Я ждала тебя вечность

Совершенно нормально не знать человека, с которым ты знаком меньше недели. Простительно не догадываться о его предпочтениях в еде, каких-то жизненных аспектах или… Да твою мать всё, чего душа пожелает, кроме: «Я думал, ты хирург, а оказалось, что ты уже долгое время мертва». Миссия, связанная с разведкой обстановки в Стрейнджервиле, превратилась в: «Узнай, кто такая Кэтрин, и почему вся смутная херь прямо или косвенно связана с ней».       — Это та, которая врач? — задумчиво поинтересовалась жена мэра. — Не могу ничего про неё сказать. Тихая, спокойная, за словом в карман не полезет. Не такая приятная в общении, как Гвейн. А почему вы её упомянули. Неужели эта прошмандовка спит с моим мужем? Так вот, где он сегодня ночевал!       Не спорю, с нашей последней встречи с Мередит я уже меньше сомневался в описанных ей странностях Стрейнджервиля, однако адекватность миссис Розвелл стояла под большим вопросом. Если женщина вбила себе в голову идею о неверности своего партнёра, то эту мысль даже ударом кувалды по затылку не вышибешь. Морроу не спала с мэром. Она спала со мной.       — Кэт очень умная и рассудительная, — ненавязчиво лепетала инфантильная Бесс. — Я никогда не видела, чтобы она выходила из себя или хоть как-то поддавалась эмоциям. Мне иногда даже кажется, словно моя подруга психопатка.       Психопатка? Познавательно. Поговорив с людьми, которые знали Кэтрин, я пришёл к выводу, что они ничего о ней не знали. Никогда не видели каких-либо документов Морроу и не слышали откровенных признаний врача. Пожалуй, главный недостаток людей заключается во взгляде на всё через призму субъективных суждений. Склера — слепое пятно в нашем глазу. Вроде так оно называлось.       Пытаясь докопаться до правды, я всё же мало чем отличался от остальных. Я хотел ухватиться за любой малейший повод вернуть утерянное девушкой доверие. Меня не смущало даже молчание Кэтрин после мольбы честно во всём признаться. Я просто не мог поверить в то, что подпустил зло настолько близко к себе. Речь даже не о физической близости, а об искренней симпатии к хирургу, как к человеку.       — Вы её знаете? — я положил фотографию Морроу, благополучно позаимствованную у неё из дома, на барную стойку.       Бар «Восемь склянок» был единственным развлекательным центром в этом захолустье. Обилие столов и людей свидетельствовало о широком спросе на обшарпанное место с трещинами на бежевых стенах и дешёвым алкоголем. Если я не могу получить точные ответы на свои вопросы у знакомых, может стоит попробовать…       — Конечно, — усатый бармен с характерным сербским акцентом издал саркастичный смешок. — Это же Катрина. Здесь все её знают. Она врач.       — Что можете о ней сказать?       — Славная девчушка. Очень добрая, хоть и редко улыбается, — вновь усмехнувшись, мужчина начал протирать тряпкой потресканный бокал. — Я ей всегда говорю, Катрина, если ты не начнёшь улыбаться, то замуж никогда не выйдешь.       — Как давно она живёт в Стрейнджервиле? — отбросив ненужные разглагольствования, я перешёл сразу к сути. Если людские судьбы — нити, тесно переплетённые между собой, то бармен — клубок. Все радости и тяготы здешних обитателей непременно были ему известны.       — Год или два, — бармен задумчиво пожал плечами. — Может полтора. Не знаю, у нас время идёт медленней, чем где бы то ни было.       — Как думаете, тринадцать месяцев назад мисс Морроу уже была здесь?       — А что такое? — впервые за весь разговор на загорелой коже образовались складки. Собеседник хоть и сплетник, но явно не дурак. Если хочу узнать правду, следует сначала сказать её самому.       — Дело в том, что в месте, откуда мисс Морроу приехала, её считают погибшей.       — Сынок, оглянись, — я ожидал увидеть серьёзность на лице уже давно не молодого человека, но мужчина лишь снова саркастично прыснул. — Здесь половина Стрейнджервиля причислена либо к мертвецам, либо к без вести пропавшим. Я не вчера на эту работу устроился и уж тем более не вчера родился. Катрина живее всех живых.       Слова бармена были в той же степени правдивы, в какой очевидны. Чёрт, всё ведь так логично. Почему я сразу не догадался, что смерть Кэт лишь попытка скрыть незаконную деятельность лаборатории. Неужели всё дело в гормонах, туманящих рассудок?       — Спасибо, — благодарно кивнув, я поймал на себе добрую улыбку.       Желание связаться с Ханниган, чтобы подтвердить услышанное, вынудило встать с барного стула. Я чувствовал себя абсолютным кретином. Весь день убил хер знает на что. Хотя правда…       — Уже уходишь?       От хитрого и насмешливого взгляда сердце на миг пропустило удар. Нет, быть такого не может.       — Ада? — имя девушки, слетевшее с языка, сделало её обладательницу более реальной в моих глазах. Ещё как может. Ну конечно, куда же я без Вонг.       — Нет, — чёрные брови на миг приподнялись, выражая крайнюю степень озадаченности. — Кэтрин.       — Что ты здесь делаешь? — напрочь проигнорировав колкость, я озвучил один из тысячи вопросов, которые за долю секунды возникли в мыслях.       — Отдыхаю, — холодно улыбнувшись, шпионка, своей кошачьей походкой, прошла мимо и села на ранее занятый мной стул.       Поверхностность девушки вызывала непреодолимое желание вцепиться ей в шею. Снова она внезапно появляется в моей жизни. Снова не даёт ответов на вопросы. Снова играет со мной. Снова… Снова… Снова. Чёрт, одно и то же, каждый грёбаный раз.       — Ада, я серьёзно, что ты делаешь в Стрейнджервиле?       — То же, что и ты. Разведываю обстановку, — ясно, ей известна цель моей миссии. Она также знает о Кэтрин. О чём ещё Вонг осведомлена? — Поэтому либо приглашай даму на танец, либо проваливай из бара.       — Если приглашу, ты ответишь на мои вопросы? — мне никогда не удавалось перехитрить Аду. Ради желанного куска сыра оставалось лишь лезть в мышеловку.       — Я дам тебе кое-что получше.       — Что?       — Пригласи и узнаешь.       Приятная медленная музыка отражалась от потускневших под натиском времени и песка стен. Аккуратно прикасаясь к тонкой талии, я даже не замечал пристальные взгляды незнакомцев. Не зная всей истории, они умилялись единственной танцующей в заведении паре. Пока любовь вселяет в одни души надежды на счастливый финал, другие судьбы она выворачивает наизнанку, потроша как дичь.       — Ты так напряжён, словно я держу пистолет у твоего виска, — усмехнулась Ада, приближая своё лицо к моему уху. Горячее дыхание опалило кожу, вынуждая плотнее сжать зубы. — Ну же, Леон, расслабься. Это всего лишь танец.       Да, всего лишь чёртов танец. Мои чувства к Вонг были такими же, как и наши взаимоотношения. Искра страсти разгорелась до огромного пламени, которое могло сжечь заживо. То, что я испытывал к ней, невозможно было повторить с кем-либо другим.       — Знаешь, обычно я не предлагаю одно и то же дважды, однако… — девушка несильно отстранилась, чтобы лучше видеть моё лицо. Её хитрый, но при этом нежный взгляд остановился на моих глазах. — Давай бросим всё и сбежим?       Я совру, если скажу, что какая-то часть меня не мечтала об этом. Оставить тяготы позади и просто уехать куда-нибудь, где можно наблюдать за тем, как алое солнце уходит за горизонт необъятного моря. Забить на всё и быть счастливым с женщиной, влечение к которой было сильнее закона притяжения.       — Будем до конца дней скрываться от властей где-нибудь на Кубе. Я стану носить шляпы с широкими полями и солнечные очки, а ты отрастишь усы, — женский голос ласкал слух, а азиатский разрез глаз Ады впервые был лишён хитрого прищура. — Что скажешь?       Девушка привстала на носочки, приближая наши лица друг к другу. От едва ощутимого соприкосновения кончиков наших носов по всему телу побежали мурашки.       — Хотя можешь ничего не отвечать, — прошептала Вонг, и её тёплое дыхание коснулось губ. — Просто поцелуй меня.       Огромный ком застрял посреди горла. Я никогда не верил в ту самую любовь, идущую вопреки всем обстоятельствам, которую так часто упоминают в романах и мелодрамах. Но если это была всё же она — её конец предрешён, как в самой жестокой классике жанра. Если же нет… Что ж, тогда понятно, почему я так поступаю.       Ада говорила, что я остался тем же Леоном, которого она знала много лет назад. Вонг ошибалась. Услышав подобное предложение в двадцать один год, я бы без малейших колебаний уже припал к её губам. Но сейчас помимо очевидного нахождения по разные стороны баррикад, я не мог этого сделать по двум причинам, которые вытекали из одного простого факта — я повзрослел.       От страсти между нами и правда искрился воздух. Нет эмоциональных горок лучше, чем любовь, граничащая с ненавистью. Однако что будет, если мы всё же станем парой? Первые несколько месяцев и правда станут самой счастливой порой моей жизни, а потом? Что будет после них? Передо мной сейчас стоит не какая-то девушка, а Ада, мать её, Вонг, как скоро ей наскучит стабильность и вновь захочется острых ощущений? Или, быть может, это я пойму, что игра не стоила свеч. Я слишком стар для того, чтобы бежать без оглядки, сам не понимая куда.       Вторая причина вытекала из первой. Я не доверял ей. Ада всегда играла со мной, как кошка с мышкой, неожиданно появлялась в моей жизни и, дёргая за нужные нити, забирала то, что хотела. Я попросту не верил в искренность её чувств. Кто сказал, что это не очередная ловушка? Отношения без доверия невозможны — аксиома, не нуждающаяся в лишних доказательствах в виде печального опыта.       Как бы мне не хотелось… Наверное, просто не судьба. Чем больше я всё обдумывал, тем меньше сомневался в необходимости ответить: «Нет». Грустно ли это? Наверное, немного. Но так будет лучше. По крайней мере, для меня.       — Прости, — прошептал собственный голос. Убирая руки с тонкой талии, я почувствовал, как сердце защемило от боли, но вместе с ней пришло и заветное облегчение.       До встречи с Вонг в Испании я столько лет размышлял о том, смогу ли когда-нибудь ещё её увидеть, однако после похищения сектантами дочери президента, меня волновал уже другой вопрос. Полгода назад девушка предложила плюнуть на всё и улететь вместе с ней. Я боялся, но в то же время желал вновь услышать излишне заманчивое предложение. Многочасовые гадания над ответом сейчас ощущались будто укол, которого я так боялся, однако после процедуры задавался вопросом: «И это всё?».

Да, всё.

      — Ты отказываешь сейчас мне. Когда-то отверг дочь самого президента, — если Вонг и правда задел мой ответ, она этого никак не показывала. Её губы растянулись в язвительной ухмылке. — Скажи хоть, чем она тебя так зацепила.       — Дело не в ней, — я сразу понял, о ком идёт речь. Почему всегда обязательно приплетать кого-то третьего? — Наши с тобой взаимоотношения исключительно наши. Совершенно неважно, знаком я с Кэтрин или нет. Моё решение от этого не зависит.       — Ты ничуть не изменился, Леон, — в глазах собеседницы на миг загорелся огонь неподдельного презрения. — Как был наивным глупым мальчишкой, так им же и остался.       — Спокойной ночи, Ада, — дальнейший разговор бессмыслен. Меня тянуло к Вонг сильнее, чем алкоголика к ящику виски. Но разве отношения возможны, если мы говорим на разных языках? Она совершенно меня не знает. Не знает, через что я проходил. Не знает, что я чувствую. Не знает, о чём я мечтаю.       А о чём я мечтаю?       Звон колокольчика, висящего над входной дверью, разбавил радостным шумом медленную музыку, оставляя всё случившееся в баре где-то позади. Символично. Пустынный воздух обжёг своим холодом носовые пазухи, однако из-за природной сухости будто не смог проникнуть в лёгкие, застревая где-то в горле. Кромешную тьму нарушало лишь ядовитое фиолетовое свечение странных растений.       Взгляд зацепился за квадратные и едва различимые в темноте вершины гор. Ночь и правда выводит на недопустимые откровения, заставляя задуматься. О чём же я мечтаю?       Успех — не моё. Спасать мир? Это моя работа. Уничтожить всё зло на планете? Невозможно. Хотелось чего-то более человеческого. Более обычного. Блаженно прикрыв глаза, я мысленно нарисовал картину уютного двухэтажного дома в стиле типичной Американской мечты. Хочу именно такой. Обязательно с большим задним двором, чтобы я мог каждые выходные косить газон, а потом кидать крупной белой собаке фрисби. Сквозь фантазии я почувствовал, как губы растянулись в мечтательной улыбке. Мне нужна семья. Хочу жениться на красивой девушке, с которой мы бы идеально понимали друг друга. И детей… Неважно, пусть это будут маленькие ангелочки или лютые засранцы. Я буду любить их любыми. Став свидетелем множества смертей, я вдруг осознал, что хочу увидеть совершенно иную сторону бытия. Здесь, в забытом богом месте, на котором давно следовало поставить крест, я думал о жизни, которую хотел прожить.       Ощутимое блаженство разносилось вместе с кровью по капиллярам. Стрейнджервиль, в котором люди не уступали по странности флоре, сочетал в себе диаметрально противоположные стороны существования. Истошные вопли надёжно заглушали толстые стены подвала секретной лаборатории, а хрупкие каркасы домов ничуть не скрывали громкий хохот детей. Здесь надежды шли рука об руку с отчаянием. О людских страхах и заветных желаниях могли не знать даже члены семьи, но от высоких, искалеченных временем и тяжестью судеб, гор невозможно что-либо утаить. Наблюдая свысока за чужими мечтами и страданиями, они ничем не могли помочь. Как бы их об этом не просили.       Господи, пожалуйста.       Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.       Босые ноги смело и без какой-либо опаски наступали на затвердевший холодный песок. Адреналин, вопреки распространённому заблуждению, не притуплял чувствительность к боли, а только отвлекал от неё. Поэтому ни маленькие твёрдые камни, ни спазмы в животе не мешали основной задаче — бежать.       Мозг совершенно не поспевал за телом, которое двигалось само. Рациональная часть меня неустанно твердила, что я допустила фатальную ошибку. Выскочив из военной базы, я направилась в противоположную от Стрейнджервиля сторону. Прекрасно осознавая, что уже слишком поздно менять траекторию, я мчалась прямо в объятия безлюдной нескончаемой пустыни.       От громкого звука бешено бьющееся сердце на миг остановилось. Боли не последовало. Промахнулся.       Господи, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, позволь мне выжить. Обострившееся зрение ещё несколько минут назад заприметило небольшое скопление валунов. Возможно намерение попытаться скрыться за одним из них было глупым, однако всё же лучше, когда твою спину хоть что-то закрывает от пули.       — Не глупите, мисс Морроу, — прокричал насмешливый голос Пинкертона, который из-за долгой погони уже успел запыхаться. — Всё равно я рано или поздно в вас попаду.       Умом я понимала, что Гвейн прав, но тело продолжало двигаться. Тлеющий луч надежды не мерк из-за близости к весьма ненадёжному убежищу.       — На счёт три я целюсь в голову. Вы готовы?       Господи-господи-господи, позволь мне успеть.       — Раз.       Едва прикоснувшись рукой к валуну, я услышала громкий неприятный звук столкновения железа с камнем. От сердца на секунду отлегло. Успела. Всего лишь на миг я позволила себе расслабиться, как вдруг внутри всё содрогнулось от неожиданности и неподдельного ужаса.       Непропорционально высокая и худощавая человеческая фигура стояла настолько близко, насколько это было возможно. Выпученные бездушные глаза смотрели прямо на меня. От широкой, будто разрывающей скуловые мышцы, улыбки, по спине побежали мурашки. Я боялась Пинкертона, но вооружённый мужчина не так страшен, как самый настоящий монстр. Живой мертвец, способный голыми руками разорвать меня в клочья. В попытке отступить, я непроизвольно шагнула назад.       — Наконец-то в вас появилась хоть капля… — беззаботный мужской голос резко замолк. Я вышла из-за укрытия. Оно вышло вслед за мной.       Острые черты лица Пинкертона исказила гримаса неподдельного ужаса, ведь оно теперь смотрело на него. Тело, которое ещё пару минут назад двигалось без каких-либо колебаний, сейчас было абсолютно неподвижно. Принцип: беги, чтобы выжить — стал бесполезен. Это тупик.       Реакция Гвейна была незамедлительной. Врач, раз за разом нажимая на курок, стал стрелять в ночного гостя. Я отчётливо слышала неприятный звук пуль, пронзающих плоть, но уже никак не реагировала. Взгляд цеплялся даже не за Пинкертона, а за нечто позади него. Высокое, некогда человеческое, тело рухнуло на землю.       — Фух, — мужчина облегчённо выдохнул, переводя свой взор на меня. — Ну а теперь, давайте вернёмся на базу без ненужных хлопот.       — Боюсь, мы не вернёмся, — прошептал обессиленный голос. Я ошибалась. Это не оно.

Это они.

      — В каком см… — непонимающе начал хирург, однако мой испуганный вид его остановил.       Медленно и очень осторожно, будто приговорённый к смертной казни, Гвейн обернулся, чтобы увидеть свою виселицу. Долговязые фигуры, выступавшие в качестве палачей, с нескрываемым наслаждением ждали внимания мужчины. Охотники всегда знают, когда жертва загнана в угол.       У людей нет инстинктов, но у Пинкертона, который был тем ещё скотом, они вполне неплохо развиты. Мгновенно повернувшись к ночным охотникам лицом, Гвейн открыл по ним огонь. Я никогда раньше не видела, как стреляют в реальных людей, ну или в то, что от них осталось, из-за чего к горлу подступила переваренная жидкость. Захотелось прочистить желудок. Врач, желая выжить, был беспощаден. Кроме меня людей здесь нет. Только монстры.       Тела, неестественно извиваясь, падали на землю, но уже через несколько секунд с извращёнными улыбками поднимались обратно. Их становилось всё больше и больше. Медленно подступая из-за валунов, они появлялись откуда-то извне. Не меньше дюжины. Я больше не могла дышать.       Неизбежный, лишь впустую отсроченный конец, наступил, когда вместо привычных выстрелов стал раздаваться глухой звук нажима на курок. Пули закончились.       — Нет-нет-нет, — умоляюще завопил Гвейн, которого издевательски медленно окружали со всех сторон. — Прошу, пожалуйста…       Тонкие руки без малейшей жировой прослойки со вздутыми венами напоминали иссушенные ветви деревьев, которые разрывали принесённый ветром пакет. Ладони скользили по мужскому телу, издевательски играясь с ещё тёплым ужином. Они трогали его, залезали под одежду, оставляя, как на одежде, так и на коже рваные дыры. Гвейн кричал от боли. Зажатый в кругу непонятных существ, мужчина, покончив с безуспешными попытками высвободиться, упал на землю.       Неистовый вопль, сопровождаемый характерным звуком хруста костей, ударил по ушам. Тонкие длинные пальцы протыкали плоть, буквально разрывая кожу на часты и переламывая рёбра.       Как заворожённая, я неподвижно наблюдала за происходящим. Гвейна потрошили, как дичь. Доставая из брюшной полости органы, существа вгрызались в них зубами. Перепачканные кровью, они с аппетитом брали всё, что было — кишки, печень, даже уши. От некогда ощутимого привкуса рвоты в полости рта не осталось и следа, вместо него горло стала печь раздражающая сухость. Какого…       Что-то очень тяжёлое легло на моё плечо. Самый первый монстр, в которого стрелял хирург, сейчас мрачной тенью нависал надо мной. В его обезумевших глазах не было ни намёка на пощаду. Я следующая.       Жизнь в Стрейнджервиле буквально вынуждала меня с нетерпением ждать смерти. Влача бессмысленное существование среди окружавшей меня жестокости, я мечтала стать свободной. Раз и навсегда покончить со всем этим безумием. Но только сейчас, смотря в бездушные глаза неминуемой кончины, я неожиданно поняла, что хочу жить. Хочу снова посидеть на лавочке возле библиотеки с книгой в руках, наслаждаясь вечерней прохладой, а потом прийти домой и допить открытую бутылку вина. Ненавязчивый лепет Бесс был необходим, как никогда раньше. Не знаю зачем, но было бы неплохо ещё раз увидеться с Леоном. Жизнь, которую я хотела прожить, ускользала от меня. Жаль, что я не поняла этого раньше.