Львенок

      — Зачем я здесь?       Ребенок настороженно, как маленький пугливый зверек, оглянулся и уставился на Порша в упор внимательными и очень знакомыми темно-карими глазами. Он вообще был очень похож на старшего брата, даром, что отцы у них были разные, так что Кинна даже мороз пробрал при первом брошенном вскользь взгляде на это чудо. Те же острые скулы и упрямый изгиб челюсти, те же колючие глубоко посаженные глаза с хитринкой под выступающими надбровными дугами, даже прическа та же — короткий хвостик на макушке и плохо выбритые виски — явно пытался подражать погибшему брату. Кинн не мог его в этом винить, но в присутствии пацана перманентно испытывал странное волнение, смешанное со смущением и непривычной, будоражащей нервы робостью, хотя виделись они до этого всего пару раз и то мельком.       — Бен, малыш, мне очень жаль это говорить, но твоя мама… — голос Порша звучал сипло и сдавленно, будто каждое слово давалось ему с непомерной болью и трудом.       Кинн знал своего мужчину как облупленного, и четко видел по искаженным бровям, скупо поджатым губам и подрагивающим длинным, нервным пальцам насколько велико его искреннее сожаление. Кинну тоже хотелось сказать что-то сочувствующее, заверить, что он разделяет боль Бена, потому что сам это пережил, но фразы застревали в горле, как рыбные кости — все же ни один из сыновей мафии не умел открыто и легко говорить простыми словами, пусть и о самом важном.       Мальчик после полученных новостей замер, как искусно сделанная ростовая кукла, его большие темные глаза помутнели, а взгляд стал хрупким, и ранимым.       — Она умерла, да?.. Она больше не вернется?       — Мне очень жаль, малыш, — Порш закусил губу и отрицательно покачал головой.       Бен стиснул кулаки и резко отвернулся, пряча слезы и стараясь казаться взрослым и сильным перед полузнакомыми мужчинами. Кинн отлепился от двери в гостиную, возле которой стоял в выжидательной позиции с самого начала непростого разговора, шагнул к пацану, присел на колено и заглянул в глаза снизу вверх, видя перед собой в первую очередь не уменьшенную и слегка пугающую копию погибшего Бига, а маленького ребенка, испуганного потерей — такого, каким когда-то был Ким, когда их мама умерла.       — Если тебе больно — поплачь. Я тоже плакал, когда умерла моя мама, хотя был намного старше тебя, — хотя бы эти слова ему кое-как удалось продавить через сжатую от волнения глотку.       Бен отрывисто кивнул, шмыгнул носом и сел на пол прямо перед Кинном, сворачиваясь в клубок и обнимая себя за колени. Порш подошел к нему сзади и аккуратно прижал к себе, позволяя спрятаться от всего мира в теплых и уютных объятиях. Кинн даже успел про себя отметить, что у пацана хорошо развито чутье на людей — Порш действительно обладал бесценным талантом поддержать, подбодрить и одним своим присутствием внушить пострадавшему или испуганному человеку, что все будет хорошо и они сообща разберутся со всеми проблемами. Кинн и сам иногда приползал с очередной выматывающей встречи, облеплял посмеивающегося Порша руками и ногами, как осьминог, и утыкался носом ему в ключицу, дыша знакомым и успокаивающим ароматом кожи. От мерных поглаживаний по спине и плечам нервное напряжение таяло, как мороженое на солнце, каким бы злым, сердитым или усталым ни был Кинн.       Разумеется, поршевская магия сработала и здесь. Спустя полчаса тихого, горького плача в широкое и надежное плечо Киттисавата, Бен немного успокоился и вытер слезы, пока Кинн ходил к мини-бару за водой.       — Что теперь со мной будет? Тетя Прайфан меня заберет, да? Или меня отправят в систему?       — Нет! — Порш переменился в лице настолько резко, что Кинн едва подавил инстинктивное желание сгрести его в объятия и забрать отсюда подальше. Сглотнув, Киттисават продолжил уже спокойнее, стараясь казаться взрослым, серьезным человеком, на которого можно положиться в беде: — Я не позволю, чтобы ты попал в систему. Я обещаю, малой. Откуда ты вообще про нее знаешь?       — Моего одноклассника усыновили два года назад. Иногда он рассказывал о своем приютском прошлом, — равнодушно пожал плечами Бен. — Ты же покажешь мне, где похоронят маму?       — Конечно. Мы съездим туда вместе, если ты захочешь.       — Если не система, то куда? Ты нашел мне семью?       — Не совсем, — Порш замялся, но быстро набрал в грудь воздуха и выпалил на одном дыхании: — Мы с Кинном хотим, чтобы ты жил тут, с нами. Я сам оформлю над тобой опеку.       — Почему? Это из-за хиа’? Потому что он тебя спас?       Мальчик оказался смышленым и легко задавал неудобные вопросы, которые привели бы Кинна в ступор, будь они с Беном одни. К счастью, рядом, как всегда, был понимающий, коммуникабельный и ласковый Порш, способный одной залихватской, лукавой улыбкой скрасить любые неприятные новости и превратить неурядицу в интересное приключение и азартный вызов. Иногда, видя эту магию возлюбленного в действии, Кинн начинал неистово грызть себя за то, что пережили Порш и Че по вине его семьи. Но потом Порш чутко улавливал изменение его настроения, поднимал голову и дарил Кинну уже совсем другую улыбку — краешками губ и глазами, улыбку, полную нежности, признательности и молчаливого обещания «я люблю тебя, я на твоей стороне, я буду тебя защищать». И Кинну быстро становилось легче, потому что иначе с Поршем было попросту невозможно. Хотя какое-то время после подобных приступов самобичевания он вовсю баловал избранника и был особенно страстным и нежным в постели.       — Ну нахер ты ему сказал? — вскипел Кинн, но сразу же остыл под усталыми и внимательными взглядами возлюбленного и ребенка.       — Потому что он должен знать, ради чего погиб его брат. А погиб он ради нас двоих, Кинн.       — Порш… — возмутился Кинн, но больше по привычке.       Во время недавнего бурного обсуждения «брать Бена в семью или нет» основным аргументом Кинна было то, что мальчик может вырасти и начать мстить за брата, небезосновательно подозревая в причине его гибели Порша, Порче или Вегаса. На что Порш только вскинул бровь и покрутил у виска, сообщив, что Бен — не из тех людей, что сначала делают, а потом думают, и он знает, кем работал его старший брат и на кого. На том дискуссия завершилась, толком не начавшись, потому что Кинна срочно дернули на разборки с одним из деловых партнеров, а Порш поехал подписывать бумаги на усыновление. После скоропостижной смерти кхун Мики от тромба Бену грозили детский дом и система, от которой в восторге не были ни Порш, ни сам Кинн, наслушавшийся страшных рассказов возлюбленного, уже успевшего там в детстве побывать до того, как их нашел «дорогой дядя».       — Пожалуйста, не ссорьтесь из-за меня. Если ты считаешь, что должен вернуть хиа’Бигу долг через меня, то это не так. Ты уже очень помог маме, без хорошего лечения она бы не прожила этот год, — Бен грустно улыбнулся, и Кинн в который раз поразился его недетской проницательности.       — Если тебе не понравится здесь, я найду для тебя хорошую семью, которая тебя полюбит, — пообещал Порш, снова неловко заламывая руки от смущения, искренности и невероятного желания помочь и защитить — все же за полтора года, прошедшие со смерти Бига, он очень сильно привязался к его младшему брату, проводя с Беном и его матерью чуть ли не каждые вторые выходные.       — Разве можно полюбить насильно? — неподдельно удивился Бен, сверкая на Порша любопытными глазищами и теребя в израненных пальцах чистую салфетку.       От простого вопроса, заданного звонким детским голосом, Кинн сходу поймал острые и болезненные флешбэки полуторагодовалой давности. Когда он день и ночь вел себя как последний мудак, изводя и себя, и любимого человека. Когда слепо шел у отца на поводу, позволял собой манипулировать и играть, но даже так пытаясь сквозь все препятствия и собственный дурной характер защитить и уберечь Порша. Пусть неумело, пусть через жопу, пусть с ошибками и косяками, вылившимися в еще большие проблемы и недопонимания, но пытался. И продолжал делать это и сейчас, ясно осознавая, что без Порша его жизнь просто остановится на одном месте.       — Нельзя, конечно. И мы не обещаем, что полюбим тебя, как родного ребенка. Но в этом доме тебя не будут обижать. У тебя будет хорошая одежда, вкусная еда, мы научим тебя драться и защищать себя — уж прости, с нашей семьей иначе никак. И ты точно не попадешь в систему.       — А что я должен делать взамен?       — Быть вежливым и послушным, хорошо учиться в школе, не шалить и заниматься в зале, — ответил Кинн спокойно. Пацан со своими рассудительностью и настороженностью слишком уж сильно напомнил ему Кима в детстве, как раз в том возрасте, когда их мать впервые надолго слегла в больницу, и комплекс словно опустел и осиротел, лишенный ее мягкого смеха, нежного голоса и слишком чистого и яркого для мафии сияния души.       — Я могу подумать? Хотя бы на этих выходных?       — Хорошо. Мы поговорим еще раз через два дня. Пока эти апартаменты твои, вон там есть гардероб, чтобы ты мог разложить свои вещи, а вон там личная ванная. Если понадобится что-то особенное, скажи любому человеку из прислуги, тебе все дадут. Столовая на пятом этаже, тебя покормят в любое время, даже ночью. На столе есть незапароленный ноутбук, но не увлекайся играми и мультиками, еще можешь выйти в сад, если захочешь. Других детей тут, к сожалению, нет, но уже послезавтра ты вернешься в школу, так что просто немного подожди.       — Кинн, ты, конечно, крутой руководитель, я оценил лаконичность и четкость команд, но я останусь с ним и все ему тут покажу, — хмыкнул Порш, по-родственному ласково вороша волосы Бена, чисто инстинктивно подставившего голову глубже под широкую твердую ладонь.       — Что? Почему? — непроизвольно возмутился Кинн, частично разрушая созданный им образ сурового лидера мафии.       Ему было от чего нервничать — он-то рассчитывал на присутствие Порша в непосредственной близости во время работы, чтобы хоть как-то компенсировать занудность и сложность свалившихся на него бесконечных договоров, счетов и подрядов. Порш в ответ на это почти детское изумление усмехнулся еще шире, подошел к Кинну и заботливо разгладил теплыми пальцами морщинку меж кустистых широких бровей.       — Потому что Бен — ребенок, который впервые оказался в огромном чужом доме, наполненном странными угрюмыми мужиками с оружием. «Если станет скучно, выйди в сад». А как спуститься в этот сад, ты ему объяснил? А как пользоваться навороченным душем и лифтами? А кто из всех этих страшных людей вокруг Бена прислуга, а кто нет? А если он на Кхуна наткнется? Давай я побуду с ним хотя бы сегодня?       Кинн тяжело вздохнул, но уступил, признав в словах бойфренда рациональное зерно. Сам он, еще немного понаблюдав за свободным и непринужденным взаимодействием Порша и Бена, потихоньку свалил, возвращаясь к делам — после реальной смерти Корна мафиозный мир хоть и не содрогнулся, как в прошлый раз, но проблем все равно прибавилось и с мелкими бандами, и со старыми матерыми партнерами, неохотно принявшими Кинна на посту лидера главной семьи.       Вернувшись в спальню в районе полуночи после тяжелого, утомительного дня, проведенного за бумагами, текущими бесконечной рекой, Кинн наскоро принял душ, на ощупь залез на кровать и к своему огромному неудовольствию не обнаружил там Порша. Ради минимальных приличий накинув поверх белья алый шелковый халат, который, к слову, всегда производил на его бойфренда самое благоприятное впечатление, Кинн выполз из комнаты, как старая змея из норы, и, недовольно ворча, поплелся в сторону спальни, выделенной для Бена. Но у входа, подчиняясь внутреннему чутью, притормозил и аккуратно открыл створку, одним глазом заглядывая внутрь.       Экран работающего ноута с запущенным фильмом отбрасывал яркие блики на лица спящих в обнимку мужчины и мальчика. Порш пристроился с краю кровати, полусидя обнимая ребенка и держа на коленях ноутбук. Бен свернулся у него под боком клубочком, ежась от прохлады из-за работающего на низкой температуре кондиционера. На его щеках еще блестели дорожки от слез, хорошо различимые в свете экрана.       Кинн на цыпочках подкрался с кровати и выключил ноутбук, убрал его на тумбочку, прикрутил кондиционер до адекватной температуры, не удержавшись, нежно погладил Порша по щеке, перед тем как переложить его в более комфортную позу и заботливо накрыть тонким одеялом. Немного подумав, обошел кровать, залезая на нее с другой стороны, и потянул ткань вверх, устраиваясь на оставшемся пространстве. Мебель точно не была рассчитана на двух взрослых немаленьких мужчин и ребенка, но Кинн проглотил недовольство и смирился, закидывая руку на талию Порша поверх Бена.       Мальчик сонно заворочался, и мафиози попытался вжаться в край кровати, чтобы уступить больше места, но Бен, не просыпаясь, повернулся к нему лицом и обнял за предплечье, снимая руку с Порша. Одно простое действие мальчишки — такого уязвимого, маленького, заплаканного и беззащитного — заставило сердце Кинна пуститься вскачь, словно у испуганного кролика.       — Ладно. Ладно, хочешь так, спи так, — быстро решил он после того, как успокоил гулко бьющееся в висках и горле сердцебиение и привел мысли в относительный порядок.       Бен сонно причмокнул, крепче прижался щекой к его руке, как довольный и сытый хомяк, и Кинн с тяжелым вздохом признал, что уже всухую проиграл этим двоим. И что Бен, если решит остаться с ними, станет полноправным членом их семьи, а не еще одной странной прихотью Порша вроде ваз с цветами в углу спальни или специального пустого стула «для одежды».       Кинн полагал, что ни за что не уснет в такой тесноте, но уютная дремота пришла почти сразу, да и Порш, поворочавшись, перекинул свою руку через Бена, чтобы привычно обнять своего парня, тем самым успокаивая и настраивая на мирный, сонный лад.

***

      Судя по ощущениям, с утра пораньше на Кинна давила каменная плита. Мелькнула даже неприятная мысль, что его снова похитили и похоронили заживо, но тут «плита» на нем сонно заворочалась и попыталась скатиться сама. Кинн от неожиданности широко распахнул глаза и натолкнулся взглядом на смущенного Бена, намеревающегося по-тихому слезть на пол. Мафиози машинально убрал руку, которой до этого придерживал ребенка под бедром, но тот не упал, потому что Порш, наученный горькой сиротской жизнью с Че, даже во сне продолжал надежно фиксировать подопечного поперек спины.       Причина столь странного пробуждения раскрылась быстро — Кинн предпочитал спать на спине, а Порш на боку, и во сне хитрый Киттисават, как и всегда, заполз на него сверху, давя на правое плечо. Но так как в постели они были не одни, Бен решил сэкономить пространство и растянулся поверх мужчин, в основном, из-за особенностей позы для сна, предпочитая Кинна, отчего и возникло это пугающее ощущение сильного давления.       Тирапаньякул в ответ на большие испуганные глаза мальчика только усмехнулся и аккуратно снял с него руку Порша, позволяя выбраться из-под тяжелой, сильной хватки и сбежать в ванную. Порш недовольно причмокнул, едва слышно застонал, не желая просыпаться, и полноценно навалился на Кинна, утыкаясь носом ему в шею и забавно сопя, как котенок.       Кинн машинально поцеловал его в лоб, глубоко вдохнул запах волос и кожи и прикрыл глаза, наслаждаясь обществом своего сонного и крайне милого возлюбленного. Просыпаться вот так каждое утро было его старой и почти неосуществимой мечтой, заплатить за которую пришлось большую цену, впрочем, Кинн ни о чем не жалел. Даже о смерти отца.       — И давно вы вместе? — тихо спросил вернувшийся из ванной Бен с мокрыми волосами и остатками плохо вытертой воды на остроскулом личике.       — Полтора года. У нас с самого начала были сложные взаимоотношения, но сейчас мы — пара, — вполголоса пояснил Кинн и легонько потряс Порша за плечо, помогая проснуться.       — Кинн, ну еще пять минут, — сонно застонал великовозрастный соня и перевернулся на другой бок, безжалостно стягивая с партнера тонкое одеяло.       — Вы его очень любите, — нейтральным тоном заметил Бен, подходя к кровати вплотную, чтобы не разбудить Порша громкими голосами.       — Люблю. Я сделал множество ошибок, за которые мне очень стыдно, но люблю, — после долгих лет жизни в «подполье», изысканных и долгоиграющих интриг отца, постоянного напряжения, неумения выразить свои чувства простыми и правильными слова Кинн все-таки пришел к этому — научился быть искренним не только с Поршем, но и с посторонними людьми. Играть перед Беном в каменного и строгого лидера мафии смысла не было, да и страсть Кинна неудержимо просачивалась сквозь все бастионы, даже когда он пытался изо всех сил контролировать свои руки и выражение лица. Абсолютно все в комплексе знали, кто такой Порш и кем он приходится среднему сыну Корна, задолго до того, как старший Киттисават стал главой второй семьи и официальным бойфрендом Кинна.       — Поэтому согласились принять меня? Из-за него?       — Отчасти, — не стал увиливать Кинн, понимая, что, если пацан хотя бы вполовину так умен, хитер и наблюдателен, как Ким в его возрасте, то лучше не юлить настолько открыто, это могло лишь усложнить и без того непростые и очень непрочные отношения, сложившиеся между ними. — Но я правда не против, чтобы ты жил с нами. Я могу обеспечить тебе хорошую жизнь.       — Вы — мафия. Меня же тоже могут похитить или убить, если буду жить тут? — Бен зрел в корень, но иного от младшего брата Бига Кинн и не ждал. Несмотря на природную вспыльчивость и увлеченность Кинном, застящую ему глаза долгие годы, Биг был очень неглупым и внимательным человеком и отличным бойцом. Оба ребенка кхун Мики в принципе отличались сообразительностью и склонностью к анализу, пойдя в мать, всю жизнь занимавшуюся анализом рынка сбыта парфюмерной продукции и повышением продаж.       — Могут. Но мы сделаем все, чтобы этого не случилось. И юных заложников обычно не убивают, в основном их похищают, чтобы потребовать выкуп, — Кинн и сам понимал, что это так себе утешение, но тесное взаимодействие с кем-то, кто моложе двадцати, все еще давалось ему с большим трудом, так что приходилось судорожно подбирать правильные слова и мысленно хвалить себя за то, что вроде как умудрился пока не облажаться. Порш и мама могли бы им гордиться.       — Вас похищали?       — Много раз.       — Это страшно? — И снова ни следа ужаса или тревоги. Только интерес и деловой подход, явно доставшийся мальчишке от матери, которая даже на больничной койке упорно продолжала работать удаленно, чтобы оплатить хотя бы часть счетов за лекарства и ее одноместную люксовую палату в одной из лучших клиник города.       — Только первые раза три. Дальше привыкаешь, и все воспринимается проще, — и в этом врать Кинн тоже не стал.       В свои первые похищения он действительно рыдал и умолял похитителей его отпустить, но после четвертого втянулся и начал с первых же минут планировать пути побега — все же пиздюли, выданные отцом и Чаном по возвращении в отчий дом, оказались воистину целительными. Да и маму лишний раз расстраивать не хотелось.       — А если люди, которые придут меня спасать, погибнут?       — Я плачу им очень хорошие деньги за то, чтобы они тренировались здесь и учились защищать нас и себя. Мои люди — профессионалы, и потери обычно очень малы.       — Но хиа’ погиб, — Бен понизил голос и отвернулся, отходя от шкафа, куда минутой ранее отправилась идеально, шов ко шву сложенная пижама с какими-то вытянутыми улыбчивыми желтыми глазастыми штуками в синих комбинезонах*.       — От смерти никто не застрахован, Бен. Твой брат был очень храбрым и дерзким человеком. Им не стоило соваться на тот долбаный склад вдвоем, но я буду до конца жизни благодарен ему за то, что он прикрыл Порша. Они не ладили, и я не знаю, почему Биг это сделал, но…       — Вы дурак, — тихо, но очень серьезно сказал Бен, поворачиваясь к Кинну и глядя ему прямо в глаза: — Король мафии, а все равно дурак. Хиа’ любил вас, вы любите пи’Порша. Все еще не понимаете, почему хиа’ его спас?       Кинн потер кончиками пальцев виски, спасаясь от вспыхнувшей в них застарелой боли. В глубине души он знал, что малой во всем прав, ведь Кинн с самого начала видел увлеченность Бига им, бешеную надежду в темном взгляде и готовность бескорыстно и преданно его защищать, но никогда не воспринимал этого человека как партнера, равнодушно и эгоистично пользуясь его чувствами в своих целях, хотя телохранитель не раз доказывал, что готов на все, чтобы ему угодить.       В полном молчании они вышли из комнаты и поднялись в апартаменты Кинна, где хозяин, попросив Бена немного подождать, быстро переоделся в домашний тонкий свитер и простые темные штаны — к счастью, планы позволяли весь день безвылазно провести в комплексе. Выйдя из гардеробной, он застал ребенка за разглядыванием фоторамки, стоящей на прикроватной тумбочке со стороны Порша. Фото было небольшим, но уютным и теплым, и изображало его семью: Порш, его отец, мать и маленький Че, бывший тогда годовалым карапузом с огромными щеками и беззубой улыбкой.       Слова царапали глотку и камнями падали с губ, но Кинн твердо верил, что их нужно произнести, даже если это неприятно, сложно и смутной болью отдается где-то за ребрами.       — Прости меня. Ты абсолютно прав, Бен. Я был невежественен и жесток с твоим страшим братом, и уже не могу исправить это для него. Могу только для тебя. Порш рассказал мне немного о системе, и я солидарен с ним — мы оба сделаем все, чтобы ты туда не попал. Даже если выберешь уехать отсюда, мы найдем для тебя хорошую семью, которая не будет тебя обижать.       — Я остаюсь.       — Что?.. — от неожиданных новостей Кинн запнулся о порог и едва не пропорол носом стену коридора, благо обостренная жизнью в мафии реакция все же помогла сохранить перед ребенком лицо.       — Вы просили подумать — и я подумал. Я остаюсь, кхун Кинн. Хиа’ очень любил это место, и пи’Порш классный, с ним весело. Я понимаю, что он будет часто уходить на работу, но он все равно крутой и заботится обо мне почти как… как мама. Я буду послушным и постараюсь не создавать для вас проблем.       Кинн резко вспомнил, как жесток стал с ними отец, когда умерла мать Кинна, Кима и Кхуна. Как они втроем ходили по струнке, даже тихо сходящий с ума Кхун, только бы не нарваться на гнев родителя и тяжелый, оставляющий рубцы и шрамы армейский ремень, за который Корн заимел привычку хвататься с первого же легчайшего прокола. Как страшно было ошибиться, как это ощущение нависшей беды, настороженности и ожидания подставы и жестокого наказания за малейший проступок въедалось в кости, отравляя и без того испоганенную кровью и чужими смертями жизнь трех разбитых и криво склеенных подростков, которыми они тогда были. Которыми они до сих пор, в самой глубине души, остались.       — Создавай, — попросил он искренне, категорически не желая повторять путь собственного родителя. — Мы не будем тебя бить за проступки, максимум — отлучим от компа или отвесим легкий подзатыльник. Я не хочу, чтобы ты боялся нас. Если ты чувствуешь, что что-то не то, просто скажи об этом, и мы все вместе решим проблему.       — Зачем вам я? Только честно? Вы же могли взять себе маленького ребенка и воспитать под себя или сделать… как это называется? Суррогатное материнство, вот!       — Потому что твой брат отдал жизнь за Порша. Потому что мой муж к тебе привязался, потому что ты можешь вписаться в нашу жизнь. Ты похож на обоих наших младших братьев, так что, если ты готов остаться с нами, мы уже завтра займемся последним этапом усыновления и перевезем вещи из твоей прежней квартиры.       За разговором они незаметно дошли до общей столовой и пристроились за столиком в глубине. Кинн изо всех сил старался игнорировать ошарашенные лица нескольких охранников, пришедших перекусить с утра пораньше, и двух поваров, стыдливо отводящих от них любопытные взгляды.       — Что будет с нашей квартирой?       — Мы ее опечатаем, а когда вырастешь, сможешь туда вернуться, она по праву твоя.       — Тетя Прайфан ее не отберет? — с неприкрытым подозрением уточнил ребенок. Любопытства при виде нового помещения он не выказал, и Кинн решил, что Порш вчера уже водил его сюда, чтобы показать обстановку.       — Нет. Мы сделаем все возможное, чтобы квартира осталась у тебя, — неожиданно даже для себя Кинн тепло улыбнулся, по-настоящему понимая, насколько важны могут быть для ребенка воспоминания, заключенные в вещах из прошлого. Он сам так и не смог продать уютный, но все время пустующий и припадающий пылью мамин пляжный домик на одном из курортов — мешали осколки счастливых воспоминаний и слабый запах ее любимого жасмина в светлых, выкрашенных мятными и светло-голубыми красками стенах.       — Хорошо. А туда можно пустить других жильцов?       — Что?.. — сказать, что Кинн охренел от такого прагматичного подхода одиннадцатилетнего пацана — это ничего не сказать, даже черный, как беззвездная ночь, крепкий кофе пошел не в то горло, заставив подавиться и перегнуться через столик в попытках откашляться.       — Ну… она же будет просто стоять, если я перееду сюда. А так можно будет пустить туда людей и получать за это деньги, — пояснил свою позицию Бен и предупредительно подвинул к Кинну салфетницу.       — Я поговорю об этом с нашими юристами, но, если что, ты, как наш с Поршем ребенок, в любом случае унаследуешь совсем неплохую сумму. А, да, только, пожалуйста, никаких упоминаний о том, что мы мафия, в школе или с друзьями, хорошо? Это вопрос нашей общей безопасности. Если возникнут вопросы, можешь говорить, что мы владеем прибыльным гостиничным бизнесом, он вполне легален.       Бен кивнул, задумчиво глядя на горячую сладкую рисовую кашу в своей тарелке. Помешал ее ложкой, заставляя золотистый жидкий мед раствориться среди белого месива, помолчал, собираясь с мыслями, и снова уставился в лицо Кинна большими и проницательными черными глазами, продолжая задавать вопросы.       — Я могу оставить свою фамилию?       — Разумеется. И имя тоже. Кстати, почему Бен?       — Мама придумала. Хиа’ — Биг, а я Бен. Вместе «Биг Бен», как часы в Лондоне.       Кинн снова едва не подавился напитком от приступа веселья.       — Да уж, твоя мама была та еще шутница.       — Я же могу взять ее фото на память? — При упоминании умершей матери Бен погрустнел, слабая улыбка пропала из его глаз, сменившись апатией.       — Конечно. Мы купим тебе фоторамки, чтобы ты мог украсить комнату, как захочешь, — мягко проговорил Кинн, мысленно потирая руки от хорошей догадки, что всю возню с покупками и подготовкой документов можно спихнуть на безотказного и вежливого Арма, имеющего двух младших сестер-подростков и точно морально готового к общению с непосредственным и любознательным Беном.       — Спасибо. Я думал, вы страшный и жестокий, а вы совсем нормальный.       Немного подумав, Кинн решил принять слова Бена как комплимент, иначе звучало совсем печально.       — Поверь, я могу быть очень страшным и жестоким, но только с теми, кто причиняет боль моим близким, — ответил он тихо, позволяя молчаливому и расторопному повару добавить на их стол тарелочку с печеньем и фруктовый чай для Бена.       — Мама говорила: пить только кофе по утрам — вредно, — заметив, что перед Кинном сиротливо притулились маленькая чашка эспрессо и стакан воды, ребенок придвинул в его сторону корзиночку с рассыпчатым рисовым печеньем, столь любимым Порче, которое повара теперь охотно предлагали всем желающим.       Кинн тяжело вздохнул, еще раз сравнил мальчишку с постоянно недовольно ворчащим по поводу его рациона Поршем, и таки взял печенье, оказавшееся в меру сладким и действительно вкусным. Ребенок молча пробовал свою кашу, осторожно дуя на ложку и смешно надувая щеки, как бурундук. Молча есть было странно, и Бен, видимо, тоже уловив эту неправильность, повисшую между ними, первым нарушил молчание, разбавляя его непринужденной репликой:       — Тут вкусно готовят. Не так, как мама, конечно, но намного вкуснее, чем в школе или у тети Прайфан.       — Рад, что тебе нравится. У нас хорошие повара, не стесняйся просить у них, если что-то нужно.       — Ага. А кто еще тут живет?       — У нас большой штат телохранителей, обычно они ходят или в черных смокингах, тогда их лучше не трогать по пустякам, потому что они на дежурстве, или в серых спортивных костюмах с эмблемой нашей семьи, тогда к ним можно спокойно приставать. Вон как те ребята, — Кинн указал на трех телохранителей старого набора, сбившихся в одну шушукающуюся кучку в дальнем углу.       Мужики, заметив его жест в их сторону, побледнели и, непрестанно кланяясь, ретировались от греха подальше, все-таки нрав у Тирапаньякулов всегда был горячим. Насмешливо фыркнув им вслед, Кинн вернул все внимание ребенку и продолжил:       — Еще есть горничные и разнорабочие, они тоже в форме ходят, ты видел их по дороге сюда. В комплексе есть много всего, даже спа и тир. Но в тир тебя пустят только со взрослыми, уж извини, — Бен понимающе кивнул и отодвинул пустую тарелку. — Еще здесь есть сад и библиотека, туда можешь ходить когда угодно, только не пачкай и не рви книги, некоторым из них больше лет, чем могло бы быть моему прадедушке. В мой кабинет без меня тоже лучше не заходи, ну и некоторые спальни на гостевом этаже заняты, например, сейчас у нас гостят мой лучший друг и младший кузен.       — Я должен им представиться?       — Поверь, они сами тебя найдут, если что. Не пугайся их, они хорошие и добрые люди, особенно Тэ. Еще у меня есть два родных брата: Ким и Танкхун. Ким — певец, ты можешь знать его под псевдонимом WIK.       — Серьезно? WIK ваш брат? У нас все девочки от него тащатся! — глаза ребенка загорелись, словно два фонарика в ночи.       — И все же постарайся не болтать об этом, я очень прошу. Ким не зря взял свой псевдоним.       — О. Безопасность. Я понял, — мальчик погрустнел, но быстро воспрянул духом, терзая в пальцах очередную салфетку. — А я могу с ним познакомиться?       — Конечно. Из-за Че он теперь часто торчит в комплексе, хотя раньше терпеть не мог это место.       — Че — это брат пи’Порша?       — Да, он уже знает о тебе и очень хочет познакомиться.       — Он… злой? — Бен неловко съежился и исподлобья посмотрел на Кинна, явно пытаясь просчитать, насколько сильно ему врут.       — С чего ты взял? — неподдельно удивился Тирапаньякул, невольно вспомнив огромные глаза лани и симпатичное, открытое лицо Че и пытаясь отыскать в этом невинном и милом образе хотя бы след злости или гнева. Нет, пацан умел быть жестким и бескомпромиссным, то спонтанное избиение Кима пыльной тапочкой до сих пор бережно хранилось Кинном в шкатулке воспоминаний как одно из самых горько-сладких и целительных событий его жизни, но назвать Че злым у него язык не повернулся бы никогда.       — Ну… Пи’Порш сказал, что воспитывал его с самого детства, я думаю, кхун Порче будет ревновать, если я стану жить тут, — щеки Бена вспыхнули от смущения, и он отвернулся, бубня куда-то в сторону выхода.       — Порче — взрослый и умный парень, Бен, он все понимает. И он тоже был на том складе, когда твой брат…       — Я понял. Ладно, хорошо, я постараюсь ему понравиться, — громко выпалил ребенок и неловко заерзал на своем стуле.       — Ты хороший парень, тебе не нужно так стараться кому-то понравиться. Мы понимаем, что тебе сейчас очень трудно, и не настаиваем на том, чтобы ты вел себя как взрослый. Тебе одиннадцать.       — Мне одиннадцать, и я сирота, попавший в мафию. Если я не повзрослею, меня убьют, — с обреченной серьезностью выдавил Бен, все еще не поднимая на Кинна взгляд.       — О, он точно впишется, — Танкхун обошел их столик по дуге, нагло стырил стул у соседнего и с королевской грацией уселся на него задом наперед, потеснив Кинна к дальнему краю. Бен, как завороженный, уставился на длинный белый халат старшего мафиози, по старой привычке обильно украшенный перьями, стразами и какими-то прозрачными стекляшками.       — А это мой старший брат Танкхун, — замогильным голосом представил нового собеседника Кинн, морально готовясь в случае чего хватать ребенка под мышку и валить не только из столовой и комплекса, но еще и из города. Все-таки Кхун был слишком необычной и непредсказуемой переменной в их родственных отношениях, и, хотя Порш уже давно рассказал про Бена и его непростую семейную ситуацию, про возможное усыновление все до сих пор не знали, так что реакции можно было ждать какой угодно и не только от Кхуна.       — Старший? Точно? — Бен меж тем ничуть не растерялся под любопытным взглядом Кхуна, как никогда похожего в своем наряде на огромного белоснежного павлина.       — Он мне уже нравится, — Танкхун протянул вперед узкую ухоженную руку, которую Бен без колебаний пожал.       — Вы мне тоже, — доверчиво признался он, а Кинн едва подавил желание схватиться за голову — кажется, в отряде очаровательных сучек, способных нагнуть противника исключительно чувством собственного величия, прибавился игрок.       — И да, я точно старший, аж на четыре года. А Кима на девять. Кстати, познакомься, это мои личные телохранители — Пол и Арм.       Мужчины в своих привычных рабочих костюмах низко поклонились, и Танкхун щедрым взмахом руки отпустил их за соседний столик.       — Ух ты! Это Бен, да? — улыбчивый и плутоватый Макао без труда отодвинул стул с Кхуном и приставил вместо него ближайший столик, так же легко возвращая за него кузена и подавая свободный стул Тэ.       — Это Бен, теперь он будет жить с нами, это Тэ, мой лучший друг, а это Макао, мой младший кузен и парень Тэ, — представил новоприбывших Кинн, закатывая глаза. Для полного счастья не хватало Порче с Кимом, но чуйка подсказывала, что и они скоро подойдут.       — Здравствуй, нонг’Бен, мы очень рады с тобой познакомиться! — Тэ приветливо улыбнулся ребенку, принимая от Макао поднос, доверху нагруженный какими-то снеками, тарелками и поллитровой чашкой кофе, щедро разбавленного молоком. Оба выглядели в своих пижамах и халатах по-домашнему мило и просто, совсем не так, как одевались для выхода в свет.       — Так вы совсем вместе живете, что ли? — настороженно уточнил ребенок, внимательно наблюдая за их взаимодействием. — И я вас точно где-то видел, только не помню где.       Еще секунду назад светло и мягко улыбающийся Тэ побледнел так резко, словно из него откачали всю кровь — неприятное прошлое все еще иногда догоняло его и причиняло очевидную и сильную боль, несмотря на все старания семьи и Макао, готового с него пылинки сдувать. Вот и сейчас парень ободряюще сжал тонкую ладонь старшего, а Бен, наконец вспомнив, комично нахмурил брови и широко распахнул глаза:       — Вы же…       — Бен, — попытался предупредить Кинн, но ребенок отмахнулся от него, как от надоедливой мухи, подаваясь вперед и не отрывая взгляда, ставшего хищным и жестким, от потерянного и смущенного ситуацией Тэ:       — Тот, кто это выложил — не человек, а тварь. Ты же его наказал? — требовательным тоном спросил он, поворачиваясь в сторону Макао.       — Помнишь, ты с Поршем статуи делал страшные? — Танкхун нагло стырил из вазочки Кинна рисовое печенье и с аппетитом его съел, лукаво щурясь.       — Помню, а что?       — Этими статуями мы пугали того ублюдка.       — И все? Только те прикольные статуи, которых и ребенок не испугается? — скептицизм в голосе Бена был настолько явным, что Кинн едва подавил гордую и довольную улыбку. Хотя от специфических вкусов ребенка ему стало слегка не по себе — видел он эти статуи, и реакцию Тайма, открывшего по этим страхолюдинам стрельбу, прекрасно понимал и даже одобрял.       — Конечно нет, если хочешь, расскажу тебе всю историю целиком. Но было весело, — Кхун лукаво и довольно улыбнулся, в очередной раз смакуя тщательно срежессированную им сложную и шедевральную месть проштрафившемуся по всем фронтам Тайму.       — Хочу, — активно закивал ребенок и тут же тихо взвизгнул, потому что его бесцеремонно подняли, держа под мышками, вытащили из-за стола и развернули, придирчиво разглядывая со всех сторон. Вегас задумчиво покрутил туда-сюда притихшего, как мышонок, мальчика и получил смачный воспитательный подзатыльник от Пита, подошедшего к столу чуть-чуть позже, чем партнер.       — Нельзя вести себя так с детьми, Вегас!       Заботливые руки Пита бережно придержали ребенка под ягодицами, чтобы ему не было больно или неудобно висеть на чужих руках. Бывший телохранитель тоже улыбался, совсем как раньше — ясно и широко, и Кинн тайком выдохнул, успокаиваясь и расслабляясь, все же Пит для него давно стал не просто наемным работником, а еще одним любимым младшим братом. Правда, солнечная улыбка бывшего телохранителя померкла, когда он заговорил с Беном, выражая сочувствие постигшему его горю: — Привет, малыш. Меня зовут Пит и раньше я работал вместе с твоим братом. Мне очень жаль, что его не стало.       — Спасибо. Я тоже рад познакомиться с вами. А вы с ним пара? — невинно захлопал Бен своими выразительными и большими глазами, невежливо указывая пальцем на довольно скалящегося Вегаса.       — Да. Теперь я живу с Вегасом в его доме. Мы… бойфренды, — нежный румянец покрыл щеки Пита, концентрируясь в основном на милейших ямочках.       — А пары с девушками тут есть? — с какой-то отчаянной безнадежностью уточнил Бен, кося взглядом в сторону Тэ, небезосновательно признав его самым адекватным и открытым к диалогу среди всей этой шайки очень странных, шумных и опасных людей.       — Ты имеешь что-то против геев? — как можно мягче уточнил быстро пришедший в себя Чайсит**, заговорщицки переглядываясь с Кинном и Макао. — Мы можем познакомить тебя с Джинджер, нашей подругой, она встречается с парнем. И…       — И все, кого мы обманываем. Даже Стар сошелся со Стиви, не без твоей помощи, кстати, — фыркнул Кхун, высокомерно вздергивая идеально выщипанную бровь. Хотя после смерти отца чуть больше трех месяцев назад он и смог отбросить большую часть масок, забота и маниакальный уход за собой любимым слишком плотно вписались в его жизнь, чтобы исчезнуть так просто.       — Если тебе неприятно, мы можем не показывать при тебе чувства, — задумчиво проговорил Тэ, пока Вегас и Пит в четыре руки аккуратно усаживали Бена обратно за стол.       — Тогда вам будет неуютно в вашем же доме, — возразил мальчик, позволяя Питу усесться между ним и Вегасом.       — А он мне нравится, — оценил нынешний глава побочной семьи, по-хозяйски обнимая Пита за талию, за что тут же получил от него по наглым и лезущим не туда, куда следует, рукам.       — Я совсем не против геев, просто это очень странно. Вы все…       — Мы просто нашли нужных людей, — мягко объяснил Тэ, переплетая пальцы с ослепительно улыбающимся Макао. — И многие из нас в свое время пробовали с женщинами. Просто так вышло, что половинка души оказалась того же пола.       — Я понимаю, почему. Девчонки странные, — вздохнул мальчик, вызывая понимающие улыбки на лицах взрослых. — Они вечно изображают из себя не пойми что, а потом требуют им помогать, с пацанами проще.       — Мне кажется, это зависит не от пола, а от склада характера, — осторожно заметил Пит, очень стараясь не косить взглядом на Танкхуна, хотя получалось так себе.       — Ой… — растерянный, ломкий голос, раздавшийся от входа, принадлежал Порче. Все разом обернулись на вошедших, и парень непроизвольно отшатнулся, упираясь спиной в грудь сонного Кима.       — Да бля… Вы тоже, да? — слегка заунывным голосом уточнил Бен, наблюдая, как Кимхан непроизвольно задвинул испуганного Киттисавата-младшего за свою спину.       — Если тебе нужен совет о девочках, я готов помочь, — гулко сглотнув, вызвался Пит, но его предложение осталось без ответа.       Порче хлопал испуганными глазами из-за спины Кима, явно не ожидая такой скорой встречи с ребенком. Осознав, что первый шаг придется делать ему, Бен вышел из-за стола, с восхищением взглянул на Кима, домашнего и слегка потрепанного вчерашней поздней, долгой и тяжелой фотоссесией, и низко поклонился в их с Че сторону.       — Ваши братья хотят забрать меня сюда. Вы же не против, чтобы я тут жил?       Че как-то странно дернулся, совсем как марионеточная кукла, и Кинн насторожился, но сделать ничего не успел: младший Киттисават медленно вышел из-за спины своего парня, рухнул на колени перед Беном, словно невидимый кукловод перерезал все ниточки, удерживающие его тело на ногах, и сгреб мальчишку в объятия, утыкая влажное от слез лицо в худенькое плечо.       — Мне так жаль! Я не хотел, чтобы все вышло так, мне очень-очень жаль!       Бен переглянулся с Кимом, кивнул ему и обхватил Порче за плечи, второй рукой начиная аккуратно поглаживать плачущего навзрыд парня вдоль позвоночника.       — Пи’Порш сказал, что ты не виноват. Что тебя похитили, и хиа’ просто пошел тебя выручать, — заговорил он мягко и размеренно, явно стараясь копировать того же Порша.       — Это моя вина. Если хочешь кого-то винить, вини меня, — вмешался Кимхан, смело выступая вперед.       — Ким! — предупреждающе рявкнул Кинн, но ребенок уже перевел непонимающий и грустный взгляд на младшего Тирапаньякула.       — Это я бросился в атаку не подумав, взяв с собой только Бига. Если бы я подождал и взял с собой еще людей, он был бы жив.       — А Порш нет, — без малейшей паузы ровным голосом дополнил Танкхун, вызывая у Кинна стойкое желание взять со стола тяжелый металлический поднос и приложить обоих своих братьев по голове в лучших традициях самого Кхуна.       — Я тоже виноват. Порче и Порша похитили мои люди, не по моему приказу, но потому что я недоглядел за своим… недоглядел в общем, — добавил Вегас, покаянно склоняя темноволосую голову перед растерявшимся от такого напора откровений ребенком.       Кинн натурально схватился за голову при виде неприкрытой тупизны своих родственников. Первичная задача состояла в том, чтобы создать Бену комфортные условия для жизни, а не сходу признаваться во всех грехах и настраивать его против себя. Уже прикидывая, как будет оправдываться перед Поршем, Кинн встал и открыл рот, чтобы разогнать всю эту гоп-компанию, но его перебил громкий возглас, раздавшийся от дверей:       — Львенок! Ты в порядке?       Порш — полуодетый, взъерошенный, с посеревшей от страха и тревоги кожей — бросился к ним, опускаясь на колени рядом с Че и спешно рассматривая Бена и брата на предмет повреждений. Порче при виде него зарыдал еще горше, цепко обхватывая обоих руками.       — Я в порядке, пи’Порш, — Бен снова легонько похлопал Че по плечу, пытаясь успокоить. — Меня кхун Кинн покормил и со всеми познакомил, мы тут… общаемся.       — Че, малыш, прекращай плакать, давай, котенок, вдох-выдох, — убедившись, что с самым маленьким членом его прайда все хорошо, Порш, как ответственный папа-лев, принялся успокаивать своего расстроенного и подавленного младшего брата. — Ким, может, поможешь? — возмутился он громко, и только после этого Кимхан отмер, подошел поближе и тоже положил руку на голову Че, помогая ему вернуть душевное равновесие.       — Ким у нас немножко социально тупой, — с лисьей улыбкой заметил в пространство Танкхун, отправляя в рот еще одну печеньку.       — Зато ты дохуя умный, — буркнул его очень недовольный младший брат и помог Порче встать на ноги, безропотно принимая на себя большую часть его веса. — Мы умыться сходим, пока без нас. И столы еще подвиньте, а то тесно.       Порш подхватил Бена на руки и вместе с ним уселся напротив Кинна, дотягиваясь через стол до руки мафиози и крепко ее пожимая.       — Вы почему меня не разбудили, паршивцы? Я просыпаюсь, а вас обоих нет! Хорошо хоть, нонг’Энни сказала, что видела вас возле кухни.       — Ты сладко спал, мы не хотели тебя будить, — пояснил Кинн, улыбаясь, как дурак, при одном воспоминании о сонном лице Порша на соседней подушке.       — Это все или есть еще кто-то, кого я должен запомнить? — поинтересовался Бен у Порша, сильно смущаясь своего положения, но не торопясь самостоятельно слезать.       — Из ближнего круга есть мой бойфренд, Чай, и наш неофициальный глава охраны пи’Чан, но знакомство с ними можно отложить на потом. Есть пара наших общих друзей, с которыми мы часто общаемся, но это тоже подождет. Основная часть семьи — здесь, — ответил Бену ради разнообразия Танкхун, улыбающийся настолько коварно и сладко, что у Кинна чуть не свело челюсть.       — Хорошо. Эм… я рад познакомиться со всеми вами, — выдал ребенок, стараясь максимально абстрагироваться от того, что Порш все еще держал его на руках, как маленького.       — Порш, детка, ему одиннадцать, а не пять. Посади ребенка на стульчик, — мягко попросил Танкхун, подпирая щеку ладонью и окидывая живописную картинку довольным взглядом.       Порш только сейчас понял, что учудил, слегка покраснел скулами и кончиками ушей, и послушно усадил Бена на быстро подставленный Питом стул.       — Может, поешь? — учтиво предложил Кинн, пытаясь как-то сориентироваться в окружающем его быстро меняющемся дурдоме.       — Подожду Че, — отмахнулся Порш, начиная, как и Бен ранее, терзать в пальцах бумажную салфетку.       — Пи’Порш, все в порядке. Мы с кхуном Порче просто немного не поладили, только и всего, — осторожно объяснил ребенок, быстро заметив неприкрытую нервозность старшего.       — А почему Порш у тебя «пи’», а Че «кхун»? — с любопытством спросил Макао, беззастенчиво перекладывая на тарелку Тэ самые вкусные кусочки из своей порции.       — Пи’Порша я знаю давно, больше года. А кхун Порче мне совсем незнаком, — охотно объяснил ребенок, с интересом поглядывая в сторону Макао.       И, судя по всему, все наивные предположения Кинна о том, кто из его близких займет пост «любимого дяди», сходу потерпели поражение — ребенок смотрел на Кхуна и Кима с неприкрытым восхищением, на Пита — с дружелюбной заинтересованностью, Тэ явно жалел из-за пережитого дерьма с Таймом, Макао интересовал его как самый младший, Че он пока воспринимал через призму слез последнего, а Вегаса совершенно не боялся, что было очень странно: уж кто-кто, а Вегас знал толк в том, чтобы напугать до мокрых штанов одним взглядом. Исходящая от него хищная, темная аура должна была напугать или как минимум отвратить ребенка, но по факту он куда больше опасался самого Кинна, и осознание этого вызвало у мужчины странный, неприятный зуд в горле.       — Все, кто сидит сейчас за этим и за соседним столом, будут очень рады, если ты будешь называть нас «пи’», — с теплой улыбкой и смешинками в глазах предложил Тэ, заговорщицки переглядываясь с Макао.       — Или даже просто по имени, — добавил подросток и совсем вегасовским жестом потер переносицу: — В конце концов, у нас с тобой всего семь лет разницы.       — И ты уже встречаешься с пи’Тэ? — удивился ребенок, хлопая глазами на чуть смутившуюся парочку. Хоть Тэ и выглядел намного младше своих двадцати пяти, с первого взгляда было понятно, что в этой паре он — старше.       — Мой пи’ старше меня на восемь лет, но я его очень люблю и хочу о нем заботиться, так что нам это почти не мешает.       — Почти? — бесцветным, ломким голосом повторил Тэ, пялясь в свою тарелку пустым взглядом.       — Лис? Лис, только не говори мне, что ты все это время… блять, ешьте без нас, нам срочно нужно поговорить, — Макао шустро вскочил на ноги, схватил Тэ за запястье и поволок за собой из столовой, на ходу что-то тихо выговаривая.       — Я бы попробовал овсянку, — проводив глазами спешно покинувших их компанию родственников, Вегас попросил у разносчика кашу для себя и Пита.       Вернувшиеся из туалета Ким и Че уселись на освободившиеся места, тоже что-то заказывая. Кинн очень медленно выдохнул, признавая, что знакомство с семьей выдалось не самым плохим. Уже под конец трапезы, когда все сопричастные разошлись, и они остались за столом втроем с Поршем, Бен бросил на Кинна внимательный взгляд и спросил:       — Как мне называть ваш в школе? Ну, ребята точно узнают, что меня усыновили. Мне называть вас папами?       — Только если ты захочешь, — хором ответили мужчины. Порш светло, подначивающе улыбнулся, уступая очередь, и Кинн пояснил более развернуто:       — Быть родителем может каждый, у кого нормально работают репродуктивные органы, но быть хорошим родителем очень сложно, с этим справляются не все. Мы не будем требовать, чтобы ты называл нас отцами, нам хватит твоей вежливости и открытости. Но мы постараемся заботиться о тебе так, как заботились бы о родном сыне.       — Но вы ведь не планировали детей, правда? У пи’Порша есть младший брат и опыт с детьми. А вы…       — А я воспитывал Кима, когда отец или Кхун были заняты. Так что этот опыт есть и у меня, просто намного меньше, чем у Порша. И да, ты прав, я не планировал заводить детей так рано, но я рад, что ты решил присоединиться к нам.       — Я тоже… рад, — пробормотал вконец смущенный ребенок.       — Раз уж так, давайте тогда прямо сегодня съездим к тебе, заберем вещи. И в понедельник в школу пойдешь уже в форме и со своими учебниками, — предложил Порш, ласково трепля жмурящегося от удовольствия ребенка по волосам.       Кинн еще не подозревал масштабы авантюры, в которую его впутал вездесущий Порш, но отступать даже не думал. Бен понравился ему своей любознательностью и смышленостью, да и то, как он воспринял кружок не самых слабых и безобидных мафиози, тоже наталкивало на определенные мысли. Кинн решил просто плыть по течению, да и семья вроде бы приняла Бена вполне нормально.       Стерев со лба выступивший от нервного напряжения пот, Кинн приготовился и дальше наблюдать за развитием их отношений и адаптацией Бена. Еще не зная, что оставаться простым сторонним наблюдателем у него больше не получится никогда.