What We Once Were (Какими мы были когда-то)

В последующие дни Кейтлин с головой ушла в работу, каждый божий миг был занят расследованием. Вай до сих пор не связывалась с ней по поводу Джинкс, что неудивительно. Вай была известна своей скрытностью, когда дело касалось её сестры. Однако Кейтлин не могла позволить себе ждать ответов. Она поручила своим офицерам прочёсывать нижний город, собирая воедино всё, что они могли найти о напряжённой обстановке между бандами и слухах о новом наркотике, грозящем ещё больше дестабилизировать Заун. Она просматривала отчёты, которые ей приносили измученные следователи, фокусируясь на разрозненных деталях, пытаясь собрать воедино происходящее, пока оно не перекинулось на Пилтовер. Жестокость недавней бандитской разборки не была единичной — это был сигнал чего-то большего. Она была в этом уверена. Среди этого хаоса вернулась Мэдди из поездки к родителям. Кейтлин была в своём офисе, когда к ней прибыл посыльный — мальчик с письмом, запечатанным бледно-голубым сургучом. Это был почерк Мэдди, элегантный и знакомый. Записка была краткой, тёплой и такой же терпеливой, какой всегда была Мэдди: «Я вернулась в Пилтовер. Надеюсь, скоро увидимся. Дай мне знать, когда освободишься». Кейтлин прочитала письмо, отложила в сторону и постаралась не думать об этом. Мэдди не заслуживала того, чтобы её игнорировали, но у Кейтлин было слишком много дел — по крайней мере, так она себе говорила. Она была занята, всё глубже погружаясь в работу, игнорируя растущее чувство вины каждый раз, когда Мэдди приходила ей на ум. Мэдди, конечно, не настаивала. Она никогда так не делала. Она дала Кейтлин пространство, позволила ей работать, сама оставаясь на заднем плане, как всегда. И от этого Кейтлин чувствовала себя только хуже. Мэдди заслуживала кого-то, кто хотел бы быть рядом, кто заставил бы её чувствовать себя на первом месте, а не второстепенной задачей. Кейтлин знала, что должна покончить с этим. Эта мысль застряла в её сознании, как грозовая туча, тёмная и тяжёлая. Мэдди любила её, по-настоящему любила её, и Кейтлин знала, что не сможет полюбить её в ответ — не так, как она того заслуживала. Она пыталась, боги, она действительно пыталась почувствовать что-то. Но каждое мгновение, проведённое с Мэдди, казалось бессмысленным. А каждый момент, проведённый без неё, был наполнен чувством вины за то, что она не старалась сильнее. Но Мэдди была доброй, настолько доброй, что это причиняло боль. Мысль о том, чтобы увидеть её слёзы, стать причиной этих самых слёз, казалась невыносимой. Кейтлин не хотела разбивать ей сердце, но и затягивать с этим не стоит, иначе станет только хуже. Она знала это. И всё же время никогда не казалось подходящим. Всегда было что-то — чрезвычайная ситуация, дело, кризис, требующие её внимания. И Кейтлин прибегала к этим оправданиям, использовала их, оттягивая неизбежное. Расстаться с Мэдди означало бы признаться себе, что всё кончено, что это никогда по-настоящему и не начиналось. Это означало бы признание, что Мэдди не сможет починить то, что сломалось внутри неё, потому что осколки всё ещё принадлежали кому-то другому. Кому-то, от кого пахло выпечкой и потом, кому-то, чьи пальцы перепачканы мукой, кому-то, чья ухмылка преследует во снах. Кейтлин отбросила эту мысль, склонившись над столом и потирая виски. Дело было не в Вай. И дело было не в Мэдди. Сейчас речь шла о работе, о том, как обезопасить Пилтовер. Вот что сейчас имело значение. С остальным она разберётся позже. Она просто обязана это сделать. Но даже когда она заставила себя сосредоточиться на отчётах, разложенных перед ней, чувство вины не покидало её. Тяжёлое. Удушающее. Острое напоминание о том, что, сколько бы работы она ни взвалила на себя, она не сможет убежать от того, что, как она знала, должно быть сделано.

***

Кейтлин стояла в передней части комнаты для брифингов, она обращалась к собравшимся миротворцам чётким ровным голосом. Напряжение было ощутимым, низкий гул беспокойства распространялся как помехи. Все слышали отчёты. Все знали, что Заун был на грани кипения, и их работа заключалась в том, чтобы убедиться, что это не выплеснется на Пилтовер. — В Нижнем городе назревают беспорядки, — начала Кейтлин, вцепившись руками в край трибуны, — активность банд растёт, и поступают сообщения о том, что в их ряды проникает новое вещество. Это нечто большее, чем обычные междоусобные войны. Это организованно. Преднамеренно. Мы пока не знаем, кто дёргает за ниточки, но не заблуждайтесь — это опасно. Мне нужно, чтобы вы все были начеку. Будьте бдительны. И не рискуйте понапрасну, — на минуту она замолчала, внимательно осматривая комнату, её пронзительный взгляд встречался с каждым миротворцем, словно бросая вызов, — мы здесь не для того, чтобы обострять ситуацию. Наша цель — сдерживание, а не конфронтация. Не высовывайтесь, собирайте информацию и защищайте людей. Не рискуйте. Когда она закончила, в комнате воцарилась тишина, в воздухе повисла смесь напряжения с уважением. Кейтлин резко кивнула. — Все свободны. Когда силовики начали выходить, и тихий гул голосов заполнил пространство, один из старших офицеров задержался позади, а после подошёл к ней. — Командир, — сказал он, его голос был спокойным, но в нём слышалось что-то невысказанное, — может, нам вытеснить их? Как мы делали раньше? Кейтлин напряглась, пальцы слегка сжались на краю трибуны. Слова повисли в воздухе, как нож. Как мы делали раньше. Она точно знала, что он имеет в виду. Тогда решением всегда была сила — решительная, жестокая и беспощадная. И тогда Вай была рядом с ней, с головой окунаясь в хаос, а Кейтлин поддерживала её на расстоянии. Это был их ритм, их партнёрство. Пока всё не изменилось. — Нет, — ответила Кейтлин после паузы, её голос был уверенным, но более тихим, чем раньше, — давайте подождём. Нам не нужно усугублять ситуацию. Миротворец поднял бровь, но ничего не сказал, отступив назад, когда Кейтлин прошла мимо него и вышла из комнаты. Выходя, она всё ещё слышала за спиной его голос, бормочущий одному из своих коллег. — Она изменилась, — сказал он почти насмешливым тоном, — смягчилась с тех пор, как Вай больше нет рядом. Кейтлин замерла прямо за дверью, её рука сжалась в кулак, когда слова пронзили её насквозь. — Да, — отозвался другой голос, более мягкий, почти тоскливый, — раньше их было не остановить. Вай налетала, как буря, а Командир отбивала угрозы с тыла. Жестокие, эффективные — неважно, что Заун кидал в них, они разбирались с этим так, как будто это не было чем-то особенным. Первый силовик тихонько усмехнулся. — Полагаю, те времена прошли. Теперь она другая. Сдержанная. Усталая, даже. Без Вай она... Не знаю, просто не та. Кейтлин на мгновение закрыла глаза, заставляя себя спокойно вдохнуть. Она знала, что они не хотели, чтобы она это услышала, но от этого становилось ещё хуже. В их голосах не было ни горечи, ни гнева — это было что-то другое. Ностальгия. Может быть, даже жалость. Она не стала дожидаться продолжения. Толкнув дверь в коридор, она вышла и направилась обратно в свой кабинет, её каблуки стучали по полированному полу с той резкостью, которая не соответствовала тяжести в груди. В комнате для брифингов разговор сошёл на нет, когда миротворцы закончили собирать свои вещи. Один за другим они выходили, и слабый гул их голосов затихал вдали. Пока не остался только один силовик, застывший в конце комнаты, молчаливый и задумчивый. Он посмотрел на дверь, через которую вышла Кейтлин, и с непроницаемым выражением лица взял пальто и вышел вслед за остальными.

***

В последнее время дни Вай были более спокойные, даже, можно сказать, тихие. Она сделала выбор, и на этот раз она придерживалась его — больше никаких драк в «Яме», больше никакого пьянства до помутнения рассудка, и уж точно никаких одноразовых связей на ночь. Всё это было попыткой заглушить то, что, как она теперь знала, заглушить невозможно. Поэтому вместо этого она сосредоточилась на той жизни, которая у неё была сейчас — на той, которую она строила, кирпичик за кирпичиком, на той, где ежедневно по утрам замешивалось тесто. Её пекарня процветала, и она гордилась этим. В большинстве случаев она распродавала всё быстрее, чем ожидала, и к концу дня полки освобождались, не оставляя ничего, кроме приятного гула удовлетворения в её груди. Иногда, правда, ей было жаль людей, которые приходили поздно и уходили разочарованными, когда в продаже не оставалось даже крошки. Бывали моменты, когда она думала о том, чтобы работать допоздна, испечь ещё, сделать дополнительную партию, чтобы никто не ушёл домой с пустыми руками. Но она всегда останавливала себя. Она напоминала себе, что того, что она делает, вполне достаточно. Ей не нужно переступать эту невидимую черту, которую она провела, чтобы оставаться в здравом уме. Свободное время, которое у неё было по вечерам, она тратила на мелкие, целенаправленные дела — разучивала новые рецепты, экспериментировала со вкусами или чистила инструменты до блеска. Она была довольна этим простым ритмом жизни: просыпаться до рассвета, замешивать тесто, пока город ещё спал, варить кофе для своих постоянных клиентов, общаться с ними. Это не было захватывающе, но это было стабильно, и на данный момент это было всё, чего она хотела. Однако в последнее время Вай заметила, что в её пекарню заглядывает удивительно много миротворцев. Некоторые из них были старыми друзьями, коллегами, которых она давно не видела. Они приходили группами или поодиночке, болтали с ней, выбирая хлеб или выпечку, и говорили ей, как сильно они скучают по ней на работе. — Да ладно вам, — поддразнивала она, криво усмехаясь, — вам просто меня не хватает, чтобы я делала всю тяжёлую работу. Готова поспорить, что без меня у вас болит спина. Они смеялись, и Вай отпускала очередное остроумное замечание, поддерживая лёгкое настроение. Но иногда, когда они говорили о работе, об опасности, нависшей над Зауном, она чувствовала слабую тягу в груди. Не сожаление, конечно, но... что-то близкое. Она игнорировала это. Это была уже не её жизнь. Однако она не могла игнорировать отсутствие того, кого, как ей казалось, она уже должна была увидеть — Мэдди. Она не была в пекарне уже несколько недель. Вай заметила. Конечно, она заметила. Мэдди была новой девушкой Кейтлин, и хотя Вай не хотела этого признавать, но она проводила больше времени, чем следовало, размышляя, почему Мэдди давно не появлялась. Она избегала её? Может быть, она что-то узнала? А может, она просто была занята? Беспокойство тяготило Вай, но оно также и раздражало. Она злилась, что ей не всё равно. Злилась на то, что она вообще думала о Мэдди. Это было не её дело — переживать, особенно о новой женщине в жизни Кейтлин. Она дала себе обещание, которое повторяла каждый раз, когда Кейтлин или Мэдди приходили ей на ум. Она не собиралась становиться таким человеком — озлобленной бывшей, кипевшей от ревности или обиды. Она собиралась стать лучше. Она будет искренне радоваться за Кейтлин, как бы больно это ни было. И всё же, когда в один из дней в пекарню пришёл ещё один силовик — коренастый мужчина, которого Вай узнала по работе с ним в патруле — она не могла не спросить. — Эй, — небрежно сказала она, сунув ему в руки пакет с круассанами, — чем занимается Мэдди в последнее время? Что-то я давно её не видела. Миротворец улыбнулся, хотя на его лице читалась усталость. — Мэдди была занята, — сказал он, — она много работает с Командиром. В Зауне творится бардак, какие-то бандитские разборки. Наверное, поэтому она не заходит. Никто в последнее время не отдыхает. Вай кивнула, сохраняя нейтральное выражение лица, но упоминание о том, что Кейтлин и Мэдди проводят так много времени вместе, заставило что-то перевернуться в её животе. Она вытерла руки о фартук, стряхивая с себя это ощущение. — Логично, — ответила она просто, — передай ей привет. Вообще-то... подожди. Она взяла с прилавка несколько яблочных рулетов, аккуратно завернула их в коричневую бумагу и перевязала бечёвкой. Передав небольшой свёрток мужчине, она сказала. — Передай это ей от меня. За счёт заведения. Она заслуживает немного сладкого, раз уж ей приходится иметь дело со всем этим заунским дерьмом. Миротворец усмехнулся, принимая свёрток. — У тебя доброе сердце, Вай. Я прослежу, чтобы она их получила. Вай пожала плечами, махнув ему рукой, когда он уходил. Но когда дверь захлопнулась, и она снова осталась одна, она на мгновение задержалась у стойки, глядя в окно на оживлённую улицу за стеклом. Она не знала, почему это делает — почему её это волнует, почему она так усердно думает о том, кто в одиночку вырвал её сердце, став новой любовью Кейтлин. Она вздохнула, покачала головой и вернулась к своей работе.

***

Как обычно, Вай закрыла пекарню довольно рано. Колокольчик над дверью звякнул в последний раз, когда она заперла помещение, перевернув табличку на «Закрыто», затем она вернулась обратно и занялась делами. Она всегда делала одно и то же: подметала полы, протирала прилавки, мыла противни и посуду до блеска. Эти движения действовали успокаивающе, почти как медитация. Ей нравилась тишина, или, по крайней мере, она говорила себе, что нравилась. В простоте всего этого — звоне посуды, слабом запахе муки и масла, витающем в воздухе, размеренном гуле жизни, которую она сама для себя выстроила — во всём этом был какой-то покой. Когда свет повсюду был погашен, а пекарня стала такой же безупречно чистой, как утром, Вай поднялась по лестнице в свою квартиру. Она улеглась на кровать, матрас тихонько скрипел под её весом, пока она лежала, уставившись в потолок. Это было хорошо. Это было то, чего она хотела — мира. Или, по крайней мере, это то, во что она пыталась верить. Она была счастлива. Она должна была быть счастлива. Что ещё нужно? Но когда она повернула голову, её взгляд сам по себе устремился к шкафу в углу. Шкафу, в котором жила её прошлая жизнь, аккуратно сложенная, словно она не преследовала её. Там всё ещё лежала чистая отутюженная униформа, а значок лежал сверху, как безмолвное осуждение. Перчатки, которые Джейс сделал для неё, лежали рядом, их вес был таким знакомым, что она почти чувствовала их на своих руках, даже сейчас. Её грудь сжалась, и она с трудом отвела взгляд, снова уставившись в потолок, как будто могла силой воли выкинуть эти мысли из головы. Ей больше не нужен был этот хаос. Ей не нужны были драки, опасность, бесконечный всплеск адреналина, которые характеризовали её. Теперь у неё была новая жизнь. Жизнь, которую она построила своими собственными руками. Оно должна была смириться с этим. Но пока она повторяла про себя эту мысль, пытаясь выкинуть содержимое шкафа из памяти, в голову закралась другая мысль. Та, от которой она не могла так просто отмахнуться. Кейтлин. Она резко выдохнула и провела рукой по лицу. Снова Кейтлин. Всегда Кейтлин. Как бы она ни старалась, Кейтлин всегда была рядом, витая где-то на краю её мыслей. Вай говорила себе, что это просто привычка — в конце концов, они столько времени провели вместе, сражались бок о бок, заботились друг о друге. От этого было нелегко отвыкнуть. Старые привычки умирают с трудом, размышляла она. Но она не могла избавиться от беспокойства. Кейтлин работала до изнеможения, это было очевидно из того, что говорили миротворцы, пришедшие в пекарню. Кейтлин могла позаботиться о себе — Вай знала это лучше, чем кто-либо другой, — но это не избавляло её от тревоги, затягивающейся узлом в животе. Заун сейчас был опасен, опаснее обычного, и Кейтлин, как всегда, бросалась в самую гущу событий. Вай нахмурилась, ёрзая на кровати, пока её мысли разбегались. Она ненавидела то, как сильно она всё ещё переживает. Она ненавидела, что её сердце всё ещё болело за того, кто больше не принадлежал ей. Но как бы она ни пыталась сосредоточиться на своей новой жизни, на мире, который она построила, правда всегда оставалась где-то в глубине её сознания. Она беспокоилась о Кейтлин. И никакое замешивание теста или продажа выпечки не могло изменить этого.

***

Кейтлин сидела на диване Мэдди, обхватив руками кружку чая, который давно остыл. В квартире было тепло и комфортно, как и всегда — Мэдди умела придать уют любому помещению. Но сегодня всё было по-другому. Обычное тепло не доходило до Кейтлин. Воздух казался тяжелее, отягощённым тем, ради чего она сюда пришла. Это было правильное решение. Так и должно было быть. Кейтлин уставилась на чай, в её голове был беспорядок из противоречивых мыслей. Она снова и снова повторяла себе, что должна положить всему этому конец. Мэдди заслуживала гораздо большего, чем то, что давала ей Кейтлин. Мэдди заслуживала, чтобы её любили в полной мере, быть с кем-то, кто видел её такой, какая она есть, и отдавать ей ту же любовь, которую она так свободно дарила. Мэдди заслуживала гораздо большего, чем Кейтлин могла ей предложить. В глазах Кейтлин сделать это было просто. Логично. Но теперь, сидя здесь, её решимость рушилась. — Ты ведь снова витаешь где-то, да? — голос Мэдди прорвался сквозь мысли Кейтлин, нежный, но с оттенком грусти. Кейтлин подняла глаза, вырванная из своих раздумий. — Прости — быстро сказала она, отмахнувшись от замечания, — просто в последнее время работы было... много. Мэдди изучала её какое-то время, но не стала настаивать. — Я понимаю, — тихо сказала она и тут же отпустила эту ситуацию. Мэдди всегда всё пускала на самотёк. В этом и была проблема. Несмотря на всю свою решимость, Кейтлин всё равно колебалась, но теперь, когда настал момент, она засомневалась. Почему? Почему она не могла просто сказать эти слова? Потому ли, что с Мэдди было безопасно? Потому что любовь Мэдди к ней была уверенной и непоколебимой, даже когда Кейтлин этого не заслуживала? Или потому, что Кейтлин ненавидела мысль о том, чтобы разбить ей сердце? Её взгляд метнулся к кухонному столу, ища, чем бы отвлечься. И вот тут она увидела это — знакомую упаковку, лежащую на виду. В груди всё мгновенно сжалось. Это было из пекарни Вай. Мэдди уловила направление взгляда Кейтлин, и на мгновение что-то мелькнуло на её лице — слабая грусть, так быстро, что Кейтлин чуть не пропустила её. Но затем Мэдди улыбнулась, ярко и весело, как она всегда делала, когда хотела отмахнуться от чего-то. — О! Чуть не забыла, — сказала Мэдди, её голос был бодрым, как будто она слишком старалась. Она встала и взяла свёрток, открывая, чтобы показать яблочные рулеты, — Вай передала мне их через одного из миротворцев! — она произнесла это с гордостью, как будто хвасталась подарком от близкого друга. Она положила на тарелку один из рулетов, её движения были быстрыми, но обдуманными. — Они действительно очень вкусные, — добавила Мэдди, её тон смягчился, — мы были так заняты в последнее время, что у меня не было и минутки, чтоб заглянуть в её пекарню. Я так рада, что она догадалась отправить их. У Кейтлин скрутило живот, смесь эмоций нахлынула на неё одновременно. Она натянуто улыбнулась и ответила чуть напряжённым голосом. — Да... это очень мило с её стороны. Но в голове уже крутились всякие мысли. Вай. Одного лишь звука её имени было достаточно, чтобы мысли Кейтлин разбежались. Воспоминания о Вай, её голосе, смехе, прикосновениях — всё это нахлынуло на неё так внезапно, что просто ошеломило. Она не могла больше здесь оставаться. Не сейчас. Не тогда, когда Вай так внезапно и неожиданно вернулась в её сознание. — Мне пора, — резко сказала Кейтлин и встала, прежде чем Мэдди успела что-либо сказать. Мэдди моргнула, удивлённая, но быстро скрыла это. — О, — тихо сказала она, — хорошо. Я упакую для тебе пирожные, если хочешь взять немного... — Нет, — быстро сказала Кейтлин, перебивая её, слова прозвучали резче, чем ей хотелось. Она заставила себя снова улыбнуться, на этот раз более мягко, — я просто... Мне нужно закончить кое-какие отчёты. Ты понимаешь. Мэдди кивнула, её обычная терпеливая улыбка вернулась на место. — Конечно. Кейтлин не стала задерживаться. Схватив пальто, она направилась к двери и быстро попрощалась, прежде чем Мэдди успела её остановить. Оказавшись на улице, она резко выдохнула, холодный ночной воздух обжёг её кожу. В голове царил беспорядок, имя Вай всё ещё звучало в её мыслях. «Почему я просто не могу отпустить её?» — с горечью думала Кейтлин, быстро шагая по улице, в груди клокотали эмоции, с которыми она не хотела сталкиваться. Она не знала, сколько ещё сможет продолжать в том же духе.

***

Кейтлин в спешке покинула квартиру Мэдди, едва накинув пальто на плечи, и вышла в ночной свежий воздух. Она не знала, куда идёт, но ноги всё равно несли её вперёд, в голове слишком быстро крутились мысли, чтобы за ними угнаться. Ей просто нужно было куда-то идти — куда угодно. Туда, где она могла бы дышать. По какой-то злостной иронии судьбы она оказалась перед пекарней Вай. Внутри всё ещё горел свет, и через окно она могла видеть, как Вай двигается за прилавком, протирая его, готовясь закрыться на ночь. Прежде чем Кейтлин успела отговорить себя, она толкнула дверь, маленький колокольчик над ней зазвенел, когда она вошла внутрь. Вай обернулась на звук, её выражение лица изменилось с удивления на что-то нечитаемое, когда она поняла, кто это был. С минуту они просто стояли, глядя друг на друга в тёплом свете пекарни. Напряжение между ними было ощутимым, настолько сильным, что от него можно было задохнуться. Кейтлин первой нарушила молчание. — Ситуация в Зауне ухудшается, — сказала она довольно тихим, чем ей хотелось, голосом, но достаточным, чтобы нарушить устоявшуюся тишину. Вай покачала головой, прислонившись к стойке, её глаза слегка сузились. — Зачем ты мне это рассказываешь? — резко спросила она, — это не моя проблема, Командир. Это обращение задело сильнее, чем Кейтлин хотела бы признать. Она тяжело вздохнула и плюхнулась на один из стульев у окна, на мгновение уронив голову на руки, прежде чем снова посмотреть на Вай. — Не знаю, зачем я тебе это говорю, — призналась она надтреснутым голосом, — я просто... Я хотела выговориться. Высказаться о том, что всё катится к чертям, и я не могла подумать ни о ком другом. Выражение лица Вай смягчилось, но лишь немного. — Ты могла бы рассказать Мэдди, — сказала она после паузы, её слова были тихими и осторожными. Кейтлин медленно покачала головой и ещё сильнее сгорбилась, уставившись в окно, её голос звучал измотано от усталости. — Я бы хотела, чтобы у меня всё было так же легко, как у тебя, Вай. Ты просто оставила всё позади и начала жить заново, — она вздохнула, от её дыхания на секунду запотело стекло, прежде чем она снова посмотрела на Вай. Вай напряглась, её челюсти сжались от слов Кейтлин. — Мне тоже было нелегко, — начала она, но Кейтлин резко оборвала её, её тон был язвительным. — Ты бросила Заун, миротворцев, ты бросила меня, а теперь ты... мирный пекарь, делаешь идеальную выпечку, — голос Кейтлин слегка дрогнул, но она скрыла это разочарованием, снова отвернувшись, чтобы посмотреть в окно, не желая встречаться взглядом с Вай. Вай сжала руки в кулаки, сдерживая себя, но голос её прозвучал жёстко, с нотками обиды. — Я сделала свой выбор, Кейтлин. И ты сделала свой. В комнате воцарилась тишина, пространство между ними заполнила тяжесть невысказанных эмоций. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Кейтлин слегка повернула голову, её голос был тихим, но не менее резким. — Ты когда-нибудь любила меня, Вай? По-настоящему любила меня? Вай стиснула зубы, руками вцепившись в край прилавка от разочарования и боли. — Ты же знаешь, что да, — огрызнулась она, её голос был хриплым от эмоций, — ты не должна спрашивать меня об этом! Кейтлин повысила голос, что было для неё несвойственно, её самообладание пошатнулось, когда она резко ответила. — Тогда почему ты так легко оставила меня и забыла? Слова атаковали Вай, как удар под дых, и прежде чем она смогла остановиться, она закричала в ответ хриплым и громким голосом. — Потому что я не могла смотреть, как ты теряешь себя ещё больше, чем уже потеряла! Наступившая тишина была оглушительной, но Вай ещё не закончила. Она сделала глубокий вдох, её голос стал тише, но всё ещё был полон эмоций. — Я не хотела видеть, как ты превращаешься в то, что ты ненавидела больше всего, Кейтлин. Голос Вай слегка дрожал, когда она продолжила, её слова были тяжёлыми от груза всего, что она сдерживала. — Я думала, что смогу любить тебя несмотря ни на что. Но не это, Кейт. Я не могу любить того, кто считает, что убийство и причинение вреда невинным людям — единственный способ обрести мир. Она замолчала, её грудь вздымалась и опускалась, пока она пыталась сдержать свои эмоции. Её следующие слова прозвучали тише, с оттенком печали. — Я не могла на это больше смотреть. Потому что я знала, что это была не ты. Кейтлин, которую я знаю, так бы не поступила. Кейтлин с трудом сглотнула, подавляя рыдания, которые подкатывали к горлу. Её голос был тихим, но горечь в нём была безошибочной. — Тогда, видимо, ты не так уж хорошо меня знала, как тебе казалось. Её слова повисли в воздухе, резкие и убивающие, оставив после себя тишину, которая казалась тяжелее всего, что было сказано ранее. Вай выдохнула, её голос стал мягким и почти смиренным, когда она ответила. — Да, видимо, не знала. Кейтлин не ответила сразу. Она отвернулась обратно к окну, её отражение было едва различимо в стекле, выражение лица было нечитаемым. Напряжение в комнате было удушающим, смесь эмоций, с которыми никто из них не был готов столкнуться. Через мгновение Вай нарушила тишину, её голос был спокойным, но решительным, как будто она пыталась помягче отшить Кейтлин. — Иди домой, Кексик. Возвращайся к своей жизни, в свой прекрасный особняк, к своей идеальной девушке, — она замолчала, её голос стал совсем тихим, — то, что у нас было, то, чем мы когда-то были, теперь исчезло. Слова вонзались как нож в грудь Кейтлин, но она отказывалась принять это. Она повернулась к Вай, её голос слегка дрожал, когда она спросила. — Это так? Нас действительно больше нет, Вай? — Люди постоянно меняются, Вай, — продолжила Кейтлин, её голос дрожал, но был достаточно уверенным, чтобы выдержать вес своих слов. Взглядом она пыталась поймать взгляд Вай, но та не смотрела на неё, крепко сжимая челюсти, как будто готовилась к тому, что Кейтлин скажет дальше. — И ты должна принять тот факт, что никто не остаётся прежним, — продолжила Кейтлин, её тон смягчился, но всё ещё был решительным, — то, кем мы являемся сегодня, может измениться завтра. Но, по крайней мере, я могу сказать тебе прямо сейчас, что даже если ты изменилась, даже если ты больше не заслуживаешь моей любви или моей преданности... — её голос надломился, и ей пришлось сглотнуть, прежде чем закончить, — я бы все равно любила тебя. Слёзы потекли одна за другой, беззвучно стекая по её лицу, а самообладание разбилось вдребезги. Она посмотрела на Вай, её сердце было обнажено, а голос сорвался, когда она добавила. — Я никогда не перестану любить тебя. Вай не могла заставить себя взглянуть на Кейтлин. Она сжала руки в кулаки, низко наклонив голову, как будто могла оградить себя от тяжести слов Кейтлин. Но Кейтлин не остановилась. — Я всё ещё люблю тебя, — сказала Кейтлин, её голос надломился, когда потекли новые слёзы, — я никогда не переставала любить тебя. Вай резко вскинула голову, её глаза пылали от гнева, боли и чего-то ещё, чего Кейтлин не могла разобрать. — Не говори так, — резко сказала Вай, её голос был хриплым, почти умоляющим, — не говори так, когда в твоей жизни есть Мэдди. Она говорила быстрее, а в голосе отчётливо слышалось разочарование. — Она, вероятно, сидит сейчас в твоей комнате, думая, что ты занята на работе. Она ждёт тебя, Кейтлин. Она доверяет тебе. Не приходи сюда и не говори мне этого, пока она ждёт тебя. Наступила оглушающая тишина, наполненная только звуком неровного дыхания Кейтлин и весомостью всего сказанного. Кейтлин медленно кивнула, её плечи опустились, и она вытерла слёзы дрожащими руками. Её голос был тихим, почти шепчущим. — Ты права. Я не должна говорить такие вещи. Она уставилась в пол, её грудь сжалась, когда она попыталась успокоиться. Правда слов Вай ранила, но она не могла их отрицать. У неё была Мэдди, которая ждала её. Мэдди, которая не заслуживала этого. Мэдди, которая доверяла ей, которая любила её. И вот Кейтлин изливает своё сердце тому, кто уже ушёл. — Мне жаль, — тихо добавила Кейтлин, её голос был едва слышен, поскольку она изо всех сил пыталась взять себя в руки. Кейтлин замерла на мгновение, вцепившись пальцами в спинку стула, как будто это могло укрепить её дрожащую решимость. Её голос стал совсем тихим, раздавленным. — Просто в последнее время я так устала, — призналась она, и усталость просочилась в её слова, — и я думаю... я думаю, я не чувствовала себя такой уставшей раньше, потому что со мной была ты. Она посмотрела на Вай, её глаза искали чего-то — чего угодно, — но выражение лица Вай оставалось непроницаемым, она возвела вокруг себя прочные стены. — Теперь у тебя есть Мэдди, — ответила Вай ровным, но отстранённым тоном, как будто она заставляла себя произнести эти слова. Кейтлин кивнула, её губы сжались в тонкую линию, когда она моргнула, сдерживая новую волну слёз, грозящих пролиться. Не говоря больше ни слова, она повернулась и вышла за дверь, колокольчик над ней слабо звякнул, когда в пекарне снова воцарилась тишина.