welcome home

      Я глубоко вдохнула и дёрнула за ручку: дверь отварилась, как и всегда. На пороге стояла она. Указала на ботинки и после на комнату, приглашая пройти.       Я так давно не слышала её голоса. Память стала стирать те прекрасные моменты, когда мы ещё могли общаться не жестами, пока она окончательно не лишилась голоса.       Любую такую встречу сопровождало молчание. В её доме всегда пахло свежим, зелёным чаем, всегда, даже самый дальний уголок был убран. В её квартире никогда не было лишнего шума, например звуков стиральной машины или посудомойки.       Она никогда не выходила на связь в социальных сетях. Никогда не обращалась за помощью к кому-либо, будь то самый обычный врач.       Слов в такие дни от неё не требовалось. В её компании молчание никогда не было бы неловким.       Ей было всё равно, во сколько я прихожу, в десять утра или в два ночи. Как только дверь открывалась, она преданно встречала в идеально выглаженной, прекрасно пахнущей одежде.       Я разулась. Она опустила голову на бок, словно задавая вопрос, что случилось в этот раз, принимая мою верхнюю одежду.       Я никогда не приходила к ней просто так: всегда была какая-то причина. То мне не имётся, то проблемы на работе, то опять ссора.       — Да проблемы… Поругались. — Тяжёло вздохнув, я встретилась с её неодобряющим взглядом. Я, покраснев, попыталась отвести взгляд и придумать, как бы дальше продолжить разговор. Она повернулась к шкафу, убрала мою куртку и прикрыла дверь с зеркалом. Смотря в него на меня, она словно своей мимикой задала вопрос: «снова Рокка-чан?».       — Да, да, Рокка. Она… Она сказала мне уходить и никогда больше не возвращаться.       — «Опять её придурь.» — Я будто бы прочитала её мысли. Она не показывала ничего жестами.       — Не говори так… — Но она ведь ничего не говорила. Опять же, только по её лицу я поняла, что она хотела мне сказать или о чем она подумала.       — «Ты же не собираешься всю жизнь тратить на её истерики?» — Что-то из этой фразы она показала жестами, а после цокнула и закатила глаза, но я смогла соединить высказывание воедино и, не проконтролировав себя, ответила:       — Не тебе судить, Рей. — Злобно выпалила я, после пожалев. Но я удивлена, как она умеет скрывать свои эмоции. Она кивнула, словно сказала: «Справедливо.», и пригласила пройти дальше в квартиру.       Я знала её апартаменты вдоль и поперёк, как родной дом. И он действительно стал мне родным. С каждым приходом что-то менялось в этом доме и я замечала любую мелочь.       Когда она лишилась голоса, я подметила, что она стала реже слушать музыку, синтезатор теперь навсегда накрыт пледом и изредка служит полкой под всякие мелочи или кружки. Бас-гитара пылится в углу где-то за её любимым креслом в гостиной, а микрофон и вовсе был продан.       Раньше она словно жила музыкой. И она боялась потерять самое ценное что у неё есть — речь, голос, благодаря которым она может выражать свои мысли, чувства, благодаря которым, в конце концов, она может передать свои эмоции, свои помыслы через музыку. Но утратив их окончательно, она ни разу не сказала что-то, что ей больно, одиноко, обидно.       После потери ушло и появилось много разных вещей. Виниловый проигрыватель больше никогда не открывался, а пластинки и вовсе больше не проигрывались, некоторые были проданы, некоторые стоят за стеклянными дверцами в шкафу. Пропало много предметов на музыкальную тематику, появилась умная колонка. Стало больше книг, в основном это языки и жесты.       Она ни разу не попросила поддержки. Всегда решала свои проблемы в себе. Никогда я не слышала от неё, что она хочет сделать что-то со своим голосом. И я ошибалась, когда думала, что она знает ответ на абсолютно любой вопрос, знает как вести себя в абсолютно любой ситуации.       В такие моменты мы проходили в спальню. Обычно я лежала на коленях, смотря в стены и потолок, а она гладила меня по волосам, выслушивая любую глупость, по которой я загонялась. Но она не говорила, даже жестами. Она просто молча слушала.       — Я пришла, как ни в чем не бывало. После работы, уставшая. Сказала — есть не буду. Интересуется: что случилось? Я отвечаю: что ты пристала, нормально всё. До этого тоже уверяла, что всё нормально. Она кричит, что её это задолбало, чтобы я убиралась и никогда больше не писала ей, уходить и больше никогда не возвращаться. — Она еле слышно вздохнула и прикрыла свои глубочайшие, цвета вод Мирового океана глаза. Это молчание для меня в такие моменты не было бы неловким, я бы не растерялась, если бы она не ответила. Ей не было плевать — я знала это.       Мы молчали так пока я не сказала бы: «Поняла.». И я действительно в этом молчании находила ответы. Ей всегда было всё равно, сколько бы мы сидели. Ей так нравилась моя компания?       — Рей, скажи мне, куда мне идти, что мне делать? — Я всхлипнула, но она не обратила внимания на это. На такой «терапии» я часто плакала.       Я не представляю, что могло бы происходить в её голове — она впервые улыбалась. Только слегка улыбалась. Ни слова, ни жеста, одна улыбка.       Я была удивлена. Ведь на её лице на таких приёмах никогда не было эмоций.       — Рей? Ты… Чего? — Взволнованно спросила я, мало ли что произошло. Она смотрела куда угодно, только не на меня. В уголках глаз скопились слёзы, она плачет? Но почему? Разве это не я должна плакать?       — «Просто..» — Дрожащими руками показала жест, а на щеках показались два ручейка слёз.       — Кхм… — Она… Издала звук? Похожий на кашель, да! Неужели этот момент настал?! — М… — Попыталась назвать моё имя?!       Я поднялась, села напротив, взяла её за руку. Старалась быть мягче. Впервые я вижу как она плачет, будучи потеряв голос. Вернее, когда он стал возвращаться!       — Что? Что случилось? Что такое..?       — Я… М… — Она переодически издавала какие-то звуки, смахивающие на начало слов и заканчивала жестом. — «Мне… Мне неудобно это говорить, но…» — И вновь, я словно прочитала её мысли. Она не показывала ничего жестами, не писала ничего на телефоне или в блокноте. Она просто смотрела мне в глаза и горько плакала.       — Что такое? О чем ты хочешь поговорить..? — Я представляю, как ей трудно впервые за такое время открыться.       Жестами она больше ничего не показывала. Мы смотрели друг другу в глаза, да в словах не было необходимости.       Я понимала, к чему она клонит. И вмиг я поняла, что я ничего о ней не знаю. Вот правда, совсем ничего. Я не знаю, через что ей пришлось пройти, и, самое главное — почему она потеряла голос. Ни каково ей было переживать потери друзей, потери себя, ни каково ей было в принципе терять речь, терять связь с социумом.       — Говори, что тебя беспокоит! Я никогда не брошу тебя!       Она замерла. Не издала ни звука, не показала ни жеста.              И после этого я поняла, что в предыдущих отношениях я просто обманывала себя, уже не говоря о самой Рокке.       Я думала, что я искренне люблю Рокку. Даже не замечая ни своих, ни её чувств.       Мне стало так же, как и ей страшно. Но вдобавок к этому стало очень стыдно, что я делала ей больно тем, что никогда не интересовалась ею, её состоянием, чувствами и постоянно думала о себе.       Вмиг я поняла, что она пытается до меня донести. Я осознала, к кому у меня действительно есть самые тёплые, самые искренние и самые правдивые чувства. К ней.       Повисла, к моему удивлению, неловкая тишина. Переодически слышались тихие всхлипы. Её молчание и закрытость на протяжении всего того времени вводили меня в тупик. Почему она не открыла мне глаза раньше? На этот вопрос у меня не было ответа. В тот момент меня волновало только её будущее.       — Рей, посмотри на меня… — Она подняла на меня свои чудесные голубые глаза — я словно утонула в них. Мне показалось, что в них вся красота акватории.       Не знаю, это ли называется инстинктом, рефлексом или это вовсе код в программе — словно я знала, что должна делать. Не боялась последствий, да и впрочем, мне было абсолютно плевать на то, что кто подумает. Мне хотелось только одного — сделать Рей счастливой. И я была уверена, что именно в этот момент я выложусь на все сто.       Вмиг мне показалось, что если не сейчас — то никогда, что если не сейчас — то я упущу её, упущу шанс.       Эмоции овладели мной. Как зверь, я сжала её руку в своих и, (до сих пор корю себя за свою резкость в тот момент), словно боясь, что Рей куда-то убежит, исчезнет, подарила ей, не как я рассчитывала, нежный и мягкий, а рваный и резкий, но страстный и желанный поцелуй.       Я была зла. Но была зла никак не на Рей, а на себя. Я видела, как ей страшно, больно и тяжело. Я прекрасно видела, как ей одиноко. Но не придавала этому никакого внимания. Я — чёртова эгоистка.       Отстранившись, нас обеих накрыла волна эмоций. Мы обе захлебывались в слезах, но были вместе. Я крепко прижимала к себе Рей и тихо всхлипывала. Хотелось кричать и биться в истерике, но в этом не было никакого смысла.       Единственное, что я могла сделать в тот момент, это обнимать её и вечно повторять «Прости меня». Но от этих слов не будет никакого толку.       — Прости меня за мою эгоистичность. Прости меня за то, что я не замечала твоих чувств, твоих проблем, твоего одиночества. Прости за всё, прости… — Я раскаивалась. Но почему-то в тот момент, я была уверена, что мою вину уже не искупить.       Через какое-то время мы словно поменялись местами и всё, вроде как, вернулось на круги своя. Плачу я, опять что-то шепчу и меня утешают. Рей быстро пришла в себя и осознала происходящее, но для меня, почему-то, словно закончилась жизнь.       И вот, сидя на кровати, мы, две влюблённые дуры, плачем. Но Рей улыбалась, и всё ещё я не понимала, почему. Какой мог бы быть повод для радости, я никак не могла понять.       — Я… не обижаюсь на… тебя… — Внезапно она прервала мою истерию. Она сказала что-то! Но что? Что она сказала? Я не понимаю, что она пытается мне сказать!       В ушах шум, а по телу мурашки. Я не слышу, что она говорит, не различаю жестов! В глазах всё попыло, а я слышу только бешеный стук своего сердца и словно заезженную пластинку на моменте с одним лишь словом: «Прости».       Возможно, я придумала это всё в моменте истерики, что Рей что-то сказала. Возможно, она молчала, возможно, критиковала меня, возможно, успокаивала меня. Я резко перестала различать слова.       Меня крепко прижимали к себе, нежно поглаживая по спине и волосам. Я чувствовала, как переживала Рей в этот миг, как бешенно колотилось её сердце, словно оно сейчас выпрыгнет из грудной клетки. Изредка я чувствовала, как по её щекам стекают слёзы и капают мне на рубашку.       Мне кажется, если не упавший на моё лицо первый луч солнца, мы бы так и сидели, прижимаясь друг к другу, боясь потерять друг друга, борясь за наше счастье. Рассвет, словно маняший свет в конце тёмного туннеля, словно первооткрыватель, первый установивший флаг на ранее неизвестной местности, сопроводил нас в новый день. И именно нас, ведь с сегодняшнего дня, с этой же минуты — я никогда не дам Рей в обиду, никогда не покину её.       — Рассвет… — Я повернулась к приоткрытому окну. Яркий свет заставил меня зажмуриться. Я наконец-то ослабила хватку, выпуская Рей из своих объятий. Внезапно подул ветер, что пошатнул штору и в комнату, по воле бриза, залетел лепесток сакуры, приземлившись на подоконник рядом с нашей студенческой фотографией.       — … Добро пожаловать домой, Масуки. — Мимолётно проронила она, тепло улыбаясь и стирая выступившие слёзы.