Мам, прости

Ему снился сон. Когда Майки вскакивает на мокрой от пота кровати, то не может вспомнить точно его содержание. Но слышит, как собственное дыхание прерывается и делает вывод, что это был кошмар. Видимо? Мальчик приглаживает дрожащей рукой всколоченные волосы — это не даёт никакого результата — и смотрит на вторую часть постели. Место, где по указанию Шиничиро должен был спать Такемичи пустовало. Вся комната стояла, будто заброшенная. Так оно и было, Манджиро уже несколько лет предпочитал ночевать у Шиничиро. Забытая мягкость постели вернулась только потому что брат на него зол, чтобы подпускать к себе. Но не настолько, чтобы бросать одного в ненавистной детской. Поэтому и сказал делить комнату с Такемичи, пока его мать не придёт в себя. Ханагаки-сан. Поэтому кровать и пустует — Такемичи определенно отправился к ней. Майки тяжело вздыхает и встаёт на ноги. Чуть пошатывается от неожиданности. Почему-то ему казалось, что пол ближе, чем есть на самом деле. А сейчас он попросту не достаёт ногами до пыльного ковра. Скрип половиц в унисон со скрипом двери. Коридор встречает его предрассветной серостью. Мальчик с облегчением выдыхает, когда оставляет за спиной душную комнату. Коридор кажется знакомым. Но не потому что это его родной дом, в котором он жил всю сознательную жизнь, а потому что… Он на миг замирает и обессиленно прислоняется к стене. Точно. Потому что во сне он шел куда-то по нему. Деревянный лабиринт неестественно извивался и заманивал его к какой-то определенной комнате. Манджиро не может объяснить сам себе природу своих действий, но в итоге ноги сами ведут его по таинственному маршруту. Это, словно продолжение сна. Хотя может так и есть. Во сне ведь никогда не задаёшься вопросами о том, почему ты что-то делаешь или как-то реагируешь. Ты просто воспринимаешь это как должное и подчиняешься законам сюжета. Законы сюжета. Майки передергивает от этого словосочетания, как от чего-то мерзкого. Неожиданно накрывает какая-то волна ярости и протеста. Он заставляет себя остановиться. Руки сжаты в кулаки. Зубы до крови пронзают щеку изнутри. Он оглядывает дверь, к которой его занесло. И цепенеет от ужаса, когда понимает, что это дверь в комнату его матери. Он не был в этой части дома со дня ее смерти. Чтобы не травить лишний раз душу ожиданием того, что уже исчезло навсегда. Хотя Эмма убиралась там раз в неделю — строго по расписанию. Шиничиро часто заглядывал, чтобы починить ту или иную вещь, разваливающуюся от старости. Да, и дедушка порой находил в себе силы подняться сюда и погоревать по ушедшей дочери. Один Манджиро ненавидел бывать здесь, ибо это место насквозь пропитано слезами, горечью и слабостью. Всем тем, что так отвратно его собственной душе. Глаза начинает щипать, когда рука помимо его воли касается теплого дерева двери. Он впивается ногтями в свою ладонь и скрежещет зубами в попытке остановить набегающие слезы. Он ненавидел это место, потому что сам становился в нем слабым. Кажется, Манджиро слишком сильно давит на дверь — та распахивается. Как назло ударяется о стену с гулким стуком. Майки замирает. Оглядывает в каком-то священном страхе спящую на кровати — его матери — женщину. Окно занавешено темными шторами, в комнате стоит такой плотный мрак, что рассеянный свет из коридора нисколько не разбавляет его. Пока глаза привыкают к темноте проходит несколько секунд. Их достаточно, чтобы сердце прекратилось биться, а дыхание сперло. Из-за надежды? Из-за ожидания? Из-за того, что этой женщиной могла оказаться его вернувшаяся мама? Он промаргивается, уже начиная различать силуэты. Подходит ближе на ватных ногах и жадно впивается взглядом в кровать. Рядом с женщиной замечает фигуру поменьше. Та, словно чувствует его смятение и полностью поворачивается на бок лицом к нему. На осознание уходит меньше секунды. Женщиной оказывается Ханагаки-сан. А рядом с ней оказывается ее сын. Манджиро неожиданно громко выдыхает — то ли от разочарования, то ли от облегчения. Тяжело сглатывает ком в горле и ладонями растирает мокрые дорожки по щекам. Когда он сидел на ступеньках перед её подъездом, откуда-то неожиданно появился Вакаса. Ничего не объясняя, он просто взвалил его на плечо и стремительно понес домой. Шиничиро тоже ничего не говорит. Не поясняет, что здесь делает встревоженный Такемичи: лишь сухо отсылает их обоих в детскую и тут же переключается на Вакасу, чтобы объявить общий сбор банды. Из сбитых всхлипов Такемичи удается вытянуть только то, что они возвращались из школы и его матери внезапно стало плохо. Затем они направились сюда и та, потеряла сознание. Шиничиро унес ее куда-то наверх и приказал не беспокоить ни при каких обстоятельствах. Вот и вся история побега. Он не знал, что Шиничиро отнёс её в комнату их мамы. Не знал, что чувствовать по поводу того, что она беспокойно мечется по кровати ей не принадлежащей. Не знал, почему вообще первоначально решил оказаться на пороге её дома. И почему вообще все дороги ведут к ней. — Майки, ты? — Такемичи распахивает глаза, видимо встревоженный слишком пристальным разглядыванием и вскакивает на кровати, прищуриваясь к возвышающемуся над ним силуэту. — У тебя никогда не возникало чувства, словно ты что-то делаешь не по своей воле? — Внезапно шепчет Манджиро, не сводя с друга испытующего взгляда. — Чего? — Такемичи трет заспанные глаза и откидывает одеяло. С тихим ойканьем оглядывается на мать, понимая, что случайно оставил без одеяла и её. Бережно укрывает Камэ. Затем поворачивается к Майки и шепчет: — Я не понимаю, о чем ты. — Забей. Прости, что разбудил. — Манджиро разворачивается и почти выбегает из комнаты мамы. Ему точно снился сон. Он точно также заходил в пустую комнату мамы. Но всё казалось меньше: и массивная дверь, и кровать, и полотна безжизненно свисающих штор, и расстояние в комнате. — Эй, ты в порядке? — Такемичи догоняет его и обеспокоенно хватает за плечо, заставляя остановиться. Нет. Не комната была маленькой. Это он сам стал большим. Взрослым? Это была не та же комната? Толстый слой пыли покрывал покосившуюся мебель, заявляя о том, что ни Эмма, ни Шиничиро сюда больше не заходят. Даже дедушка, будто забыл о её существовании — все вещи мамы покрывала плесень от влажности протекающей крыши. Но он зачем-то зашел туда, когда все остальные больше не поднимались в эту комнату. — Тебе приснился кошмар? — Такемичи хмурится. Прикладывает ладонь ко лбу друга. Полученное тепло абсолютно ничего не говорит ему о температуре Майки, он просто повторяет движение Ханагаки-сан. И с самой нежной обеспокоенностью заявляет: — Выглядишь как отстой. Манджиро сбрасывает его ладонь со лба и недовольно фыркает: — Сам ты отстой. Вали спать, чего шатаешься по дому в такую рань? — А ты чего? — Не твоего ума дело. — Нет, ничего плохого в том, что тебе снятся кошмары. — Такемичи устало прислоняется к подоконнику и не сводит с Манжиро ясного взгляда: — Мне они тоже часто снятся. Ну, снились раньше. Сейчас реже, конечно, но всё-равно появляются. Манджиро ничего не отвечает на внезапное откровение, но и не уходит. Не оставляет Такемичи в одиночестве, напротив подходит ближе к окну и упирается локтями о подоконник, глядя на тучи. — И, что странно, это всегда был один и тот же сон. Мои руки были в крови и я пытался кого-то удержать на весу, пока тот падал с какой-то крыши. Не знаю почему, вроде ничего страшного, но каждый раз просыпался в слезах. — Ты всегда ревёшь. — Беззлобно дразнит его Манджиро, ощущая какой-то холод от слов друга. Тот пихает его локтем и громко возражает: — Не правда не всегда. Даже, если и всегда, мама говорит, что лучше так, чем держать все негативные эмоции внутри и ждать, пока они рванут сами. — Оправдывайся-оправдывайся, плакса. — Майки оглядывается через плечо, словно проверяет не разбудили ли они дом. Затем вновь поворачивается к Такемичи, разглядывая его недовольное лицо с особым вниманием. Так, словно не видел его уже очень давно. — Я не особо помню, что мне снилось. Помню, что был в комнате моей мамы. — Честно произносит он. — И всё? — Удивляется Такемичи и задумчиво хватает себя за подбородок. Майки клянется, что может услышать с каким скрипом напрягаются его извилины в попытке как-то объяснить этот феномен. — Можем спросить у моей мамы: что это значит. Она всё знает. — Наконец, выдвигает гениальное решение он и радостно смотрит на Майки. Зачем же он всё-таки побежал к Ханагаки-сан сразу после ссоры? Как раз по такой логике? Потому что он не знал ничего, а она может со всем разобраться? Почему она не пришла в итоге? Потому что знала, что он её ждал там? — Не надо. Это всё равно просто чепуха. — Майки безразлично пожимает плечами и отворачивается от Такемичи. Тот вновь кладет свою ладонь ему на плечо и тихо произносит: — От чепухи не просыпаются в страхе и не бегут в чужую комнату, чтобы не оставаться одному. — Кто вообще сказал, что я в страхе? — Ворчит Майки и косится на чужую ладонь. Однако сбрасывать её не спешит. — Твой отстойный вид. — Такемичи сам убирает руку и спешно отскакивает от Майки на безопасное расстояние, когда тот поворачивается и обещающе шепчет: — Зубы по всему району искать будешь. Такемичи широко улыбается на это и поднимает руки в мирном жесте: — Всё-всё, не злись. Просто хотел сказать, что ты не один. Мы ведь друзья, так что… — Он не договаривает. Но этого, будто бы и не надо? Весь его вид: теплый взгляд, обнадеживающая улыбка, бережные движения — всё говорит за него. Если бы Манджиро, когда-нибудь сказали, что он подружится с подобным типом — он бы не только ни за что бы не поверил в это, но ещё бы и хорошенько накостылял шутнику, чтобы много не болтал. Но время шло. Ни один из них не сближался с особенной целью стать закадычными друганами. Это произошло само. Просто внезапно Майки думает о том, что если Шиничиро и захотелось усыновлять кого-то в их семью, то лучше бы это был Такемичи. — А зачем ты, кстати, приходил к нам? Поссорились с Шином? — Такемичи внезапно потягивается на руках и ловко запрыгивает на подоконник. Беззаботно болтает босыми ногами в воздухе, будто только что откровенно не рассказал о своих кошмарах и не признался в уязвимых местах. Майки никогда не мог понять его. Точнее то, как он мог быть таким открытым и искренним. К нему хотелось тянуться. Одновременно с этим он же и отталкивал. Слишком добродушный и простой. Слишком хороший? Ему будто бы не было место здесь. Рядом с Майки. — Я вспомнил, что мне снилось. — Память внезапно пронзает. Такемичи вопрошающе смотрит на него в ожидании продолжения. Манджиро тихо произносит, слишком неуверенный в собственных мыслях: — Там еще появился ты. Мы оба были уже взрослые. В форме... — Черного дракона? Мы вступили в банду Шиничиро? — С восторгом перебивает Такемичи и тут же мечтательно продолжает: — Вот бы сон был вещий! Манджиро смотрит на его лицо, расплывшееся в глупой улыбке. Списывает холодок, прошедший по его позвоночнику на сквозняк. И решает не добавлять, что форма, которую он видел принадлежала не гопникам, а мафии. Задумчиво смотрит на последнюю звезду на просветлевшем небосклоне и внезапно для себя безмолвно просит о том, чтобы этот сон никогда не становился явью. — Ханагаки-сан ни за что тебя в гопники не отпустит. — Почему? — Такемичи на миг задумывается, мельком смотрит на свои разбитые и обработанные костяшки, и со вздохом соглашается: — Блин, да. Я ей сам уже пообещал, что никогда не буду драться. А можно стать не дерущимся гопником? Майки со смехом качает головой: — Даже Шин порой дерется, хотя он тот еще вонючка и слабак. Так что не уверен. — Ну, значит не судьба. Я же не могу свое обещание взять назад. Хотя может можно будет внести какие-нибудь дополнения к нему? — Такемичи тяжело вздыхает и задумчиво треплет свои волосы. — Хотя знаешь, возможно, ты мог бы стать первым гопником, который никогда не дерется. Думаю, это тоже было бы круто. — Манджиро смущенно отворачивается и подпирает подбородок ладонью. Да. Было бы славно. Всё лучше, чем развитие событий в его сне. — А с кем ты дрался сегодня-то? Чего нас не собрал? — Переводит тему Майки, вспоминая разбитые костяшки Мичи. — А, ерунда. В школе с одним типом. Слишком длинный уж у него был язык. — До чего-то серьезного дошли? Поэтому ты пообещал ей никогда не драться? Может Майки стоит самому создать собственному банду? Они будут настолько сильными, что одному из капитанов даже не надо будет драться. — Попал в больницу. Маму к директору вызвали. А потом ей стало плохо. Нет. Сам Манджиро станет таким сильным, чтобы Такемичи больше никогда не пришлось драться. Стоит просто забыть тот кошмар, помириться с Шиничиро и продолжать жить обычной жизнью.