Твоя реальность

Пригибаясь под тяжестью пакетов с покупками, Семён и Моника наконец добрались по скользкому белому кафелю до лавочки и со вздохом плюхнулись. – Нет, я категорически отказываюсь нести это дальше, – простонала девушка. – Да я и не собирался даже предлагать: перенесёмся домой – и дело с концом. Моника прищурила глаз. – То есть мы могли сбежать, не расплатившись? – Да, но зачем? – Семён развёл руками. – Да, не было бы переполоха, но… у нас достаточно денег, так что можно быть щедрыми настолько, чтобы радовать себя законно и не причинять другим дискомфорт. – И улыбнулся устало, но по-доброму. – Ты или я перенесёшь? Выпучив глаза, Моника замахала руками. – Нет-нет-нет. Я, наверное, могу, но – с высокой вероятностью – мы окажемся в «Совёнке» в домике, если всё действительно связано настолько, насколько ты говоришь. А после того, как выложим вещи, что? – и наклонила голову, тряхнув хвостом. Вожатый ухмыльнулся. – Я похож на человека, у которого есть план?* – и добродушно рассмеялся. Японка улыбнулась. – Ну, как минимум на человека ты теперь точно похож! Смеясь, Семён обнял её. – Ладно, отбываем! – А проблем не будет? Ухмылка. – Скажи, если б ты в реальной жизни увидела телепортацию, ты бы пошла всем об этом рассказывать, раструбила бы газетам и учёным? Или попыталась бы это скрыть, чтобы не загреметь в психушку? – Моника поджала губы и кивнула. – Как и в лагере, боты игнорируют паранормальные явления – беспокоиться не о чем. Дождавшись, пока девушка соберёт свой груз, и прихватив все пакеты, Вожатый коснулся и переместился. Открыли глаза уже в большой комнате. – Знаешь… – Моника критически осмотрелась, – а ты уверен, что у нас всё войдёт? Наклон головы и ухмылка – Пионер. – О, это отличная квартира! Вместительная и функциональная! И для жизни, и для репетиций, и для смерти! А-о-а… – Моника тряхнула его за плечи. – Ты чего? Взгляд строгий, суровый, зубы сжаты. – Это мне ты говорил не зацикливаться на прошлом? Ты живёшь им, упиваешься… болью, смертью… Да, они дали тебе великую силу, но взамен взяли жизнь и человечность! Сёма! – выкрикнула девушка в лицо. – Скажи честно! Что было бы, не найди ты меня? Или если бы я ушла одна? Вожатый кивнул. Вздох. – Я бы попросил отключить меня вместе с концом программы. Отпустить в бескрайнюю темноту и закончить всё. – В глазах Моники читалась боль, но она кивнула, мол, продолжай. – Прекратить жуткую неправильность последним неправильным, радикальным, но верным способом… Вожатый больше не чувствовал сил говорить и положил ладони на бёдра Моники. Два вздоха. – Ясно. Но я понимаю. Не знаю, частью меня, программы или и то, и другое… но я ведь не просто так давала подсказку, как окончить мой акт, растоптать мою выстраданную и болезненную концовку… – Она уткнулась лбом в плечо парня. – А ведь я так хотела в реальность… но что бы я там делала? Если даже не знаю, что делают люди в своих городах… «Стараются сделать вид, что они живые и что им приносит радость достижение каких-то вымышленных целей, – с какой-то злостью подумал Семён. – Группы, например, сколачивают, ради одного дня, ради одного шанса». Он одёрнул себя. Да, это то самое прошлое, от которого стоит оттолкнуться и идти дальше. Всё случилось именно из-за блуждания кругами, как зацепленный за пружину. «Нельзя идти дальше, если внутри ночь».* – Я тоже не знаю, как жить, – признался… Семён, просто Семён, не Вожатый. – Давай пробовать, учиться. За нас это не сделает никто. Они посмотрели друг другу нежно глаза в глаза. – Тогда предлагаю начать с целебного полежать: спина и ноги… нога гудят. – Моника пожала плечами. – Потом бы поесть. – Чего-то конкретного? – девушка помотала головой. – Чем питаются японцы? Сушами? – Вот тут на лице Моники показался страх. – Ладно, боюсь, местные вариации на их тему травмируют твою психику не слабее опытов! Хм… Ты ведь… – память-память-память, помоги. – Ты ведь любишь сладости? Кондитерские!* Моника закивала. – Только руки с талии убери, а то ещё жамкнешь за бока… – тон стал грустноватым. – Я читаю в твоих глазах любовь, спасибо. – Девушка покачала головой и кинула взгляд на выключенный экран. – Но я и так знаю, что в этой квартире старый толстый моник – это я! Семён, прикрыв глаза и сжав рот, посмеялся. – Значит, полежим и сходим. Заодно и прогуляемся. – Девушка благосклонно кивнула. – Только бесплатных образцов не жди: как говорится, простите, у нас Россия.* Пожали плечами и улеглись прямо так, не раздеваясь, на так и не заправленную кровать. Семён поднялся на локте и с умилением посмотрел на отдыхающую японку. Пружины проскрипели что-то неопределённое типа «а-бо-ба».* – Пожилая постельная сцена! Посмеялись и перелегли поближе – обнявшись. Только через некоторое время Моника, порычав, наконец собралась с силами. – Семён! Хороши же мы! Вот так обсудили бардак и запах, но вместо уборки принесли ещё больше вещей и развалились тут! – Ну, хоть не разложились! – рассмеялся парень. Девушка вздохнула. – Кажется, эта шутка теряется при переводе. Встаём и начинаем! – Она потянулась и, поборов порыв сказать «после тебя!», поднялась. – Се-мён! Тот кивнул и встал следом. – Уборка так уборка… И незачем так орать: я и в первый раз прекрасно слышал…* И всё-таки прав был профессор, прав… Разруха не в квартирах, не подъездах – она в головах.* – Вздох. – Чтобы убраться из атмосферы беспорядка, нужно убраться! – И улыбнулся. Каламбур – это творчество, первый шаг к настоящему – например, текстам песен. Вожатый недовольно окинул взглядом бардак – непонятно кем устроенный, но мешающий жить конкретно им. Устранить – и жить: простая формула, остальное – лишь бегство от ответственности. Ты просто делаешь мир понемногу лучше. Ты не герой. И никогда им не был. Но дышать – станет легче всем. Важен не монумент, не шаг или плевок в вечность. Улыбайся и дай улыбаться другим – и это будет значить, что хоть какая-то часть механизма мироздания работает правильно. Даже если это противоречит чьим-то замыслам. Например, того же всемогущего и всеблагого бога, сославшего за нарушение инструкции своих же созданий на вечные мучения. Эти злобные пердуны – пусть исходят слюной от бессильной злобы, а если начнут действовать – выкусят, встретив истинно праведный отпор. Законы и богов рисуют, в конечном счёте, всё равно люди. И даже сраный закон всемирного тяготения не помеха! Ну, есть исключения. Например, когда джинсы, отказываясь занимать своё место, падают с полки шкафа назад – прямо на лицо. Наконец парень гордо встал перед шкафом, упираясь руками в бока и улыбаясь. – Ну, вроде всё. Ему кивнула закончившая раньше (как, каким волшебным образом или при помощи манипуляций со временем – Семён не знал) Моника. – В целом, получилось. Ну, для первоначального… – Накопления капитала?* – ухмыльнулся Вожатый. – Что? – Да так, литература из библиотеки о себе даёт знать. – И отмахнулся. – Дурная у меня привычка: Пионеры готовы болтать и слушать по факту только себя, а это – понятно – ни к чему хорошему не приводит. Так что ты хотела сказать? Японка кивнула, поморщившись. Да, видимо, каждый пленник, склонный к сумасшествию и насилию, должен пройти через такую агрессивную фазу. «Это не меня заперли с вами, это вас заперли со мной!»* «Я не в опасности, я и есть опасность!»* – В общем, я имела в виду, что заселились и принесли вещи мы неплохо, но я бы предпочла иметь больше шкафов для одежды, а не непонятного мусора. – Хе-хе… – парень почесал затылок. Его соседство с чужим мусором не очень напрягало. Место для сна есть, гитара в углу, костюмы и прикид для улицы есть, комп работает – что ещё требуется мужчине от комнаты? Разве что выход в ванную и на кухню. В наличии. Но жить одному… А точнее существовать одному в ожидании сладкого мига встречи, очередной попытки – совсем другое, чем делить время и пространство с кем-то, особенно с девушкой. – Если тебя это успокоит, – начала Моника, – у меня тоже не очень чисто, опрятно, зато функционально – кроме пыли, ничего лишнего: ни вещей, ни животных, ни друзей. – Она кашлянула. – Если спросишь, был ли у меня специальный ящик с игрушками для секса, я укушу тебя, – Ухмыльнувшись, японка прикрыла глаза. – Предвосхищая вопрос, отвечу: – За то, чем думал, задавая почти приличной девушке такой неприличный вопрос. – Развела руками. – От меня давай не совсем ко мне? Не знаю, как это получилось, но я снова хочу есть. А ты? Семён прислушался к себе. Польщённый вниманием, желудок решил выдать саксофонное соло. – Вообще, да… – произнёс парень смущённо. – Но нет? – с улыбкой ответила Моника, подавшись вперёд. – Но я не знаю, что и где. Девушка развела руками и щёлкнула пальцами. – Тогда у меня есть для тебя совет дня! Если знаешь, что что-то хочешь, но не знаешь конкретно, просто выбери наугад или по рекомендациям, но не топчись на месте: от этого не станет лучше никому! – она подняла палец. – Я могла бы выдать второй совет дня, относительно еды, но в меня не встроена реклама: похоже, никто не оплатил! Оба рассмеялись. – Давай закажем еду. Никогда не пробовал, но почему бы нет. – Откуда? – заинтересованно спросила Моника. – Ещё б я знал! – пожал плечами Семён. – Начать стоит по твоему совету – с адреса службы доставки. А что там внутри, на сайте, для меня загадка. Несколько минут спустя. – …Итак, ты не ешь мясо, но ешь рыбу. – Кивок. – Это как не трогать людей, но убить ботов? Моника нахмурила брови. – Ваше мнение чрезвычайно важно для нас, а теперь можете засунуть его туда, откуда достали, – произнесла она сурово. – Ты говорил, что уважаешь и принимаешь мой выбор, но сейчас буквально смеёшься над ним. Семён поджал губы. – Прости. Скорее я просто не могу выражать свои мысли нормально. Я хотел показать эмпатию,* мол, было и со мной такое. Я ж программист, а не доктор словесности. Прости. Вздохнув, девушка погладила его по макушке. – Давай не делать друг другу больно. Мы это и так часто делали с собой и другими… – Вздох. – Не надо расшатывать мои принципы. Они ведь возникли не просто так, а чтобы поддержать мысль, что моё существование не ущербно, что не наносит так уж много вреда миру и не должно быть прекращено как можно скорее… Семён обнял Монику. – Живи. Пожалуйста, живи. Да и, в конечном счёте, всем ведь лучше, что ты ешь рыбу – и мне, и тебе, и её производителям, и, вероятно, рыбе с её естественным отбором, и флоту… Прикрыв глаза и усмехнувшись, Моника тряхнула головой. – В эфире Семён и его рубрика «оправдать существование за десять секунд». Спасибо. – Японка чмокнула любимого в щёку. – Кажется, ты не назвал ещё одну причину, главную для себя. Щёки парня покраснели, и он кивнул. Наигрывая пальцами на воображаемом пианино, Моника запела пришедшую в голову песню.* – Пожалуйста, не умирай, Или мне придётся тоже. Мы, конечно, сразу в ад, Ведь мы, чудовища, так схожи… Они обнялись. Наконец меню было согласовано, а заказ отправлен. Время доставки – час. Поигрывая бровями, Моника прикусила нижнюю губу и, перекинув ногу, оседлала бёдра Семёна. – Они могут не очень торопиться: я тут подумала, что хочу не только рыбку съесть, но и… удачно занять место. Для убедительности девушка даже подвигала тазом вперёд-назад. В таких обстоятельствах даже Семён всё понял и решил не уточнять, чем является фраза – особенностями перевода или продуктом общения с Виолой. Одной рукой он гладил спину девушки, а второй – бедро и попу. Парень нежно касался шеи губами и отпускал, выдыхая горячий воздух, отчего Моника вздрагивала и постанывала. Запрокинув голову, девушка тряхнула волосами и аккуратно, томно приподняла блузку, оголив животик. Не тот, что в лагере… вернее – не такой, но тот, тот, её! А это ведь главное! Высвободившись из рук, Моника поднялась и игриво провела пальцем по губам Семёна. Нагнулась и расстегнула пару пуговиц сверху, показав часть груди, ниже – простой чёрный лифчик. Парень поднялся следом и попытался обнять свою японку. Увернувшись от ладоней со змеиной ловкостью – ещё пятьдесят очков Слизерину! – Моника привалилась к шкафу и на глазах облизнувшегося Вожатого расстегнула и сбросила юбку. – Тебе нужно и раздеться, и приодеться, красавчик. Шаг в сторону девушки. Исчез и появился чуть ближе, уже с пачкой презервативов в руке. Если Моника благосклонно кивнула, то Семён хмыкнул сам себе. Мог ведь купить, используя время и деньги, но нет – взял. Как хищник, по праву сильного. Просто потому, что мог сделать это безнаказанно. Страстные поцелуи Моники, припавшей к его шее, заставили отбросить эти мысли как несущественные. – Я люблю тебя, – прошептал Семён. – Я люблю тебя, – прошептала в ответ Моника. И оба знали, что это правда: любят они только друг друга и больше на самом деле никого. В целом мире. Во всех мирах. Даже себя. Помогая друг другу раздеваться, они покрывали друг друга поцелуями… Наконец Моника толкнула Семёна на кровать и облизнулась. – Сегодня я сверху! – И провела по груди пальцем. – Рада, что мои висиськи не вызывают у тебя импотенцию. – Не такие и… – Ш-ш-ш… Моника положила палец Семёну на губы и, постанывая, ввела член в себя, помогая рукой… Комната наполнилась стонами, криками, скрипами, а глаза и сердца – счастьем. …обнимаясь, они поцеловались. – Да, ты был прав. По-ку-рить… – вздохнув, произнесла Моника. – Нет, не вставай. Головой хочу, не телом. Чего мне правда хочется – не отпускать тебя, держать… Я люблю тебя… Они поцеловались, и тут абсолютно бесцеремонно раздался звонок в дверь. – Твою ж дивизию…* – пробурчал Семён и начал вставать, потирая копчик. Перемещение. Перед дверью парень стоял уже в свитере и джинсах. С непривычки долго возился с замком и наконец смог открыть. – Ёб***! – только и выпалил он на выдохе. Лена, Маша, Славя, Ульяна, Алиса – повзрослевшие, настоящие. Справа – она, та самая, к которой он не подошёл… Тряхнуть головой, моргая. Открыть глаза. Как ни странно, наваждение пропало, и перед собой Семён увидел лишь усталую недовольную девушку-курьера. Что произошло и почему – кто б знал. Но знак точно плохой. – Ваш заказ! – напомнила о себе курьер. Вожатый ещё раз тряхнул головой и принял пакет. – Простите… – смущённо произнёс он, фактически пролепетал. Девушка пожала плечами. Нет, не простит. – И ещё раз простите, красавица… – наклонив голову, он улыбнулся. – Но не угостите ли страждущего… – тут бы прибавить робкое «же не манж па сис жур»,* но это про другое, про еду, а обед в руках как раз, – сигареткой. Вопрос жизни и смерти. Посмотрела с недоверием, ещё чуть-чуть – и бросила бы высокомерно: «Смотрите, как я подписываю вам смертный приговор!»*, но услышала голос Моники из комнаты. – Блин, больно, особенно без ноги, я и забыла. Эх, убила б за сигарету… Прикрыв рот ладошкой и едва заметно втянув голову в плечи, курьер улыбнулась. После небольшой паузы зашептала. – Так ты меня не клеишь? Ладно, страждущей помогу. Но только одну! – покопавшись в кармане, она выудила белую пачку тонких сигарет. На чёрном квадратике были связанные женские руки и надпись «зависимость». Что ж, символично. – Прошу! – девушка протянула сигарету. – Можешь считать, что я добрая фея еды и курения, – добродушная улыбка, – и что ты потратил уже два желания. Распорядись третьим потом мудрее! – Обязательно! – с улыбкой ответил Вожатый и кивнул. Поправив рюкзак, курьер развернулась и направилась вниз по лестнице. Семён закрыл дверь и пошёл к Монике. Девушка стояла, упираясь рукой в шкаф и сплетя ноги. Хитро прищуренные глаза горели на этот раз не золотом, а будто изумруды, напитанные энергией хаоса или ада* – того ада, который Вожатый заслужил и куда готов был погрузиться, чтобы покорить – ко всеобщей радости.* – Я выручила тебя: твой пикап действует, определённо, только на пару девушек. Вожатый развёл руками. Ясно каких – она и Алиса. Что ж, ему всё равно больше и не нужно никого соблазнять. – А сейчас я, кажется, спасу тебя, – с улыбкой Семён показал добытую сигарету и свою зажигалку. Моника послала воздушный поцелуй. – Мой герой! Твой путь завершается, иди ко мне, ты обретёшь то, что заслуживаешь!* «Заслуживаешь», – улыбнулся Семён слову, которое сначала подумал он, но озвучила Моника. Что ж, то, что началось как обычный симулятор свиданий на лоне бесконечного лета, пришло к чему-то совсем иному. Перед ним его любимая красавица, инвалид (физически и социально), с которым он (всё же менее покалеченный, просто нытик и дурак) хочет провести всю жизнь, прожить то, что им отмерено. Что-то это напоминало,* но… какая разница! – Я люблю тебя! Сигарета во рту, между парнем и девушкой огонь. Тоже что-то напоминает, и тоже плевать. Все сюжеты уже давно не первичны, и что с того – не писать, не проживать их? Счастье важнее обстановки и чьего-либо мнения. Мы начинаем свой путь меж «нельзя» и «не надо», Сциллу с Харибдой избегнуть пытаемся вновь. Между забвением с бездной разверзшейся ада Мы выбираем то главное, что есть, – «любовь». Средь разбивающих в щепки мечты волн из буден, Через соблазнов палящий, засушливый зной Мы продираемся в место, где счастливы будем, Там, где спасёт от тревог и лишений любовь. Пусть – не окончен, и сам он отнюдь не конечен, Жизнь – это только процесс с очевидным концом; К горну скорей, сжавши молот покрепче кузнечный, – Счастье накуй, чтоб остаться (остаться!) творцом. * – А сам-то будешь? – блаженно жмурясь и прогнувшись в спине, спросила Моника. Семён убрал зажигалку в карман и покачал головой. – Не сейчас. Никогда не связывал секс и дым. – А зря! – с ухмылкой ответила Моника. – Много кто дымит после, а если заснут с сигаретой, так вообще дымище на славу. – Парень поморщился. – Впрочем, грустно это. Кстати, мои родители не курили никогда. Она вздохнула и поднесла сигарету поближе к глазам. Скопившийся пепел готов был отпасть. Коротко кивнув, Семён достал с подоконника пепельницу и поставил рядом. – Много вспомнила ещё? – спросил печально и с тревогой в голосе. – Нет, на самом деле. – Девушка затянулась. – Просто в калейдоскоп навалили больше осколков, а в наушники – шумов. Странное ощущение: вроде бы должна понимать больше, а теряюсь, кажется, сильнее. И тут с улицы начала греметь музыка.* Возвращаются назад Озорные каблучки. Током Бьют бездонные глаза, В памяти одни клочки, Но их много! Отпусти сама себе грехи... Ты можешь! И за всё себя прости... Ведь можешь Плакать, когда все смеются, Наслаждаться когда слёзы льются... Ленточки все узелком… Пара резко бросилась к окну, но машину с бешеной стереосистемой так глазами и не нашла. Можно было списать этот феномен (как и то, что песня резко оборвалась) на особенности мира, но было проще и лучше просто списать – со счетов. – Нам дадут знак, – Семён хмыкнул. – А также кол и лом.* – Махнул рукой. – В телефоне песня. Даже если выключим комп и телефоны, достанут. Моника улыбнулась. – А почему твои, а не мои песни? – Думаю, тут всё просто: хотя тебе и прописали всё твоё «имущество», когда передавали из проекта в проект, триггеров наш проект не имеет. Да мы все, в конце концов, не умеем читать по-японски, а тем более понимать на слух, что там, потому кто б заморачивался. Девушка избавилась от догоревшей сигареты и нежно положила ладони на скулы Семёна. – Надеюсь, однажды мы изучим языки друг друга. – Обязательно. Они поцеловались. – Еда не ждёт! – Моника щёлкнула пальцами. – Хотя лучше подождёт, пока я оденусь, а то ещё замёрзну… – Затем девушка с улыбкой посмотрела на батарею. – Ваше центральное отопление – это просто потрясающе! Заботливо! Не ты ищешь крупицы тепла, стараясь не остыть, а оно просто есть, просто обнимает… – девушка резко вздохнула и улыбнулась. – Да, как ты сейчас… Спасибо… …Примерно через полчаса японка похлопала себя по животу и виновато опустила глаза. – Не переживай, – успокоил её Семён. – Мы и так догадывались, что это случится, но приняли последствия. Девушка пожала плечами. – Жизнь, действительно, жестока: хочется всего и сразу, особенно если быть лишённым чего-то, а потом дорваться, а приходится принимать правила… такие как неизбежный исход. Парень положил свою ладонь поверх её. – Не стоит переживать по поводу того, что не можешь изменить. Что до еды… Все мы такие в мыслях: «Два номера 9, большой номер 9, номер 6 с экстра соусом, номер 7, две 45, один с сыром и большая содовая».* Нэмпаны,* нувориши,* что сказать. Только понять, простить* и оставить полпиццы на потом. Вздохнув, Моника отодвинула тарелку. – Ты прав. Даже если это не нравится мне… – она замахала пальцами. – Не так выразилась. Я рада, что хоть кто-то из нас прав, просто не очень приятно оплошать. Хотя греет сердечко то, что тебя не осудят и не станут меньше любить. Они с улыбкой кивнули друг другу. – А ещё жизнь хороша тем, что у тебя есть заветное «завтра», когда ты можешь, например, доесть пиццу или встретиться с друзьями, на которых не хватило времени на этой неделе. – Волшебно… – Моника сложила из рук сердце. – Пожалуй, и полторта на завтра. – Я рад вашей рассудительности, леди, – ухмыльнулся Семён. – Мы стоим друг друга, товарищ Вожатый, который тоже был не против заказать всё это. Он почесал затылок. – Ну, дык… Мы оба хотели попробовать всё. Как там? «И жить торопится, и чувствовать спешит».* Они обнялись. – Знаешь… – виновато произнесла японка. – Сейчас мы или уснём, или погуляем. Я бы предпочла увидеть твой город и… прогулять обновки. А ты?