If you could only see the beast you've made of me

Before your entrance wave

Before we play this game

I like to feel you break from inside

You're gold and pink inside

And it's showing through your stare

It's frozen us in time, from inside

And I wasn't gonna play it tonight

But I can't help it the feeling's alive

As long as you play my game, I'll let you win

Crosses — Telepathy

***

      Говорят, что время лечит. Чу Ваньнин готов с этим поспорить. Время не лечит. Но оно определенно сглаживает и зарубцовывает. Иногда ты просыпаешься в холодном поту от очередного кошмара или выпадаешь из реальности, залипая в одну точку, но большую часть времени ты функционируешь как вполне себе среднестатистический человек.       Нет ничего сложного в том, чтобы притворяться, что ты в порядке. Для этого достаточно просто избегать ситуаций, в которых твое истинное состояние будет раскрыто.       И Чу Ваньнин избегает.       Он так и не говорит по душам с Сюэ Чжэнъюном. Ужинает с ним пару раз, однажды подвозит его перебравшего вина до дома, но не более того. Ваньнин просто не видит смысла теперь поднимать тему Мо Жаня. Да и госпожа Ван сдержала свое слово и никоим образом не обмолвилась о своих наблюдениях. Поэтому Чу Ваньнин в очередной раз убедился, что молчание — золото, и продолжил жить дальше. Жить коряво и не то чтобы честно по отношению к себе и другим, но и так уже неплохо.       Осень приносит с собой загруженность и стабильность. Чу Ваньнин все больше времени проводит на кафедре, готовя новый электив для старшекурсников на следующий семестр, и даже берет магистранта под свое научное руководство. Работа привычно держит его в тонусе и придает его существованию хоть какой-то смысл. И работа неожиданно радует. Так, Ло Лу после летнего срыва стремительно пошла на поправку и уже успела провести выходные за пределами клиники вместе с семьей, а научную статью, над которой Ваньнин усердно работал весь август, наконец-то опубликовали.       В общем-то, Чу Ваньнину не на что жаловаться.       Он не счастливый человек, но определенно не несчастный.       На Праздник середины осени семья Сюэ ожидаемо зовет Чу Ваньнина к себе. Последние два года Чу Ваньнин праздновал вместе с ними, с еле скрываемым удовольствием поедая лунные пряники госпожи Ван и в тайне даже от самого себя надеясь, что увидит Мо Жаня. Но в этот раз он не уверен в уместности своего присутствия и действительно боится встретиться с парнем. Ведь в прошлые годы Мо Жаня даже в стране не было, а сейчас он не так далеко и вполне может вернуться на праздник в свое родное гнездышко.       Нет, Чу Ваньнин не трус. Но да, он определенно избегает. И отрицает. Защищается, в общем-то.       Так не проще, но спокойнее.       А спокойствие — один из главных приоритетов в шкале ценностей Чу Ваньнина.       Поэтому…       — Я не приду, — говорит он Сюэ Чжэнъюну, как всегда без предупреждения ворвавшемуся к нему в кабинет, и продолжает складывать в сумку свои рабочие записи. — Передай от меня извинения госпоже Ван.       — Почему? Что-то случилось?       Твой племянник случился, — так и рвется с языка Ваньнина, но он сдерживается.       — Хочется побыть одному, — и в принципе, он не врет.       — Но это же семейный праздник, Юйхэн! Его нельзя проводить в одиночестве!       — Раньше как-то проводил. Ладно, Чжэнъюн, мне пора. Иначе я опоздаю на лекцию.       Сюэ Чжэнъюн лишь качает головой и, тяжко вздохнув, сетует:       — Мы и так Мо Жаня уже третий год не увидим, а теперь еще и ты хочешь соскочить. Будет совсем грустно, если и ты не придешь.       — Мо Жаня не будет? — Чу Ваньнин проклинает явное облегчение в своем голосе.       — Не будет. С его-то рабским контрактом остается надеяться, что на Новый год хотя бы отпустят. А ведь я предлагал Жань-эру заплатить неустойку, бросить все это дело и пойти получать высшее, но нет! Упрямый же!       — Ему есть в кого.       — В этих Наньгун, конечно же! — то ли шутливо, то ли на полном серьезе парирует Сюэ Чжэнъюн. — Он, кстати, интересовался как ты. И передавал привет.       — Ну, ответный привет я передавать не буду. Уж извините.       — И раз уж мы заговорили о Мо Жане. Все-таки почему вы…       — Время, Сюэ Чжэнъюн, время! Увидимся на выходных.       Чжэнъюн и моргнуть не успевает, как Чу Ваньнин, торопливо запихнув оставшиеся бумаги в сумку, покидает свой же кабинет.       — И все-таки это странно… — бормочет себе мужчина под нос и, привычно махнув рукой на весьма своеобразное поведение своего протеже, выходит из кабинета следом.

***

      Чу Ваньнин долго стоит в супермаркете, выбирая между несколькими разновидностями фруктового вина, и с каждым прочитанным иероглифом на этикетке мрачнеет все больше и больше. Не то чтобы это действительно важно, какое вино он купит. Просто привычный для него способ борьбы с иррациональной тревогой — это скрупулезность там, где она совершенно ни к чему. Чу Ваньнин был бы вне себя от радости, если бы с тревогой ему помогала справляться уборка или готовка, например. Но что-то с этим не задалось. Поэтому он и живет в перманентном сраче, ест что попало и залипает на этикетки. И поэтому в итоге берет обе бутылки.       У кассы Ваньнин захватывает пачку лотосовых чипсов и, расплатившись, открывает ее по пути к машине. Дорога ему предстоит неблизкая — семья Сюэ традиционно празднует середину осени в своем загородном доме — поэтому не помешает перекусить прежде, чем сесть за руль.       Он действительно тревожится. И да, ему хватает внутренних сил признаться в этом самому себе.       Но внутренних сил для того, чтобы не давиться вэйпом на протяжении всей дороги, ему уже не достает. Так что он давится. И слушает по радио новости, музыкальные хиты и интервью с главными актерами какой-то нашумевшей исторической дорамы. Особенно его заинтересовывает последнее. Заинтересовывает настолько, что он даже отбрасывает вэйп на пассажирское сиденье и напрягает плечи и шею, вслушиваясь в разговор.       Так он и доезжает до дома Сюэ. Спасибо, что без эксцессов.       Встречают его с привычной, но так и не понятной ему теплотой. Сюэ Мэн тут же усаживается рядом с ним на диван и начинает самозабвенно щебетать о своем первом месяце учебы в университете. Чу Ваньнин вежливо слушает и задает наводящие вопросы когда надо, а сам мысленно пребывает где-то между историями со съемок той самой нашумевшей исторической дорамы и осознанием своей ничтожности. Поэтому бокал вина, принесенный госпожой Ван, оказывается как нельзя кстати.       — Спасибо, — благодарит он хозяйку дома и ловит ее ободряющую улыбку.       — Так вот, — продолжает Сюэ Мэн после того, как делает бравый глоток из своего бокала, — про курс профессора Се…       Закончить ему увлекательный рассказ про курс профессора Се не дает звонок в дверь.       — Мы ждем кого-то? — хмурится парень и переводит взгляд с доктора Чу на родителей. — А, точно, ждем! Нет-нет, мам, я сам открою!       Сюэ Мэн бодро вскакивает с дивана и направляется к входной двери под недоумевающие взгляды остальных.       — Кого ж принесло? — ворчит глава семейства, а у Чу Ваньнина тем временем сердце уходит в пятки.       Уж он-то знает одного любителя таких неожиданных визитов.       — Сюрприз! — визжит Сюэ Мэн слишком уж воодушевленно, и из-за его спины показывается Мо Жань собственной персоной.       Бокал с вином лишь чудом не ускользает из пальцев Чу Ваньнина и не приземляется на ковер, расплескивая свое содержимое. В честь сохранности бокала мужчина залпом осушает его и крепко сжимает в руке.       — Жань-эр! — восклицает Сюэ Чжэнъюн радостно и тут же заключает племянника в душащие объятия. — Ты все-таки приехал, паршивец!       — Я не мог не приехать, — смеется он и смотрит прямо на Чу Ваньнина. — Впервые за три года я так близок к вам. Грех этим не воспользоваться.       — И все же мог бы и предупредить! — ворчит госпожа Ван и обнимает Мо Жаня вслед за мужем. — Я бы приготовила побольше острого.       — Тетушка, ну что ты! — смеется Мо Жань, все еще не отводя взгляда от своего бывшего врача. — Не стоит переживать. Уверен, за твоим столом определенно найдется то, что насытит меня полностью.       Чу Ваньнин давится остатками вина во рту и закашливается.       — Доктор Чу, вы в порядке? — сразу же начинает беспокоиться Сюэ Мэн и тянется похлопать мужчину по спине, но вовремя себя одергивает.       — В полном, — откашлявшись, сипит он и встает с места. — Я на пару минут.       И чуть ли не бегом направляется к выходу на задний двор.       Легкий октябрьский ветер приятно холодит кожу, и Чу Ваньнин лезет в карман брюк в попытке нащупать вэйп, но находит лишь завалявшуюся молочную карамельку. За неимением иного он торопливо разворачивает ее и забрасывает к себе в рот.       Чертовы праздники.       — Будешь?       Чу Ваньнин с хрустом раскусывает карамельку и оборачивается.       Мо Жань стоит в нескольких шагах от него, облокотившись на дверь за собой, и великодушно протягивает ему пачку сигарет и зажигалку.       — Я не курю.       — Пиздеж.       Осколки карамельки прилипают к небу и царапают изнутри щеку, и Чу Ваньнин пытаются сглотнуть их прежде, чем ответить. Но не успевает.       Мо Жань подходит ближе, достает одну сигарету из пачки и прикладывает ее к губам мужчины.       — Открой рот.       — Мо Жа…       Чу Ваньнин теряет окончание имени и на автомате смыкает губы вокруг фильтра.       Мо Жань подносит зажигалку к кончику сигареты и поджигает его. Ваньнин смотрит на огонек и все же затягивается.       Во рту мерзко и сладко.       — Не стоило, — выдыхает он вместе с дымом в лицо парню. — Я действительно не курю сигареты.       Мо Жань хмыкает и тоже затягивается.             Они стоят так близко, что практически соприкасаются плечами, и Чу Ваньнину становится дурно.       — Не нервничай, — просит Мо Жань мягко, разглядывая цветы в клумбах.       — Я и не нервничаю, — фыркает Ваньнин, глядя на те же цветы. Кажется, это петуньи?       — Чего тогда убежал?       — Не хотел мешать воссоединению семьи.       Мо Жань осторожно забирает у Чу Ваньнина пустой винный бокал, смахивает туда пепел и возвращает его. Чу Ваньнин замирает, когда парень мимолетно касается костяшек его пальцев, но рука, принимающая бокал обратно, хвала всем богам, не дрожит.       — Знаешь, твоя реакция на мое появление выглядит крайне странно, — замечает Мо Жань как бы между прочим и переводит взгляд с петуний на равнодушное лицо мужчины. — Дядя и тетя подумают, что мы с тобой разругались в пух и прах.       — Они уже так думают, — не ведется на очевидную провокацию Ваньнин и встречается взглядом с парнем. — И что с того?       — Некрасиво как-то получается, понимаешь.       Чу Ваньнин не сдерживает насмешливой полуулыбки.       — И когда это стало волновать тебя, Мо Жань?       Мо Жань лишь пожимает плечами на это и обводит мужчину заинтересованным взглядом. Чу Ваньнин не остается в долгу и тоже его рассматривает.       За два месяца работы в Шанхае парень заметно исхудал, а лицо его приобрело нездоровую бледность, столь востребованную в мире азиатской моды. Одетый в черные брюки и водолазку, он возвышается над Чу Ваньнином и напоминает предвестника смерти. Кажется, стоит его коснуться, и ты тут же развеешься прахом по всей округе.       Чу Ваньнин невольно задерживает взгляд на обветренных губах Мо Жаня и чуть ли не давится дымом, когда догоревший дотла фильтр обжигает кончики пальцев.       Сколько они уже здесь стоят? Минут пять точно.       — Пошли внутрь, — первым нарушает молчание Чу Ваньнин и бросает окурок в бокал.       Мо Жань кидает свой окурок следом и впивается взглядом в покрасневшие подушечки пальцев.       — Мо Жань?       Чу Ваньнин не успевает как-то обрабатывать происходящее, когда Мо Жань властно берет его ладонь, притягивает к своему лицу и проводит по обожженным пальцам кончиком языка прежде, чем взять их в рот.       Это ненормально, но Ваньнин испытывает облегчение.       Боль от легкого ожога становится меньше, а внизу живота разгорается пожар. Мо Жань продолжает посасывать пальцы, не отрывая тяжелого взгляда от лица Чу Ваньнина, и свободной рукой притягивает мужчину к себе за талию и пробирается под джемпер.       Надо остановить это. Надо оттолкнуть Мо Жаня от себя и дать ему хорошую такую затрещину, чтобы неповадно было. Надо…       Дверь скрипит, открываясь, и они в мгновение отскакивают друг от друга.       Сначала из дверного проема показывается голова Сюэ Мэна, а потом и его туловище.       — Чего надо? — почти что рычит Мо Жань, делая шаг вперед и закрывая Чу Ваньнина собой.       — Мама попросила позвать вас к столу. А вы чего тут?..       Чу Ваньнин выходит из-за спины Мо Жаня и спокойно отвечает:       — Мы курим. Сейчас придем.       — А, ну ладно… Не знал, что вы курите, доктор Чу… Я тогда… Эм… Ну, в общем, приходите…       Сюэ Мэн бросает последний неловко-недоумевающий взгляд на мужчин и скрывается в доме. Чу Ваньнин же поворачивается к Мо Жаню и от души колотит его по плечу.       — Веди, — удар, — себя, — еще удар, — прилично!       — Тебе разве не понравилось, золотце? — смеется Мо Жань, даже не предпринимая попытки защититься.       — Бесстыдник! — шипит мужчина и ударяет еще раз напоследок. — Не трогай больше меня!       Мо Жань снова смеется, а Чу Ваньнин, сгорая от стыда и возбуждения, буквально впихивает парню бокал с пеплом и окурками и уходит в дом.       Это будут самые мучительные выходные в его жизни.

***

      За столом они сидят напротив друг друга, и это полная катастрофа. Мо Жань пожирает Чу Ваньнина взглядом вместо того, чтобы уделять должное внимание еде в своей тарелке и разговору с семьей, а Чу Ваньнин же серьезно раздумывает над тем, чтобы выпившим сесть за руль и уехать отсюда к чертовой матери, и плевать, если он разобьется. Возможно, это будет даже и к лучшему.       Но есть ли смысл убегать от Мо Жаня? Он все равно догонит и возьмет свое. Такова его натура.       У Ваньнина же в голове все крутятся и крутятся слова госпожи Ван о том, что Мо Жань влюблен в него. Если это влюбленность, — думает он, ловя на себе очередной плотоядный взгляд парня, — то я Пиноккио! Так смотрит не влюбленный человек, а оголодавший волк!       Кажется, сегодня его подстерегут в темноте и попытаются впиться ему в глотку клыками. Надо будет двигаться поаккуратнее на поворотах и в туалет ходить буквально на цыпочках. А то мало ли. Перспектива быть втянутым во всякие непотребства в доме начальника, несомненно, немного будоражит Ваньнина, но уж точно не вызывает у него одобрения.       Боги, о чем он вообще думает… Какие еще непотребства…       — Как тебя отпустили на выходные, Жань-эр? — тем временем интересуется госпожа Ван. — Ты же говорил, что нам тебя ждать не раньше нового года.       — Немного хитрости и обаяния, и вот я здесь, — отшучивается Мо Жань и, слава всем богам, переводит взгляд на женщину. — Неужели вы мне не рады, тетя?       — Да как-то не особо, — вклинивается в разговор Сюэ Мэн, сидящий по правую руку от Чу Ваньнина. — Ты и так здесь несколько месяцев деградировал и бухал, так что соскучиться пока не успели.       — Сюэ Цзымин! — одергивает Ван Чуцин.       — А в чем-то ты и прав, павлин. Но понимаешь, твоя компания сама по себе способствует деградации и вызывает потребность уйти в запой. Я не мог иначе.       — Ты, чертова псина…       — Тихо! — не выдерживает Сюэ Чжэнъюн происходящего балагана и со звоном ставит бокал вина на стол. — Сегодня праздник, а вы все грызетесь и грызетесь как малые дети! Не доставляйте неудобство нашему дорогому гостю и ведите себя достойно.       — Простите нас, доктор Чу! — тут же начинает каяться Сюэ Мэн и чуть ли не падает в ноги Чу Ваньнину. — Вам подлить еше вина? Или положить еще закусок? А может, вы уже хотите лунных пряников? Принести?       — Не нужно, я сам все это сделаю, если захочу, — пытается успокоить юношу Чу Ваньнин, когда Мо Жань резко встает и молча наливает ему в бокал вина. Как и тогда на ужине в ресторане. И смотрит так же жарко, как и тогда. И…       «Жань-эр влюблен в тебя с вашей первой встречи, А-Нин. Это был вопрос времени, когда он попытается приударить за тобой». Влюблен. Влюблен. Влюблен?..       — Я и сам могу позаботиться о себе, Мо Вэйюй, — говорит Чу Ваньнин холодно и демонстративно накладывает себе хрустящих баклажанов в сладком соусе в тарелку. — Хватит надо мной трястись, как над беспомощной девой. Это вас обоих касается, молодые люди.       Сюэ Мэн весь сжимается на своем стуле и пристыженно глядит в стол. Мо Жань же лишь усмехается и делает глоток сока из своего стакана.       — Может, сыграем в «Крокодила»? — робко предлагает Ван Чуцин. — Или в «Оборотня»?       — Отличная идея, дорогая! — поддерживает ее Сюэ Чжэнъюн. — Тогда перемещаемся в гостиную!

***

      Играют они все-таки в «Оборотня».       Чу Ваньнин раньше никогда не слышал об этой игре, но стоило Сюэ Мэну принести карты и бегло объяснить правила, как он сразу все понял и вызвался быть ведущим.       — Вы уверены, что справитесь, доктор Чу? — делает попытку отговорить его юноша.       — И не с таким справлялся. Я раздаю?       — А не маловато ли нас для этой игры? — скептически вопрошает Мо Жань из занятого им кресла, стоящего подозрительно близко к дивану, на котором расположился Ваньнин. — Да и нужно решить, какую специальную роль мы берем. А их слишком много на такое количество людей.       — Давайте ведьму! — предлагает Сюэ Мэн. — А в следующий раз гадалку!       — В чем между ними вообще разница? — недоумевает Сюэ Чжэнъюн. — Ох уж эти ваши молодежные игры…       — Лучше начать с охотника. Так дяде и доктору Чу будет проще втянуться. Доктор Чу, дайте колоду, я выберу нужные карты.       Чу Ваньнин хмурится, но все же перегибается через подлокотник дивана и протягивает колоду. Мо Жань сладко улыбается и будто бы невзначай задевает облизанные и обсосанные им полтора часа назад пальцы, и мужчина еле удерживается от акта насилия. Вместо того, чтобы ударить паршивца по руке, Ваньнин бросает на него убийственный взгляд и достает свой телефон из кармана брюк.       Он находит Мо Жаня у себя в контактах в WeChat, отправляет ему сообщение и сразу же убирает телефон обратно.       Мо Жань слышит звук уведомления, но игнорирует его и продолжает разбираться с картами. Чу Ваньнин начинает злиться: ведь всего лишь пару минут назад этот парень залипал в экран и увлеченно с кем-то переписывался, а теперь, видите ли, его это не интересует!       Чу Ваньнин снова достает телефон, открывает их диалог и очень вовремя замечает, что опечатался, причем уж совсем как-то по Фрейду. Поджав губы, он набирает новое сообщение и продолжает держать телефон в руке.       Дзинь.       — Готово! Только перетасуйте их еще раз.       Мо Жань протягивает Чу Ваньнину четыре карточки. Прежде, чем взять их, мужчина переводит взгляд с лица Мо Жаня на свой телефон и обратно, как бы намекая. И до парня, кажется, все же доходит, потому что он забирает свой смартфон с журнального столика и снимает с него блокировку.       Чу Ваньнин тем временем тасует карты и принимается их раздавать.       Сюэ Мэн тоже залипает в свой телефон, а Сюэ Чжэнъюн и госпожа Ван о чем-то тихонько переговариваются и прекращают диалог только с получением своих карт.       Телефон несколько раз вибрирует в руке Ваньнина, и он, вернувшись на свое место, открывает их переписку с Мо Жанем.

Держи себя в штанах.

То есть в руках.

Значит штаны мне сегодня все-таки снять можно? Хотя нам обоим будет намного приятней если их снимешь с меня ты ;) *dumbhornyhusky.gif*       Чу Ваньнин вспыхивает и чуть ли не отбрасывает телефон в сторону. В направлении Мо Жаня он даже не рискует смотреть.       Нет, Мо Жань явно не влюблен в него. Он просто издевается над ним!       Вопрос в том, зачем.       Дабы прекратить свои мучения, Чу Ваньнин прочищает горло и первым инициирует ход игры.       — Все посмотрели свои карточки? Тогда начнем.

***

      Игра в «Охотника» оказывается веселее, чем от нее ожидал Чу Ваньнин.       Сюэ Мэн постоянно обвиняет во всех смертных грехах Мо Жаня, чуть ли не с пеной у рта крича: «Изыди, нечисть!» — и тем забавнее становится, когда деревенские жители проигрывают и выясняется, что все это время парень был охотником, а оборотнем — не вызывающая и капли подозрения Ван Чуцин.       — Как же так? — сокрушается Сюэ Мэн. — По логике оборотнем должен был оказаться Мо Жань! Он же та еще зверюга!       Госпожа Ван посмеивается, наблюдая над сломом шаблона сына, и уходит на кухню за лунными пряниками.       — Ты просто эталонный идиот, Мэн-Мэн! Из-за твоей предвзятости ко мне мы и проиграли!       — Нет, мы проиграли потому, что ты нихрена не умеешь оправдываться! Доктор Чу, скажите же, что он даже не пытался защитить себя!       Чу Ваньнин, измучившись от взглядов, которыми одаривал его Мо Жань когда просыпался в качестве охотника, намеренно игнорирует обращенный к нему вопрос и уходит на кухню к госпоже Ван.       Женщина как раз аккуратно выкладывает на тарелку лунные пряники, когда к ней подходит самый неожиданный помощник из всех возможных.       — Тебе что-то нужно, А-Нин? — спрашивает она участливо. — Или тебя утомил наш традиционный балаган?       Нет, он утомил себя сам. Но не то чтобы это действительно стоящий предмет для обсуждений.       — Я пришел еще за вином. Та бутылка закончилась.       — Чжэнъюн как всегда? Ему уже пора переключаться на чай.       — Не беспокойтесь, госпожа Ван. Сегодня главный пьяница я.       Ван Чуцин достает вино из холодильника и заинтересованно поглядывает на Чу Ваньнина.       — Не сказала бы, что ты выглядишь пьяным. А есть повод?       — Да. Праздник же.       Госпожа Ван ставит бутылку на столешницу перед Ваньнином и заговорщицки шепчет:       — Мне жаль, что тебе некомфортно. Выпьем?       — А вы пьете? — в тон ей спрашивает Ваньнин.       — О да. Только моему супругу не говори. А то он обрадуется.       Чу Ваньнин хмыкает и отстраненно наблюдает за тем, как Ван Чуцин достает чистые бокалы и наполняет их охлажденным сливовым вином. Принимая бокал от нее, он невольно задумывается о том, насколько же непредсказуема эта, на первый взгляд, простая женщина.       — А сколько вам лет?       Ван Чуцин расслабленно пригубливает вино и с легкой улыбкой интересуется:       — А сколько дашь?       Чу Ваньнин запоздало осознает всю степень бестактности своего вопроса.       — Даже не знаю. У вас уже взрослый сын…       Женщина смеется и со звоном ставит бокал на столешницу.       — Мне сорок. Ты удивлен?       — Нет. Просто родительство придает возраста в глазах окружающих. А так вы выглядите даже моложе своих лет.       — Ты мне льстишь, А-Нин. Почему ты, кстати, задал этот вопрос?       Чу Ваньнин задумчиво обводит края своего бокала взглядом.       — Не знаю. Я не особо хорош в светских беседах, поэтому задал первый пришедший в голову вопрос. И он оказался неуместным.       — Обычный вопрос, не переживай. На самом деле, мне даже приятно, что ты спросил. За все годы общения с нашей семьей ты впервые разговариваешь именно со мной и именно обо мне. Это правда приятно.       Чу Ваньнин поднимает взгляд на собеседницу и хмурится.       — Я…       — Не оправдывайся, А-Нин. Ты не обязан дружить со мной. Но, — женщина делает неопределенный жест рукой в воздухе, — я рада, что ты друг нашей семьи. Налить еще?       Ваньнин и сам не понимает, как его бокал успел опустеть. Он обреченно кивает и наблюдает за тем, как миниатюрные пальцы уверенно обхватывают бутылку и наклоняют к его бокалу.       Они молча пьют вино какое-то время, когда на кухню заваливается Мо Жань и удивляется представшей перед ним картине.       — Вы что, больше не будете играть? — возмущается он и облокачивается на стойку локтями в несколько жалких сантиметрах от Чу Ваньнина, вызывая у того уже рефлекторную дрожь. — А мы с дядей и Мэн-Мэном решили, что в этой раз я буду ведущим. Идем!       Чу Ваньнин никуда не хочет идти. Ему так хорошо хлебать вино в молчаливой компании госпожи Ван, что даже лунные пряники не заманят его в гостиную ко всем остальным. К тому же, пряники прямо здесь, рядом с вином. Так и зачем куда-то идти?       — Я что-то устала, пойду к себе, — неожиданно заявляет до этого бодрая госпожа Ван. — Сможешь подготовить попозже гостевую комнату для доктора Чу, Жань-эр?       — Конечно, тетя, — локоть Мо Жаня пододвигается впритык к предплечью Ваньнина, но почему-то это никого не смущает, кроме самого мужчины. — Отдыхай и ни в коем случае не переживай. Я все устрою.       Госпожа Ван благодарно улыбается племяннику и прежде, чем отправиться к себе в спальню, бросает многозначительный взгляд на Чу Ваньнина и напутствует как-то лукаво:       — Хорошего вечера. Ни в чем себе не отказывайте.

***

      — Тетя что, нас сватает?..       — Не говори ерунды! Благодарю за постельное белье, а теперь иди отсюда.       Мо Жань продолжает стоять у входа в гостевую спальню и явно не планирует так легко уходить.       — Серьезно, Ваньнин. Она что-то знает?       — Тебе должно быть видней.       — Ну, не я с ней распивал вино. Или между вами что-то есть? Ты спишь с ней, Ваньнин? А как же твоя дружба с дядей, а?       Чу Ваньнин, держащий в руках комплект свежего постельного белья, чуть ли не роняет его на пол.       — Что за мерзости ты говоришь?! Проваливай!       — Ладно-ладно, это явно была хреновая шутка, спокойно! Давай я помогу застелить тебе постель.       — Я что, по-твоему, недееспособный? Сам справлюсь!       — Тетушка попросила меня позаботиться о тебе, вот я и забочусь. Боги, Чу Ваньнин, да успокойся ты!       Мо Жань ловко уклоняется от прилетевшей в него подушки и ловит летящую вслед за ней наволочку.       — Ваньнин!       Чу Ваньнин горит снаружи и изнутри.       Он хватает аккуратно сложенное хозяйкой дома одеяло с постели и тоже швыряет его в Мо Жаня. А потом и вторую подушку. И пододеяльник. И простынь. И еще одну наволочку.       — Да еб твою мать! Чу Ваньнин!       Мо Жань, игнорируя брошенные в него вещи, стремительно приближается к мужчине и хватает его за плечи.       — Успокойся, блядь! Мы так всех разбудим нахуй!       Чу Ваньнин всячески вырывается из хватки Мо Жаня и ударяет его коленом в живот. Пытается ударить и во второй раз, но парень ловит его колено и фиксирует возле своего бедра.       — Ваньнин…       — Чего ты от меня хочешь?       — Тебя. Это проблема?       — Проблема, — Чу Ваньнин постепенно успокаивается, и смотрит на Мо Жаня уже вменяемее. — Мне нужно в мою машину. Я там оставил свой вэйп.       — Давай ключи, я принесу.       — Хочешь побыть моим мальчиком на побегушках?       — Для этого у тебя уже есть Мэн-Мэн. А вэйп я принесу просто для того, чтобы ты не сдох от никотиновой ломки. Ключи?       Чу Ваньнин отталкивает от себя парня и нервно шарит в карманах своих брюк до тех пор, пока не цепляет пальцами небольшую связку ключей. Он достает ее и злобно бросает Мо Жаню.       — О, Манэки-нэко? Тебе не хватает удачи и денег, золотце?       — Да пошел ты!       Мо Жань улыбается довольно и звенит ключами с брелком белой кошки на своем указательном пальце.       — Я и иду. За твоим вэйпом. Не скучай, доктор Чу.       И уходит, тихо прикрыв за собой дверь.       Чу Ваньнин садится на постель и устало потирает лоб.       Ему хочется забаррикадироваться в комнате, но это будет слишком громко и настораживающе, если он начнет двигать мебель к двери. Поэтому приходится глубоко дышать, чтобы вернуть себе внутреннее равновесие.       Он действительно ведет себя неадекватно. Где его хваленые выдержка и хладнокровие? Мо Жаню нельзя показывать даже и намека на эмоцию, потому что это его только распаляет. А Ваньнин только что показал ему целый спектр эмоций и плевать, что они явно не восторженные.       И что теперь? Мо Жань попытается переспать с ним в доме своей же семьи? А завтра снова уедет в Шанхай на долгие месяцы? Как они будут дальше? Как он будет дальше со своими глупыми, нездоровыми и никому не нужными чувствами?       Чу Ваньнин вскакивает с кровати и покидает комнату.       Мо Жань как раз-таки заходит в дом, когда мужчина спускается по лестнице.       — Ты чего? — почти что шепчет Мо Жань, передавая вэйп и связку ключей.       — Хочу подышать перед сном, — так же тихо говорит Чу Ваньнин. — Спокойной ночи.       Чу Ваньнин делает уверенный шаг к выходу, но Мо Жань останавливает его, хватая за локоть.       — Не убегай от меня, Чу Ваньнин. Прошу.       Ваньнин смотрит на руку, держащую его локоть, и переводит взгляд на лицо Мо Жаня.       Мо Жань больше не улыбается то ли игриво, то ли издевательски. Он кажется серьезным.       — Я не убегаю, Мо Жань. Просто ты ставишь меня в неловкое положение. То, что мы оказались сегодня здесь оба, не более чем недоразумение. Я бы не принял приглашение твоего дяди, если бы знал, что ты тоже приедешь. Нам нужно соблюдать дистанцию.       — Я приехал только ради тебя.       — Ты…       Наверху вспыхивает свет и слышится шарканье тапок.       Они замирают как дикие звери в свете фар.       — Бля, — еле слышно ругается Мо Жань и тянет ошарашенного Ваньнина к выходу на улицу.