Fraсtal

      Это не его дело.       Это абсолютно не его дело, как он ясно сказал. Он не должен потакать ему только потому, что Лайт не хочет умирать. Навряд ли его многотысячные жертвы хотели. У них он не спрашивал.       Что он должен чувствовать после предложения Киры проникнуть в его сознание — самолично? Возможно, это очередная хитрая уловка: как месть за то, что L раскрыл его, Кира хочет лишить его репутации и чести детектива. Вынудить его самого переступить закон, затащить с собой в моральную могилу. Слишком уж соблазнительно выглядит предложение преступника забраться к нему в голову, раскрыть его "изнутри". Последнее слово — ради маленькой, аморальной, сомнительной победы.       Он в который раз вспоминает глаза Лайта, раскалывающуюся в них просьбу — и это "Помоги мне", когда он упал на землю.       Даже если это игра, он одним этим заслужил награду. К тому же, ему всего восемнадцать, и, играет он или нет, его страх — подлинный. Страх вообще самое подлинное чувство, которое встречается у людей.       Кроме того, была одна вещь, из-за которой он всё ещё сидит, обхватив руками колени — а проверка Тетради по-прежнему не начата: Кира полностью заслужил своё, но без Киры они бы Киру не поймали, и он отлично помнит своё уныние и искреннюю — неподражаемую — злость, пляшущую у Лайта в зрачках, когда он всадил кулак детективу в скулу. Лайт вышел на Ёцубу, когда сам L понемногу превращался в бестолковый студень. Следуя плану, которого сам не знал, он привёл их к Хигути — а потом к себе. Одно это стоило уважения.       Прощать его на основании этого не было бы справедливостью, но справедливостью было бы сделать для него что-то — как он сделал для них.       L думает, что, слава богу, это и будет последнее, что он сделает — не для Киры, но для Лайта.       После этого он будет свободен от него навсегда.       Когда он снова спускается в камеру, то находит Ягами сидящим на скамье, со сцепленными в замок руками. L не проверял камеры, и сейчас задался вопросом: а он вообще вставал с того момента, как детектив ушел?       Как только Лайт его видит, в глазах его мелькает что-то, и L тут же проклинает его — за ум и надежду в этих глазах.       Он входит внутрь, закрывая металлическую дверь. Лайт поднимается ему навстречу, медленно, точно после вчерашнего его внезапно покинули силы.       С каждым днём он выглядит всё хуже       L останавливается у самой решётки, не заходя дальше.       — Расскажи мне, что ты об этом знаешь.       Во взгляде пленника появляется короткое удивление — в ответ на этот внезапный экзамен, он пожимает плечами.       — Метод внедрения в сознание с возможностью наблюдения и получения любой информации, находящейся в эмпирическом опыте объекта. А также воздействия на психику и личность, вплоть до модификации…       — Угу, — L кивает. — Ментальная интервенция крайне опасна и непредсказуема — даже как метод дознания, а не переформирования личности. Поэтому она используется только в крайних случаях, и это всегда должны делать только профессионалы. Вмешательство тех, кто не умеет делать это тонко, может привести к тяжёлым последствиям. Но даже при умелом исполнении интервенция часто заканчивается необратимым нарушением всех высших функций… Вплоть до полного разрушения личности или смерти, — добавляет он после короткой паузы. — Особенно при упорном сопротивлении… — он делает вдох, ожидая и даже опасаясь, что его перебьют, но Лайт молчит, и это ещё хуже. — Она сопровождается очень тяжёлыми, болезненными, часто непереносимыми ощущениями и переживаниями — тем хуже, чем сильнее сопротивление. Попытки сделать это в состоянии медикаментозного сна не привели к результату — тот, над кем проводят интервенцию, должен оставаться в ясном сознании.       — Ты прав. Я это делал, — продолжает он, посмотрев Лайту в глаза — его правота больше не играет роли — разве что против него самого. — Как уже сказал, один раз. — Ягами продолжает внимательно слушать, чуть нахмурившись, ни разу его не перебив. Он, если надо, умеет быть превосходным слушателем… — Я решил вести дознание параллельно. Там была организованная группировка, очень осторожная, несколько крупных терактов и уже после первых — почти под сотню жертв… И почти полное отсутствие доказательств.       У меня не было соответствующего опыта. Я передавил. Сломал допрашиваемого. Он сошел с ума. Я впал в депрессию и несколько месяцев не мог работать.       Он кладёт на скамью, служащую пленнику кроватью, несколько напечатанных листов.       — Ты говорил своей семье?       — Нет.       — Разумно. Тогда прочитай и подпиши.       — Я вообще с ними не говорил… — вдруг отзывается Ягами, совсем тихо, и тишина становится ещё гуще, концентрируется, до осязаемости, до неприятного липкого чувства на руках. — Что это?       — Договор. В случае, если ты не выдержишь и умрёшь, мы будем вынуждены инсценировать твой суицид. Если ты необратимо повредишь разум — мы сделаем то же самое.       — Если никто, кроме нас двоих, об этом не узнает, то для кого это?.. — и L почти усмехается. Не проведёшь. Даже сейчас.       — Для твоего отца.       Его губы сжимаются в тонкую линию. Теперь L понимает, что то, что Соитиро после раскрытия Киры больше не появился в штабе, очень хорошо. Он бы, пожалуй, убил их обоих, если бы узнал, что здесь происходит.       — Как… как это бывает?.. Если всё закончится плохо? — Лайт вертит в пальцах ручку, и смотрит только на неё.       — Эффект похож на лоботомию.       L смотрит, как он облизывает сухие губы, как на короткий миг надежда в его глазах сменяется ужасом. Детектив понимает его: ум для Ягами — такая же ценность, как для него — его собственный.       Он опасается, что теперь Лайт может начать спорить или задавать вопросы — этого таланта ему не занимать, но он только молча опускает глаза.       — Я всё равно умру.       Он подписывает бумаги, даже не скользнув по ним глазами, и L думает: с каких это пор он стал так ему доверять?       — Начинаем послезавтра. Я зайду за тобой в 10 часов.       Он забирает листы и берётся за решётку, услышав уже на пороге:       — L?..       Он оглядывается.       — Спасибо.       И уходит, звякнув напоследок железной дверью.       Будь ты проклят, Ягами Лайт.