Охотник на вампиров

      2 ноября, 193Х г.       Выглядел Росинант по меньшей мере растерянно. Опустошение на его лице, тщательно скрываемое под натянутой улыбкой, не могло ускользнуть от чересчур пристального взгляда Ло. Они расположились в кабинете на втором этаже поместья, Ло присел на край широкого стола, Росинант полулежал на диване, широко раскинув руки и прикрыв глаза.       Ему пришлось рассказать Росинанту обо всём, что случилось две ночи назад, и всё же во время рассказа он испытывал невероятный, жгучий стыд, но вместе с тем сердце готово было разорваться при мысли, что он мог поступить иначе. Как бы Росинант ни проклинал его, иначе он бы не поступил. Впрочем, Росинант… не винил его. А может, просто этого ещё не понял. Но в чужом смятении, страхе, изумлении не было даже капли обвинений или неприязни.       Все прошедшие сутки Росинанту было по-настоящему плохо, он то проваливался в глубокий, мертвецкий сон, то принимался метаться по кушетке в операционной, то дрожал, будто в лихорадке, однако сознание его прояснилось не сразу. Ло толком не спал всё это время, ходил вокруг кругами и дал Росинанту выпить пол-литра крови из тех, что ещё остались в подвале. Смертельная рана в чужой груди затянулась, но после неё остался шрам, такой, что не затянется уже никогда — Ло надеялся, что когда-нибудь он и в самом деле сможет забыть, что означал этот шрам. С Луффи забыть до сих пор не получилось.       Говорить откровенно было ещё слишком рано. Росинант, наконец, пришёл в себя, даже мог ходить, говорить и слушать, мог смеяться, мог переспрашивать одно и то же по несколько раз, и был всё таким же невыразимо прекрасным даже в мертвенной бледности, серости губ и потерянном взгляде.       Ло рассказал о том, что его — их — ждало. Стоило опасаться серебра, чеснока и святой воды; яркое солнце моментально прожигало открытую кожу и больно жгло даже через плотную одежду; но зато теперь Росинант умел видеть в темноте, при должных тренировках научится читать мысли даже вампиров, владеть даром убеждения и оборачиваться летучей мышью, и когда-нибудь его особенные способности явят себя миру. О том, что теперь единственной едой будет кровь, а от остального его ждёт лишь несварение и рвота, он обмолвился как бы между делом. Росинант слушал очень внимательно и изредка кивал, не отрывая взгляда светлых глаз от Ло. Что-то осталось неизменным.       В конце концов, Росинант выпрямился на диване и позвал осипшим голосом:       — Ло, подойди.       На негнущихся ногах он отошёл от стола и приблизился к Росинанту, чьё лицо оказалось где-то на уровне груди Ло. Несколько секунд он неотрывно смотрел ему в глаза, задрав голову, а после изо всех сил сжал Ло в объятиях так, что захрустели кости, и уткнулся носом между рёбер.       Росинант ничего не говорил, а Ло стоял, словно громом поражённый. Его руки невольно скользнули по широким плечам, забрались в светлые волосы. Мгновения растянулись на годы, нет, на тысячелетия, прежде чем Росинант всё же произнёс:       — Я и не думал, что если что-то случится, ты будешь меня спасать.       — И вместо этого решил, что твоя жизнь ничего для меня не значит? — с нотками негодования в голосе спросил Ло.       Росинант ничего не ответил на это, но и не оторвал лица от мятой рубашки. А когда всё же заговорил, речь шла совсем о другом:       — Похоже, мне придётся уволиться с работы, — с губ сорвался смешок, то ли горький, то ли и в самом деле искренний. — И на какое-то время остаться здесь…       — На какое-то? — переспросил Ло совсем уж недовольным тоном.       Росинант снова задрал голову, глаза его блестели совсем так же, как и при жизни. Хорошо известная, понятная, глубокая печаль ещё таилась в них, но будто бы Росинант уже не был поглощён ею целиком.       — Хорошо, — он согласно кивнул, — на столько, на сколько позволишь.       — Я хочу тебя поцеловать.       Отчего-то Ло знал, что не услышит ни слова возражений. Он наклонился так, как всё время прежде (и после) наклонялся к нему Росинант, обхватил совершенно холодное лицо и мягко накрыл чужие губы.       Всё ещё сладкие. С привкусом прежней горечи и крови на языке, в незаметных мелких шрамах. Росинант больше не обжигал, не выжигал его изнутри, но вместе с тем согревал совершенно иным, особенным образом, словно холодное пламя, горевшее где-то в груди. Ло не мог позволить себе думать о том, как было раньше, и что изменилось; существовало только здесь и сейчас, и только настоящий Росинант сидел перед ним, отвечал на поцелуй, подавался вперёд, касаясь его носа своим. Что тогда, что сейчас Росинант был самим собой, таким, кого Ло хотел видеть рядом, кого боялся потерять, кого всем своим остановившимся сердцем любил.       Стоило оборвать поцелуй, как Ло почувствовал, что Росинант всё так же тянется к нему навстречу, и отдалившись всего на миллиметр, Ло снова поцеловал его. Холодно, но холод был всем, из чего они состояли. Ло было приятно наконец разделить его.       — У меня так много вопросов, — всё же вымолвил Росинант, отстраняясь.       В ответ Ло с готовностью кивнул:       — Я отвечу на все, но прямо сейчас тебе не стоит так уж сильно забивать ими голову.       — Те слова перед, — он с трудом сглотнул, — моей смертью. Выходит, доктором из детства и впрямь был ты? И ты вспомнил меня?       Ло бесстыдным образом признался:       — Нет, не вспомнил. Столько лет прошло, а когда поживёшь с моё, уже ничего не будет откладываться в памяти. Но мне не давали покоя твой рост и фамилия, и оба этих диагноза весьма необычны. К счастью, у меня осталось очень много записей о необычных пациентах. Я даже подумал, что, может, тогда Дофламинго стал вампиром, чтобы спастись от той же болезни, что и у тебя?       — Ты хоть когда-нибудь расскажешь мне, что за история про Дофламинго? — Росинант склонил голову на бок.       Поджав губы, Ло всё-таки кивнул. Не сейчас, но Росинант… похоже, что теперь он и в самом деле заслуживал знать.       — А Цезарь?       — Я просто убил его, — бесхитростно признался Ло.       — Из… вини… — одними губами прошептал Росинант.       Рука Ло скользнула к чужому лицу, и ему подумалось, что это было самое глупое, самое немыслимое извинение из всех, что могло прозвучать. Разве не ему полагалось стоять на коленях, вымаливая прощение перед Росинантом?       Взгляд Росинанта скосился на руку, обнимавшую его лицо. Ло едва не одëрнул еë, но вовремя смог вернуть самообладание, и заметив немой вопрос в чужом лице, пояснил:       — Я взял твой кинжал, чтобы убить Цезаря, и теперь ты видишь, почему нам нельзя прикасаться к серебру. Даже с помощью особых сил.       Руки его были перемотаны бинтами, а под ними прятались обожжëные ладони. Касаться Росинанта было немного больно, но только потому, что это был он, и Ло не мог преодолеть себя и заставить сдерживаться.       — Разве оно не должно зажить само собой?       Ло ответил совершенно врачебным тоном:       — Всë когда-нибудь заживëт само собой.       Росинант хотел было обхватить его руки, но в последний момент замер в нерешительности. Ло готовился солгать, что совсем не болит, но за прошедшие годы он так отвык от боли, что лгать о ней не получалось. Поэтому он молчал, неторопливо поглаживая лицо Росинанта уцелевшими пальцами.       Они так и замерли, не в силах оторвать друг от друга рук и взглядов. Это было не всё, далеко-далеко не всё, что им предстояло обсудить, но раз уж теперь у них была в распоряжении целая вечность, можно было и не торопиться? Видимо, Росинант тоже постепенно это осознавал. И всё же нельзя было не увидеть, как вопросы терзали его разум и что-то, что ещё оставалось от души.       В дверь постучал Бепо, а получив одобрение, втиснул чёрный нос в узкую щель.       — Господин Ло, я услышал ваши голоса. Господин Луффи попросил позвать вас, когда господин Росинант придёт в себя. Они собираются уезжать и просят отвезти их на станцию.       — Зоро уезжает?! — от изумления Росинант вскочил на ноги, но тут же налетел на Ло и изо всех сил ударился о чужой подбородок макушкой.       Ло отшатнулся, зашипел, но смог устоять на ногах и нетерпеливо произнёс:       — Бепо, опусти всех возможных «господинов», а то мы так провозимся до утра. Ещё раз: кто уезжает? Куда?       — Зоро и Луффи, они возвращаются домой к Зоро, — с готовностью отрапортовал Бепо. — Сказали, что не могут бросить автомобиль в городе, и им нужен кто-то, кто отвезёт их на ночной поезд.       Не успел Ло даже прикинуть возможные причины скорого отъезда, как Росинант бросился прочь из кабинета и рванул на первый этаж, по пути едва не впечатываясь сначала в дверной косяк, а уже через полшага — в огромного Бепо. Ничего не оставалось, кроме как последовать за ним и предупредить очередное падение с лестницы.       И в самом деле, что-то осталось неизменным.       Они вихрем ворвались в распахнутые двери гостиной. По пути им встретились несколько сумок у двери и совершенно спокойный Брук, явно не понимающий, из-за чего весь переполох. Зоро и Луффи сидели на диване, как ни в чём не бывало, но выглядели при этом как-то странно. Нечто неуловимое никак не желало бросаться в глаза, и похоже, что единственным способом во всём разобраться, было твёрдо заявить:       — Я вас никуда не отвезу, — Ло скрестил руки на груди. Для большей убедительности он добавил: — Я не могу сейчас оставить Росинанта без присмотра.       Тот самый Росинант как раз стоял рядом, и Ло заметил, как две пары глаз в изумлении обратили на него внимание.       — Роси, ты как? — первым делом спросил Луффи, едва не вскакивая на ноги.       — Порядок, — заверил их он. — Вы уезжаете? С чего вдруг? Что успело произойти?!       — Из-за тебя, — подсказал Зоро.       Луффи поспешно запротестовал:       — И всё совсем не так! Мы едем за вещами Зоро, он теперь будет жить с нами, а лично я — ещё и в путешествие. Планируем вернуться где-то через месяц.              — И с какой стати Зоро теперь будет жить с нами? — бровь Ло выразительно, но недоверчиво изогнулась.       Однако Луффи знал его слишком, неприлично хорошо:       — С той же стати, с какой с нами будет жить Роси.       Все взгляды вновь устремились на Росинанта. Без сомнения, если бы он мог, он бы густо покраснел, но теперь был лишён и этого права, пускай и не лишён стыда. Зоро подлил масла в огонь:       — Ты задолжал нам объяснения. Говорят, ты полицейский.       — Детектив, — осторожно поправил их Росинант. — Возможно, теперь в отставке.       — Не тебе говорить о том, что кто-то задолжал объяснения, — скосив взгляд, вдруг вспомнил Ло.       Он даже не общался с кем-либо в доме за эти два дня, а потому так и до конца не узнал, что за беда приключилась у Луффи и Зоро; и всё же паника в чужой твердолобой голове запомнилась ему очень хорошо хотя бы потому, что в тот момент он решил обязательно выведать у Зоро, что за чёртов ужасный спектакль он пытался разыграть в их доме.       Зоро немедленно отвёл взгляд:       — Если отвезёшь нас на поезд, то расскажу, — вдруг небывалая решимость вспыхнула в груди Зоро, он взглянул Ло прямо в глаза и заявил: — Да, я перееду жить к вам, а хочешь знать, почему?       Не без удовольствия Ло сообщил:       — Потому что Луффи влюблён в тебя по уши.       И почти вся решимость Зоро испарилась без следа. Ло расплылся в улыбке, но та не была злой или саркастичной; в кои-то веки он решил искренне улыбнуться Зоро, совсем как в тот раз, когда сказал, что будет рад, если Зоро переживёт эту ночь. Ночь пережили не все, но, в конце концов, они снова были все вместе.       — В этом нет ничего такого, не могу понять, с чего все вдруг застеснялись, — улыбаясь уже шире, продолжал Ло. Ситуация порядком забавляла: — И Росинант стоит сейчас с нами ровно по той же причине.       — Потому что я влюблён в него? — озадаченно осведомился Луффи.       — Потому что я влюблён в него.       Быть может, в этом следовало признаться совершенно иным образом. И прежде всего, сказать это наедине с Росинантом, а не посреди гостиной. Но ему в самом деле нечего было стесняться и стыдиться, разве всем и каждому — а в первую очередь и самому Росинанту — не должно было стать понятным абсолютно всё в тот момент, когда он едва ли не со слезами на глазах спрашивал, хочет ли Росинант жить?       В комнате повисло несколько неловкое молчание, но Ло никак не мог взять в толк, почему все в один миг стали делать вид, что они оглохли и ослепли. Все прекрасно знали о том, что происходило в доме, и даже странным взглядам Луффи и Зоро в последнее время нашлось самое логичное объяснение. Не выдержав затянувшейся паузы, он схватил Росинанта за руку и потянул обратно к лестнице:       — Пойдём, тебе нужно поесть, прежде чем сядешь с Зоро в один автомобиль.       — Неужели без этого никак? — отозвался Росинант.       — Нет, милый, теперь никак, — он покачал головой и обернулся к Луффи: — Выносите вещи, подгоняй автомобиль, мы скоро вернёмся. Только не могу понять, и кого же вы собирались просить вас отвезти, если бы Росинанту ещё было плохо?       — Бепо, — честно отозвался Луффи.       — Бепо?! Ну уж нет! Не хватало нам ещё заголовков в газетах!       Росинант послушно последовал за ним. Ло отправил его наверх в спальню, а сам спешно спустился в подвал и обнаружил там Бепо, который вëдрами собирал дождевую воду и спустившуюся к ним грязь. Уже через несколько минут Ло был в спальне, где царила темнота. Больше не нужно было зажигать свечи и лампы, и даже лунный свет из-за незашторенных окон служил скорее для атмосферы.       На краю кровати сидел Росинант, как-то отстранëнно разглядывая собственные руки. На приближение Ло он поначалу и вовсе не отреагировал, однако на прямой вопрос всë-таки поднял голову:       — Как ты? — спросил Ло.       — У Зоро след от укуса на шее, ты заметил? — не то чтобы особенно обеспокоенным тоном отозвался Росинант.       — Заметил, конечно. Наверняка это Луффи. — Ло протянул ему запечатанный пакет с кровью: — Открой зубами и поешь.       Очень недоверчивый взгляд Росинанта скользнул по холодному пакету. Ло прекрасно понимал его сомнения, однако в той же степени понимал, что Росинант был смышлëнным парнем. Вампиры питались кровью, а новообращëнные вампиры тем чувствительнее были к её виду и запаху, а в особенности — к живым людям.       — Клыки… болят, — нехотя признался Росинант.       В ответ Ло издал несколько удивлëнное: «О». Он совсем позабыл обо всех мелочах, через которые прошëл сам, а позже провëл и Луффи. Теперь и Росинанту предстоял этот непростой путь преобразования тела и образа мысли, но раз они с Луффи до сих пор были в порядке, то и он обязательно со всем справится?       Ло зацепил клыком уголок пакета и вскрыл его. Снова протянул Росинанту, и в этот раз тот осторожно взял его в руки, поднëс ко рту и сделал первый глоток. Следующие секунды представляли из себя весьма неприглядное зрелище: Росинант жадно выдавил в рот весь пакет до последней капли и проглотил с той яростью, словно не ел никогда и ничего в этой жизни. Глаза его на несколько мгновений стали совершенно стеклянными.       Даже тени удивления не проскользнуло по бледному лицу Ло. Он опустился на кровать рядом с Росинантом и, обхватив его руку, произнëс:       — Не думай, что это ужасно. Ты пока ещё плохо осознаëшь свой голод, и из-за этого можешь накинуться на Зоро, ничего не соображая. Они правы, что решили уехать, — довольно прямо заметил Ло. Встретившись с обеспокоенным взглядом Росинанта, он добавил: — Я буду рядом, и я помогу тебе со всем примириться. Как я и сказал, наши страдания не такие уж и невыносимые, — он переплëл их пальцы, — если найдëшь… с кем их разделить.       Какое-то время Росинант молчал, не отрывая взгляда и не разжимая рук.       Ло притянул их пальцы ко рту и медленно поцеловал каждый палец, которого не коснулась татуировка:       — Прости, что не смог спасти тебя.       Тяжëлая рука вдруг опустилась на его затылок и взъерошила волосы. Не поднимая головы, он услышал:       — Разве ты не спас меня? — с напускным весëлым недоумением осведомился Росинант. — Потому что прямо сейчас я сижу здесь. Мне и правда нужно будет время, чтобы прийти в себя, но неужели ты забыл? Я сам на всë согласился.       Росинант поднялся на ноги и потянул за собой Ло, однако, не рассчитав новообретëнных сил, попросту затащил его в свои объятия. В ту же секунду Ло показалось, что теперь он мог забыть обо всех тревогах и сомнениях. Объятия были холодными, как и полагалось, но вместе с тем Росинант по-прежнему источал своë привычное тепло, и в его руках было не страшно даже раствориться без остатка. Это ужасно, так быстро его не должен был прощать ни Росинант, ни он сам, но даже эти объятия будто бы говорили сами за себя.       — Я буду злиться на тебя, — предупредил Росинант, отчего-то улыбаясь. — Быть может, когда-нибудь и я в самом деле решусь обвинить тебя в моей незавидной судьбе. Но ещё, Ло… я прекрасно тебя понимаю. Сейчас я счастлив просто быть рядом с тобой и надеюсь, что когда приду в порядок, ничто уже не будет нам мешать.       — И как же ты не понимаешь, что не об этом тебе следует думать, — в сердцах выругался Ло.       В ответ Росинант, одновременно прижимая его к себе за талию, склонился ещё ближе:       — А о чëм мне следует думать? О жизни? О смерти? О том, стану ли я однажды чудовищем? Надеюсь, что нет. Мне никогда не узнать, что ты пережил за восемь сотен лет, но по крайней мере, я знаю, что по их истечении ты встретил меня. Мне повезло чуть больше: тебя я встретил всего через семь.       Ло почувствовал странную волну смеха, поднимающуюся изнутри, и негромко рассмеялся:       — О, умоляю, забудь об этом. Мне так стыдно оттого, что я совсем ничего не могу вспомнить.       Росинант оставил на его носу маленький холодный поцелуй и поспешил к двери. На полпути он вспомнил и обернулся:       — Ло, а где мои сигареты?       — Ну вот, — самым разочарованным тоном из всех отозвался Ло. Он достал из кармана брюк помятую пачку с зажигалкой и бросил их Росинанту. — А я надеялся, что эта ужасная привычка осталась в прошлом.       — Жажда крови? Не смеши меня! Ты даже не представляешь, что я чувствую, когда три часа не могу покурить.       Когда они всë-таки спустились вниз, то обнаружили порядком заждавшихся Луффи и Зоро.       Автомобиль летел в обступающей стеной ночной темноте; и лишь когда поезд с размахивающим в окне руками Луффи загудел и тронулся, Ло в полной мере осознал всё случившееся в последний месяц. Способствовал ли этому Росинант, приобнимающий его за бок? Или дело было в полностью отсутствующей прежней тоске от того, что Луффи куда-то уезжал, оставляя его в пустом доме — впрочем, и дом уже не был пустым? А ведь им предстояло ещё столько дел! Процесс преображения Росинанта не будет лёгким, как бы тот ни храбрился, но, как Ло и обещал, он хотя бы будет рядом.