Похоронный Блюз

Эммрик попросил зайти, как будет время. Скрепив печатью конверт с письмом, адресованным Повелителям Фортуны, Эллора направилась к некроманту. Могла ли она представить еще недавно, что на ее тонком пальце будет красоваться массивный перстень-печатка гномьей работы? Вероятно, появились новые сведения о Хезенкосс. Внизу некроманта не оказалось, так что по винтовой лестнице она поднялась к основному массиву книг и балкончику с астролябией. Эммрик как-то подозрительно игриво поприветствовал ее. Облокотившись о старую, Создатель знает откуда взявшуюся тумбу, он держал на ладони череп, как какой-нибудь актер в орлесианском театре. После привычных и не менее приятных слуху философствований о природе Тени мужчина вдруг перешел к комплиментам, а потом и вовсе дал понять Эллоре, что уловил ее интерес. Она растерялась, как девчонка. Такого разговора и боялась, такого разговора и ждала. Была ли готова? Конечно, нет. После оды ее бесстрашию — струсить в признании своих чувств? Возможно ли? Эллора ответила что-то не очень вразумительное, но и отступать не стала, комплименты сделали свое дело, вселив в нее толику уверенности. Эммрик, должно быть, считав напряжение то ли по растерянным хлопкам ресниц, то ли по рукам, вдруг стиснутым в замок, предложил вместе прикоснуться к Тени. Это было волшебно, но еще более волшебным девушке показалось соприкосновение их ладоней, краткое, всего на мгновение. Закрыв глаза, она открыла их уже в другом мире. В том мире, который всегда доступен Эммрику, в мире, состоящем из отзвуков вечности, осколков величайшего витража мироздания, разбитого Завесой. Их разговор окончился на странной ноте. Некромант спросил о том, насколько серьезно ее внимание к его персоне, и девушке хватило духу на подтверждение. Однако, их прервал Манфред. Эллора совершенно не так представляла себе признание в любви. Хотя, может, это было и не оно… Она не знала, как вести себя с мужчинами. Знала, как с ними драться, как спорить, но флирт оказывался за пределами ее компетенций. Застав Беллару за письмом, Рук не удивилась. Творец в одном — творец во всем. Ей бы поучиться у Варрика, вот уж кто умел владеть пером. На Севере его мало кто знал в этом качестве, но у себя на родине мастер Тетрас слыл настоящей знаменитостью. Эллора любила читать, но навыки сочинительства у нее были посредственные. Максимум — ведение дневников, и то она уже давным-давно забросила. Может, именно Беллара станет летописцем их приключения, раз уж Варрик отстранился от своего любимого дела? Эльфийку интересовали такие вопросы, как мотивация героя. И почему-то ей понадобился непременно взгляд Рук. Какая уж тут мотивация, если в голове засел бог и требует доделать за него непростую работу по спасению мира? Ей бы спросить лучше… А кого лучше спросить? Этель Кусланд, если еще жива, путешествует Создатель знает где в поисках лекарства, Мариан Хоук либо поглощена Кошмаром, либо поглощена борьбой с ним и с другими духами в месте, из которого возвращаются только такие, как эванурисы, всесильные, порочные маги крови, способные манипулировать созданиями Тени. Эмалиен Лавеллан защищает земли Юга от бесчисленных полчищ порождений тьмы, уже поглотивших многие города, кроме того, как показалось Рук при встрече, ее мысли витали где-то вдали. Леди Инквизитор возвращалась к своей роли по привычке, из чувства долга, и отлично исполняла ее, едва ли задумываясь теперь о личной мотивации. «Если из героев осталась только я, то Тедас определенно обречен», — подумала Эллора, но вслух сказала: — Больше некому, — слабая улыбка тронула ее губы. — Череда событий, казавшихся мне откровенными неудачами — и вот, я здесь. Наверное, если я веду кого-то вперед, то делаю это, потому что кто-то позволяет мне вести себя. Мне помогает чужая вера, а если ее нет, то, делая что-то этакое, я просто чувствую, что поступаю правильно... Ну, знаешь, этот голос совести в голове… — Голос, имя которому Фен’Харел? — хихикнула Беллара. Рук недовольно фыркнула: можно подумать, до заварушки с Соласом у нее отсутствовала совесть или чувство долга. Солас, при всем уважении к нему, занимался своими скучными эльфийскими делами, когда дозорная Ингельвар вдруг решила, что может вершить судьбы, что решение, принятое ей одной — единственно верное. Гордыня ослепила ее, но, кто знает, может, иногда и порок можно обратить во благо. Ее совесть была чиста, а долг исполнен, по крайней мере, так казалось до того, как пришлось столкнуться с ответственностью за свою вольность. И почему бездействующие вечно судят деятельных? Предательство авторитетов привело к тому, что сомнения разрослись глубоко в ее сердце, сомнения, семена которых были посеяны еще в далеком детстве. Если ты стоишь против всех, значит ли это, что ты не прав? Не пора ли избавиться от слабостей окончательно? Мысли, только что казавшиеся ей такими логичными, вдруг напугали эльфийку. Такое Белларе точно знать не стоило. — Помимо него, у меня есть немного своих мозгов, — пожала плечами девушка, — но, если уж ты об этом заговорила, я не могу сказать, что общение с Соласом меня ничему не учит. Ты ведь гоняешься за ответами Архива, бездушного хранилища знаний, а я имею прямой доступ к источнику тысячелетней мудрости. Поверь, ни на секунду я не забываю, что он бог обмана, но, пока мы связаны общей целью, он вынужден наставлять меня на этом пути. А что, в конце концов, ему остается? Я заняла его законное место. Беллара, не отрывая любопытного взгляда от командира, сделала в своих тетрадях несколько пометок. Хотелось бы знать, что она извлекла из этой реплики. «Она извлекла из этой реплики тщеславие, — ответила Рук про себя. — Тщеславие, которое было тебе чуждо, то самое, на которое, как рыбу на крючок, ловит алчущих власти Эльгарнан». — Волк обманщик, которым пугают детей. Интересно, умеет ли он превращаться в волка? Помнишь сказки?.. — начала тараторить эльфийка-историк, но Эллора ее прервала: — Нет, Беллара, не помню. Я никогда не видела своих родителей и свой клан. Может, и к лучшему. Не приходится терзаться нелепыми мыслями о сопричастности. О какой сопричастности, впрочем, речь, когда эльфы многие поколения жили в полнейшем неведении относительно исторической правды. Стали бы они в трезвом уме поклоняться давно сгинувшим малефикарам, обратившим собственный народ в рабство? Вряд ли. — О! Прости! — воскликнула эльфийка и, как ни в чем не бывало, продолжила. — Итак, конечно, сейчас мы знаем, что Солас освобождал элвен от тирании эванурисов, но не может же быть прозвища, легенды, возникшей из ниоткуда. Иначе в нее бы никто не поверил. К чему я это… Да, прошу, будь осторожнее с ним. — Не беспокойся, я понимаю риски, но часто у нас просто нет времени, чтобы взвешивать, перепроверять. Приходится слепо полагаться на его слова. У тебя остались еще какие-то вопросы? — Один, но… Если честно, я даже не знаю… Немного неловко спрашивать о таком… Допустим, ты — героиня моей книги. Ты умная, находчивая… И ты так страшно занята спасением мира! Нашлось ли бы у тебя время, скажем, на… любовь? Каким был твой избранник? Эллора рассмеялась попытке Беллары укрыть за абстракцией вполне конкретный личный вопрос. Она решила ответить честно: — Допустим, он опытный чародей, — Рук прервалась, завидев, как девушка судорожно схватилась за перо. — Беллара, ты что, собираешься это записать? — Как иначе, я ведь могу и забыть. В самом деле могла. Держа в голове схемы сложнейших устройств, сконструированных древними эльфами, Беллара поразительным образом ухитрялась запамятовать, завтракала ли она сегодня и куда положила свою расческу. Что ж, отчего бы и не пооткровенничать, тем более, под благородным предлогом помощи юному сочинителю. Надо будет и Варрику рассказать, вдруг он, оклемавшись, захочет изложить их приключение на бумаге. Зная, правда, манеру изложения мастера Тетраса, можно было не надеяться на достоверность. Беллара же — темная лошадка. — А… Так вот, он опытный чародей, невероятно талантливый и эрудированный. У него добрая душа и широкие взгляды. Кроме того, он безнадежный романтик, — Эллора, не скромничая, добавляла больше мазков к портрету. — Мне тоже понравился бы такой мужчина! А как бы он выглядел? — Безупречно. Так, будто только что вернулся с аудиенции у императрицы Орлея. Высокий, гибкий, словно вольная галла. Глаза печальные, а улыбка мягкая, как луч солнца в туманное утро. Он — трагический герой, его тяготит какая-то тайна, но героиня не страшится, а жаждет разделить с ним заботы. — Как поэтично ты говоришь! Спасибо-спасибо, теперь я лучше понимаю, что делать с рукописью, — Беллара, подскочив со своего места, заключила Рук в крепкие удушающие объятия. «Ну вот, опять. А я ее даже поколотить не могу», — подумала эльфийка с грустью, дорожа, как и раньше, своими личными границами. Но пресекать искренний порыв замечанием не хотелось. — Интересно, как у них все обернется в твоей книге, — задумчиво сказала Эллора, покидая комнату Беллары, обращаясь то ли к ней, то ли к себе. А в жизни оборачивалось все интересным образом. Когда Эммрик, не скупясь на лестные слова, вновь пригласил ее на прогулку по Садам Памяти, Эллора без стука влетела в кабинет детектива Галлус. — Нэв, ты всегда так великолепно выглядишь… — выдавила из себя девушка, пытаясь отдышаться. — Полегче, Рук, иначе я решу, что ты прибежала сюда, чтобы предложить мне свою руку и сердце, — хохотнула чародейка, откладывая в сторону бумаги. — Нет, что ты… — не сразу осознав шутку, округлила глаза эльфийка. — Тогда ты хочешь просить об услуге. Незаурядно. Обычно мне говорят что-то вроде «Нэв, ты ведь такая умная» или «Нэв, ты ведь детектив», но приятно узнать, что и мои красивые глаза не остаются без внимания. Эллора цокнула языком, она не слишком любила ироничные выпады в свой адрес. — Не могла ли бы ты помочь мне с макияжем? У меня совсем ничего нет, да я и не умею… — Ка-ак неожиданно. Конечно, я помогу, Рук, это дело пары минут, хотя я не уверена, что твоему личику требуется стороннее вмешательство. Ты свежа, как те цветы, что появляются первыми из-под снега. А что за повод? — Никакого повода, — неуверенно откликнулась девушка. — Правда? А то я только что видела, как наш профессор вместе с Манфредом возвращался из столовой, прихватив с собой нескромный запас провианта. Будто бы собирается в поход. Тебе об этом, конечно, ничего не известно? — Нэв. Я спешу, не ехидничай. С помадой на губах и подведенными глазами Рук чувствовала себя более уверенно. Ее обычно бесцветное лицо обогатилось оттенками. С запозданием Эллора подумала о том, что смешно будет, если Эммрик позвал ее, чтобы уладить какие-нибудь дела Дозора. Вот Мирна-то удивится. Эльфийка явно преувеличивала изменения в своей внешности, заметные только тем, кто видел ее каждый день. Начало разговора на месте не задалось. Эммрик сделал совершенно неожиданное признание. Он, мол, готовится к тому, чтобы стать личем. Бессмертным, без плоти и без крови. Легендарным хранителем Некрополя. Если бы не глупые чувства, Эллора бы, наверное, ликовала от счастья, что ее коллега удостоился такой великой чести. Но сердце предательски подступило к горлу громыхающим комом. Она, превозмогая себя, выдавила улыбку и слова понимания. Как тонущий, всплывая на поверхность, жадно вбирает воздух, так и она всю прогулку не отводила взгляда от Эммрика, стараясь запомнить его таким, какой он есть сейчас: все тонкие морщинки на лице, все заклепки на плаще, каждую родинку, доступную глазу. Его профиль, острый и благородный, его мягкий бархатистый голос… То, что она потеряет. То, что заберет Дозор, оставив в лучшем случае урну с органами. Хотелось плакать навзрыд. И все же девушка взяла себя в руки, дав мысленно обещание: дорожить каждой отведенной им минутой, ведь теперь не только возможная смерть, но и долг, нет, давняя мечта профессора стояла между ними. Кто она такая, чтобы мешать? Но и он тоже был как будто бы печален. Кому-то показалось бы странным то, что Эммрик привел ее к месту захоронения родителей, а она без лишних вопросов представилась, обращаясь к безмолвному камню. Но для нее это было так естественно, так трогательно. Близость возможной разлуки подстегнула Эллору. Они поняли друг друга почти без слов. Его касания оказались еще более нежными, чем ей представлялось. Дрожа и тая в столь желанных объятиях, Эллора вдыхала запах лаванды, окутывающий мужчину. Здесь Завеса, такая тонкая, позволяла соприкасаться не только телам, но и магии. Воздух, прохладный от дыхания смерти, опьянял, толкая ее дальше, к губам старшего некроманта. Огоньки кружились вокруг, словно в причудливом танце. Они сидели на скамье, держась за руки, совсем как парочка студентов. Было время для слов, а было для молчания. Тишина Сада убаюкивала. Эльфийка положила голову на плечо мужчины. Впервые за долгое время она чувствовала себя на своем месте, счастливой, расслабленной. Глянув на Эммрика, она не удержалась и прыснула, заметив на его лице пятна вишневого цвета. — Простите… Помада… — А, — он инстинктивно коснулся пальцами своих губ и улыбнулся, доставая из кармана носовой платок. — Неужели вы старались ради меня? — Да, мне показалось, так я буду выглядеть более… выразительно, — смущенно улыбнулась Эллора. Обратной стороной платочка он легонько провел по губам девушки, стирая остатки. Удивляясь сказанному, сказал: — Душа моя, ваша красота подобна свету луны. Если бы не недавние события, я сравнил бы вас с юной Гиланнайн, обернувшейся белоснежной галлой. Знали ли вы, что в некоторых долийских кланах детей, родившихся с волосами такого цвета, как у вас, почитали, как избранных богами? Ваш валласлин, не в честь ли нее? — В честь Фалон’Дина, друга мертвых. — В какие причудливые узоры сплетает нити судьба, — выдохнул профессор и указал рукой на виды, окружающие их. — И обратилась к нему сова: «Меня, как и тебя, не пугает тьма ночи»… Может, мне только кажется, но, встречая в Арлатане статуи сов, я чувствую прилив сил. — Доверяйте своему чутью. Если Эльгарнан и Гилланайн влияли на смертных из-за Завесы, возможно, Фалон’Дин способен на то же. — Не думаю, что он жив… Ведь драконы, архидемоны, гарантировали их бессмертие. А мы уничтожили их всех, кроме Лусакана. Но, даже если так, зачем он помогает мне остановить своего отца и сестру? Ведь тогда двери тюрьмы закроются навеки. — Кто знает, может быть, и эванурисам не чуждо раскаяние.