If you could only see the beast you've made of me

      — Ваньнин. Вставай.       Чу Ваньнин сквозь пелену сна чувствует легкие, но настойчивые прикосновения к своим плечам, шее, волосам и лицу, но они нисколько ему не мешают — напротив, ему даже приятно. Поэтому он лишь причмокивает губами и крепче обнимает подушку. Но подушка оказывается какой-то странной — слишком большой, горячей и твердой, а еще почему-то она двигается и как будто бы говорит.       — Чу Ваньнин. Ваньнин…       Подушка дышит ему в губы и лезет в рот, и мужчина пытается отодвинуть ее от себя, но она не поддается и прижимает к себе ближе. Стоп, это точно подушка?..       — Доктор Чу, просыпайтесь! Вы опаздываете на работу!       Чу Ваньнин резко открывает глаза и уже готовится вскочить с постели и начать собираться, как встречается со знакомым насмешливым взглядом, в котором пляшут демоны всех мастей.       — О, сработало! — Мо Жань смеется и большим пальцем разглаживает образовавшуюся морщинку на лбу мужчины. — Не хмурься, золотце! Я правда не хотел тебя будить, но мне скоро уезжать.       Ваньнин все еще пребывает между сном и реальностью и не до конца понимает, что происходит. Он хлопает ресницами, пытаясь прийти в себя, но Мо Жань никуда не исчезает. Он все так же лежит в его постели и ожидающе смотрит.       А, точно. Мо Жань.       — Какое я тебе «золотце», Мо Вэйюй?! — возмущается Чу Ваньнин и окончательно просыпается. — Просил же меня так не называть!       — А кем мне тебя тогда называть? «Учителем»? А что, мне нравится! Навевает ностальгию…       Чу Ваньнин поднимает руку, чтобы ударить Мо Жаня исключительно в воспитательных целях, но его ладонь перехватывают и направляют ниже.       — Не наказывай меня, Учитель. Лучше позаботься обо мне…       Ладонь касается стремительно твердеющего члена под джинсой, и это моментально отрезвляет.       Мо Жань лежит в его постели. Полностью одетый и, по всей видимости, успевший принять душ. А в комнате подозрительно сумрачно.       Чу Ваньнин отдергивает руку и хмурится еще сильнее.       — Сколько сейчас времени? — спрашивает он напряженно, и Мо Жань тут же теряет свой игривый настрой.       — Семь вечера, — отвечает он устало и гладит Ваньнина по щеке. — Ты случаем не заболеваешь? Впервые вижу, чтобы ты так быстро вырубался после секса и спал так крепко. Я тебя еле добудился.       На самом деле, причина, по которой Чу Ваньнин с такой легкостью погрузился в царство Морфея, проста: он не спал всю прошлую ночь, истязая себя тревожными мыслями. Но Мо Жаню в этом он, разумеется, не признается.       — Не заболеваю. Просто неделя выдалась тяжелая.       — Бывает, — Мо Жань понимающе хмыкает и обводит кончиками пальцев выпирающие ключицы мужчины. — У меня в четверг были съемки на море, и я думал, что сдохну прямо на этом ебучем катере. Укачивало пиздецки. А в пятницу пришлось идти на примерку, и меня всего облапали как шлюшку и истыкали булавками похлеще куклы вуду. Я так заебался…       Чу Ваньнин утешающе гладит Мо Жаня по голове и позволяет вцепиться себе в талию.       — Ты всегда можешь вернуться домой, Мо Жань, — напоминает он, и парень фыркает.       — Если бы все было так просто. К тому же, — его ладонь скользит от талии к бедру Ваньнина, провоцируя мурашки, — меня устраивает моя работа. Есть перспективы.       — И какие же?       — Стать охуеть какой высокооплачиваемой и популярной моделью и, конечно же, заключить контракт с Диор. У Сюэ Мэна просто челюсть отвиснет, когда он увидит меня на билбордах в их шмотках!       — Значит, это все ради Сюэ Мэна? — шутит Ваньнин, и Мо Жань ему подыгрывает.       — Конечно! Здоровое братское соперничество, все дела. Как думаешь, мы успеем?..       Юркие пальцы Мо Жаня оказываются в подозрительной близости к весьма интимному месту, и Чу Ваньнин настораживается.       — Даже не думай! У тебя поезд!       — Мы очень быстро… — Мо Жань вводит сразу два пальца на всю длину и облизывает ушную раковину.       — Ты опоздаешь! Мо Жань!       Мо Жань затыкает все возражения поцелуем и добавляет еще два пальца.       Чу Ваньнин все еще считает это плохой идеей, но он жалкий влюбленный человек, поэтому потворствует чужому желанию.       Мо Жань поворачивает его к себе спиной и, планируя сделать все действительно быстро, тут же входит размашистыми толчками. Ткань его приспущенных джинс щекочет лодыжки Ваньнина, а кашемировый свитер колет спину. Чу Ваньнин ощущает себя не более чем куклой для секса, и это задевает что-то внутри. Даже не гордость. Скорее что-то трепетное и пугающе уязвимое, спрятанное глубоко в подсознании, чтобы никто, даже он сам, не нашел.       Чу Ваньнину должно быть хорошо, но ему плохо.       Как он дошел до такого?..       Когда Мо Жань кончает в него, Чу Ваньнин запоздало вспоминает, что в этот раз они не использовали презервативы. Парень еще в июле показал ему свои анализы (с максимально оскорбленным видом и неустанно канюча: «Ты настолько мне не доверяешь, Ваньнин? А вот я тебе доверяю!»), но прошло несколько месяцев. Кто знает, чего Мо Жань со своим беспорядочным образом жизни успел нахвататься…       Становится совсем тошно.       Но… он сам виноват.       Не только в незащищенном сексе. А в принципе во всем, происходящем между ними двумя.       Стоит Мо Жаню отстраниться, как Чу Ваньнин нащупывает у себя а ногах одеяло и заворачивается в него.       — Ты точно не заболеваешь?       Чу Ваньнину не хочется открывать глаза и отвечать, и все же он делает это.       — Не знаю. Но лучше вызови такси. Не уверен, что в состоянии тебя довезти.       Мо Жань смотрит на него как-то странно, но не спорит. Он встает с кровати, застегивает джинсы, поправляет джемпер и снова присаживается на постель.       — Ваньнин…       В его голосе столько тоски и мольбы, что Чу Ваньнина это злит. Какое право этот мальчишка имеет на то, чтобы звучать так?!       — Что? Езжай уже.       — Я тебе настолько противен?       — Ты мне вообще не противен, Мо Жань. Зачем ты все усложняешь? Просто уходи. Ты уже получил все, что хотел.       Мо Жань тянется к Ваньнину и смотрит на него побитым щенком. И эта сама невинность всего-то пять минут назад остервенело втрахивала его в матрас, сжимая запястья до синяков и нашептывая всякие пошлости? Скажи кому, не поверят.       — Я не могу просто уйти.       — Тебя нужно вывести за ручку и посадить в машину? Ты, конечно, ребенок, но не настолько же. Так что справляйся сам.       — Боже, какая же ты невыносимая злая сука! — восклицает Мо Жань и из побитого щенка моментально превращается в опасную гончую. — С тобой невозможно нормально общаться, невозможно! Как ты вообще людей лечишь? В тебе ни капли сострадания! Таких, как ты, можно только трахать, и то предварительно заткнув рот кляпом!       Чу Ваньнин выслушивает все это без единой эмоции на лице, но слова Мо Жаня мастерски проезжаются по самым больным местам и оставляют за собой шрамы. Самое печальное, что парень даже не осознает этого. Он говорит, не подумав. Как и всегда, впрочем.       Мо Жань стягивает с Ваньнина одеяло и нависает над ним, тяжело дыша. В его глазах плещется столько гнева, что любой другой человек испугался бы. Но Чу Ваньнин не пугается. Не пугается потому, что ему на себя плевать. Он бы и убить себя позволил, если бы это облегчило кому-то жизнь.       Парень утыкается ему в шею и неожиданно заходится смехом. Больным и надрывным, напоминающим Чу Ваньнину пациентов из отделения для особо тяжких, в котором он побывал на экскурсии во время учебы в университете. После того визита он бегал до тех пор, пока не запутался в своих ногах и не разбил колени об асфальт.       Мо Жань смеется так, будто ломается изнутри, и Чу Ваньнин ломается вместе с ним.       Он осторожно кладет ладонь на спину парня и успокаивающе похлопывает ее.       — Тише. Все хорошо. Если надо, я отведу тебя за ручку и посажу в машину. Так что давай вставай и вызывай такси. Мо Жань! Слезай уже с меня! Черт, Мо Жань! Прекрати!       Мо Жань все же скатывается с Чу Ваньнина, но прежде болюче кусает его в шею и обсасывает место укуса.       — Ты на меня не обижаешься? — спрашивает он наивно после того, как вызывает такси.       Обижается ли на него Чу Ваньнин за то, что он использовал его как секс-игрушку и осыпал оскорблениями? Ну, как сказать…       — Нет. Через сколько приедет машина?       — Через две минуты, — Мо Жань в последний раз проверяет содержимое своего рюкзака и застегивает его. — Пока ты спал, я заказал продукты и кое-что приготовил. Обязательно съешь сегодня, а то завтра будет уже невкусно.       — Не стоило, — Чу Ваньнин наблюдает за сборами Мо Жаня, облокотившись на дверной косяк спальни и запахнувшись в халат. — Лучше бы ты это время провел со своей семьей.       — Я готовил от силы полчаса, Ваньнин.       — Ты понимаешь, что я имею в виду.       Мо Жань распрямляется и закидывает рюкзак на плечо.       — Но я хотел провести время с тобой.       Чу Ваньнина обескураживает такая прямота. И хуже всего — она вызывает несбыточные надежды, которые нужно вырвать на корню.       — Нельзя думать только половыми органами, Мо Жань. Это приводит к нежелательным последствиям.       — Как скажешь, Учитель.       — Мо Вэйюй!       Мо Жань смеется, но на этот раз легко и тепло, и подходит к Чу Ваньнину, чтобы обнять его на прощание.       Чу Ваньнин морщится так, будто его заставляют съесть что-то острое.       — Оставь эти нежности кому-нибудь другому.       — Но мне нравится тебя обнимать.       — Мало ли что тебе нравится.       Мо Жань выпускает его из своих объятий и снова напоминает трогательного щенка.       — Мне нравишься ты, — Чу Ваньнин проклинает свои уши, которые так легко краснеют, и Мо Жань решает окончательно его добить: — А я тебе нравлюсь?       — Мы что, в детском саду? Может, поклянемся еще в вечной дружбе на мизинцах?       — Тебе так сложно нормально ответить? К тому же, — Мо Жань ухмыляется, — я с тобой дружить не собираюсь. Я собираюсь тебя… О, такси подъехало.       — Отлично. Вот и проваливай.       Мо Жань быстро целует Чу Ваньнина в губы и направляется к выходу.       — Я напишу тебе, как будет возможность снова встретиться, — бросает он напоследок и торопливо захлопывает за собой дверь в квартиру, чтобы не услышать себе вслед:       — Только попробуй! Я тебя заблокирую!       В душе Чу Ваньнин проводит практически час. Он остервенело трет свою кожу, но все равно чувствует себя самым грязным человеком на планете.       А потом он заходит на удивительно чистую кухню, находит на плите приготовленные Мо Жанем сладкие рисовые шарики и, поедая их, думает о том, что сам сделал из парня монстра в ангельском обличии.       Если бы Чу Ваньнин был мягче… Если бы он был сострадательнее… Если бы он был опытнее… Если бы он был мудрее и умел отделять личное от рабочего… Если бы он был не собой, а кем-то другим… Тогда, возможно, жизнь и состояние Мо Жаня сейчас были бы намного лучше.       Но Чу Ваньнин тот, кто он есть.       И это неизменно.

***

      — Милый, тебе нужно лучше спать. Твои синяки под глазами и осунувшееся личико такими темпами перестанут быть продаваемыми.       — Отвали, а. И без тебя тошно.       Сун Цютун ставит перед Мо Жанем стаканчик с кофе и присаживается напротив.       — Поездка в родное гнездышко совсем не задалась? Больно ты мрачный.       Мо Жань тянется за стаканчиком и делает большой глоток. Кофе обжигает, но так даже лучше.       Они забежали в Старбакс перед визитом в агентство, и как бы Мо Жаня не радовал кофе нахаляву, общаться лишний раз с Сун Цютун ему не особо хотелось.       У Сун Цютун, несмотря на всю ее слепящую красоту и отличные менеджерские навыки, много недостатков, и главный из них — умение докопаться до самого нутра и все там распотрошить своими острыми ноготками цвета спелой вишни.       И кажется, эти ноготки нашли новую жертву.       — Знаешь, я вообще могла тебя не отпрашивать на праздники. Твое положение в агентстве и так шаткое, и если бы не моя протекция, твоя работа сейчас была бы в разы неприятнее. Ты должен быть мне благодарен, а не огрызаться из-за своего хренового настроения.       — А я тебя просил мне помогать, мать Тереза?       — Нет. Но я все равно помогаю тебе, потому что ты способный мальчик и, если будешь послушно себя вести, вполне себе преуспеешь. А вместе с тобой преуспею и я. Взаимная выгода, не более того. А мать Тереза, кстати, была той еще меркантильной мразью. Так что мне подходит.       Мо Жань невольно усмехается и смотрит на девушку уже благосклоннее.       — Ладно, меркантильная мразь, твоя взяла. Поездка была… интересной.       — Неужели тебя изнасиловал твой же брат кочергой? — в притворном ужасе восклицает Цютун.       — Хуже. Я, кажется, влюбился.       — В брата, что ли?       — В тебя.       — Ну и дела! Я бы предложила тебе подлить в кофе ликер, но ты же заделался трезвенником.       — А может, я бы и выпил. Не знаю.       — Да уж, все и правда серьезно, — Сун Цютун откидывается на спинку стула и сканирует Мо Жаня изучающим взглядом. — А в чем проблема-то? Я вполне себе неплохая кандидатура на даму сердца. Скажи? Подумаешь, старше тебя на пару лет. Кого сейчас это волнует?       Мо Жань фыркает и все же улыбается.       — Ты идеальная кандидатура, Сун Цютун. Когда-нибудь мы можем заключить брак по расчету.       — Только когда ты разбогатеешь, а матушка окончательно вынесет мне мозг замужеством.       — Договорились. — Мо Жань делает очередной глоток кофе прежде, чем решается спросить: — Ты когда-нибудь любила кого-то?       — Конечно. Себя вот.       — Я серьезно, Цютун! Ты что, ни разу за двадцать пять лет не влюблялась?       Сун Цютун смотрит на него как на полного идиота.       — Я просто не могу позволить себя влюбляться, А-Жань, — объясняет она как ребенку. — Для женщин это, знаешь ли, опасно.       — А для мужчин разве нет?       Девушка возводит очи к небу и отвечает ядовито:       — Ну, мужчине не заделают ребенка и не бросят его с ним у разбитого корыта. Слишком распространенная история, не находишь?       Мо Жань хочет поспорить, но вспоминает свою маму, с которой именно так и поступили, и тут же подавляет этот порыв.       — Я как-то об этом не задумывался.       — Как и большинство мужчин, — Сун Цютун пожимает плечами и немного смягчается. — Но дело не только в этом. Я, знаешь ли, деловой человек. Мне не до всей этой романтической мути. Когда во мне просыпается жажда близости, я занимаюсь сексом. Когда мне хочется, чтобы кто-то был рядом и держал меня за руку, я включаю самые бредовые ромкомы из всех возможных и заказываю себе клубнику в шоколаде. А когда мне одиноко, я смотрю последний камбэк Stray Kids и мастурбирую на Бан Чана. Мне помогает.       — То есть ты предлагаешь мне подрочить на Бан Чана?..       — Я тебе ничего не предлагаю, дурак! Чем ты вообще меня слушаешь? Жопой?       — Да ну тебя! Я, может, тебе душу хотел открыть, как любимой шицзе, а ты…       — С каких это пор я твоя любимая шицзе, А-Жань? — смеется Цютун и поднимается из-за стола. — Ладно, любимый шиди, пошли. Кофе по пути допьешь, а то опоздаем и кочергой в жопу будут ебать уже не только тебя, но и меня. А твою жалкую личную жизнь потом обсудим. Хотя тебе такие вещи лучше обсуждать не со мной, а со своим мозгоправом. Мне же ты не платишь.       — Ты жестокая женщина, Сун Цютун, — качает головой Мо Жань и встает вслед за ней. — Я еще подумаю над тем, чтобы заключать с тобой договорной брак.

***

      С осознанием влюбленности в Чу Ваньнина в жизни Мо Жаня мало что меняется. Ну, или ему так кажется.       Сначала это открытие его обескуражило и заставило внутренне прокатиться на центрифуге. Он даже чуть не признался Ваньнину, но тот, благо, его вовремя взбесил, поэтому парень вместо слов любви назвал его злобной сукой и оставил глубокий укус на шее, который еще долго будет заживать (Мо Жань, конечно, немного устыдился, но извиняться принципиально не стал). А потом оглушающий эффект сошел на нет, и трясучка утихла. Мо Жань все еще не очень понимает, что ему с этим чувством делать, и в то же время верит, что делать с ним ничего и не надо. Ну влюблен и влюблен, с кем не бывает. Переживет. Влюбленность в Ши Мэя он же как-то пережил, и весьма успешно.       И все же влюбленность в Чу Ваньнина отличается от того, что он когда-то испытывал к другу детства. Отличается настолько, что Мо Жань начинает сомневаться, а правильно ли он вообще интерпретирует свои мысли и чувства. И обсудить это, как назло, не с кем, не считая ебучего Цзян Си, который уже в печенках сидит со своими навыками. Сун Цютун опять будет иронизировать, Сюэ Мэну о таком лучше вообще не говорить — его хрупкая психика не выдержит, — Ханьсюэ-младший начнет издеваться, а с Наньгун Сы и Е Ванси они не настолько близки. Неужели в самом деле звонить Ши Мэю и плакаться? Несмотря на тот неприятный инцидент, они все же лучшие друзья. Ну, были лучшими друзьями. И Мо Жань все это время скучал по нему так, как скучаешь по любимой игрушке детства или по вкусу газировки, который больше не выпускают из-за плохих продаж, а тебе он, сука, нравился больше всех. Не скучал, а ностальгировал, в общем.       Но на трезвую голову Мо Жань Ши Мэю не позвонит. А пить… Ну, после поездки в Пекин он почувствовал такую тягу, что хоть вешайся, но пока еще к алкоголю не притронулся. Сосед по квартире Жун Цзю, все намекающий на перепихон, предлагал пару раз закинуться кое-чем интересным и покайфовать, но и здесь Мо Жань удержался. Будь он несколько сообразительнее, то связал бы свою обострившуюся тягу к употреблению с неожиданным открытием о себе и своих чувствах, но тут уж каким уродился. Поэтому Мо Жань пребывал в искреннем недоумении и даже не думал, что все так серьезно. Он в принципе не думает, и эта ситуация не стала исключением.       Разумеется, это приводит к последствиям.       Через две недели после поездки домой Мо Жань срывается. Не то чтобы прям серьезно, так, выпивает пару коктейлей в клубе. И на этом пора бы заканчивать и ехать отсыпаться в квартиру, но его в очередной раз подлавливает Жун Цзю.       — А-Жа-а-ань, — тянет парень, повиснув на нем. — Ты чего такой напряженный? Тебе надо расслабиться!       — Ну и что ты предлагаешь?       Жун Цзю лукаво улыбается и ведет Мо Жаня в сторону туалетов.       — Есть у меня кое-что…       Мо Жань примерно представляет, что есть у парня, и останавливается.       — Я не по этой теме, чувак. Говорил же уже.       Жун Цзю обиженно надувает капризные губы, алеющие от тинта, и уточняет:       — Я думал, ты би. Или ты совсем не по мальчикам?       — Это тут причем?       — Я не собирался предлагать тебе чем-нибудь закинуться, А-Жань. Я просто хотел тебе отсосать.       — А. О. Эм…       — Но если хочешь закинуться, я и это могу устроить. Так что?..       Мо Жань, у которого последний секс был с Чу Ваньнином пару недель назад, а до этого он два месяца ограничивался своей рукой, серьезно так подвисает.       Ему не хочется кого-то, кроме Ваньнина, и в то же время нормальная разрядка не помешала бы.       А что, собственно, плохого в минете? Да ничего!       — Не фанат занятия этим в общественном месте, — все же отвечает он, очевидно лукавя, ведь где только Мо Жаню за последние три года не отсасывали.       — А, так ты домашний мальчик! Ну хорошо. Поедем в квартиру сейчас? Или выпьешь и потанцуешь еще?       — Выпью и потанцую еще.       — Окей, — Жун Цзю кокетливо улыбается и ободряюще хлопает Мо Жаня по плечу. — Тогда веселись. Через часик встретимся.       И Мо Жань веселится. Он заказывает кубу либре и танцует с Сун Цютун, а потом переходит на чистый ром. Ему становится так беззаботно и легко, что он готов сделать что угодно. И как только он мог жить в таком невероятном напряжении почти три месяца? Вот же дурак! Жун Цзю прав, надо расслабиться! Похоже, Мо Жань заразился ханжеством от одного престарелого доктора. Кто ж знал, что такое тоже передается половым путем?       Интересно, а чем этот ханжа занимается? Спит уже, наверное. Или сидит над своей тупой диссертацией, гоняя во рту молочные карамельки, хотя мог бы гонять кое-что другое… А может, он на свиданке? Вечер пятницы же. Самое время для всего такого.       Мысль о том, что Чу Ваньнин может проводит время с кем-то, кроме него, моментально наполняет рот уксусом и вызывает острое желание рвануть в Пекин. Подумаешь, чуть больше тысячи километров! На такси, конечно, не доедешь, зато скоростной поезд ходит регулярно. При желании можно хоть каждую неделю мотаться. Ну, или каждые две-три недели, учитывая его график.       Мо Жань уже начинает смотреть билеты, когда его обнимают со спины и шепчут в ухо:       — Ну что, повеселился?       И тут Мо Жань говорит то, что в недалеком будущем и приведет к последствиям.       — Не совсем. Ты хвастался, что можешь организовать кайф. Я не против.