Твоя реальность

День ...

Лёжа в постели, не открывая глаз, Семён потянулся и не обнаружил в объятиях Монику. Хмыкнул и открыл глаза. Уставшие от монитора и больные от вчерашнего алкоголя. И ни того, ни другого не было... Проклятая условность. Впрочем, плевать! Схватив телефон, парень набрал номер Моники. Гудки. И какая-то мелодия неподалёку. Близко, но приглушённо, будто из-за двери. Наконец вскочил. – Алло! – раздалось из трубки. – Моника у аппарата, но не на проводе. Вы рады, сэр? А теперь можно дама закончит свои дела и не будет разговаривать оттуда?.. Сём… я стесняюсь. До встречи. И сбросила вызов. Вожатый прикрыл ладонями рот, то ли пряча алые щёки, то ли сдерживая смех. Зажурчала вода. Семён ждал, привалившись к стене и слегка дрожа от тревоги и нетерпения. Девушка осторожно открыла дверь, боясь отпускать её и показываться. – Это принцессы не какают,* а драконы ходят в туалет. Так что… вот и я, – наконец объявила она тихо, едва слышно и вышла. В юбке и блузке от своей школьной формы. Только сама – другая. – Как я хотела, чтобы ты увидел меня такой, настоящей, как можно скорее, и в то же время страстно желала оттянуть этот момент. – Моника перехватывалась пальцами, сжимающими запястья. – Я же знаю… я боялась увидеть ужас и отвращение в глазах того, кого полюбила и кто… я надеюсь, полюбил меня. Хотя… Не дожидаясь окончания фразы, Вожатый обнял и принялся целовать Монику, свою любимую, избранницу, девушку, ставшую для него всем. Конечно же, она будет другой, не как в лагере, но он ведь уже говорил – точно же? – что важно не тело любимого человека, а сам человек. Какого бы возраста, пола и внешности этот человек ни был. – Я люблю тебя. Именно тебя. Прикрыв глаза, Моника усмехнулась. – Даже если так… всё равно осмотри. Я верю. Спасибо. Конечно же, она отличалась от своей версии в игре и в лагере. Восемнадцать и тридцать один – две большие разницы. Как два берега реки, между которыми пролегли тринадцать не очень счастливых лет. Под серьёзными и печальным глазами круги и морщины. Кожа на лице и руках суше, зелёные вены – видны сильнее, выпирают. На пальцах куда больше ожогов и порезов. Более бледные губы скривились, и Моника кивнула, когда взгляд Семёна упал на протез. Искусно сделанный, он напоминал вторую ногу, только был золотистым, как горящие глаза Моники в лагере. Девушка несколько раз притопнула ногой в тапке. – Вот так, – подытожила осмотр. – Оркестр играет в такт,* – усмехнувшись невесело, отозвался Семён. И тут же оба вздрогнули, услышав, как из колонок донеслись звуки песни: Пока ты мокнешь под дождём, Сверкают молнии и гром. Пока ты сердцем не совсем остыл, Тебе так много предстоит. Но вот смотри — прекрасный вид… И новый дом, и сад, и сын. Буквально вбежав в комнату, пара обнаружила лишь живущий собственной жизнью компьютер, проигрывающий песню. Видимо, кусок текстолита решил, что может и сам себя развлечь, связавшись с внешним миром, раз уж обычно используемый им для этого человек нашёл себе девушку. – Жутковато, – заметил Семён и выключил воспроизведение. Моника щёлкнула пальцами. – Кстати, о жутком. Я знала, что тебе для себя мало что нужно, что ты не очень внимателен, но… этот бардак… не только вещи не пойми как и где, но и пахнет же. Как можно было довести…* И вот тут Вожатый рассмеялся и сделал жест, будто стучит по дужке очков. Моника прищурила один глаз и наконец разинула рот. – Именно, – подтвердил её догадку парень. – Это только похоже на реальность, но ею не является. Я не уникальный, я уверен, но здесь выгляжу как стандартный Семён лет двадцати семи от роду, без очков. Зато нет связанных с ними проблем, а проблем уйма: за бортом, как-никак, зима! Он небрежно указал за окно, и Моника снова ахнула, сложила ладони в молитвенном жесте и сделала шаг вперёд. – Та самая… легендарная русская зима… А ты познакомишь меня с этой, твоей реальностью? Она вложила свою ладонь в протянутую ладонь Семёна. – Нашей. – Это чудесно, но, кажется, я не смогу выйти: превращусь в ледышку сразу, ещё на пороге дома – у меня нет тёплой одежды. Мы уже говорили, что я предпочту испепеляющую жару пробирающему морозу. Но… я ведь права, что ни у тебя, ни у местного Семёна нет достаточно денег на шоппинг? Вожатый ухмыльнулся. – Вообще, да, но нет.* Это поправимо, а в рамках симуляции – легче лёгкого. Через консоль. Что такое магия? Не управление ли через некие алгоритмы системой настройки и пересотворения мира? А может, в дополнение к этому, и подтверждение нереальности реальности. Что, если вообще всё – симуляция, даже хвалёная реальная реальность, просто поведение в ней определяется отсутствием прав доступа? В памяти Моники всплыли словосочетания «ВМ 1» и «Виртуальная машина 2»*. Голова заболела, и девушка покачнулась. Её прижал к себе Семён. – Ты в поряд… – нет, если бы была в порядке, этого не произошло бы. – Просто присядь пока. Он усадил девушку на постель и сел рядом, обнимая за плечи. – Просто странные ощущения о симуляциях. А мы же сейчас точно в ненастоящем мире? Я кажусь себе… такой, какая должна быть. Ты ведь не обманываешь? Вожатый грустно усмехнулся. – Ну, начнём с простого, но убойного аргумента. Ты это сказала на японском? – Моника резко выдохнула, прищурив один глаз, и кивнула. – То, что видно сразу. Даже если я вру об очках и, – переплетя пальцы с её пальцами, Семён посмотрел на белые отметины, – шрамах. Например, здесь на левом мизинце у меня нет двух белых полос от укуса собственной собаки. Хм, стоило завести собаку, чтобы понять: я недолюбливаю животных, а когда они уходят – забирают часть тебя… Заведя глаза вверх, к посеревшему потолку и пыльной люстре, парень вздохнул. Погладив его по руке, девушка покачала головой. – Я тоже не очень по животным. Хотя скорее кошатница. Хм, интересно. Я всё ещё не имею полной памяти, но почему-то припоминаю, как играла на пианино, чтобы позвать кошек на ужин. Уличных кошек.* Но была ли это я – или это чья-то чужая история? – Она взялась за виски и тряхнула головой. – Кто б знал. – Со временем узнаем оба. Они кивнули. Помолчав, смотря на пальцы, Моника вдруг усмехнулась. – А ведь мы так и не получили наши обручальные кольца у Мику, потому что я себя повела просто ужасно. Впрочем, это ведь не беда! – уже задорно произнесла японка и загнула левый безымянный палец, в то время как Семён сделал это зеркально – на правой руке. – О! У вас же не как у нас и, кажется, в Европе. Правая рука!* Семён лишь пожал плечами. – Вроде, в американских фильмах тоже левая. Я знал, что за границей где-то так, где-то сяк. И тут же поцеловал костяшки пальцев девушки. – Знаешь, так странно. Всё очень странно, в голове тысяча вопросов, а какой выбрать и задать сейчас, в это мгновение, не знаю. Но жизнь… время есть. Есть же? Мычание Семёна было похоже то ли на звук вентилятора компьютера, то ли на гудение несущихся по магистралям извилин поездов мыслей. – В этом варианте города у нас год. И ни днём более. Есть другие отрезки времени, и длиннее всех, двадцать лет, линия с райцентром, но там Лена, непонятная имитация умирающего Советского Союза и зарождающейся бандитской России. – Вожатый отмахнулся. – И то со слов, не был я там, не был. И быть не хочу. – Он закрыл глаза, но стало хуже: перед глазами была свеча, дыхание участилось. – М-м-м… Моника целовала со всей страстью. Семён прижался к ней, чуть холодной, замёрзшей и всё равно согревающей – стало спокойнее, видения отпустили, даже боль в занывшей руке прошла. Парень смог вздохнуть и наконец открыл глаза. – Я люблю тебя. Я дышу тобой, – прошептал Семён. – Я могу жить только там, где есть ты. Словно в усмешку – ага, словно, как же – компьютер снова запустил песню. Гитара и фортепиано. Грубый голос и нежные слова.* Я так хотела темноты, Свежих красок ночных; Неземные мосты Возвести до звезды, Где есть ты… Я так хотела полноты, Чувств глубоких, слепых, Что, как ангел, чисты, Вознестись до звезды, где есть ты. Хмыкнув, Вожатый встал, подошёл к компьютеру и сначала закрыл браузер, а затем и вовсе выключил устройство. – Не соскучился по нему в «Совёнке»? Как-никак, жизнь за ним проводил? – подмигнув, спросила Моника. «Зафейленную жизнь заменили интернеты». – Нет, – Семён с плутовской улыбкой покачал головой. – Кроме того, что ни к чему хорошему такой заменитель жизни меня не привёл, у меня есть веская причина не соскучиться: компьютеры в медпункте и у кибернетиков, если найти подход, достаточно функциональны. А если найти подход… – он отмахнулся. – Не стоит об этом говорить. Писать – ещё может быть. – Пожал плечами. У Моники догадка появилась, но озвучивать её, как намекнул, нет, прямым текстом сказал Семён, девушка не стала. Вместо этого лишь кое-что уточнила. – Виола – наверняка, компаньон с очень высокими расценками. Вожатый наклонил голову. – Что делать! Где ты видела дешёвую контрабанду? Будем считать, все довольны. Японка, прищурившись, ухмыльнулась. – Я вообще контрабанду в своей жизни не видела, между прочим! – рассмеялась она. – Значит, и я довольна! – Она щёлкнула пальцами. – Так! Другой вопрос! Песня мне понравилась эта, с компьютера. Попробуем повторить? Есть у тебя, м, скажем, пианино дома? Семён покачал головой. – Нет, только пыльная гитара в углу. И тут же поморщился. Та самая гитара. С которой он возобновлял занятия, которую менял на профессиональную, когда набирал группу… Гитара как удочка для Алисы. Его Алисы. И стоило ли, вообще, касаться этих струн здесь, в городе… её городе? – Семён? – А? Задумался. – Скажу честно: это была скорее провокация, – голос стал тише и задрожал. – Я поняла. А ещё я знаю, что ты со мной. Причём со мной не от безысходности, а по велению сердца. Я рада, что ты думаешь не только о себе, но и обо мне. Спасибо. – Она кивнула и даже поклонилась. – Но раз ты так замешкался, у меня есть дополнительный вопрос. Мы ведь ничего такого не делали, но оказались в ЕЁ городе? Кивок. Вожатый выставил ладонь. Сейчас он соберётся. Даже если не всё в порядке. Сев на компьютерный стул, парень закинул ногу на ногу и опустил голову. – Эти миры похожи на наш, но отличаются. Я уверен, мой город нельзя покинуть примерно в той же мере, как расположенный неподалёку Омск.* Меня это не волновало, но для тебя это значит, что Японии здесь, скорее всего, просто не существует физически. Сюда отправляются из лагерей на 410-м автобусе действительно при соблюдении ряда условий – при выходе на плохую или хорошую концовку девушки или одиночки. А ещё сюда могут попасть те, у кого есть добросовестно добытые ключи. Он погладил подбородок. – Добросовестно? А мои… – Считаются. Это один из двух легальных способов получить связку Слави. – А второй? – Уговорить! Да-да, есть и такой вариант. – А что будет, если использовать (не будем вдаваться в подробности, как), например, снятые с трупа ключи? Лицо Вожатого искривила ухмылка. – Скажем так, за поворотом будет ждать пылающий ад, где расплавится автобус и сгорят пассажиры, ну, а потом новый виток.* Оба вздрогнули. – Эти города отделены друг от друга лучше, чем лагеря, потому Пионеры сюда не могут сунуться, даже если б захотели прийти к кому-то. Разве что у Мододела могут быть «прозрачные» границы, но на то он и исключение из правил.* Молчание. Устройство мира – это, конечно, кружит голову, но… – Сёма? – М? – А ты мог бы действительно включить ту песню? На телефоне, например. Он улыбнулся. – Конечно! После непродолжительного бурчания, вызванного непривычкой к использованию телефона и поиском среди исковерканных программой символов нужного названия файла, Семён, наконец, смог запустить воспроизведение. И вот песня отзвучала, улыбающаяся Моника положила ладонь на сердце. – Так тепло на душе! Кстати, – она задорно улыбнулась. – О тепле тела! Я же всё сделала правильно? У вас же тоже принято принимать душ на полу, а греться в ванне?* Закусив губу, Семён выпучил глаза, затем резко оскалился и скрючил пальцы. – Моника! – прорычал он. Со строгим выражением лица девушка хлопнула ладонью по кровати и ответила суровым голосом, отлично сочетающимся с уже не очень молодым обликом. – Мне не нравится то, что ты, кажется, прикидывал, не убить ли меня на месте. Так вот, я не дура, я пошутила. Я увидела и то, что душ крепится над ванной, и что на полу нет слива, а ещё – на всякий – погуглила, чтобы уточнить. Поджав губы, парень опустил голову. – Прости. – Всё в порядке. Сами виноваты. – За нами должок, – ухмыляясь, поднял голову Вожатый. Моника тряхнула головой с улыбкой. – Я заметила в твоих глазах замешательство и даже страх на секунду. Была похожа на твою первую учительницу? – и развела руками. Если перед вами крестится агностик, это что-то, да значит. – Бр-р-р. Земля ей стекловатой. Зажми ушки, сейчас буду выражаться. Хотя… Мата у вас нет в языке.* Даже интересно, как переведут. Так вот. С@#№. е$&, б*! Моника приложила палец к губам. Наконец Вожатый вздохнул и даже улыбнулся. – Какой ужас. Вижу, впечатления о ней ужасные. Кстати, в целом это было «проклятая ужасная дура». Необоснованная строгость? Она испытывала удивление, растерянность и искорку сомнений, будет ли у неё примерно такое же отношение к кому-то из бывших коллег или начальства, когда память вернётся. Что-то подсказывало – да: слишком уж они схожи с Семёном. – Я считаю, она была полностью профнепригодна. Была полуграмотной, потому при проверке работ исправляла на неверные варианты – одни «буТочка» и «боготворительные взносы» чего стоят. Ещё любила насмехаться, коверкая фамилии учеников. Так-так-так… нет, не дали бегать и рассказали, что очень хорошо сидеть на месте, никому не мешая, мне в садике – практически усадили хикковать за этот комп в те времена, пока компов-то ещё не было. Эх… – Он отмахнулся. – О, времена, о нравы… и печеньки нет…* – парень погладил себя по животу. – А ты проголодалась? Не была на кухне, не смотрела холодильник? Моника покачала головой. – Только в ванной. Но тоже проголодалась. Только я ведь… здесь чужая и не знаю, что можно, где, как… Вожатый с улыбкой потянулся на стуле, поднялся и, направившись к выходу, запел. – Мы заходим в чужие миры И садимся на кухне пить чай, Осторожно намазав на хлеб не такое варенье. Мы заходим словно с игры – Ненадолго и невзначай, Изучая котлеты в горшке и часы на окне.* Моника тоже поднялась, но сделать шаг не решалась. – Ты пойдёшь со мной? – протянул руку Вожатый. – Узнаем, есть ли у нас пельмешки, например. – Ты хочешь завтракать… «пель-ме-ня-ми»? – Вопрос ты ставишь неверно, – с улыбкой парень покачал пальцем. – Хочу ли я завтракать? Да. Хочу ли я найти в холодильнике пельмени или вообще хоть что-то съестное? Да. Есть ещё вопросы? – он наклонил голову. – Пожалуй, только один. Моника сделала несколько шагов навстречу и подала руку. – Пельмени – это же сибирские гёдза?*