По пути

В канун летних каникул Кагеяма вкладывал все силы в то, чтобы удачно сдать контрольные. Хината следовал его примеру, занимался либо с Хитокой, либо с Ямагучи, и спустя несколько тяжелых и насыщенных недель тряс листом с результатами прямо перед его носом. Ни единого завала, как и у самого Тобио. Происходило это на глазах разморенного жарой и тупицами рядом Тсукишимы — он закатывал глаза на радостные реплики с каким-то болезненным скрипом, будто действительно надеялся надменным взмахом ресниц спугнуть раскричавшуюся вокруг стайку диких птиц. Ямагучи же заряжался энергией Хинаты и одобрительно трепал рыжую макушку, наверняка довольствуясь и собой тоже — в эту победу он сам немало вложил. Заставить электровеник сидеть смирно и учить формулы — занятие не из простых. Хоть помогать ему с учебой стало на втором курсе делом привычным, пожинать плоды за это все-таки было приятно. Хината умел быть благодарным, таскал ребятам в знак признательности вкусняшки из дома, а после их лекций всегда кланялся до звездочек перед глазами. Его искренней и, откровенно говоря, очень красивой улыбки хватило бы, чтобы рассчитаться, но Шоё не был бы Шоё, если бы не делал больше того, что от него требовали обстоятельства. — Чего вы так радуетесь? По биологии отметка стремится к неуду. — Все-таки прокомментировал Тсукишима, по обыкновению поправляя очки. Все четверо неторопливым шагом двигались в сторону столовой. Хината шлепнул блондину этой самой бумагой куда-то в плечо, гневно хмуря брови, в то время как Кагеяма раздумывал сказать что-то типа «да завались ты уже». Но его опередил Ямагучи: — Ну, не всем быть такими умными, как ты или Куроо-сан, Тсукки. — А? — Кагеяма нарочно посмотрел на Хинату, прекрасно зная, что сейчас будет. Ямагучи звонко хихикнул, прикрывая рот ладонью, пока Тсукишима откровенно краснел. — Заткнись, Ямагучи! — Да, некрасиво сравнивать меня с твоим парнем или кто он там тебе, — не удержался Шое. А потом докинул сверху: — Может, вообще папик! — Хината, где ты вообще такое слово только услышал! — Ямагучи, как умел, сдерживался, но все равно разразился смехом. Кагеяма не остался в стороне. Откуда растут ноги у расширенного лексикона коротышки Тобио прикинул сразу же. Сказывалось дурное влияние Мии Атсуму. Впрочем, если эти новшества распространялись на то, чтобы третировать блондинистую каланчу, он был обеими руками за. — А как вообще выглядят папики? — Дурак? Очевидно, как Куроо! Тсукишима пыхтел, гневно сжимая кулаки, возвышаясь над всеми вокруг. Было бы страшно, если бы не было так пофиг. Ну, честное слово. О том, что у них что-то там наклевывалось с экс-капитаном Некомы, Кагеяма знал даже из нескольких источников. В первую очередь, конечно же, от Шое, который непременно вкидывал в их разговоры любые услышанные в школе сплетни. После его дня рождения получать эту информацию стало совсем просто: будто начала распутываться цепочка событий, что тянулась еще с их первого тренировочного лагеря с Некомой. Оказывается, Тсукишима действительно сам продолжил общение с Куроо-саном, когда они вернулись в Мияги. И, как утверждал Ямагучи, арты из той самой секретной папки он кидал по своей инициативе. Тадаши это немного расстраивало: ведь даже ему не было оказано чести посмотреть, что там вообще есть. А вот с чего-то вдруг Куроо — пожалуйста. Магия какая-то. Нишиное неведение не нравилось еще больше, он завелся сразу, как прознал про засекреченные рисунки кохая, пару раз рвался к нему домой — на вылазку, но так и остался за бортом. Чертов Куроо-сан тоже был непреклонен и не скидывал хотя бы крохотную детальку рисунка глянуть. Обычно болтает, что не заткнешь, а тут… Плюс ко всему, Атсуму тоже любил потрепаться. Неизвестно, какими способами он узнавал все самое «интересное» и неизвестно, зачем выбалтывал это Тобио, когда они созванивались. Он действительно был в курсе многого, даже о Некоме и Фукуродани, хотя ни с кем оттуда особо не дружил. Зато, вопреки всему, его собственная личная жизнь оставалась тайной за семью замками: Хината как ни старался, выпытать о второй половине связующего ничего не смог. Мия только отшучивался: «На самом деле я своего партнера выдумал, такой красавчик получился», — но верилось в это с трудом. Да и вообще, он даже не пытался спрятать засосы на шее на своих новых фотках, залитых в сеть. Идиотина. Придумал он там себе кого то? Ага, как же! Вся эта ерунда с расследованиями не имела для Тобио ровно никакого значения, но уж такова она — социальная жизнь. Следовало ожидать этого с самого начала, как только он связался со своим коротышкой. Ведь сперва в его жизнь пришел Хината. Остальное же добавилось постепенно, прилипло, как к снежному кому, пущенному с горы. — Не придумывай, тупоголовый! Значение слов выучи, прежде чем свой рот открывать! Хинате прилетела затрещина. Ребята, проходящие мимо, обернулись на них, но не сбавили скорости. На шумных волейболистов уже давно никто не обращал излишнего внимания. Школа, которая смогла выдержать Танаку и Нишиною, сможет выдержать и их посредников. Тсукишима натянул наушники, стоило им наполнить подносы едой и сесть за стол. Лицо его приняло безразличное выражение, хотя щеки все еще горели. Кагеяма уселся с краю от остальных, и совсем не зря: через минуту к ним присоединился Ноя, непременно расталкивая сладкую парочку в разные стороны. — Чего опять Тсукишима? — Вместо приветствия спросил он, стараясь одновременно распечатать бенто и сесть удобнее, буквально вкручивая свою задницу на место. Хината приветливо сжал его плечо, уже вовсю жуя. Ямагучи ответил: — Тсукки в отрицании. Пытается делать вид, что не знаком с нами. — На веснушчатом лице растянулась шкодливая улыбка. — И с Куроо-саном тоже. Ребята засмеялись уже все вместе. — Всё нормально, Ноя-сан? — Да, а не должно? Ямагучи отпил воду и продолжил: — Ну… Я имею в виду оценки. Ноя самодовольно хмыкнул, выуживая изрядно помятый табель из заднего кармана брюк. Тадаши развернул его сам, и только тогда Нишиноя торжественно произнес: — Я еду! У Рю тоже все в порядке! Кагеяма почти не сомневался, что все сдадут. В прошлом году они с Хинатой оказались самыми проблемными в команде, из-за чего их ждала не самая легкая пересдача и сумасшедшая поездка с сестрой Танаки на тренировки, но они выжили, много работали над собой, занимались и теперь могли поехать в летний тренировочный лагерь. За которым, если признаться честно, их поджидало не менее волнительное и удивительное событие — они с Шое должны были гостить у Мивы целую неделю. Вдвоем! С уговорами своей мамы не возникло никаких проблем, за исключением того, что три дня Тобио не знал, с какой стороны к ней подступиться, а потом просто выпалил просьбу разом за ужином. Услышав, что весь сыр-бор из-за новой зверушки дочери, она согласилась, не раздумывая и минуты, и только уточнила: — Шое-куна возьмешь с собой? Ох, ну, конечно же. Без него я бы вряд ли вообще согласился… — Да, мам. — Хорошо. Когда будете гулять — ведите себя осторожно, не теряйте друг друга из виду! И не разводите у Мивы бардак! Тобио на это смог только фыркнуть: — У нее всегда срачельник был в комнате, единственное, что я могу у нее сделать — это прибраться. Обговорив еще пару деталей вроде «не пропадать» и «звонить каждый день» тема была закрыта. Тобио облегченно выдохнул, когда эта нервотрепка закончилась. У Хинаты всё вышло несколько сложнее. — Сначала она вообще наотрез отказалась, мол, как ты там будешь в чужом городе и чужой квартире, я уверял её, уверял, что твоя сестра сама это предложила! Хотел даже позвонить Миве, чтоб она подтвердила! А потом этот вдруг сказал, что я и так будто уже живу у тебя, и что ничего особо не изменится, если неделю я побуду вне дома. И еще мне денег отгреб на всякое, подмазывается, черт. — Протараторил Хината на одном дыхании, активно жестикулируя, пока Кагеяма катил его велосипед. Кагеяме на это хотелось радостно закричать, но он сдержал в себе довольный вопль и лишь улыбнулся: — Значит, нам осталось только попасть в тренировочный лагерь! Как же все-таки офигенно! С каждой новой тренировкой и проведенным в лагере днем ощутимых иголочек под кожей становилось всё больше — Тобио откровенно нервничал. А когда сестра встретилась с ним, вручила ключи и дала наставления о проживании, он перестал находить себе место. В моменте он легко концентрировался на волейболе, но стоило лишь отойти в сторону от площадки, чтобы поправить обувь или обтереть вспотевшее лицо полотенцем — фокус мгновенно смещался на эту их затею. Еще два дня и они соберут вещи и поедут в квартиру, где сестры уже не будет. Где будет совсем немножечко обязанностей по дому и множечко Шое. Шое, который будет рядом днем. А еще будет ночью. Рядом. Шое. Его Шое. Возможно… …вероятно, даже в одной постели. Боже. Конечно же, в одной постели. От этого простого заключения Кагеяму пробрало буквально на ходу. Хорошо, что впереди не возникло препятствия в виде какой-нибудь перегородки или сверстника: влетел бы точно, как неловкая ворона. Они с Шое будут вдвоем! С ума сойти… Ну привет, потные ладони. Поволоку перед глазами развеял Нишиноя, который толкнул его хоть и с небольшим усилием, но Кагеяму от этого подтряхнуло. — Тобио-кун, ты чего это завис? Кагеяма хватанул ртом воздух и потер друг о друга руки, в одной из которых тут же оказалась бутылка с водой. — Задумался, как лучше принимать у этой команды, они прямо давят своими… у нас же следующая игра с ними… Ноя нагнулся поближе, буквально заныривая под челку Тобио. На лице его засияла ухмылка: — Да не ври ты, дурында-переросток, у тебя на лице все написано! Кагеяма потер рукой взмокший лоб, будто действительно мог стереть оттуда все то, что семпай там увидел. Взгляд Юу был настолько пронзительным, что хотелось отпихнуть его от себя как можно дальше. Ладно, хотя бы говорил он спокойно, а не орал, как обычно, и слышал его только лишь Тобио. Наверно. Впрочем, отрицать очевидное было предельно глупо. Нишиноя знал обо всем, творящимся между ними с Шое, причем практически с самого начала. Был другом Хинаты, наверное, даже самым лучшим, несмотря на их безмерное количество, и шаг за шагом, тупая шутка за тупой шуткой — стал близок и самому Тобио. Тобио очень ему доверял. Он не болтал ему абсолютно все, что было на уме, но посвящал в самое важное. Этого было достаточно. — Ладно, я правда немного переживаю. Это же на целую неделю, как-никак… и мы с Шоё… — Тобио осекся. Лицо его мгновенно покрылось бордовыми пятнами от одной единственной и крайне постыдной мысли. Спрятать пылающие щеки помогла спасительная бутылочка. Целиком же от карих глаз было не скрыться. Сейчас наверняка завалит подколами так, что не заткнешь — смиренно заключил Тобио. Ему было о чем переживать, и реакция Нишинои на все это не делала ни горячо ни холодно, она просто должна была прозвучать. Комментировать любили все, кому не лень. А Нишиное было не лень, когда дело касалось Шое, его, или его с Шое. Но, будто бы вопреки мыслям Кагеямы, коротышка вдруг сказал уверенно и твердо: — Я думаю, тебе не стоит волноваться из-за того, что что-то может пойти не так… вы с Шоё во всем разберётесь. И всё будет хорошо. Вы, два болвана, уже многое вместе пережили. — Правда? На такую откровенную наивность Нишиноя все-таки не смог не съязвить: — Ну а че ты ожидал от меня услышать? Что-то типа «пользуйтесь сма…» На этой ноте Кагеяме пришлось его заткнуть. Тренер недовольно на них глянул, как и ребята, от которых они незаметно отдалились, пока говорили. Следующая игра должна быть еще нескоро, но Карасуно стояли наготове, разминаясь, потягиваясь и активно обсуждая тактику. Хината улыбнулся ему из глубины толпы, согревая нежным взглядом самые отдаленные уголки души, в которых имелось место для него одного и таких вот улыбок. Тепло это ощущалось даже физически. Обволакивало, укутывая в мягкий кокон. Тобио уже давно заметил — Шоё каким-то чудесным образом проворачивал с ним какую-то химию одними лишь глазами. Просто посмотрев вот так — мог порадовать, рассмешить и иногда даже успокоить. Да, взгляды Шое — это всегда призывы к действию. И если даже коротышка спокоен, то есть ли повод вообще волноваться? Нишиноя все еще муслякал своими дурацкими слюнями широкую ладонь, прижатую к его болтливому рту, пока Кагеяма откровенно втыкал. Впрочем, надолго это не затянулось. — Спасибо, коротышка-сан. Мне и правда теперь спокойнее. Слюнявить, правда, было не обязательно.

***

Когда Кагеяма взволнован — он молчит и много думает, когда же взволнован Хината — его становится не переслушать. — Атсуму-сан тут похвастался, что улучшил контроль мяча при подаче. Жду не дождусь встречу с Инаризаки на соревнованиях! Так бесит, что в тренировочный лагерь мы с ними не попадаем! Тебе повезло, ты хотя бы на сборах молодежки с ним оказался! — Я тут подсмотрел у Нои, и, может, мне конечно показалось, но, по-моему, он переписывался с Асахи-саном. Ты можешь в это поверить?! — А еще, ты заметил, что Хайба опять подрос? Такая дылда вообще! Ещё немного, и в Токио на одно небесное дерево станет больше! — Представляешь, даже Нацу за последний год выросла на 1,6 сантиметра! А я всего на 1,4! Не удивлюсь, если эта мелочь меня в конечном итоге вообще перегонит! Вот это будет обидно! — Тараторил Хината, едва поспевая за широким шагом Тобио, который активно вертел головой по сторонам, выглядывал номера домов и сверял их с картой в телефоне. — Мама тоже говорит, что Нацу меня перерастет, но надеюсь, она шутит! — Я думал, ты уже смирился с тем, что ты коротышка… — Наконец отозвался Кагеяма, сворачивая в переулок между высокими зданиями, похожими друг на друга, как много-много капель воды. Необходимая им многоэтажка должна была уже возникнуть в поле зрения, но с такого расстояния рассмотреть нумерацию было проблематично. Вдобавок, мешали снующие туда-сюда люди. В Мияги таких толп не было. Они немного нервировали и отвлекали, и он сам не понял, что послужило триггером — гул от проезжающих мимо машин или масса людей, что норовила врезаться в них плечами, но рука Хинаты оказалась зажата в его ладони на чистом автопилоте. Впрочем, так коротышка хотя бы притих. Тобио не помнил, когда был здесь последний раз (из общих двух), но вряд ли это было меньше двух лет назад. За такой промежуток многое вокруг изменилось, включая пышную растительность, новые магазинчики с яркими вывесками и целую полосу пестрящих красками билбордов, которая началась от самой автобусной остановки и пока не заканчивалась. Хината ткнул его в бок, но концентрацию Тобио это не нарушило. — Ладно, — вздохнул парень, заметив примерно 0% включенности собеседника и в эту тему тоже. Он сам смотрел во все глаза, время от времени приоткрывая рот от изумления — здесь все очень отличалось от родного города. Они, конечно, гуляли во время соревнований, бывало даже с ребятами из других команд, но, для того чтобы перестать замечать какое все непривычное и удивительное вокруг, потребовалось бы гораздо больше времени. Любому другому человеку. Хинате же — лет сто, не меньше. — А долго еще? Пить хочется, а у меня вода закончилась… — Можешь взять в переднем кармашке сок, — ответил Кагеяма, останавливаясь. Они как раз зашли под козырек небольшого кафе, что спасал от знойного солнца. Тогда-то парень и прозрел: у дома наискосок знакомый забор с кодовым замком, та же скамейка с ним рядом, большой уродливый фонарь, который в прошлый раз освещал теплым светом площадку у входа, и, конечно же, необходимый номер на фасаде. Он неосознанно дернулся, радуясь, что спустя полтора часа в дороге (включая метро и автобус) они на месте, и Хината от этого движения разомкнул их пальцы. — Ты чего, Дургеяма? — Пришли! Параллельно с тем, как лифт нес их на нужный этаж, становился гуще, кажется, даже воздух вокруг. Хината потягивал сок через трубочку лениво и размеренно, хотя обычно, дорвись он до небольшого объема — всасывал его за секунду. И смотрел на своего парня сквозь растрепанную челку, частично прилипшую ко лбу из-за жары и пота. Что, впрочем, не делало его хоть на толику менее очаровательным в глазах напротив. И этот секрет ему с большой долей вероятности не раскроют. Карие глаза могли доводить до дурости. Но только конкретно эти карие глаза. Тобио успел прервать зрительный контакт несколько раз, но за считанные секунды сам к нему возвращался. Ему тоже ужасно хотелось пить, а еще сбросить надоевшие кеды и как следует помыться после дороги. В голове он прокручивал этот день снова и снова, воображал, как все будет здорово. Как они приедут, накормят котенка и себя заодно: непременно приготовят покушать, потому что Мива любитель еды на вызов, и обещания того, что холодильник будет забит, мало чего стоят. А потом… потом… Что там еще… Она вроде бы просила полить цветы? Хотя какие у Мивы цветы! Дома вот растут, и много. Хината их очень любит. У Кагеямы есть доказательства: фото Шоё в этом зеленом саду, оно стоит на полке рядом с общей фотографией Карасуно. Он там такой дурак: развесил на свои волосы зеленые вьющиеся лианы, довольный, лыбится. Тобио не мог сдержать смеха, когда делал снимки. Из всех хороших кадров, где у него хотя бы глаза были открыты, Шое выбрал ту, на которой они зажмурены, и они распечатали её вместе… рамку купили. — Кагеяма. — Что? Хината шагнул ближе, хотя не то чтобы в кабинке было много места. Наоборот: очень и очень тесно. Настолько, что носки их кроссовок соприкасались. — Мы вроде бы приехали. Кагеяма осмотрелся: лифт и правда уже остановился. Пока Тобио доставал ключи, в его голове воцарился хаос: он вспомнил, как вчера они с Шое тихо переговаривались в общей комнате, когда все уже спали. Обсуждали предстоящую неделю, придумывали, чем заняться. В планах было посетить Токийскую оранжерею, куда Тобио давно хотел сходить, и планетарий, о котором Хината услышал от своих одноклассников. Также они собирались посмотреть игру двух местных волейбольных команд, что насоветовала Мива: сестра и сама хотела на ней побывать, но не успевала из-за отъезда. Постепенно тема досуга стала перетекать в другую, и чем ближе Шое прижимался своей ногой к ноге Тобио, беззастенчиво скользнув под его одеяло, тем быстрее это происходило. Хината совсем забыл о правилах приличия и своих сокомандниках, находившихся всего в двух шагах. Их татами в этот раз и так стелили дальше от остальных, потому что кое-кому не нравились их ночные перешептывания (всем). Однако обстановку приватной это отнюдь не делало. По мнению Тобио. Хинате же было глубоко наплевать. Ключ в замочной скважине скрипнул, и они зашли внутрь. Хината сбросил кроссовки, поставил переполненный рюкзак у порога и счастливо запищал, когда навстречу им, громко мяукая, выбежало пушистое нечто. — Ну, привет, кроха! — Коротышка сразу принялся котенка ласкать и гладить, прижимать к груди, болтая какую-то сопливую ерунду. — Он милашка, погладь его, погладь! — Хината уставился просящим взглядом, и вариантов никаких не осталось. Шерстка ощущалась мягкой и теплой, белое чудо само подставлялось под руку. На губах у Тобио нарисовалась улыбка. Шое просто светился. И озарял светом весь коридор. И всю квартиру. Город. — Мива просила называть его по имени, пока её нет, чтоб он не отвык. — Вспомнил Кагеяма. Он осторожно погладил зверька за ушком и тот, неожиданно, ощетинился и зашипел. Страшно это не выглядело, только смешно — Хината на это беззастенчиво расхохотался. — Впрочем, мне оно не нравится. — А ему ты не нравишься! — Заливался Хината, выпуская разгневанного зверя, хотя это не спасло его от мелких царапин на руках. — Знаешь, это так странно, что ты не умеешь находить подход ни к животным, ни к детям. — Добавил Хината, припоминая разом все неловкие моменты Тобио, когда ему случалось остаться наедине с Нацу на три секунды. — Ты точно с этой планеты, Дургеяма? — Да иди ты! — Кагеяма щелкнул коротышку по носу и прошел вглубь квартиры. Самое время показать Шоё их временное место пребывания. Хината бродил по гостиной, очарованно хлопая глазами. Она была просторной и светлой, в углу стоял стеллаж с множеством книг и журналов по моде, в центре небольшой диван со столиком рядом, на котором также была рассыпана куча листовок, пара газет, каких-то зарисовок и скомканных бумажек. Не разводите бардак у Мивы, ну да, ха-ха. Кухня с гостиной была соединена. Кагеяме сразу пришелся по душе островок для готовки, где вполне себе удобно размещалась необходимая техника, рабочая поверхность, плита, а рядом аккуратная барная стойка с двумя высокими стульями. Хината протопал к ней, нагнулся и, крайне довольный, выудил из встроенной витрины бутылку вина. — Смотри-ка! — Положи на место! — Но Мива разрешила попробовать, если захотим! Кагеяма нахмурился: — А ты хочешь? Хината пожал плечами: — Как минимум, я бы сначала поел. А потом бы уже подумал! Экскурсия ускорилась — в спальне показывать было особо нечего, кроме широкой кровати с аккуратно (вау) сложенным постельным сверху. Видимо, ночевать им позволено здесь. Кагеяму чуть удар не хватил, когда Хината, видимо, уже освоившись, промчался мимо него к зеркалу со всякой приблудой типа косметики и… париков. Шое напялил первый попавшийся, и воспроизвел с десяток разных довольных звуков, уведомляя, как ему в этом парике классно. Хинате не шел черный цвет. Хинате шел рыжий! Яркий, солнечный и летний! — Ну как, Унылогеяма, мне идет?! — Чего это я вдруг Унылогеяма, придурок?! Шое изобразил на лице наипечальнейшую гримасу и опустил плечи, даже глаза сузил как-то устало: по нему явно плачет театральное. И добавил гнусавым голосом: — Вот настолько уныло и печально ты выглядишь. — И, последний штрих — пригладил волосы к голове, как делал его глупый бойфренд, порой сам этого не замечая. Осмотр квартиры перерос в подобие драки: Кагеяма повалил Хинату на мягкие подушки, стягивая дурацкий парик (Мива потом за это прибьет), и, пока Шое от смеха хватал ртом воздух, принялся его щекотать. — Ну, Дургеяма, хвааа-тит! — смеялся Шое, выворачиваясь и контратакуя: щекотал ребра и прикусывал зубами где попало. Кагеяма подгадал момент и вырвался из цепких рук. Слитным движением развернул коротышку и звонко шлепнул по заднице. Сжав одну из половинок посильнее напоследок — потому что хотелось и потому что, ну, можно. А потом поднялся с постели, как ни в чем не бывало… — Ты чего перестал?! — Ну, ты же сам сказал, что хватит! Самодовольству Тобио не было предела: он беззаботно мычал себе под нос, разбирая вещи из сумки и обозревая содержимое холодильника. Ладно, сестрица не обманула — продуктов и правда навалом. Оставалось только приготовить. Хината все это время понуро сидел на барном стуле. Даже его задорные вьющиеся локоны как-то погрустнели, и он лишь хмыкнул, когда Тобио спросил: «Салат сделаю, будешь?» Конечно будет. И такое ужасное предательство переживет, но нужно немного подраматизировать. — Если у тебя получится подождать на пять минут подольше, то я бы сначала принял душ. — Сказал Тобио, выудив из холодильника необходимые овощи и закинув их в раковину. — Помоешь пока тут всякое? Хината угрюмо угукнул. Тобио отрыл в сумке свои банные принадлежности, достал из шкафа сразу два больших махровых полотенца, на него и на Хинату — ведь их собственные еще нуждались в стирке. И чмокнул рыжую макушку напоследок, когда его маленькая фигурка уже склонилась над раковиной. Хината злился недолго. Может, это вода, брызнувшая ему в лицо подействовала самым живительным образом, а может клубничка, которую он обнаружил в холодильнике и тайно скушал. Шагов Кагеямы за спиной он не услышал — мешал шум воды, а еще песня, что он намурлыкивал себе под нос. Тамаши все это время терся об его ногу, но стоило Тобио появиться в зоне видимости — сразу унесся прочь. — Ты кошмаришь животных одним своим видом, — чуть вздрогнув от неожиданности, подметил Хината. Руки Кагеямы легли на его талию и осторожно отодвинули дальше от раковины. Лист салата выпал из дрогнувших пальцев прямо на пол. — А ты растяпа. Мне до сих пор непонятно, как ты можешь быть на площадке таким ловким, а на кухне — полнейшим нулем! — Да это при тебе только так! — Ответил Хината. Тобио согревал дыханием затылок, заставляя последние нотки раздражения сходить на нет. Не сходить, а буквально сбегать. — Дома всё у меня нормально выходит, даже жарить что-нибудь или варить! Недавно я даже осилил шарлотку, но… ты и сам знаешь. Кагеяма на это лишь кивнул. Чмокнул осторожно в область за ухом, и оно тут же побагровело. Впрочем, сводить с ума он собирался не только прикосновениями, но и словами, кажется, тоже. Останься сейчас у Хинаты в ладонях самый дорогой на планете хрусталь — и от него бы остались мелкие осколки. — Я уже давно понял, что когда мы будем жить вместе, готовить я буду. — Что? — Ну, может иногда вдвоем. Наверное, в зависимости от загруза… — Ты об… этом думал? — Хинате пришлось повернуться, чтобы видеть реакцию — его определенно застали врасплох. Конечно, в самую пору в такой знойный день, когда голова итак не соображает… Губы Тобио изогнулись в улыбке, и он сразу поцеловал Шоё в уголок рта. Наделав этим внутри грудной клетки немало шума. Выдохнул: — А ты разве нет? Шоё спровадили в ванную самым унизительным способом: закинув на плечо, хоть он и безуспешно пытался противодействовать, поколачивая спину Тобио. Впрочем, спина на этом страдала не в последний за вечер раз. Как Кагеяма решил быть весь из себя смелым, говоря такие вещи своему коротышке, так и Хината решил окончательно отпустить себя. Ведь сегодня они только вдвоем. И ничего не помешает случиться задуманному. Шоё замечает: «Какой же удобный стол, прямо-таки как раз…» — как раз по размеру, чтобы невзначай достать своей ногой до ноги Кагеямы. Скользнуть от ступни к коленке и выше пальцами, задержаться у кромки коротких домашних шорт. Парень от неожиданности скрипит по тарелке вилкой, смотрит в немом вопросе, а потом хмыкает, застенчиво пряча взгляд, потому что отвечать ему совсем не надо. Они уже оба прекрасно знают ответ. Сейчас бы говорить глупости. И пылать. Тем ярче, чем ближе ступня к области паха. — Кхм. А тебе Ноя что ли не говорил, что… что он Асахи-сану написал? — Да, это тоже сойдет за глупость. В эти минуты все, помимо того, что происходит в пределах этой квартиры — сущая глупость и пустяк. К разговору, непременно, вернутся с холодной головой позже. Сейчас же нужно посотрясать воздух. — Неа. Тебе, видимо, да? — На прошлой неделе, — подтвердил Кагеяма. — Сказал, что ужасно соскучился. И что… — Чужая нога поднялась еще немножечко выше. — И что он рад будет даже простому общению. — Я все-таки ставлю на то, что однажды они будут вместе. — Улыбнулся Хината, нанизывая на вилку многострадальческий кусочек салата. — Я бы тоже этого хотел. — Несмотря на обстоятельства, отозвался Тобио. Впрочем, голос его звучал все ниже и ниже с каждым сказанным словом и каждым чертовым миллиметром, что сокращал Шое под дурацким столом. Котенок пронесся совсем рядом с ними, скользя по полу маленькими лапками и неловко перекатываясь, борясь с игрушкой — Мива не поленилась купить питомцу что-то вроде мышонка или странного птенчика. Тобио не вдавался в подробности. — И все-таки Тамаши — глупое имя для животного. Хината и тут не удержался от спора: — Но ведь это «душа». Может, у Мивы такая душа — белая и пушистая? — Пфф. Ну конечно же… Как скажешь! Давление на ногу немного ослабло, Хината произнес даже как-то застенчиво, будто это не он только что взобрался ступней до самого… верха: — Я всегда хотел себе питомца, но когда родилась Нацу, оказалось, что у нее аллергия… — Меж темных бровей на секунду залегла морщинка. — Правда я никогда не думал об имени, хотя душа — звучит прикольно. Нога вернулась на свое место, надавила сильнее — Хината умудрился зажать цепкими пальчиками тонкую ткань. У Кагеямы опалило не только всё его естество, но и снесло последние частички рациональности. Да, карие глаза могут довести до дурости. Безусловно. — А знаешь, что еще здорово звучит? — Что? — Твое имя… Шоё. В тишине комнаты Кагеяма отчетливо слышит, как сглатывает его парень, видит, как дергается его кадык, как наливаются румянцем щеки. Хината отводит взгляд, совсем ненадолго. Неужели сдался? Эту партию на самом интересном он прерывать не намерен. К тому же, он уже вкинул свой главный козырь. Дальше дело за Хинатой. Тысячу раз. Примерно столько раз они говорили об этом. О близости. Но одно дело говорить и совсем другое… Ощущать, как на твой крепкий стояк давит нога Шое. Аккуратно, но крайне нетерпеливо. Губы сливаются в жарком поцелуе, Кагеяма сразу цепляет языком другой, пока Хината цепляется ногами за его бедра. Дурацкий ужин так и останется недоеденным. — Если ты опять передумаешь, я это просто так не оставлю, Дур-геяма. — Задыхаясь, обещает Хината. Руки его уже вовсю исследуют широкие плечи, где-то на периферии сознания отмечая, как сильно они раздались с тех пор, как он вот так вот касался их в первый раз. Тогда. В душевой. Хината целует сам, прокладывает влажную дорожку от подбородка к ключицам, оттягивая ворот футболки, чтобы забраться еще ниже. Кагеяма громко тянет носом воздух, раздосадованно шипит, когда ручка двери, ведущей в спальню, не поддается с первого раза. Впрочем, отягощает это не сильно: Хината, зажатый между стеной и горячим телом, протяжно стонет, притираясь ближе, и Тобио слишком отчетливо ощущает, насколько он тоже твердый и жаждущий. — Бляяять. Неужели таким быть вообще возможно? Кагеяма опускает Хинату на постель, разрывает контакт, всего на секунду — дабы стянуть с себя осточертевшую футболку и швырнуть ее куда подальше. Взгляды пересекаются. У Хинаты он открытый, вызывающий, с легкой поволокой. Кричащий: «Я весь твой» «На поле» «И здесь» Заходящее солнце, что украдкой заглядывает в окно, устраивает в рыжих локонах настоящий пожар, в то время как Хината пожар устраивает в сердце. Хината придвигается на коленях ближе, подставляется под осторожные поцелуи, что осыпают кончик носа, лоб, уши и щеки, плавится, дрожит под чужими пальцами, которые стягивают футболку. Хината всегда такой открытый, тем более сейчас, здесь… — Нам надо… — вспоминает Тобио какой-то вспышкой, будто на секунду в глупой голове подсветили одну умную мысль. И уже хочет рвануть в коридор. Шое останавливает его за руку, целует запястье, весь такой солнечный и готовый на следующий шаг, стоящий на постели прямо на коленях. Кивает головой в сторону в ближайшего угла, где любовно пристроен его рюкзак. Шепчет, потому что говорить громче физически не может: — Там всё. Тобио пересиливает дрожь в коленях, пока выуживает флакончик и пачку презервативов, улыбается про себя: «Подготовился» Справедливости ради, у него тоже такой комплект в рюкзаке припрятан. Они оба. Оба готовились и ждали. У Хинаты дрожат губы, когда Кагеяма бросает необходимое на постель, и дрожит всё тело, когда собственные шорты вместе с бельем летят на пол. Он уже лежит на спине, стыдливо прикрывая глаза ладонью, сводит подтянутые ноги вместе. Кагеяма целует его руки, грудь, ключицы, спускается ниже. Цепляет языком скоп мурашек на животе, втягивает мягкую кожу, разводит колени в стороны, оглаживает горячие бедра, о которые впору обжечься. И касается изнывающего члена Шоё. Хината издает звук, очень похожий на сдавленный писк. — Я сейчас уже кончить готов, ты такой красивый, Шоё. — Ты тож… — Но я кое-что сначала попробую… Тобио взбирается на постель полностью, подтягивает свое сокровище ближе за тонкие лодыжки, оглаживает большим пальцем налитую головку и, не раздумывая, погружает в свой рот. Хината дергается: — Что ты...! Тобио! И тут же мычит, стоит Кагеяме вобрать член глубже. Блядство. Какое же… Кагеяма подкатывает глаза, обхватывает Хинату рукой, отрываясь на секунду, ласкает языком головку, во рту тут же ощущается привкус предэякулята. Гладит уздечку, проходится по всей длине и ловит ушами приглушенные стоны, сам готовый взорваться в любую секунду. Хината по-настоящему красивый. Его бархатная кожа, ставшая бронзовой за жаркое лето, так и манит её ласкать и покусывать. Сильные ноги и не менее сильные плечи — стоит Тобио только раз на них взглянуть и их тут же хочется гладить. Пальцы, что вечно забираются под его одежду — Кагеяма готов целовать вечность и даже немножечко дольше. Хината прекрасен, когда смеется. Когда едет на велосипеде, когда веселится с друзьями или когда выходит играть на площадку. А еще прекрасен, когда так густо краснеет, дрожит и хнычет, пока находится у Тобио во рту. Тобио отрывается от налитого до предела члена, оттягивая ниточку слюны языком, двигает сжатой ладонью вверх-вниз, так, как Хината любит, чтобы он двигал, и абсолютно искренне признается: — Ты прекрасный, Шоё. Ты такой… солнечный, ну, просто… Хината кончает со сдавленным стоном, шипит сквозь сжатые зубы, пока Кагеяма гладит головку и вытирает влажный рот предплечьем. А еще Хината прекрасен в своей нетерпеливости. Когда он нарочито сердито сводит брови и поторапливает своего парня ногой, не успев даже до конца избавиться от вспышек перед глазами: — Ты… как ты вообще… додумался? Ну, то есть… Офигеть! — Ох, неподходящее время рассказывать, где Кагеяма «справки» наводил. — Ты сам-то, когда уже — разденешься? Я оочень давно не видел тебя без одежды! Хината смотрит совсем по-шальному. Кагеяма торопливо стягивает шорты, под которыми предусмотрительно ничего нет. Оставленный без внимания член звонко шлепает по животу так, что Хината облизывается. Под томный вздох и сумасшедшую дробь в грудной клетке Кагеяма распределяет по пальцам смазку и спрашивает одними только глазами, приставляя их к сжатому входу: «Можно?» Хината отвечает через силу, сколько можно спрашивать? — Я тебе доверяю, Дургеяма. Палец толкается внутрь медленно, крайне осторожно, замирая на месте на последней фаланге. Хината тянет носом весь оставшийся во вселенной воздух. — Ты… — У Кагеямы нет слов. — Ну да, и что? Хината готовился. Много раз до и один раз сегодня. Кто-то осудит? Кагеяма дает себе волю улыбнуться: ждал. Они оба ждали. Тобио вводит два пальца. Несмотря на подготовку, Хината прикрывает глаза, закусывает губу, мычит, пока его парень растягивает стенки. В Хинате ужасно горячо и приятно. Собственный член в десятый раз дергается, напоминая, что он уже давно наготове. Три пальца входят немного туже. Хината рвано выдыхает ртом, весь съеживаясь. Тобио вспоминает, что совсем позабыл о поцелуях. Брюнет ласкает его губами, покусывает нежную кожу ключиц, отвлекая, целует истерзанные губы, толкаясь языком внутрь, вводя пальцы плавнее и глубже. — Не больно? — Не… просто странно. — Шепчет Шое, хватаясь за чужую спину. — Когда я сам… было по-другому. — Скажи, если будет больно, я сразу остановлюсь, — звучит последнее связное предложение. Хината напрашивается на поцелуи, ласкаясь, словно кошка, тянется носочками, насаживаясь на пальцы плотнее. Пульсирует глубоко внутри и дрожит снаружи. Какой же удивительный и манящий. Кагеяма вынимает пальцы, когда терпеть сил не остается совершенно никаких. Рвет пакетик, раскатывая презерватив по члену трясущимися руками. Подставляет головку ко входу, ловит свободной рукой руку Шое, переплетает пальцы. Целует губы и входит одновременно, изо всех сил стараясь ни сорваться, ни двинуться дальше. Хината все равно очень узкий. Непростительный узкий. Боже, как бы не кончить в первые две секунды. — Нгх! — Постарайся расслабиться, Хината… — Кагеяма останавливается, проходит рукой по мускулистым ногам, гладит живот и бедра, наклоняется для поцелуя. Хината кусает свои губы с таким же усилием, как и губы напротив. — Сейчас… Кагеяма теряется от резонирующих ощущений, надавливает на тюбик со смазкой снова, разглаживает жидкость по растянутой покрасневшей дырочке, перед глазами от этого вида все нещадно плывет. Толкается до половины. — Н-нормально? Слух режет сдавленный шепот. У Хинаты в уголках глаз скапливаются слезы. — Он такой большой, когда там… и мне… — Вытащить? Все таки больно?! Хината делает движение сам, толкается навстречу, крепко обхватывая бедрами. — Терпимо. Ты правда можешь так не осторожничать, Дургеяма. — Но ты… — Кагеяма все-таки стирает слезинки, мажет губами по влажному виску, утыкается носом в волосы, втягивает цитрусовый запах. Приятный и такой родной. Да, именно: родной… — Мы сто раз говорили. Мы хотим этого оба. И я. И ты. Причем давно. И ты уже во мне, так чего тогда сомневаешься? Рука Хинаты ласково проходится по темным волосам, глаза смотрят прямо, уверенно. Кагеяма движется на пробу, выдыхает, мычит от такого тягучего удовольствия, от того, как хорошо и крышесносно, от того, какой Хината для него открытый. Он наращивает темп, следит за маленькими ладонями, что скользят по ребрам и хватаются за плечи. Замирает на пару секунд, когда входит полностью, и уже в каком-то эйфорическом трансе подкатывает глаза, толкаясь снова. Хината царапает лопатки и кусает шею. Мычит, разукрашивая её багровыми метками, зализывая оставленные собой раны. Кагеяма приподнимается на коленях, тянет Шое на себя, одной рукой придерживает за узкую талию, второй вплетается в любимые растрепанные локоны. Одна секунда и ноги Хинаты уже покоятся на плечах, одно движение и Кагеяма входит под другим углом и кусает свои губы, потому что Хината стонет еще громче, потому что он хнычет, закатывает глаза и выгибает навстречу спину. Член Хинаты мажет по животу, пачкая вязкой спермой. Кагеяма подтягивает его еще плотнее к себе, покачивая бедрами, и обхватывает пальцами его член, уже буквально вскипая от удовольствия и от такого невообразимо жаркого вида перед собой. Хината кончает ярко, изливаясь первым, сжимается так, что у Кагеямы под веками взрываются фейерверки. Он слышит громкое хриплое дыхание, не совсем различая Шое оно или его собственное, и, стянув презерватив и отшвырнув его подальше, валится рядом. Лишь немного касаясь пальцами влажной и горячей кожи Хинаты. — Ты… как, Шоё? И сердце пропускает удар, когда Шоё в ответ шмыгает носом. Кагеяма приподнимается на локтях: — Шоё! — Я… — Шумно сопит Хината и, о боже, хихикает, — я не знаю таких слов, Дургеяма. Я просто… — Парень лениво нашаривает чужие пальцы, тянет их ближе, притирается пылающей щекой. Глаза его уже практически закрыты. В волосах — расплавленное золото. — Я так рад, что мы, наконец, это сделали… я… — Мне было так хорошо! — В горячке признается Тобио, краснея еще сильнее, хотя, казалось бы — куда. Нежно поглаживает рукой маленькое ушко. Хината по-особенному улыбается. Как же он его любит. Так, что свихнуться можно. Так любит, что готов нести для него любые глупости, пока дыхание Шое становится более размеренным: — Знаешь, если ты хочешь собаку или кошку, давай заведем. Но я бы больше хотел собаку! Хината смаргивает дрему, распахивая пушистые ресницы, и глаза его такие теплые-теплые. — А почему собаку? — Ну, мы бы брали её с собой на пробежки по утрам и дрессировали вместе! — Звучит классно, ты ведь серьезно? — Конечно серьезно! — Кивает Тобио, готовый рыжему чуду рядом с собой вынуть всю свою душу и отдать на вечное хранение. Не сомневаясь и секунды в том, что её не сберегут. — Я, вообще-то, даже имя придумал! Хината приподнимается на локтях, так высоко, как только сейчас может: — Какое?! И замирает в нетерпении. Кагеяма смущенно опускает взгляд, пододвигается ближе к красивым мягким локонам, тянет любимый аромат носом и шепчет на ушко, ведь сейчас это самая важная вещь на планете: — Шоё, я бы… Я бы назвал её Мандаринка!