Любопытство волка сгубило

— Спенсер, думай хорошенько! — пинок в бок так по-магловски, но Ларсон не сдержался. Плешивый и сирый Спенсер только не взвизгнул. Затрясся в отрицательном мотании головой. — Псиной пахнет, — хмуро бросил Спенсер сиплым голосом, дрогнул от мелькнувшей тени, брошенной воротником его же рубашки, закусил язык, о чем Ларсон посудил, услышав клацанье зубов. И плюгавенький зычно, как на врага, уставился на поднесенную обрезь ткани. Сноу не скрывал своего отношения к Спенсеру, не надо было проникать в разум, невыразимец даже не старался тратить энергию на скрытие эмоций. Напротив — чем больше складок на его лбу, тем суровее выглядит угроза: — Ты хочешь пригласительный к Фенриру? Параллельно Ларсону приходило на ум, что со Спенсера станется подпортить полы, если он не прекратит усиливать нажим. Но всякое отсутствие пользы сводило с ума. Нетерпимость Сноу заставила оборотня дрогнуть и спрятать кисти вглубь обветшалых рукавов. — Какой Фенрир, Сноу, за словами бы последил. — За тобой сейчас послежу, тщательно и с особым желанием. Где ты перебивался на летние полнолуния? Берись за перо, пока я за него не взялся первым. Спенсер перевалил в счёте опрошенных оборотней за двадцатку. Из относительно безвредных, но не отслеживаемых пойманных вервольфов оставалось не так уж много свободных вариантов. Ларсон раздраженно проследил за медленно расплывающимся пятном. Лист напитывался чернилами, обливающийся потом Сенсер едва держал перо. Стоило написать то, в чем был не уверен, цвет текста становился бурым и ярко выделялся на фоне синего. Этим методом Ларсон выудил семь личных дел. Но не с этим малоприятным типчиком. Кто только позарился его такого кусать? Ларсон бы рот после полоскал с самым крепким отваром коры дуба, настоенным не меньше двух суток. Спенсер не иначе как нарывался, чтобы его шпыняли. И стал бы неплохим успокоительным средством, когда Сноу зачитал отчет. Гадкий пес почасово зафиксировал, где был. В его случае глубокий нажим пера свидетельствовал о единственной твёрдости в натуре Спенсера — только в убежденности касательно своих действий. Ларсон не удержался, снова закурив в кабинете. Настроение — жечь сигнальные огни из отчетов и выть на луну в надежде, что отзовется необходимый волк. Никто из целых двадцати опрошенных близко не признавал запах. Капсула с лоскутом ткани стояла на рабочем столе Сноу, не потесненная ничем, кроме бумаг. Злость накатывала второй волной. Уже полгода они топтались с расследованием на одном месте. Успешными оставались «Ежедневный пророк», восхваляющий достижения британской медицины, и выпускающий научные труды Эндрю Уайт. Хотя что там было превозносить? У Джейн Доу в голове каша, и Ларсон сильно сомневался в силе окситоцина. Несчастная понятия не имела, что ее тело вынашивало младенца, еще и подозреваемого во всех смертных грехах вплоть до сатанизма. Пинок оказался проявлением едва сдерживаемой агрессии. Стол из древесины предупреждающе хрустнул. Спенсер вжался, так и напрашиваясь на изгнание взашей. Вот чем блохастый помог? С ним не прижать хвост стае Сивого, нужны более полезные сведения, чем перебившийся крысой Спенсер. С отвращением убирая лист в сторону, абстрагируясь от меню оборотня, от своего остывшего обеда Сноу не отказался. Пока левой создавались согревающие чары, вторая направляла весточку в Мунго. Уайт, хоть и играл роль доктора наук, не словил зазнайства. Он спокойно относился к визитам Сноу к подопечной и по настроению мог даже делиться наблюдениями. Общение выглядело натянутым. Чувство собственной важности, сквозившее по отделению, раздражало и подстегивало к придумыванию западни не то что стае, самому Фенриру. — Мисс Джейн Доу вступает в очень важную фазу беременности. Второй триместр начнет отнимать много сил, необходимо их восполнять питанием и прогулками. — Ага, смотрите затворяйте окна, она склонна сбегать от нянек. — Нечего ёрничать, мистер Сноу. С вашим оптимизмом вы будете отличным компаньоном, остается только взяться за управление коляской. Хитрый жулик обставил его в этот раз. Ларсон недовольно окинул Эндрю взглядом и направился в палату. Санитары управились с поднятием Джейн Доу. Она опадала тряпичной куклой, не удерживая равновесия. Сотрудники терпеливо поправляли руки, поправляли одежду, и мускулы не дрожали на их лицах. Ларсону держаться помогал один боевой опыт. Но он не уверен, что столь же холоден в размышлениях, как свыкшиеся с участью санитары. Джейн помогли одеться и опустили каталку. Только тогда Сноу поднял взгляд от постели, опутанной проводами. Персонал уже сменял постельное белье, когда он взялся за ручки, следуя за сопровождающим медбратом. Ларсон не мог отвязаться от мысли, что это чертово насилие. Для Джейн оно не закончилось в лесу, оно запаяно огненным клеймом и следовало за ней, не давая продыху, продолжалось изо дня в день, рвалось изнутри наружу, растягивая кожу и высасывая жизненные соки. А после прольет кровь и пот, чтобы облегчить бремя. Все недели останутся жизнью без выбора, где Джейн велели родить зацепку для дела, не достучавшись до ответа. Да и соображай она, кто бы ее спросил, если на кону решение проблемы. И несмотря на все раздумия, справляясь с гравием при прокатывании колес вперед, Ларсон ловил себя на внутреннем поощрении, что чем-то помогал несчастной. Вряд ли санитаров сильно заботило качество моциона. Мужчина насильно одернул мысль. Какой, к черту, сподобился для нее? Нет иной помощи для пострадавшей женщины, кроме возвращения разума. И здесь у него полнейший уход в минус. Джейн смотрела сквозь сады, длинный строй акаций скукожился в виде темно-рыжих местами оголившихся пик. Если петля Джейн замкнулась, то нет никакого дела до того, что вывели вдохнуть воздуха, ведь в груди у нее по-прежнему спёрт крик, а перед глазами листва бурая от пролитой ею крови. Доу почти не моргала, а голову держала благодаря фиксации в шейном отделе. Ларсон поежился, снова слишком задумавшись об участи Джейн. Утром на пожухлой листве был тонкий слой снега. Можно было списать дрожь на холод. Зима задерживалась. Ветер хлестал особо ощутимыми плетями. Ларсон докуривал, когда первые сухие хлопья опали на кончик сигареты, моментально сгинув. И готов был поклясться, что подавится пеплом, когда рванул к Джейн, чем погасил ее мимолетное просветление. — Все самое лучшее случается зимой. Не самый ловкий маневр. Ларсон потер отбитые колени. Руки медленно двигались, и он подрагивал, делая отметки в блокноте. Голос хриплый и сорванный, но слова такие четкие. Они не были спутанными после отсутствия практики бесед и беспросветно померкшего сознания. Ларсон порылся в карманах, пусто. Оторвав фольгу от пачки сигарет, он трансфигурировал зонт, прикрыв Джейн от активно посыпавшего снегопада и постарался привлечь внимание. — Что именно случается, Джейн? Он смотрел в ее серые глаза. Блеск в них переливался, искрясь при виде снега. Молчание затягивалось, живость взгляда побуждала быть наготове, тут же анализировать, как развернуть диалог, как импровизировать и работать в соответствии с ситуацией. А еще зарождался липкий страх, что сейчас Джейн Доу придёт в себя, назовёт настоящее имя, что ее не вытащат с экспериментов и допросов. Что она впадет в истерию, не узнав себя, не сумев соотнести со своим жизненным опытом, с чего вдруг она в чужом месте, с незнакомцем и глубоко беременна? Сумеет ли он достаточно быстро наложить Усыпляющее? Да и можно его использовать на той, кто страдает подобным недугом? В процессе хаотичных поисков ответа взгляд Джейн угасал, прочно стекленея. Ларсон ухватился за чувство собственного идиотизма и крепко сжимал. Даже у себя в мыслях он не дал бедняжке шанс. Вернул Джейн в палату уже молча, грузно прошагал мимо Уайта и не ответил на колкость. Но вот шедшему по списку волчонку Кроу уже было не избежать участи диалога с пристрастием. Он не успел покинуть палаты, окликнутый молоденькой медсестрой. Ларсон только порывался ретироваться, продолжая игнорирование, как замечание его пригвоздило: — Мистер Сноу, Вам не подобает вести себя как вздумается. Девушка совсем замерзла! — Я трансфигурировал зонт, — нахалка громко хмыкнула, бессловесно выразив свое мнение. — Следовало наложить согревающие чары, это в Вашей компетенции, персонал не мог предвидеть метель. А вот Вы куда смотрели? Она нарастала прямо на Ваших глазах. Раздражительность Ларсона росла пропорционально хмурости на лице рыжей девушки. Едва ли не с выпускного сбежала, а уже норовит показать, чему учила Макгонагалл. Шансы Кроу быстро умыкнуть сводились к нулю. — При следующем визите с Вас цитрусовые. Несите грейпфруты. Наглость девчонки, чьи волосы сами напоминали грейпфруты по яркости, выводила из себя и перекликалась с нравоучениями Уайта. Медсестра не ожидала ответа, увлекшись чарами и отмерением дозы бодроперцовой. Но эта хмуро пролегшая морщинка — что же, неужто она так реагировала на всех больных? И словно вспомнив о Ларсоне, ведьма злобно кинула заклинанием, захлопнув дверь, тем самым выдворив прочь его, стоявшего на пороге. — Уайт, в Мунго кадры с субординацией уже не набирают? Нагло ухмылявшийся Эндрю, вдоволь насладившийся осаждением игнорировавшего его Сноу, только развел руками. — Лили права. А с Вашими замашками, Сноу, Джейн потребуется укрепление иммунитета. Что ж, а ему потребуется самый крепкий в Британии чай и превышение должностных полномочий при проведении допроса. В руках Эндрю так кстати была кружка. Ларсон опустошил и поставил у горшка с сансевиерией. Эндрю Уайт брезгливо повертел посудой, посетовал на прихлебывателя и направился в палату, не сразу сумев ее отворить без Алохоморы.