Жажда

Тотомару стоял на краю переулка, его сердце колотилось в груди, а разум был затуманен жаждой. Проклятие, которое обрушилось на него, было невыносимым бременем. Когда-то он был обычным человеком, но в ту роковую ночь, когда он спас свою сестру от нападения, он сам стал жертвой. Вампир, который напал на него, оставил не только физические раны, но и метку, которая изменила его навсегда. Теперь он был обречен на вечное существование в тени, жаждущий крови, но с душой, которая все еще стремилась к свету. Согласно древнему преданию, Тотомару мог избавиться от своего проклятия, если кто-то примет его таким, какой он есть. Человек, который полюбит его, несмотря на его вампирскую природу, сможет освободить его от этой тьмы. Но пока он оставался один, его жажда становилась все более невыносимой. Когда он увидел Рона, парень был совершенно незнакомым, но в его глазах Тотомару увидел что-то, что заставило его сердце забиться быстрее. Это было нечто большее, чем просто жажда крови — это было желание быть понятым, быть принятым. Внезапно он почувствовал, как его инстинкты берут верх. Он не мог сопротивляться. Тотомару бросился вперед, его движения были быстрыми и точными. Он схватил Рона, прижав его к асфальту.Тото почувствовал как кусает парня в область шеи и как его кровь попадает в его тело. Он не хотел этого, но жажда была слишком сильной. Тотомару отшатнулся от Рона, словно от огня. Горячая, чужая кровь на языке не утоляла его муку, а лишь подпитывала стыд. Он видел в глазах парня – смесь ужаса и, как ему показалось, едва уловимое любопытство, которое резануло больнее, чем любой клинок. Он не хотел, чтобы его воспринимали как чудовище, но именно чудовищем он и был сейчас, запятнав себя очередным актом насилия. Легкий ветерок переулка играл с воротом его темной рубашки, напоминая о свете, который он когда-то знал. Он коснулся кончиками пальцев следов укуса на своей губе, еще влажных от крови Рона, и его охватило отвращение. Он заслуживал этого, он это знал. Взгляд Тотомару скользнул по странной татуировке на шее Рона, сплетении цифр “96”, словно печать, выжженная на коже. Это было странно, диковинно даже в этом сюрреалистичном мраке, но он не дал этому зацепиться в его разуме. Он должен был уйти. Сейчас. Ноги казались чужими, пока он, словно призрак, отступал назад. Каждое движение было болезненным напоминанием о его проклятой природе. Он не был героем, не был защитником. Он был лишь хищником, терзаемым голодом и одиночеством. Тотомару скользнул в тень, словно растворяясь в ней. Он не мог смотреть в глаза этому парню, не мог видеть отражение своей монструозности. Он двигался бесшумно, с грацией хищника, настигнувшего добычу, но в душе его царил хаос, словно в эпицентре бури. Он не убегал, скорее отступал в себя, в пучину отчаяния и жажды, которая вновь разгоралась в его венах. Ступив в самый темный угол переулка, он обернулся всего на миг. Ро уже исчез, словно его и не было. Только тусклый свет уличных фонарей, не проникающий в глубины переулка, падал на то место, где мгновение назад произошла борьба. Теперь там осталась только пустота и терзающий его ужас. Тотомару, словно тень, исчез из переулка, забирая с собой горечь и стыд. Он оставил за собой только тишину и едва уловимый запах крови. Его проклятие все еще держало его в своих цепях, а надежда на искупление казалась такой же недостижимой, как и утренний свет для тех, кто обречен вечно блуждать в темноте. Он ушел, чтобы снова спрятаться, чтобы снова жаждать, пока новый шанс не вернет ему утраченный свет.