На языке канцеляритов

      К вечеру следующего дня тревога накатывает внезапная, удушающая. Они уже в кровати под одеялом лежат, и Зоя тихо дышит Ксюше в висок, не двигаясь, боится спугнуть мгновение, хотя у них таких теперь — бесконечное множество; боится теперь, что если оно таким большим и заметным стало, то скоро исчезнет. Зоя уже меньше переживает о том, что сотворит что-нибудь, из-за чего Ксюша уйдёт, о том, что Ксюша сотворит что-нибудь, из-за чего Зоя с ней быть больше не сможет. Но так слабо верится в то, что они… что у них действительно то самое, настоящее долго и счастливо. Так не бывает.       Волнение со спины подкралось и скребёт тонкой ледяной иглой по позвоночнику, и Зоя жмурится, ненавидя себя за то, что контролировать это не может, что оно в самый неподходящий момент нападает! Ведь всё так хорошо было! Она дышит чаще и глубже, дрожь унять пытаясь и себя не выдать. Ксюша уже спит, наверное…       И та ворочается, заставляя Зою замереть и дыхание задержать, но вдруг целует смазано в уголок губ и по голове гладит.       — Всё в порядке, Зой, — бормочет, моргает, пытаясь Зоино выражение лица разглядеть, а Зоя видит растерянность на Ксюшином. — Ты из-за наших разговоров?..       Зоя безотчётно отрицать всё хочет — это-то тут причём? — но звук застревает в глотке и она только головой вертит. Даже признаться боится, что ей страшно, что к чёрту все эти души открытые…       Но держать Ксюшу вот так в объятиях, фильмы обсуждать и чужого прошлого касаться ей куда больше нравится, чем если бы между ними всегда подоконник в туалете был и вопросы коррупции.       Даже не просто нравится — Зоя всем нутром своим ощущает ценность этих моментов, важность и сокровенность, точно время замедлилось и она может почувствовать, как нужные телу гормоны и белки вырабатываются, как каждая молекула на своё место встаёт.       — Зой?       — Ты не боишься, что мы однажды закончимся? — шепчет сбивчиво, с Ксюшей лбами соприкасаясь — чтобы в глаза не смотреть. Шепчет и жмурится, Ксюшину руку сильнее сжимая. Точно не она это говорит — кто-то другой. Она так чувствовать не может, она не может в таком признаваться.       И это не тем же самым кажется, что Ксюша подпевала и танцевать пыталась. Зоя словно в пропасть проваливается.       — Боюсь, — хрипит Ксюша, и через секунду Зое кажется, что никто из них ничего не говорил. — Но… кроме этого… всё же хорошо, да?       — Да.       — Тогда я чуть меньше боюсь, — она усмехается, но это подозрительно на всхлип похоже. — Давай засыпать скорее. Утром не так страшно.       — Мгм.       Зоя вздыхает шумно и ближе к Ксюше жмётся. И в голове один долбаный вопрос вертится: почему?

***

      С утра всё действительно иначе выглядит — и тем больше Зоя себя дурой ощущает. Но Ксюша улыбается, и это залог того, что всё и правда в порядке.

***

      Не проебаться на интервью Ксюше удаётся только чудом. Потому что у неё и внутри и снаружи горит от единения с Зоей — и осознание того, что все проекты в МПП теперь — их общие, что у них партнёрство — по всем фронтам, разум туманит знатно, и трудно язык прикусывать, чтобы не разводить полемику на все остросюжетные темы.       Ксюша непосильную усталость чувствует, осознавая все проблемы их системы на новом уровне; раньше она с этим не собиралась бороться. И теперь лучше понимает, почему Зоя так сильно давила на неё, в министры продвигая, и от того сильнее сматериться хочется.       «Тихомировское протеже», блять.       — Я что-то не слышала поговорки, что за каждой успешной женщиной стоит мужчина, — всё же протягивает, улыбается и джулом затягивается. — Там, кажется, наоборот было.       Интервьюер усмехается, поглаживая подбородок:       — Хотите сказать, что Тихомиров добился своей высокой должности благодаря вам?       Ксюша не сдерживает смешка.       — Это была командная работа. Евгений Александрович — замечательный руководитель… — Ксюша ловко играется с причинами и следствиями и думает, что план выдержан. Интересно потом, конечно, комментарии и реакции почитать.       Её пытаются подловить на том, что нынешний первый зам без диплома работает — волнуются, что та тенденцию подхватит и тоже в министерское кресло сядет, и Ксюша живо накидывает камней в огород минобразования и всех тех «коллег», кто точно так же, дай бог одиннадцать, а не девять классов окончив, весьма почётные должности занимает. Она мысленно ладошки потирает, зная, чем следующие недели заниматься будет.

***

      — С образования начнём? — усмехается Зоя в наушнике и Ксюша улыбается невольно.       — Почему нет? Раз уж карты так сложились. Не взъерепенятся же они…       Зоя отвечает слишком быстро:       — Не должны, так что дерзай, Ксень. Мне приехать?       Повисает пауза. Ксюша чувствует, как Зоя тушуется: зачем спросила, зачем навязывается?.. Но сама очень бы её увидеть хотела; с Зоей работать спокойнее и продуктивнее, несмотря на то, что наедине по позвоночнику дрожь пробегает от её высказываний двусмысленных и намёков, а в присутствии кого-либо ещё этих самых высказываний опасается.       — Зой, а ты свою-то работу успеваешь делать?..       — Я уже говорила, что моя работа — это ты.       Ксюша усмехается:       — Но весь департамент внутренней политики на мне не сошёлся.       — Так я не пойму, ты хочешь, чтобы я приехала или нет? — давит Зоя строго, и Ксюшу вдруг смех пробирает с того, какие именно они формулировки используют. — Что ты ржёшь?       — Осознала, что мы спорим сейчас, как подростки.       Зоя выдыхает шумно и раздражённо. Докатились. Ксюша сглатывает смешки.       — Я сама справлюсь, дорогая, а встретимся вечером дома.       — Я заеду за тобой, — поправляет Зоя, и Ксюша соглашается с этим без вопросов.       Вернувшись в министерство, она собирает всех на летучку. В пятницу с кабмина она ничего интересного не принесла, поэтому самое время начать самостоятельную деятельность. Чтобы все прочие министерства на них — на неё — окрысились, потому что она их реально работать заставит. Что-то полезное делать…       В кабинет — не через десять указанных минут, а сразу — Скворцова заходит. Жмётся неловко у входа, папочки какие-то к груди прижимает, но потом на своё место всё же садится. Ксюша гадает, куда делась её самоуверенность, при Тихомирове взращенная. В какой момент Соня обратно в студентку душераздирающую превратилась?..       — Хотела что-то, зайчонок?       Соня дёргается, явно вопроса не ожидавшая, и Ксюша губы кривит: она же не идиотка. Соня себя в руки всё же берёт, приосанивается даже и спрашивает:       — Ксения Борисовна, а… у вас же какой-то глобальный план есть?.. Ну, у вас с Зоей Викторовной…       Ксюше почти смешно с того, как ломается Зоино имя на Сониных губах.       — Ага, — она выдыхает пар. — На повестке у нас образовательная реформа: нахуй эту тестовую систему, идиотизм сплошной, и худо-бедно надо методички обновлять и всю эту ересь по типу ОДКНР из школ убирать, а то, блять, молитвами Илюши в деревню восемнадцатого века вернёмся. Потом с деньгами надо разобраться, американцев нагнуть — за счёт Беларуси вообще шикарно будет, и просветительской деятельностью во всех сферах заняться…       Это она уже размечталась… А Соня глаза округляет:       — Какой деятельностью?       — Ну не тупи, Скворцова! У нас народ по какому принципу живёт? «Меньше знаешь, крепче спишь» и слушаешься дяденек из телевизора, которые вместо тебя всё знают и вместо тебя же живут. Осознанность и национальное самосознание воспитывать будем. А то не видать мне спокойной старости…       Она на кресле откидывается и джулом затягивается, представляя себя, всё же, в шезлонге на морском бережку под яркими солнечными лучами, а рядом — Зоя. Улыбка сама собой на лицо наползает, и Ксюша её не стесняется.       Может, она всё-таки заслужила этот небольшой кусочек счастья? Раз уж остров утонул…       Только это не кусочек, на самом деле, а что-то охуеть, какое огромное и всеобъемлющее.       Но ни мысль додумать, ни разговор с Соней закончить — судя по её глазам он не закончен был — ей не дают, остальные наполняют кабинет, бабы перешёптываются опять, на неё красноречивые взгляды кидая… Ксюша к столу подтягивается, думая, что запульнуть в них чем-то надо, чтобы лишнее из голов выбить. Но они пока не вслух — не при ней — пусть живут.       — Так, расклад такой…

***

      Во вторник Зоя едет вместе с ней в МПП — показательно сумку с ноутом и рабочими бумагами держа. Она её вчера домой притаранила молча, и Ксюша спрашивать не стала, но теперь посмеивается, глядя, как Зоя сидит рядом и своими делами занимается, звонит кому-то, ругается, документы правит…       — Не проще ли было бы это в своём кабинете делать? — спрашивает Ксюша, когда Зоя порывается Ингу чем-то напрячь, но тут же вспоминает, что та понятия не имеет, о чём речь пойдёт.       Инга, чай принесшая, руки подняла с выражением лица «совсем ахуели тут» и про встречу с замом минобразования напомнила, показательно лично к Ксюше обратившись.       Зоя головой качает, от ноута не отрываясь:       — Там меня всякие пидарасы знают, где найти… У тебя есть таблетка от головы?       Ксюша понятия не имеет, но кивает и встаёт, к Зое со спины подходя. Волосы ладонями приглаживает, в макушку целует — и кожу головы подушечками пальцев массирует. Зарывается в волосы, давит круговыми движениями, интуитивно понимая, где боль от напряжения и усталости концентрируется. Виски, теменные бугры, затылок, шею большими пальцами разминает, отчего Зоя вздыхает шумно; и сверху пятернёй накрывает на стыке лобной и теменной кости…       А у самой за рёбрами щекочет и колет — и Ксюша дышит глубоко, давление от этой щемящей нежности выровнять пытаясь.       — Гос-споди… — тихо стонет Зоя, пригибаясь к столешнице под Ксюшиными руками. — Аж в глазах всё плывёт.       — Щас лужицей растечёшься, а кто работать будет?..       — Я только таблетку попросила…       Ксюша Зою обнимает, склонившись, щекой к щеке прижимается, целует в уголок губ — а Зоя в улыбке расплывается.       — Это же лучше, чем таблетка?       — Намного лучше. А тебе заняться нечем?       Ксюша распрямляется — и Зоя за ней тянется, так умилительно, но Ксюша уходить не собирается — продолжает её голову массировать — нежнее, чтобы не отвлекать.       — Постигаю прелесть делегирования обязанностей. Надеюсь.       — Неужели?       Ксюша только угукает на тяжёлом выдохе. Не то чтобы она сейчас себя насильно от какой-то работы удерживает — ей не к спеху, пока бабы всё не обработают, пока Скворцова не подкорректирует, да и встреча ещё эта… Но всё равно непривычно, что за каждую мелочь теперь другие ответственны — а она выше всех, указания и пиздюли раздаёт, а не делает всё сама, даже время на объяснения «как правильно» не тратя.       — Кстати, как думаешь, мне позволят Плотникова из его будки к себе забрать?       — Нахрен этот глист тебе сдался?       — Фриков не хватает, — Зоя прыскает; Ксюша языком по кромке зубов проводит. — Нет, ну серьёзно, он, по крайней мере, свой.       — Да мне не жалко, Ксюш. Хоть завтра перевод оформим. Куда ты его пхнёшь только? На место попа вашего?       — Сиди ты… — но Ксюша задумывается. Мысль дельная — от Илюши избавиться, но куда его?.. И не вернётся ли опять, только ещё хуже? У Ксюши живот сводит, когда она вспоминает, как он про танки говорил — вот кто свою игру ведёт, дурачком притворяясь… — Пока главой аналитического отдела будет, а там посмотрим.       — Как скажешь, солнце.       Ксюше кажется, что сердце с ритма сбивается — и она замирает. Зоин голос в голове звенит, отзвуками расходится, эхом. У неё это так легко с губ сорвалось, хотя раньше — ничего подобного посреди обыденности. Ксюша никогда бы не подумала, что будет на это, как девчонка, реагировать — каждое «первое» замечать и в памяти запечатлевать.       Она снова склоняется, долгий поцелуй на Зоиных губах оставляя, и та с такой нежностью отвечает, что Ксюша знает — и для неё это не случайно было, не мимоходом.       — Зой, — тянет, и та в губы мычит: говори. — Мы вместе.       Она отстраняется чуть — так, чтобы в глаза Зое посмотреть. Ловит её взгляд встревоженный, треснутый — и из трещин признательность сочится и трепет. Зоя кивает едва, подтверждая, и Ксюша снова её целует.       Они вместе.