатора сжали запястье Феликса, негрубо, но достаточно крепко, чтобы тот остановился. Феликс посмотрел через плечо, взгляд был безразлично-холодным, или пытался таким быть, как у манекена в витрине дорогого бутика, которому все равно, купят его «наряд» или нет. — Ты ничего не хочешь у меня спросить? - сказал Хенджин с улыбкой, прикусывая нижнюю губу, и этот жест сам по себе был частью какого-то дурацкого скрытого подтекста. Феликс стиснул зубы так крепко, что скулы превратились в острые линии. Хотел ли он что-то спросить? Да. Ооо, у него был целый арсенал вопросов, готовых сорваться с языка. «Кто такая эта Юбин?", "Какая еще ночь?", "Почему ты, черт возьми, так беспечно ходишь по моим нервам, словно это твоя личная территория, где можно все?", "И главное — почему именно сейчас, в тот момент, когда я был готов перейти черту, ты вдруг решаешь показать, что у тебя все еще остались старые карты на руках?", "Ты не закончил, да? Ты все еще играешь?". Слова увязли где-то в пустоте между ребрами, их вытеснили из тела и бросили в заброшенный угол, где им уже не было места. Но, вместо ответа Феликс просто мотнул головой, отрицая не только происходящее, но и сам факт своего участия в нем. — Нет. - Феликс ответил сухо, вылезая из машины и аккуратно прикрывая за собой дверь. Отражение скользнуло по тонированному стеклу, искажаясь в странный силуэт, и через секунду исчезло. Феликс сделал несколько шагов прочь, чувствуя, как давление в груди нарастает, как будто он вдохнул воздух из сломанного респиратора. И все, что осталось от этого странного завтрака-обеда, лишь липкий привкус чеснока на губах, едкое раздражение от мимоходом брошенной «той ночи» и тягучее осознание, что между ними поселилось нечто постороннее, нечто, что не имело права здесь быть. Но он не оборачивался. Шагал вперед, по кривому асфальту двора, мимо старых мотоциклов и промышленных мусорных баков, понимая, что внутри медленно остывает кипящая субстанция непонимания. Где-то в глубинах сознания, ему очень хотелось развернуться и высказать все, высыпать на Хенджина град вопросов, упреков и горьких слов. Но он знал, такие сцены не приносят облегчения, только еще больше драматизма. Сегодня он просто уйдет, не произнося лишнего. Уйдет, оставив Хенджина в его уютной машине с дурацким салатом, с воспоминаниями о «той ночи» с Юбин, и с привкусом чесночной гренки, которую Феликс так опрометчиво попытался разделить. — Феликс, ты полный идиот. - выдохнул реставратор, обращаясь к самому себе с презрением, возвращаясь в мастерскую, и пытаясь сбежать от собственной беспомощности.