Изумруды и перья

Впервые Даврин задал этот вопрос действительно по делу — ни он, ни Рук прежде не были в Неварре, так что его замешательство насчет маршрута было естественным и вполне объяснимым. Когда уже в поместье Блэкторн он спросил, сколько времени займет расшифровка рун, Рук была ему благодарна — ей и самой хотелось знать, как долго им придется томиться в холодном и неуютном зале заброшенного дома, что, даже покрытый пылью и медленно разваливающийся на куски гранита и мрамора, все еще внушал трепет. Она чувствовала себя до ужаса неуютно среди его разлагающейся роскоши — картин в золотых рамах, что уже начали выцветать, полуразрушенных статуй великих героев и разбитых погребальных урн, расставленных на манер ваз. Увядающее, словно срезанные в жаркий летний день цветы, великолепие — да и только. «К сожалению, я не могу дать точную оценку, — учтиво отозвался Эммрик, склоняясь над витиеватыми переплетениями магических знаков. — Прошу простить мне долгое ожидание». Пожалуй, на неизменно вежливом языке некроманта это могло быть эквивалентом фразы: «Будь добр, помолчи и не лезь мне под руку». Что ж, Рук прекрасно его понимала — от одного вида таинственных узоров, выбитых на гранитных плитах, у нее начинала кружиться голова. Однако Страж не остался доволен полученным ответом. Выждав от силы пару минут, он спросил снова — и тогда благодарность Рук дала трещину, уступая легкому раздражению. В отличие от Даврина, ждать она умела — сказывались изнурительные тренировки Воронов, ведь с молодых ногтей Виаго приучал ее терпеливо караулить цель. Иногда, урока ради, он заставлял ее по многу часов балансировать на одной ноге, а, когда Рук теряла равновесие, в назидание ей сразу же прилетало несколько хлестких ударов плетью. Бывало, Пятый Коготь отводил ее на чердак какого-нибудь заброшенного дома в Тревизо и приказывал оставаться там несколько дней — с одной лишь флягой воды и сухой коркой хлеба. Ни разу не покидая свой пост, девочка должна была следить за малой рыночной площадью, домом по соседству или лавкой неудачливого торговца и делать записи. Занятие было до ужаса нудным и монотонным, а уже через пару часов мышцы во всем теле начинали гудеть от недостатка движений. Но Рук знала, что наказание за непослушание болело бы гораздо сильнее, — и всегда оставалась на положенном месте. «Терпение — благо», — сказал ей Эммрик в тот вечер, когда эльфийка нашла проклятую хризантему. Что ж, об этом она знала не понаслышке — хоть оно и часто покидало ее, когда речь заходила о некроманте, который мог настолько погрузиться в чтение писем, что не замечал изнывающую девушку прямо перед собой. Рук была несказанно признательна Эммрику, который, черпая силы в бездонном колодце своего терпения, из раза в раз отвечал на все те же вопросы — «а когда?», «уже сделал?», «скоро ли?». Неизменно вежливый, он развернуто пытался объяснить, почему процесс занимал так много времени, извинялся за долгое ожидание — это, по мнению Рук, было лишним, ведь мужчина и так делал все и немного больше — и в целом воплощал собой безграничную выдержку. Однако, когда все тот же вопрос снова слетел с губ Стража, даже этому, казалось, самовосстанавливающемуся ресурсу пришел конец. — Долго еще? — с нетерпением выплюнул Даврин, смеряя Руку Славы, что левитировала в воздухе за спиной мага, тяжелым взглядом. Некроматическое искусство явно все еще не приходилось ему по душе. — Я вот-вот корни пущу — и стану самым уродливым деревом в Неварре. Страж, скрестив руки на груди и опершись на колонну, что уже начала крошиться под натиском лет, воплощал собой слово «нетерпение» — каждая мышца в его теле превратилась во взведенную пружину. — И что там возиться? Блестящие буквы, да и только — они не кажутся чем-то очень сложным. Мы точно не можем просто проломить эту проклятую дверь? Дверь, о которой шла речь, отрезала главный холл поместья от спуска в подвал. Снаружи пролет был обрамлен каменной кладкой, на которой изумрудным свечением горели неведомые Рук знаки. Именно они не давали отряду продвинуться вперед — даже когда они уничтожили источники энергии, что, по словам Эммрика, подпитывали магию в этих рунах, замок не желал поддаваться. Даврин и Рук уже обыскали многочисленные комнаты полуразрушенного дома и ничего не нашли — а это значило, что ответы на их вопросы прятались именно в подвале, за закрытой чарами дверью. Рук уже потеряла счет времени, которое они провели, неловко топчась в холодном холле, — однако ноги ее начинали гудеть от напряжения, а это значило, что счет уже шел на часы. Разгадать загадку рун вышло не такой простой задачей, как поначалу могло показаться. «Прочесть их — словно разбираться в чужом, при этом очень неразборчивом, почерке, — пытался объяснить некромант, когда Рук в очередной раз подошла к нему, чтобы проверить, все ли с мужчиной в порядке. — И, вдобавок ко всему, представь, что буквы в словах постоянно меняются местами, стоит тебе отвести взгляд. Не самое простое занятие, даже для опытного мага». Он снова попытался извиниться за промедление, но Рук прервала мужчину. Нет, она даже злиться на столь долгую задержку по-настоящему не могла — ведь в награду за ожидание перед ней раскинулся прелестный вид. Создатель, как же Рук любила наблюдать за Эммриком за работой! Он казался настоящим произведением искусства — чуть нахмуренные в сосредоточении брови, выбившийся из идеальной прически серебристый локон, спадающий на высокий лоб, изящные пальцы дирижера невидимого оркестра, то и дело прикасающиеся к светящимся письменам. Будь Рук скульптором, она бы совершенно точно попыталась бы запечатлеть мужчину в мраморе — его тонкие черты лица, изгиб чувственных губ и легкий наклон головы набок. Она бы била долотом по камню, пока не высвободила бы из него этот совершенный образ, но даже тогда, как казалось девушке, это оказалось бы бледной копией на фоне оригинала. И вот эта идеальная картина, совершенная геометрия его лица вдруг была нарушена — в тот момент, когда вопрос Даврина сорвался с его уст, мужчина нахмурился. — Мой дорогой юный друг, — подал голос Эммрик, отрываясь от рун. — Я и забыл, что вы в перерыве между тренировками в Вейсхаупте получили научную степень. С радостью приму любую помощь в этом вопросе — как вы считаете, тут будет более уместен классический или трансэкзистенциальный подход к чтению рун? Рук прыснула. Даврин, сконфузившись, густо покраснел. — Я не это имел в виду, — невнятно пробормотал он, и губы девушки растянулись в улыбке. Пожалуй, это даже скрашивало ожидание — представление, открывшееся перед ней, было превосходным. — Не торопись, — сказала она, подойдя к склонившемуся над письменами некроманту. Девичья ладонь легла на мужское плечо — это было верхом интимности, которую она могла показать при других, но и ее было достаточно, чтобы Эммрик почувствовал ее близость. — У нас достаточно времени. Подушечки пальцев чуть смяли ткань его мантии — так Рук говорила «я рядом», — и уголки губ мужчины чуть приподнялись в нежной полуулыбке. Рука некроманта всего на миг накрыла ее — и девушка знала, что так Эммрик сказал ей «спасибо». — Я отвлеку его на себя, — подмигнула мужчине Рук, кивая в сторону Стража. — Так ты сможешь поработать в тишине. — Я буду очень благодарен, — кивнул некромант. Она сделала вполне прозрачный намек Даврину, жестом указав на северное крыло — туда, где за массивной аркой прятался вход в библиотеку. — Не против немного размять ноги? — ухмыльнулась Рук, наблюдая за тем, как к Стражу медленно начинало приходить осознание, что от него пытаются избавиться. Сопротивляться он не стал и послушно зашагал за эльфийкой. Та обладала легкой, словно перышко, походкой — девушка словно порхала над каменным полом, не касаясь подошвой сапог серых плит, в то время как тяжелая броня Стража сопровождала каждый его шаг клацаньем, что эхом разносилось по поместью. Если кто-то в нем обитал, то он совершенно точно знал об их появлении и имел предостаточно времени подготовиться к визиту. Даже заброшенное, поместье производило неизгладимое впечатление — в нем чувствовался размах. Что-то подобное Рук ощущала, прогуливаясь по улочкам Неварры. Среди широких дорог и проспектов она казалась самой себе мелкой, ничего не значащей сошкой. Так и тут — под высокими потолками и меж величественных колонн, вырезанных в форме костлявых фигур, от которых по спине пробегали мурашки, — девушка не могла не осознавать собственную ущербность. Когда-то тут проходили роскошные приемы, по коридорам прогуливались разодетые в шелка и золото дамы, а лощеные кавалеры вели их под руки и шептали на ухо комплименты. Эммрик тоже мог бы с легкостью найти себя в их в рядах — Рук без труда могла вообразить его тут, в парадных мантиях Дозора. Он бы вежливо улыбался, перекидываясь с гостями комментариями относительно вечера, радушия хозяев дома или некроматического искусства, а девушка — в этой версии их реальности — могла бы лишь затесаться среди безликой толпы слуг и наполняла бы кубки вином, подносила блюда, наслаждаясь проблесками великолепия, что было бы ей разрешено увидеть. — Как много тут всего, — присвистнул Даврин, взглядом окидывая бесконечные полки библиотеки. Покидая поместье, хозяева оставили много вещей, в том числе и книг — и их бесчисленные ряды живыми трупами, разъедаемые сыростью, временем и пылью, гнездились в высоких шкафах. — Даже что-то на эльфийском имеется. Рук подошла ближе, приглядываясь к корешкам с позолоченными названиями. — История долийских кланов? Жизнеописание эванурисов? — пробежалась она по знакомым завиткам родного алфавита. — Интересный выбор для библиотеки неваррской знати. — Я думал, ты не знаешь нашего языка, — чуть удивленно спросил Страж. — Ты же выросла в городе. — Моя мать была долийкой, — девушка придала голосу равнодушное выражение. — Она пыталась учить меня основам: языку, нашим преданиями и религии. А потом, уже среди учеников Воронов, тоже было много эльфов — они не дали мне эти основы забыть. Так что я вполне сносно читаю и могу что-то сказать, если очень буду стараться. Говоря об этом, Рук испытывала что-то сродни грусти. Глупо, конечно, — как можно было скучать по чему-то, что никогда не принадлежало ей? И все же девушка чувствовала себя ограбленной — судьба лишила ее дома, собственного народа. Она думала и говорила на чужом для себя языке. Проклятия, что срывались с ее языка, были на всеобщем, признания, слетевшие с губ в порыве страсти, — тоже. В этом была какая-то чудовищная несправедливость, злая насмешка — быть эльфом значило навсегда оставаться чужеземцем, где бы ты ни был. Все естество Рук почему-то протестовало этой чудовищной несправедливости. Уже давно она решила, что в тот момент, когда девушка впервые в жизни признается в любви — а сердце ее чувствовало, что момент этот был уже непозволительно близко — она сделает это на эльфийском. «Ar lath ma», — так прозвучит ее признание. И Рук оставалось лишь малодушно надеяться, что эти слова будут поняты. — Ты никогда не рассказывала о ней. — Потому что моя мать мертва, — сухо произнесла Рук будничным тоном — так сообщают о том, что в доме закончились свечи или просят передать соль за обедом. — Я сожалею, — эльф в ободряющем жесте коснулся ее плеча, однако проявление заботы вызвало у Рук лишь легкое раздражение. Она не хотела скорбеть, не хотела вспоминать жалкую жизнь, что провела в нищете, грязи и нескончаемом потоке унижений. Где-то в глубине души — хоть Рук никогда в этом и не призналась бы Пятому Когтю — она была даже благодарна Виаго. Да, он продал ее душу, сделал из податливой глины, что случайно оказалась у него в руках, смертоносное оружие для хладнокровных убийств, однако он все же вырвал ее из клетки, в которой тогда еще совсем ребенку было суждено прожить всю жизнь. Нет, он не даровал ей свободу — однако это было чем-то хотя бы отдаленно ее напоминающим. — Не стоит, Даврин. Это было давно — я практически не помню ее. Ложь. Она и сейчас, закрывая глаза, могла с легкостью восстановить в памяти образ этой женщины — худая и хрупкая, с копной светлых волос, что были намного более теплого оттенка, чем локоны самой Рук, и напоминали колосья пшеницы. На ее лице темными линиями расплывался валласлин, посвященный Митал, — и теперь Рук видела в этом злую шутку судьбы. Покровительница справедливости и материнства — именно ее татуировка виднелась на лице матери. Женщины, которая даже не посмела дать своему ребенку имя, — ведь это запретил ее хозяин. Женщина, что позволила себе родить дитя в грязи и мраке убогого барака, где они жили, и не сделала ничего, чтобы хотя бы попытаться исправить свое положение. Наверное, ее отец тоже был рабом — уж точно не человеком, если судить по заостренным ушам самой Рук. Девушка ничего не знала о нем, а мать, пока была жива, так и не решилась ничего рассказать. «Он был очень отважным, — только и сказала она, когда девочка в первый — и последний — раз спросила ее о нем. — И умер, как герой». Рук не могла еще представить себя матерью — пока не могла, — но даже сейчас она с отчетливой ясностью понимала, что никогда бы не смогла так поступить с собственным дитя. Только не с плотью от своей плоти. Отказать ему в чем-то столь простом, как имя, привести его в этот мир лишь для того, чтобы навечно заковать в кандалы, — разве это можно было назвать чистой родительской любовью? «А еще моя мать была трусливой и слабой. Не стоит по ней скорбеть», — хотелось бы добавить Рук, однако девушка вовремя прикусила язык. Такие откровения явно не предназначались для ушей Стража. Эту сторону ее жизни не знал еще даже Эммрик — мужчина был слишком тактичен, чтобы задавать болезненные вопросы, а Рук этим беззастенчиво пользовалась, окутывая свое прошлое таинственной вуалью. Она даже не была уверена, что некромант действительно понимал, кем она была когда-то. «Это свободная земля, в Неварре нет рабов», — сказал Эммрик при их первой встрече. Догадывался ли мужчина о том, что значило уродливое клеймо на ее предплечье? А если и так, то что думал по этому поводу? Испытывал ли отвращение? Или, может, жалел? Пожалуй, ее лицо было слишком красноречивым. Даврин прочистил горло, нарушая неловкую паузу, и вдруг чрезвычайно заинтересовался содержимым других полок — кажется, там стояли географические атласы, перемешанные с историческими романами. — Эммрик был бы в ярости, — хмыкнул Страж, указывая на том «Орлей и его окрестности» в кожаном переплете, мирно соседствующий с чем-то, очень напоминающим коллекционное издание «Распутной вдовы». Рук улыбнулась. Некромант действительно был более чем щепетилен в вопросах, касающихся его библиотеки. Книги на полках он расставлял не только согласно тематике, но и по алфавиту и годам издания. Одна мысль о том, чтобы вот так вот проводить часы — сортируя старые тома и находя для них идеальное место, — навевала на нее ужасную скуку, однако Эммрик находил это занятие медитативным. Вдруг послышался грохот — на секунду Рук показалось, что основание поместья пошатнулось. — Даврин, Рук? — послышался голос мужчины. Он звучал спокойно и даже чуть довольно. Это позволило Рук, уже готовой броситься в бой — непонятно, правда, с чем именно, — чуть расслабиться. — Я закончил. — Ну наконец-то! — вполголоса прошептал Страж, закатывая глаза. — Еще немного, и я сам бы начал покрываться пылью. — Эй, — то ли полушутливо, то ли грозно одернула его девушка. — Будь повежливее, мы не в казарме. От этих слов глаза эльфа закатились еще сильнее. Выглядел Даврин до того комично, что у де Рива мимовольно вырвался смешок. Нет, к нему определенно нельзя было относиться серьезно. Смех Рук эхом отразился и в самом Страже. Хмыкнув, он подмигнул девушке, призывая не держать обиду, — ни от кого в отряде не укрылось, каким нежным и придирчивым к словам становился их лидер, стоило разговору хоть косвенно затронуть некроманта. — Идем, — примирительно сказал Даврин, решительно шагая обратно в зал. — Пора наконец узнать, что скрывается за всеми этими рунами.

***

То, где они очутились, меньше всего напоминало поместье, которое отряд успел исследовать вдоль и поперек. Это скорее походило на руины древней усыпальницы или мавзолея — перед взором Рук раскинулся огромный зал с тянущейся за ним сетью коридоров, перетекающих все в новые залы. Потолки были столь высоки, что, даже закинув голову кверху, девушка была не в состоянии их разглядеть. «А есть ли они вообще?» — спросила саму себя Рук, разглядывая обстановку вокруг. Несмотря на поражающий масштаб, подвал — или то, что теперь было на его месте — пребывал в запустении, как и весь остальной дом. Вокруг бушевала разруха и серость, колонны крошились под гнетом времени, под ногами хрустел щебень. — Это не похоже на подвал, — озвучил Даврин то, о чем думала Рук, присвистывая. — Где мы? — В Тени, — отозвался Эммрик. — Мощный всплеск магии изменил это место, нарушил его пропорции — поэтому все здесь выглядит столь непривычно. Только сейчас Рук поняла, что запах сырости, преследовавший ее все время, исчез. Воздух перестал быть спертым и удушающим — теперь он казался густым и наэлектризованным. — Не нравится мне тут, — хмыкнула девушка, стараясь избавиться от ощущения чьего-то колючего взгляда. — Давайте поскорее покончим с тем, кто засел здесь, и будем выбираться. Даврин кивнул, вынимая меч из ножен. — Как никогда с тобой согласен, Рук. И они выдвинулись в путь. Спускаясь все глубже и глубже в недра изнанки поместья Блэкторн, Рук чувствовала, как воздух становился все холоднее и еще гуще, заставляя каждое движение преодолевать сопротивление невидимой материи — создавалось впечатление, что они пересекали брод реки, стоя по пояс в ледяной воде. — Мы здесь не одни, — вдруг бросил Эммрик, заставляя отряд остановиться. — Я чувствую странные изменения в колебаниях Тени. Маг чуть нахмурился, будто прислушиваясь к чему-то, что оставалось недостижимым для Даврина и Рук. — Это место переполнено озлобленными и извращенными духами, — с грустью продолжил он. — Какая немыслимая жестокость! При всем желании Рук не могла разделить его скорби. Для нее «место, переполненное озлобленными духами» значило лишь то, что им предстоит с боем прорываться сквозь ряды демонов. Кивком головы девушка подала Даврину сигнал быть наготове, и они продолжили спуск. Сопротивление не заставило себя долго ждать. Пройдя еще немного, они столкнулись с первым обитателем Тени — слабым и не особо свирепым демоном гнева. Расправиться с ним не составило труда, однако дальше — за бесконечной вереницей лестничных пролетов, коридоров и комнат — прятались все новые и новые враги. Пробиваясь сквозь волны мелких демонов, привлекаемых вспышками необузданной магии, что, по словам Эммрика, буквально озаряли все здесь, они все заметно выбились из сил. Даже Даврин — сама гора стальных мышц — то и дело разминал руки. На темной коже его ладоней проступили кровавые мозоли, и каждый новый взмах меча давался ему труднее предыдущего. Усталость одолевала и саму Рук. Уже несколько раз ее метательные ножи проходили далеко от цели, а несколько особо коварных ударов чуть не отправили девушку в отключку — спасением послужил Даврин, вовремя принявший их на свой щит. Разумеется, это было чистой удачей — в следующий раз Стража могло попросту не оказаться рядом, и девушка понимала, что надолго их сил не хватит. Однако хуже всего приходилось Эммрику. Несколько раз его магия, резонируя с Тенью, выходила из-под контроля. Однажды это пришлось как нельзя кстати — не вовремя сорвавшийся с пальцев заряд маны угодил прямо в неожиданно выскочившего перед Рук демона, однако во второй раз счастливого совпадения не произошло — и он чуть не снес Даврину голову. От неминуемого столкновения их спас сам Эммрик, вовремя сложивший пальцы в странном жесте, — сгусток энергии, уже сорвавшийся с его руки, вновь впитался в его тело сквозь кожу, словно вода в сухую землю. — Прошу прощения, этого не повторится впредь, — сказал вдруг побледневший мужчина. — Магия здесь крайне нестабильна, и будь я чуть помоложе, то вообще бы не осмелился творить в этом месте никакие чары. Для Даврина, чуть не лишившегося головы, это было слабым утешением, однако он проглотил обиду, сквозь зубы пробормотав что-то про «проклятых магов» и их «опасные проделки». Последующие полчаса некромант рассыпался в извинениях, одно красноречивее другого, пока Страж, наконец, не сдался и не успокоил мужчину, сказав, что не держит зла. — Эммрик! — окликнула его Рук, когда после очередной волны демонов ноги мужчины подкосились, а он, в попытке удержать равновесие, схватился за колонну. — Ты в порядке? Вопрос был глупым. Эммрик, разумеется, совсем не в порядке — это было заметно по обескровленным губам, сжатым в узкую линию, и чуть сузившимся глазам. — Это место, — он взмахом кисти описал окружность. — Оно просто ужасно, Рук! Я чувствую страдания духов — кто-то просто выпивает их досуха, уничтожает их сущность! Его речь стала сбивчивой, а дыхание немного прерывистым, как будто он мог ощутить их боль в собственном теле. — Кто бы то ни был, мы его остановим, — пообещала Рук. — Но для этого нам нужно идти. Ты сможешь? Эммрик устало кивнул. — Конечно, душа моя, конечно. И они действительно шли дальше, прорубая путь силой магии, стального меча и кинжалов. В какой-то момент Рук начало казаться, что волнам демонов — или духов, как любил поправлять ее Эммрик, — не будет конца. Лязг оружия, яркие вспышки, разъяренный рев — все это смешалось в единую вереницу образов, цветов и звуков, отдающихся в голове раскаленным железом головной боли. Ее запястья болели, ноги, затекшие и гудящие при каждом движение, перестали слушаться, становясь все менее ловкими и проворными. «Меня надолго не хватит», — мрачно осознала Рук, рваным движением отправляя кинжал в полет. Тот, к большому ее удивлению, достиг цели, несмотря на не самый блистательный бросок. Снова счастливое совпадение, снова везение — однако девушка чувствовала, что его запасы были сегодня на исходе. И в тот момент, когда Рук малодушно подумала, что больше уже не выдержит, они наконец вышли в зал, который, к огромному удивлению отряда, оказался пустым. В нем не было новых демонов или взбесившейся нежити — лишь темная фигура на возвышенной площадке чуть поодаль. Она была явно человеческой — движениям недоставало невесомости, присущей не совсем осязаемым сущностям, как демоны, но слишком плавными, чтобы принадлежать живому мертвецу. Одна рука загадочного незнакомца была поднята в воздух. К ней, словно пряжа на веретене, тянулись тонкие призрачные линии, излучающего ядовито-зеленый свет. Сжатая в кулак ладонь не притягивала их, а насильно стягивала в тугой узел. Нити как будто бы гудели от напряжения, сопротивлялись, но все равно сдавались перед напором стальной хватки. Резким движением руки фигура вдруг как будто разорвала их, наматывая обрывки на кулак и направляя позади себя — чуть поодаль виднелась стеклянная колба, обрамленная металлическим каркасом. Она поглотила нити, впитывая их и вспыхивая зеленым свечением. — Он поглощает естество призванных духов! — в неподдельном ужасе воскликнул Эммрик, вскидывая посох. На лице его застыла холодная ярость — выражение, непривычное для извечно спокойного и рассудительного мага. От него по спине Рук пробежал холодок. При звуке его голоса фигура обернулась, опуская руку и разрывая нити. — Как не вовремя, — с раздражением произнес хриплый голос. — Я практически закончила! Силуэт, скрытый тенями, щелкнула пальцами и растворился в ядовито-зеленом свете, чтобы уже через секунду материализоваться перед ним. — Профессор, вы, как всегда, с опозданием! Хотя что еще я могла ожидать от самого назойливого жителя Наварры? Фигура оказалась женщиной. Низкая и худая, она была одета в робы, напоминающие те, что были у многих Дозорных, только лишенные привычного орнамента на воротнике и рукавах — один из них болтался, скрывая за плотной тканью отсутствующую конечность. Волосы — седые и кудрявые — собраны в тугой пучок на голове, открывая лицо с сухой, словно смятый пергамент, кожей земляного цвета. Узкие губы, щедро намазанные темной помадой, были поджаты в брезгливой гримасе, а глаза скрывались за плотными очками, что часто носили в лабораториях. Из-под темного стекла просачивался тусклый свет — и это делало в целом непримечательное лицо пугающим. — Йоханна? — неуверенно, будто бы извиняясь за дерзость предположения, спросил Эммрик. Рук нахмурилась, сильнее сжимая кинжал в руке. — Вы знакомы? Женщина — Йоханна, как назвал ее некромант, — разразилась скрипучим смехом, напоминающим шелест не смазанных маслом дверных петель. — О, я и профессор знаем друг друга целую вечность, — она облизнула губы, словно смакуя слова на вкус. — Однако только я всегда понимала, что амбициозному магу не место в Дозоре. Вижу, что он не упоминал о своей бывшей коллеге в изгнании? Как это похоже на него — сделать вид, что ничего не произошло. Как ты был, Волькарин, трусом, так им и остался! — Эммрик не трус, — прошипела сквозь зубы эльфийка, делая шаг вперед. Она не знала, какими были бы ее шансы в бою против мага, опустошающего духов, словно завсегдатай таверны кубки с дешевым элем, но Рук была готова испытать свои шансы. В конце концов, именно поэтому Варрик и взял ее с собой — девушка умела действовать без плана. Рука Эммрика вдруг коснулась ее — жест вышел мимолетным, еле ощутимым, однако этого хватило, чтобы передать простое сообщение: «Не стоит». Немой диалог, занявший буквально толику мгновения, не укрылся от внимательного взгляда Йоханны и отразился новым приступом хохота, заставившим внутренности Рук сжаться в тугой узел. — Надо же! Профессор достиг невозможного — обзавелся новой любовницей, — взгляд Йоханны оценивающе скользнул по Рук, будто бы ища в худой фигуре недостатки. Сделав ведомый лишь ей одной вывод, женщина хмыкнула, возвращаясь глазами к Эммрику. — С годами твои стандарты упали ниже некуда. Девчонка даже не маг, серьезно? О чем вы говорите вне постели? Даже предостережения Эммрика оказалось недостаточно, чтобы унять ярость, разбушевавшуюся в груди Рук. Слова Йоханны попали точно в цель, ловко вылавливая на поверхность страх, который мучил и саму девушку. Она никогда не чувствовала себя достаточной для некроманта — в конце концов, что она могла предложить, кроме молодого тела, которым и пользоваться-то особо не умела? И поэтому оскорбления, которые обычно она воспринимала с легкостью и присущим ей безразличием, Рук в этот раз вытерпеть не смогла. Замахнувшись кинжалом, эльфийка попыталась сделать выпад в сторону женщины — та стояла непозволительно близко, обнажая шею. Да и робы магессы не казались хорошей защитой, вспороть их не составило бы труда. Осуществить задуманное не удалось — Эммрик вскинул руку, преграждая ей путь. Жест должен был остановить Рук, однако в нем чувствовалось что-то большее. Он как будто пытался защитить ее от того, что раскинулось перед ними. — Нет! — твердо сказал он. В голосе слышалась сталь, не терпящая возражений. Жестом мужчина указал на фонарь за спиной женщины. — Украденные жизни в этом фонаре могут создать постоянный разрыв в Тени, чьей силы будет достаточно, чтобы уничтожить город. Йоханна чуть ли не подпрыгнула в восхищении от собственной персоны, как будто сама мысль о разрушенной до основания Неварре внушала ей необъятную радость. Будь у нее вторая рука, она совершенно точно принялась бы хлопать в ладоши, в приливе энтузиазма. Нет, эта женщина совершенно точно была безумна. — Именно! — снова смех, снова зеленые искры, под тяжелыми стеклами очков. — Только дурак будет проливать кровь рядом с ним. А теперь, если наша очаровательная беседа подошла к концу, позвольте мне вернуть свою вещь. Рука Славы, что все это время витала в воздухе чуть позади Эммрика, пришла в движение — чуть качнулась, будто бы на что-то решаясь, а потом с грохотом упала на землю. Судорожно перебирая пальцами, она проползла по пыльной земле, вскарабкалась по ноге Йоханны и, наконец, заняла положенное ей место — там, где до этого развевался пустой рукав. — Спасибо! — магесса отвесила полушутливый поклон и размяла кисть. — Я обменяла ее на кое-какие услуги венатори, когда вошла в это… состояние. При этом слове глаза ее, сокрытые очками, блеснули еще ярче, заставляя сорваться с губ некроманта вздох. Казалось, к нему пришло какое-то осознание — однако суть его осталась для де Рива непостижимой. При виде столь необычного зрелища, глаза Даврина выкатились в удивлении. Рук и самой стало не по себе — в девушке одновременно бушевала ярость и прилив отвращения. Эммрик же, казалось, был ничуть не удивлен. — Йоханна, ты не понимаешь, что творишь, — в голосе его не было ни злости, какую чувствовала Рук, ни отвращения, нахлынувшего на Даврина. Так звучало, скорее, сожаление, смешанное с чем-то, природу чего эльфийка еще не понимала. — Волькарин! — женщина брезгливо хмыкнула, будто сама фамилия Эммрика была чем-то оскорбительным. — Неисправимый идеалист. Как ты не можешь понять — я делаю то, на что у тебя никогда не хватало смелости. Рука некроманта, все так же разделяющая Йоханну и Рук, сжалась в кулак, однако сам мужчина промолчал. Повернувшись на каблуках, женщина вернулась к фонарю. В его тусклом свете ее черты казались еще более хищными, еще менее… живыми? Она напоминала восковую фигуру — что-то, что походило на человека лишь очертаниями, но чему не доставало, пожалуй, искры. Рук попыталась зацепиться за эту мысль, но та тотчас же ускользнула от нее. В конце концов, Йоханна совершенно точно не была мертвецом — слишком уж много она говорила. Схватив скрюченными пальцами рукоять фонаря, женщина бросила на некроманта прощальный взгляд. — Я давала тебе шанс присоединиться ко мне вместо того, чтобы ныть о собственной смертности, — это было совершенно невозможно, но в голосе Йоханны слышалось что-то, отдаленно напоминающее сожаление. — Но ты отвернулся от меня — что ж, твой выбор. Пусть Дозорные — те, что останутся после моего возвращения — скорбят о твоей смерти в Тени, Волькарин. Сказав это, она снова щелкнула пальцами, исчезая в ядовитом свечении. Вокруг воцарилась тьма — липкая и густая, словно деготь. Казалось, в ней застревали все звуки — шум шагов, шелест одежды, металлическое лязганье оружия. Образовавшаяся тишина оглушала, отзываясь звоном в ушах. — Йоханна заперла нас в Тени, — к большому удивлению Рук, в голосе Эммрика не было злости или отчаяния. Ей почудилось, или он прозвучал как будто бы восхищенно? — Какая искусная магия! Девушка почувствовала укол прежде неведомого ей чувства. Она не могла дать ему названия, но совершенно точно ощущение оказалось не из приятных — скользкое и липкое, с цепкими щупальцами, что проникали куда-то вглубь грудной клетки и выворачивали нутро. Что-то похожее разрасталось в ней в детстве, когда другие воронята без спроса трогали ее вещи в ветхом сундуке или брали на тренировках кинжалы, что облюбовала Рук и всегда старалась ухватить первой. «Можете расцеловать друг друга по старой памяти», — мрачно подумала девушка, однако вслух сказала нечто совсем противоположное. — Нам нужно поскорее выбраться и найти ее. Ответом ей послужил согласный кивок некроманта. — … пока она не сотворила еще что-то более ужасное, — закончил он за Рук фразу. Что ж, если восхищения «искусной» некромантией Йоханны эльфийка не разделяла, она была рада, что хотя бы здесь они сходились во мнении. — Что-то я не вижу выхода, — мрачно заметил Даврин, поддевая носком сапога камень, лежащий под ногами. Тот отлетел всего на пару футов, поднимая столб пыли, но этого оказалось достаточно, чтобы в носу тотчас же закрутило. Рук вытерла рукавом куртки заслезившиеся глаза. От ткани пахло дорожной пылью и, почему-то, железом — словно ткань окунули в чем-то разбавленную кровь. — Выход из Тени есть всегда, — отозвался Эммрик, однако голос его прозвучал сухо и безжизненно, совсем как серая земля под их ногами, и этот тон не понравился Рук. — Нам нужно всего лишь найти его. И они двинулись дальше, в темноту. Страж шел уверенно и быстро, как будто намереваясь своим грозным видом обратить в бегство все то неведомое, что могло прятаться в тенях. Рук шла следом — осторожная, скользящая меж обломков и камней, словно ядовитая змея. Она, в отличие от Даврина, не пыталась никого испугать — лишь спрятаться, слиться с местностью, чтобы потом исподтишка нанести удар. Эммрик же, всегда грациозный и плавный, сейчас почему-то двигался как-то отрывисто и рвано, словно марионетка, чей кукловод дергал за нити слишком неумело и грубо. Шаги его были слишком стремительными, в руках, даже на расстоянии, чувствовалась дрожь. Нет, что-то определенно было не так — девушке хватило лишь мимолетного взгляда, чтобы понять это. Некромант побледнел, лишенные цвета губы сжались в узкую нить, а глаза заметались из стороны в сторону, в попытке зацепиться в темноте хоть за что-то, что могло бы помочь им выбраться. Увенчанные золотом пальцы правой руки сомкнулись на посохе — и хватка была до того сильной, что костяшки на руках побелели. Он сделал несколько глубоких вздохов и выдохов — в их размеренном темпе угадывалась дыхательная практика, которую маги Некрополя использовали для расслабления и концентрации. Рук уже видела его таким прежде — ночью, в тишине спальни, в минуты, когда глубинные страхи брали над мужчиной верх, хищными когтистыми лапами сковывая грудь, смыкаясь на шее и лишая сна. Поначалу некромант пытался скрыть от нее проявление этой своей слабости — по крайней мере такими он находил своими приступы. Выходило недурно — как оказалось, страх умеет быть молчаливым и сдержанным, однако это не значило, что его приливы давались мужчине легко. И тогда Рук научилась подмечать детали — малейшие движения в его теле, выпадающие из привычной мозаики, более отрывистые фразы и то, как он невзначай поглаживал камень на кольце отца, чтобы успокоиться. Все это помогало девушке видеть то, что маг умело скрывал от других — и в полной мере овладев этим хитрым искусством, она всегда была готова стать для него опорой в такие минуты. Сомнений быть не могло — у Эммрика снова был приступ. И это не был тот страх, что сейчас испытывала и сама Рук — легкое покалывание электрических разрядов в пальцах и бурлящая в жилах кровь, заставляющая мышцы налиться силой в готовности к действию, — а что-то намного глубже. Рациональная часть ее знала, что некромант достаточно силен, чтобы справиться с вдруг нахлынувшим приступом. Он прожил много лет без ее помощи, в совершенстве овладев искусством самоконтроля, — обойдется без нее и впредь. Однако что-то намного сильнее сухой логики, что-то, что заставляло сердце сжаться при одной только мысли о его страданиях, не дало эльфийке отмахнуться от столь не вовремя нахлынувшего на мага приступа. Жестом прося их небольшой отряд остановиться, она бросила Даврину: — Проверь периметр. Не хочу, чтобы нас снова застали врасплох. Просьба прозвучала надуманно и неуместно, однако тот подчинился беспрекословно — дисциплина в рядах Серых Стражей всегда была на высоте. Вынув меч из ножен, он без тени сомнений двинулся в темноту. Когда его тяжелая поступь стала еле слышной, Рук одним порывом преодолела разделяющее их с некромантом расстояние, заключая его в кольцо из цепких рук. Брови мужчины чуть приподнялись в наигранном удивлении. — Душа моя, не стоит — все в совершенном порядке, — голос его действительно звучал уверенно и спокойно. Знай Рук некроманта чуть хуже, она бы купилась на его трюк. — Ты не обязана… — Но я хочу, — не дала ему договорить Рук, сильнее сжимая объятия. — Я здесь, с тобой, — прошептала она, лбом утыкаясь в мужскую грудь. Даже через плотную ткань одежды и походной мантии она чувствовала, в каком бешеном ритме стучало его сердце — словно барабан, призывающий армию к бою. Свободной рукой Эммрик приобнял ее в ответ — ладонь, обычно обладающая точностью хирурга, еле заметно дрожала. — Это не стоит твоего беспокойства, дорогая, — дыхание Эммрика, несмотря на дыхательные практики, все еще было сбивчивым, поэтому и слова вышли точно такими же — шелестящими, словно сухая листва в Арлатане. — Я давно привык к некоторым трудностям, что иногда усложняют мою жизнь, но уверяю тебя — ничто не может лишить меня контроля. Просто все это — нестабильность Тени, Йоханна, ее ловушки — немного выбило меня из колеи, но это лишь сентиментальный бред старого дурака — тебе незачем волноваться. На самом деле это значило «Я привык к тому, что мне страшно, и я не хочу, чтобы ты знала об этом, считая меня трусом», и осознание столь простой истины заставило Рук лишь сильнее сжать объятия. Создатель, как бы ей хотелось быть кем-то большим — кем-то, кто был бы в состоянии утешить Эммрика, навсегда унять его тревоги. Приступы всепоглощающего страха, что нападали на него без предупреждения и причины, не были из плоти и крови — как бы ни хотелось эльфийке, она не могла пронзить их кинжалом или отравить ядом. Это началось сразу же после гибели его родителей — так, по крайней мере, рассказывал ей Эммрик. Лишенный семьи, он был обречен сражаться с приступами всепоглощающего страха в одиночку, в холодных залах Некрополя, что тогда казались совсем маленькому ребенку пугающими и мрачными. Сердце Рук сжималось от боли при мысли о нем, еще юном, уже познавшим вкус потери, сжавшимся в комок в каком-нибудь темном закоулке и пытающимся унять дрожь. В минуты, когда под покровом ночи или при свете дня этот ужас возвращался к некроманту — уже повзрослевшему, с тронутыми серебром волосами, — она как будто снова могла увидеть в нем еле заметное отражение того испуганного мальчика. Все естество девушки стремилось облегчить ношу на его плечах, однако в мире не существовало никакого оружия против собственных мыслей мага. Девичьи руки проскользнули вверх, по грудной клетке, к плечам и шее, пока эльфийка не взяла лицо мужчины в свои ладони. — Помнишь, как ты меня учил? — спросила Рук, вспоминая ночь на Маяке, когда она впервые в жизни сама испытала что-то подобное. Тогда она малодушно решила, что виной тому магия крови, и не придумала ничего лучше, чем вторгнуться в кабинет некроманта, в приступе паники прося его снять с нее чудовищное заклятие. Как оказалось, магия была ни при чем — и в тот вечер Рук впервые приоткрыла завесу тайны, что мужчина носил всегда с тобой. Некромант, боящийся смерти. В этом была злая ирония, хотя самой де Рива было ни капельки не смешно. Если ее приступ был спровоцирован усталостью и вполне объяснимыми тревогами после Вейсхаупта, то, что испытывал Эммрик, давно уже перестало меститься в рамках рационального понимания вещей. — Чтобы справиться со страхом, нужно переключить внимание. Это трудно, но не невозможно. Кажется, так ты сказал? Эммрик слабо улыбнулся — и изгиб губ вышел изломанным, каким-то до боли в сердце неправильным. — Боюсь, что вокруг нас ничего нет, чтобы сосчитать. Рук закусила губу. Действительно, в ее безупречном плане были явные пробелы. — Тогда просто смотри на меня, — она заставила мужчину чуть опустить голову, встречаясь с ней взглядом. Кожа на его щеках ощущалась нежной и гладкой — не изменяя своим привычкам, он тщательно побрился еще рано утром. Рук, кажется, даже могла ощутить запах лосьона, что наносил некромант после этой процедуры, — что-то цветочное, с легкой ноткой спирта. — Я здесь, я рядом — с тобой. Они застыли — Рук, обнимающая высокую стройную фигуру, и Эммрик, все еще пробиваемый еле видимой для невнимательного зрителя, однако ощутимой для девушки, дрожью. Им не нужно было ничего говорить — слова казались ненужными и пустыми, не способными ни принести облегчения, ни выразить того, что было внутри. Со временем дыхание Эммрика чуть замедлилось. Нет, ему все еще было далеко до нормального, — однако исчез надлом, излишняя прерывистость. Ему станет лучше, со временем — некромант проходил через это уже много раз. — Все будет хорошо, — зачем-то сказала Рук в попытке убедить то ли себя, то ли Эммрика. — Мы выберемся отсюда. Я обещаю. Глупо, конечно. Девушка не знала ни о Тени, ни о магии ровным счетом ничего. Однако почему-то ей показалось важным сказать именно эти слова — простые, но честные. Рук верила в них и была готова сделать все, чтобы претворить их в жизнь. Находясь столь близко к некроманту, Рук все еще могла ощутить легкую дрожь в его теле, что была незаметна для обычного наблюдателя. Каждое мимолетное движение отзывалось в Рук болью. Обычно она довольно легко переносила чужие страдания. «Жалость к себе или к другим — горькая пилюля, которая никому не приносит облегчения», — любил повторять Виаго, заставляя Рук сильнее стискивать в зубах жгут, пока он зашивал ее раны или вправлял суставы. В этом была доля правды, и со временем девушка научилась с холодной головой смотреть на чужую боль и совсем не замечать собственной. Однако муки Эммрика были для де Рива настоящей пыткой — что могло быть хуже того, чтобы молча смотреть, как близкий тебе человек страдает, и не быть в силах хоть как-то ему помочь? — О, душа моя, как бы я хотел, чтобы ты была права, — прошептал Эммрик, нехотя разрывая их объятия. — Спасибо тебе за снисхождение к моим слабостям. Рук готова была возразить — его страхи не были слабостью, а те крохи заботы, что девушка могла ему дать в ответ, — снисхождением, однако тяжелые шаги возвращающегося Даврина не дали словам слететь с языка. — Везде Тень, куда ни плюнь, — многозначительно вынес свой вердикт Страж, приближаясь к ним, и Рук издала в ответ чуть нервный смешок. Расклад был дурным, как ни посмотри. — Есть идеи, как нам выбраться отсюда? — Позвольте мне подумать, — произнес Эммрик, задумчиво касаясь подбородка. Развернувшись на каблуках ботинок, он принялся мерить пространство шагами. Губы его изогнулись, произнося еле слышимые слова, словно маг консультировался с невидимой Рук с Даврином публикой, а рука, что не держала посох, вычерчивала в воздухе таинственные знаки. Можно было представить, что Эммрик в эти минуты находился не в Тени, а в каком-то из учебных залов Некрополя и читал лекцию своим студентам. Даврин и Рук замерли, боясь спугнуть какую-нибудь гениальную мысль, что могла бы даровать им свободу. Даже дышать казалось кощунственным и неправильным — как будто малейшее движение могло нарушить концентрацию профессора. — … мы находимся в восприимчивом вихре Тени, — долетали до Рук обрывки фраз, которые некромант произносил себе под нос: — и поскольку призыв духов Йоханны уже направил его ману… Снова рваные шаги из стороны в сторону, снова неразборчивый шепот. — … значит, чтобы выбраться, нам нужно лишь поменять конфигурацию маны. Вдруг он замер, будто осененный внезапной мыслью. — Конечно, как же я сразу не догадался? — сказал Эммрик, и на лице его отразилась радость первооткрывателя. Создатель, этому мужчине не место на поле боя — он принадлежал лабораториям, просторным лекториям Некрополя и библиотекам, переполненным древними томами. Рук захотелось спрятать его за пазуху или в карман дублета — куда-то, где грязь и боль всех пережитых и только предстоящих сражений не могла бы запачкать мужчину. Иногда, в минуты, когда ноша на ее плечах становилась слишком тяжелой, Рук задавалась вопросом, зачем это все? Не лучше ли позволить ходу истории идти своим чередом — в конце концов, люди гибли и будут гибнуть всегда, империи разрастались и исчезали, и всегда на их месте появлялось что-то новое. Возможно, Солас был прав? Однако потом, когда морок спадал, Рук стыдилась своих мыслей. Мир — свободный и спокойный — был необходим для того, чтобы профессор Эммрик Волькарин вернулся к составлению учебных планов, Нэв — к расследованию дел в Минратоусе, а Беллара — к исследованию древних артефактов. Видение этого будущего — счастливого и прекрасного — стоило того, чтобы продолжать бороться. — Дайте мне минуту, — вырвал ее из раздумий некромант. Положив посох на землю, он поднял руки в воздух — и изумрудная магия заструилась из его пальцев. Маг чуть нахмурился, будто преодолевая невидимое сопротивление, однако замешательство было недолгим — что-то как будто треснуло в воздухе, подчиняясь его воле. Краем глаза девушка заметила, как какой-то предмет вдруг появился в руках полуразрушенной статуи — жуткого скелета с кроваво-красными рубинами в глазницах. — Свеча? — с удивлением спросила Рук, рассматривая брусок воска, зажатый в каменных пальцах. — Они похожи на те, что мы зажигали в Садах Памяти. Эммрик кивнул, снова высвобождая взмахом кисти изумрудное свечение магии. — Это лишь ментальная репрезентация, — пояснил он. Наконец из его голоса исчез надрыв — страх, сковывающий его, отступил, уступая место азартному интересу пытливого ученого. — Некоторые аспекты Тени настолько сложны для человеческого восприятия, что они принимают более понятные нам образы. Свечи — лишь простой способ визуализировать узлы энергии, которые я пытаюсь ослабить и перенаправить. Еще один взмах изящной руки — и краем глаза Рук заметила, как на противоположном конце покрытой мраком площадки появилась еще одна свеча. — Рук, Даврин, боюсь, мне потребуется помощь. Вас не затруднит помочь мне зажечь их, пока я удерживаю ману в нужном нам направлении? Девушка улыбнулась. Даже находясь в забытом уголке Тени, Эммрик не забывал о манерах. Они со Стражем, обменявшись многозначительными взглядами, подчинились, не имея других опций, — оставаться в Тени навечно не хотелось никому. Неловко высекая из карманного огнива тусклые искры, чтобы зажечь все новые и новые свечи, появляющиеся в полумраке, де Рива отходила все дальше, теряя из виду и Стража, и некроманта. Тьма сгущалась вокруг ее худой фигуры, разгоняемая лишь невыразительным огнем свечей. — Сделано! — эхом разнесся звонкий голос Даврина в тот момент, когда эльфийке удалось высечь искру, что подожгла фитиль последней свечи. Та вспыхнула изумрудным цветом, хорошо знакомым Рук, и уголки ее губ приподнялись в улыбке — было что-то теплое в том, что даже не ощущая Эммрика подле себя, она все еще чувствовала отголоски его магии. Она попыталась идти на голос эльфа, но безуспешно. Стоило эльфийке отойти от свечи, мрак сковал ее своими цепкими лапами. — Я тоже закончила! — крикнула Рук, надеясь, что чей-нибудь ответ поможет сориентироваться ей в полумраке. Однако ни Эммрик, ни Даврин не успели отозваться — тьму, окружающую девушку, вдруг разрезал росчерк, напоминающий молнию. Он распорол темное плотное, словно портной ножницами, высвобождая ослепляющий — дневной — свет. В попытке спасти глаза, уже отвыкшие от ярких красок, Рук прикрыла их ладонью. В нос ударил запах пыли и сырости — так пахла библиотека поместья. Так пахла свобода.