Истинная свобода

      Что есть «любовь»? Википедия гласит: «Любовь — чувство, свойственное человеку, глубокая привязанность и устремлённость к другому человеку или объекту, чувство глубокой симпатии. Любовь включает в себя ряд сильных и позитивных эмоциональных и психических состояний, от самой возвышенной добродетели и до самого простого удовольствия.» Но, как по мне, любовь — это что-то неправильное. Нерациональное. Хоть это и совершенно обычное чувство, хоть в нëм, по факту, нет ничего плохого, для меня оно помеха. Любовь отнимает время и силы. Она бессмысленна и вредна, ведь заставляет людей страдать, приносит боль и муки. Она полна разочарования. Окрыляет, после чего бросает вниз. Любовь мешает и, как сказал бы Николай, лишает свободы. Каков вообще шанс здоровых отношений? Каков шанс, что один другого не сломает? Он минимальный. Сближение слишком мешает… Обязанности перед кем-то — тоже.                   Находиться на небольшой дистанции лучше. Так комфортнее. Иногда можно приближаться, иногда отдаляться. И никто ничего не скажет. И всë будет в норме… Да и вообще, чувствую ли я хоть что-то, похожее на любовь? Определëнно нет. Нет мук, но нет и безумного счастья. Значит, мои опасения не оправдались, всë нормально, мне не нравится Николай в таком ужасном плане. Я ценю его, мне он симпатизирует, но не более. Только дружба. Но всë же, есть странная тяжесть на душе… И что-то тëплое, нежное. Что-то вроде привязанности… Но сильнее. Или не сильнее? Может, она мне кажется такой яркой на контрасте с моими обычными притуплёнными эмоциями? Может, именно так и чувствуется привязанность? У Коли она как раз на таком уровне, даже, как по мне, болезненнее, ведь ему важнее всего независимость. Иногда мне кажется, что он страдает. Нет, мне не кажется… Страшно представить себя на его месте… И как он ещë не возненавидел меня за такое «лишение свободы»? Как не прервал все связи?..       Но зато я смогу поговорить о своих эмоциях с Николаем без зазрения совести, он всë поймëт, так ведь? Да. Переживать не о чëм. Даже если бы у Коли не было бы похожей ситуации, я уверен, что он бы нормально отреагировал. Мы, как никак, друзья. Конечно, я не обязан как-то ему открываться, но немного же можно… Если мне это необходимо, то почему бы и нет?       В любом случае, на данный момент я вновь сплю с Николаем в обнимку. На этом куда приятнее концентрироваться, нежели на своих мыслях. Коля умеротворëнно посапывает. Наверное, ему сниться очередной удивительный сон. Может, он ест облака и прыгает по сладкой вате? Или плавает в бетоне? Вот бы мне такое снилось… Было бы славно. Такие сны, наверное, дают куда больший заряд энергии, нежели «чëрный экран». Прикрываю глаза, готовясь ко сну. Коля вдруг крепче меня обнимает, ворчит что-то невнятное про розовых слоников и вновь стихает. Хмыкаю, обнимая его в ответ. Мне нравится чувствовать тепло человеческого тела, ощущать складки одежды подушечками пальцев. Я чувствую себя заполненным. От этого спокойно… Да, приятно отправляться в волшебный мир снов, обнимая дорогого друга. Но вдвойне приятнее, когда расставил некоторые моменты по полочкам. Теперь могу составить примерный план нашего диалога, чтобы точно получить после него успокоение. Хорошо всë то, что идëт по плану. Это неоспоримый факт.

***

      Вот только, всë пошло не по плану, я не смог ничего обсудить… Слова исчезли, как только я открыл рот. Что-то внутри запрещало говорить, но я не знал почему… И молчал. Молчал. Молчал… Тишина ужасна. Еë нарушает равномерное тиканье часов, напоминающее о том, что время идëт, а терпение Коли кончается. Но страха совсем не было. Как и мыслей. Пустота. Мир замер. Тиканье часов уже не слышно. Нет больше ничего. Пустота. В пустоте стоит Николай, ожидая моих слов. Но я не могу говорить. Я вообще ничего не могу. Я не существую… Растворяюсь в этой пустоте… Но нет, я должен что-то сказать! Я же… Я же!.. Нет. Нет никакого меня. Нет мыслей, чувств, эмоций, желаний и мечт. Лишь пустота. Лишь тишина… Она поглощает меня. Не оставляет ничего… Я пытаюсь заполнить тишину в голове с помощью простеньких рассуждений, но не выходит. Мысли ускоряются, я уже не могу их понимать. Пытаюсь перечислять предметы вокруг. Мягкий диван чëрного цвета, несколько шкафов, стол с пазлом, плюшевый гусь… Такое ощущение, что мысли не мои, будто я называю совсем не то, что вижу. Коля смотрит на меня. Я безжизненно смотрю сквозь него. Он воспринимает это как немой крик о помощи и лезет обниматься, говоря, что всë будет хорошо, и чтобы я не нервничал. Я немного дрожу. Но, признаюсь честно, объятия мне приятны, они успокаивают, утешают. На секунду мне думается, что всë не так уж и плохо. Я возвращаюсь в реальность, убеждаюсь в том, что существую. Но только на секунду. Потом это становится странно… Коля даже не требует объяснений, будто всë уже понял. Или сделал вид, что понял?.. Ладно, если он понял, то, скорее всего, понял не так. Коля же не читает мысли… Нужно сделать лицо ещë спокойнее, унять надоедливую дрожь (или соврать, что она от холода), мы пойдëм вырезать летучих мышей к Хеллоуину, и он всë забудет. Этим мы и хотели заняться, а я начал со своим «надо поговорить». Но Коле это настроение, к счастью, не испортило, ведь его голова сейчас должна быть забита совсем другим. Николая, наверное, больше волнует то, что он явиться в Хэллоуин в театралку в самом модном костюме. Коля же обожает Хэллоуин! Но его мать вечно бубнит о том, что он как какой-то американец, а Коля не слушает, да и правильно делает. Пусть ходит в своих костюмчиках, вырезает тыквам лица. Пусть веселиться! Лишь бы забыл про это… Неужели я хочу, чтобы про меня и мои переживания забыл мой самый дорогой человек? Ерунда какая. — Коль, достаточно. Всё нормально, — тихо произношу я. Николай недоверчиво щурится. — Лжец, — фыркает Коля, отстраняясь. Без объятий я чувствую себя опустошëнным… Зато, на лице Коли тут же расцветает улыбка. От наигранной обиды не остаëтся и следа. — Если так хочешь украсить мой дом, мог бы так и сказать! А то начал, мол всё отлично. Фи-фи! — с насмешкой добавляет он. — А с чего ты взял, что я буду помогать с украшением? Я прихожу к тебе ради мягких игрушек и уютной кровати, — холодно усмехаюсь я. — И моих объятий? — с издëвкой интересуется он. Не мог же Николай прочитать мои мысли? Я же вовсе не меняюсь в лице. Или мне так кажется? Не могут же меня читать как открытую книгу? Стараюсь держать себя в руках. Даже глаза щурю для большей надменности. — За них нужно платить! — Я их не просил, так ведь? — А ночью не считается? — Это ты ко мне лез. Не путай. — Не ври мне, Федюша!       Коля пропевает каждую фразу с широкой улыбкой. Я вздыхаю. Врëт тут только он. Мои эмоции невозможно отследить. Это чистый блеф. Я это знаю. Но это не так важно. Я в любом случае помогу ему с украшением дома. — Пойдëм уже. С меня летучие мыши и тыквы из бумаги, — спокойно соглашаюсь я. — Хехе, людишками так легко манипулировать, — Колю разрывает от смеха, пока он хитро потирает ладошки. Я снисходительно улыбаюсь. Да, он просто много шутит.

***

      Помню, в детстве боялся отмечать Хеллоуин, потому что думал, что ко мне придут злые монстры… Одна вырезанная летучая мышка приравнивалась к одному чудищу. Понятия не имею, почему я так считал, ведь моим предкам обычно не было никакого дела до такой моей деятельности, они не запугивали меня, не ругали. Но от такой установки я смог избавиться только в одиннадцать, когда перестал верить в чудовищ. Наверное, это произошло поздновато… Но безумно резко. Щëлк. И я уже ничего не боюсь. Не могу вспомнить промежуточного этапа.       В любом случается, теперь я вырезаю огромную цепочку летучих мышей. Придут ли за мной монстры? Думаю, да. А Коля делает тыквенный пирог. За ним придëт злая тыква? — А теперь добавляю сахарочек! — улыбаясь, Коля смешивает ингредиенты. — Должно быть ооочень вкусно! Ты рад? Я прям хозяюшка! — Конечно, Коля. Ты молодчина. Я восхищаюсь тем, как много сил и любви ты вкладываешь в готовку, это дорогого стоит! — люблю хвалить людей. Это полезно. Собеседник радуется, понимает, что то, что он делает, ценно, важно. Похвала — это прекрасно. Но сухое «молодец» не всегда хороший вариант. Конечно, с некоторыми работает (даже с Колей), но описательная похвала лучше. Искреннее. После такого человек сам сможет себя похвалить, с чем Коля прекрасно справляется. — Благодарю, — Коля театрально кланяется, повернувшись ко мне. Я хлопаю. — Благодарю, благодарю, — поклоны, поклоны, поклоны. И широченная улыбка. Комичности ситуации добавляет восхитительный фартук Николая. «Босс на кухне», — гласит надпись на нëм. Улыбнувшись, я возвращаюсь к вырезанию летучих мышей, а Коля ещë долго что-то лепечет о том, какой он мастер в готовке.

***

      На кухню пробирается чëрный силуэт. — Филя! — радуется Коля.       Но кот остаëтся равнодушен к хозяину. Он забирается ко мне на коленки, сворачиваясь клубочком. Николай вздыхает, заливая тесто в мультиварку. Он выбирает время и режим, после чего садится напротив меня. — Знаешь, Федя, порой мне кажется, что Филя не мой кот, а твой! — обиженно начинает он. — Он чëрный, ты чëрный, — Николай загинает один палец. Я открываю рот, но он меня перебивает. — Я про цвет волос! — цокает Коля. — Ты хмурый, он хмурый. Ты меня не любишь, он меня не любит! Но оба такие обнимательные! Так и хочется вас затискать, а нельзя! Фи на вас! — Коля театрально фыркает, смахнув воображаемую слезу, после чего начинает вырезать тыкве грустную мордочку.       Я снисходительно улыбаюсь. — Ты мыслишь слишком поверхностно, — начинаю я ласково. Коля закатывает глаза. — Смотри, Филя всех царапает, весь из себя такой недоверчивый, но со мной вполне спокойный, даже ласковый. Разве наши с тобой взаимоотношения не похожи на что-то такое? Я, как ты подметил, совсем как Филя, но с тобой я как бы «ручной». Неужели я тебя «царапаю»? Да и меня можно обнимать сколько душе угодно. Я не против. Только «за». — Ну, знаешь… — Я тебя не царапаю, не кусаю и не пинаю. Это делаешь ты. Не путай. — Ладно-ладно! Возможно я и мыслю поверхностно, но ты мыслишь слишком глубоко для простого диалога на кухне. Ты какие-то сравнения тут начинаешь, то, сë! Я думал, отдохнуть на выходных, а тут такой душнила. — Это мне говорит человек, слушающий подкасты по психологии, которые буквально называются «интроверт на кухне»? — Да. Потому что ты буквально интроверт и буквально на кухне. — Тут не поспоришь. — То-то же!       Коля возвращается к вырезанию грустной тыквы, но потом переключается на злобную. Ему весело. А я, в свою очередь, поглаживаю Филю. Мне уже не хочется вырезать летучих мышей. Их слишком много. Теперь делаю паутинки и паучков из проволоки. Порой я чувствую себя родителем, выполняющим хотелки Коли… Мне нравится это чувство. От него как-то тепло. Спокойно. С Колей я чувствую себя дома… Это же нормально?.. Блядь.

***

      Сделав паучков, я приступаю к созданию глазных яблок из шариков для пинг-понга. Интересные, конечно, у Коли требования… Кажется, он не хочет оставить в своей комнате ничего обычного. Всë должно напоминать о Хэллоуине. Но в начале ноября он уже всë снимет, потому что всë, праздник кончился, нужно готовиться к другому. Интересно, на сколько месяцев Коля ставит новогоднюю ëлку?..

***

      Николай вынул пирог из мультиварки. — Буду такие каждый день, вплоть до Хэллоуина, печь! — воодушевлëнно заявляет он. — А тебе не надоест ещë два дня готовить одно и то же? — Не-а! К тому же, они будут не совсем одинаковые. Я же украшаю свои творения! Сейчас из мастики тыкву слеплю! — Много у тебя сил, однако… — А то! Главное — сохранить такой настрой до Хэллоуина! И твой поддержать, чтоб с кислой миной не сидел. Ты же будешь смотреть со мной ужастики во вторник? Будешь? Да? Да?! — А тебя не смущает то, что у нас обоих занятия допоздна? — Как будто актëрское мастерство — это дело! Лично я на этих занятиях расслабляюсь! Ты же не бросишь мне одного? Не бросишь же?! К тому же, мы можем встретиться до занятий, погулять, а потом уже на занятия, а потом фильм смотреть! — Нет. — Нет, не бросишь, или нет, бросишь? — Не брошу. Просто буду сонным, уставшим и злым.       Я прожигаю Николая ледяным взглядом. А он хихикает. — Ты и злость? Не смеши! Ты можешь быть недовольным, ворчливым, хмурым, холодным, но злым… Ты вообще умеешь кричать? — Могу, но… — Но это будет не настоящая злость, да? — Ага… Но это не значит, что я не могу немного злиться внутри. — Это называется недовольство, Федь. — Скорее всего, ты прав.

***

      Во вторник я зашëл за Колей. Не удивился, когда увидел, во что он вырядился. Костюм Дракулы… Даже клыки прицепил. Хорошо, что тыкву на голову не надел. Хотя… Он, скорее всего, так пойдëт на наши занятия по актëрскому мастерству. Там-то все точно оценят… Более того, они в таком же явятся. Нам обещали много упражнений на импровизацию, так что это не удивительно. Многие захотят продумать всë наперëд. Не думаю, что у них выйдет. Преподаватель слишком хорошо нас знает. Но всë же, было бы славно разыграть что-нибудь с графом Дракулой-Николаем. Вышло бы забавно… А если он меня реально укусит? Это в его духе… — Коль, ты же не пойдëшь по домам первоклашек в таком костюме? — Нет, конечно, это бестактно! — Правда что-ли? — Да! Мы пойдëм в детский сад! — В таком случае, увидев меня, детишки встретят смерть.       Николай оглядел меня с ног до головы, убеждаясь, что я почти что весь в чëрном. — И правда! Только косы не хватает… Секундочку!!!       Коля ускакал в свою комнату, оставив меня в прихожей. Через минуту он притащил косу, сделанную из подручный материалов. — И давно это у тебя? — С пятого класса!       О, это всë объясняло. В пятом-то классе у Николая была уйма свободного времени, а энергии ещë больше. Не удивлюсь, если он успел и дом построить, а мне об этом не сказал, ведь, цитирую: «Историй так много, что самые масштабные невольно забываются.» Так он оправдался, когда год назад рассказал о том, что обокрал магазин, его поймали, а потом он кое-как выкрутился. Как я рад, что в тот день меня с ним не было. Это было самое огромное облегчение в моей жизни. Я люблю Колю, он отличный друг, но его действия безумно меня пугают… Особенно то, что он сделал это в пятом классе, а я узнал об этом только в девятом. И при этом мы лучшие друзья… Я то думал, почему он не ходит со мной в магазин? Конечно, сейчас там работают другие люди, да и Николай повзрослел, его не узнать, но он начал туда ходить только в прошлом году. И то, благодаря моим уговорам. «Чего я ещë не знал о своëм друге?» — такой вопрос меня мучил. И не знал я много… Спасибо, что о самых основных моментах своей жизни он соблаговолил рассказать. Хотя… Я бы всë равно узнал. Нет, не потому что «всë тайное становится явным». Я не дурак, чтобы в такое верить. Моë тайное явным не стало. Отец до сих пор не знает, как я обыграл его в карты 15 раз подряд, и думает, что у него был неудачный день. Какая жалость. Он так и не вернул мне сотку… — И мне эту косу с собой брать? — Да!!!       И я взял. Коля, хохоча, вывел меня их квартиры. — Тебе безумно идëт!       Выйдя из дома, подмечаю, что ещë довольно темно. Слабо светят фонари, а небо горит синевой. Ни облачка. Нам с Колей всегда не хватает времени, поэтому мы решили гулять с семи утра до хуй-знает-скольки вечера. А потом ночь ужастиков. Не то, чтобы мы планировали всë это время болтать… Лично мне нравится просто находиться рядом. В любом случае, план прекрасен. Особенно утренняя прогулка. На улочках никого нет, ведь у школьников каникулы, а взрослые обычно идут на работу другими, более приличными, путями. Уединение и спокойствие… Лишь тихо падают листья, танцуя под порывами ветра. Морозная погода меня успокаивает, даже немного бодрит сонный разум. Я чувствую себя живее. Или на меня так действует Коля? Не может же его немое присутствие так помогать? Не может. А если он заговорит? Может, весь эффект рухнет? Хотя… Я думаю о полнейшей чуши. Молчание, безусловно, даëт возможность самому вложить в этот момент смысл, но разговор сам вкладывает этот смысл. Не всегда приятный, но истинный. А правда всегда лучше глупых заблуждений, ведь они всегда вытекают в недопонимания.       Внезапно налетает яростный ветер. Он забирается под пальто, сдувает ушанку. Сейчас, конечно, рановато еë носить, но для меня опасен любой мороз. Хожу в ней с середины октября. И каждый раз еë сдувает. Каждый! Бережно отряхиваю шапку, надевая. — Федь, тебе не холодно? У тебя нос красный! Ты Дед Мороз? — Коля хихикает. Молчание было нарушено. Но момента это не испортило. Даже наоборот, приукрасило. Коля забавный. — Прохладно… — мямлю я.       Николай чмокает меня в нос. Я дëргаюсь от неожиданности с небольшим опозданием, где-то на секунд сорок медлю. Это вызывает смешок у Коли, после чего он даëт мне свой ярко-красный шарф. — Нечего себя морозить! А то Снегурочкой станешь. А нам ещë гулять и гулять! Только ближе к обеду в кофейню пойдëм. Так что терпи! — А что, на троллейбусе не покатаемся?.. Ты предлагаешь мне всë это время ходить? — Не, я предлагаю всë это время сидеть на детской площадке. Но на троллейбусе прокатимся. Надеюсь. Я подумаю. Зависит от твоего поведения! Не, если ты заплатишь! — У меня нет слов… — Могу подарить!       Коля беззаботно что-то лепечет, мы продолжаем прогулку. Я кутаюсь в шарф Николая. Он весь пропах его приторными духами. От этого аромата спокойно, даже нежно, на душе. Вдыхаю ещë глубже. Мне безумно нравятся Колины духи. Они ассоциируются с его объятиями. Боже… О чëм я думаю? — У тебя вкусные духи, — внезапно говорю я. — Чего? — Коля то ли не расслышал, то ли удивился резкой смене темы. — У тебя вкусные духи, — повторяю я, осознавая, что несу чушь. У Коли эти духи с незапамятных времён… Пиздец.       Николай хихикает, похлопав меня по плечу, мол, спасибо, но ты сходишь с ума, дружок. Мы идëм дальше.

***

      Приходим к детской площадке не скоро. Мы сделали несколько крюков, прошлись по аллее, а затем по подворотням. Но теперь Коля забирается на карусель, крича, чтобы я тоже садился. Но я знаю, с какой силой Николай раскручивает карусель… Отказываюсь, но Коля хватает меня за руку, подтаскивая к злосчастной карусели. — Садись! А то злобный граф Дракула тебя укусит! — Николай демонстрирует накладные клыки. — Какой кошмар… Как же так?.. О, ужас… — лениво произношу я, садясь на карусель. Коля злобно хохочет, устраиваясь напротив. Он раскручивает карусель. Фон размывает, жëлтые пятна листьев мелькают с бешеной скоростью. Могу фокусироваться лишь на лыбящемся Николае. Его коса смешно развивается на ветру. — Сейчас мы отправимся в космос!!! — визжит он, крутя ещë сильнее. — Меня сейчас стошнит… — жалуюсь я.       Коля лишь хохочет.       Только спустя примерно две минуты, он соблаговолил остановиться. Я слез с карусели, пытаясь прийти в себя. Голова кружилась. Казалось, что я прямо сейчас рухну на землю и умру. А Колю это только веселило. Ему смешно от того, что у него перед глазами всë плывëт, а ещë смешнее от моих страданий. Садист. И не стыдно ему? Плюхаюсь на лавочку, осознавая, что она мокрая… Мучительно. Но так мне проще восстановить равновесие. Откидываю голову назад, смотря вверх. Вороны с деревьев взмывают в небо, Николай внимательно за ними следит, они присаживаются на дальнее, почти голое, дерево. Тут же подлетает ещë несколько птиц. Они грозно каркают, махая крыльями. Коля хихикает, садясь рядом со мной. — Как хорошо! Прям чувствую, что развеялся! — радостно ахает Николай. — Тебя расслабляет карусель? — Да! Карусель, карусель начинает рассказ. Это сказки, песни и веселье! Карусель, карусель — это радость для нас, прокатись на нашей карусели! А если серьёзно, у меня как будто гора с плеч. Прям весело так стало! — То есть, в переводе с гоголевского на достоевский, тебя что-то тревожило? — Но Коля не отвечает. Лишь как-то снисходительно улыбается. — Извини, это было очевидно. Нужно было промолчать, — без единой ноткы раскаяния отрезаю я.       Николай хихикает, пафосно закидывая ногу на ногу. — Федь, ты слишком правильный и приличный!       На этот раз молчу я. Лишь пинаю Колин ботинок. Приличного в этом мало.       Ледяной ветер щекочет ноги, забирается под пальто, заставляя поëжится. Руки немеют, я почти их не чувствую. Кажется, я не могу шевелить пальцами… Сжимаю руки в кулаки. Нет, могу. Карманы совсем не греют, бессмысленно совать туда руки. Потираю их друг об друга, дыша на них. Коля подмечает эти действия. — Мог бы прямо сказать, что замëрз! Мы бы на остановку пошли, — с наигранной, даже задорной, обидой произносит Николай, вытаскивая из кармана ярко-красные варежки. — К тому же, мамаша всунула мне вот это, — Коля демонстративно помахал варежками перед моим лицом. Я потянулся к ним, но Николай одëрнул руку. — Не так быстро! Сначала… — Коля взял мою обмороженную руку и оставил на ней жгучий поцелуй. Его губы безумно горячие. Теперь понимаю, зачем он кутает пол-лица… Но сегодня Николай отдал шарф мне. Удивительно, что Коля всегда тëплый. Он одевает на мои руки варежки. — Вот так-то лучше! Береги ручки, Федя! Они у тебя очаровательные. — Ну что, пойдëм на остановку? — Пойдëм. Сделаем пару кругов на троллейбусе, а потом в кофейню! Хорошо? Хорошо?! — Отлично.       Коля визжит от восторга.

***

      На остановке холодно. Я не чувствую носа… Троллейбус просто обязан прийти, но он медлит. — Коля, ты уверен, что это остановка? — Ну конечно, мы всегда с неë ездим! Не глупи, Федь! — Нет, ну, может быть, ты смастерил еë точную копию где-то на Эвересте. Кто тебя знает? — Зато сюда приедет карета из тыквы! — Это твоя детская мечта? — Как ты узнал?!       Коля корчит удивлëнную гримасу.

***

      К счастью, троллейбус пришëл через десять минут, прервав монолог Николая о детских сказках. Нет, это было интересно слушать, но действительно утомительно… Мой мозг взорвался после таких…интересных…мыслей Николая.       Войдя в троллейбус и оплатив проезд, Николай плюхнулся на свободное место. Я пристроился напротив. — Наконец-то тепло, — облегчëнно выдыхаю я, снимая варежки и шапку. — Да, вот только ты с этой косой выглядишь как крайне подозрительная личность! — смеëтся Коля.       Я хмурюсь. — Это ты мне еë всунул. И ты же сделал. — Да! Я крайне подозрительная и загадочная личность, мечтающая скинуть все грехи на невинного Феденьку Достоевского! Му-ха-ха-ха-ха! — Да ты само зло… Само величие. Страшно с таким как ты общаться. — Правильно! Бойся меня!       На нас покосились старушки. Действительно, наше поколение давным-давно потеряно…

***

      Сделав круг на троллейбусе, мы прибыли в центр города и зашли в кофейню. Николай завëл непринуждëнный разговор с персоналом, лепеча что-то про холод и прелести хэллоуинновских костюмов, после чего сделал заказ. Меня всегда поражала общительность Николая. Он умудряется говорить с кем угодно и о чëм угодно. Не могу назвать себя сильно необщительным, диалог поддержать могу, но далеко не с каждым. Только если обстоятельства будут требовать. Но Коле и обстоятельств не нужно. Лишь бы языком почесать.       Мы садимся за столик у окна. Коля с аппетитом ест тирамису, а я попиваю чай, разглядывая посетителей кафе. Девушка с короткими чëрными волосами ведëт диалог с шатенкой. Они громко смеются, а одна из них от хохота не может нормально попить. Неподалëку блондин читает книгу. Судя по всему, это «Мартин Иден» Джека Лондона. Это издание я узнаю из тысячи. Нехотя отрываю взгляд от книги, высматривая интересных людей. Мужчина средних лет чего-то напряжëнно ждëт. Он постукивает по столику, поглядывает на время. Наверное, кто-то опаздывает на встречу с ним. Парень с чëлкой на пол лица… Стоп. Парень с чëлкой на пол лица? — Коль, смотри, это, похоже, Аллан, — подмечаю я. Аллан — наш одноклассник. Он довольно необщительный и стеснительный, часто нервничает. Близко общается только с одним нашим одноклассником, требующим, чтобы все звали его Рампо и никак иначе. Хотя… Он принимает ещë и «великий детектив». — И правда! Секундочку! — Коля идëт к Аллану. Не знаю, что он ему сказал, но через секунду Аллан сидел вместе с нами, неловко улыбаясь. — А теперь рассказывай, как ты умудрился выбраться из дома! Мне казалось, что ты из него не выходишь.       Аллан нервно перебирает пальцы. — Ну… Рампо предложил посидеть мне в кофейне. Я подумал, что это будет… Неплохая возможность прочитать ему свои новые рассказы. К тому же, у меня пишется довольно объëмный детектив, требуется его мнение, но, судя по всему, Рампо опять свернул не туда… Я писал ему, но он не отвечает. Мне теперь безумно неловко сидеть тут одному, кажется, на меня косо смотрят. Хорошо, что хоть вы пришли, — стыдливо мямлит Аллан. — Не думаю, что встреча с Колей тебя сильно обнадëжила. Стоит ему хоть слово сказать, как всë внимание приковывается к нему и его компаньонам, — пожимаю плечами я. Аллан нервно сглатывает, оглядываясь. — Да и к тому же ты видел вот это нечто, — я киваю на косу. — Мне это Коля всунул. Тоже привлекает нежеланное внимание. — Не пугай Аллана! — обиженно просит Николай. — Я озвучиваю факты, — поворачиваюсь к Аллану. — Но ты, наверное, на нашем фоне, выглядишь адекватнее, так что это уже не так страшно. Во всяком случае, тебя запомнят как приличного человека. Кстати, когда должен был прийти Рампо? — Минут двадцать назад… — Отлично. Он точно явится в течении пятнадцати минут. — Откуда ты знаешь?.. — Я несколько раз встречался с Рампо вне школы. Нужно было кое-что обсудить. И ни разу он не опаздывал больше, чем на тридцать пять минут. Ни разу. Да и на уроки в школе он так же опаздывает. — Но ведь могло что-то случиться… — Он придëт в течении пятнадцати минут, — отрезаю я. Спорить Аллан не стал. Постеснялся. — А пока что, ты можешь рассказать нам о том, что сейчас пишешь!!! — заявляет Коля. Аллан не против.       Он увлечëнно рассказывает о сюжете своего детектива, углубляясь в подробности, вставляя что-то из разряда «Рампо на этот раз точно не разгадает загадку!», но он не успевает договорить, ведь через десять минут в кофейню врывается запыхавшийся Рампо в костюме конфеты. Я не удивлëн. — Рампо! — радуется Аллан. — Я потерялся!!! — хныкает Рампо. — Нужно было брать Карла, чтобы он меня на нюх нашëл, — ворчит он, переключая внимание на нас с Николаем. — Так и знал, что вы двое тут будете. Это же любимая кофейня Гоголя, да? — Да! А ты запомнил? — воодушевляется Коля. — Как великий детектив мог этого не запомнить? Да и вообще, это очевидно. Кто-то вроде тебя точно любит что-то такое и точно любит отмечать каждый праздник, какой только существует. А чтобы ты явился куда-то без Достоевского… Такое вообще было? Коля усмехнулся. Мы ещë немного поболтали, и Рампо с Алланом отсели за соседний столик, дабы обсудить детектив Аллана. — Они забавные, да, Федюш? — улыбается Коля, жуя конфету, которую ему, по доброте душевной, отдал Рампо. — Вроде бы соперничают, а вроде дружат. Мне порой кажется, что они пять лет в браке. Вот как так можно? Удивительные люди… И эти восхищëнные визги Аллана. Каждый раз поражаюсь! Милые они. — Ставлю зуб своего отца на то, что они пять лет в браке. — Ставлю хвост Фили на то, что шесть. — Шесть с половиной. — Нет, шесть и семь месяцев! — Шесть лет, семь месяцев и три дня. — Шесть лет, семь месяцев, три дня и пять минут. — Ладно, с меня зуб отца. — То-то же! — А если серьёзно, я не представляю, как они могут так идеально общаться… — я покосился на мило беседующих Рампо и Аллана. — А мы с тобой что, не идеально общаемся? По твоему, я не идеален? — Коля театрально прикладывает руку ко лбу. Ему нравиться придуриваться бедной дамочкой из типичного любовного романа. — Я и самого себя идеалом не считаю, — апатично мямлю я. — Меня всë вполне устраивает в наших взаимоотношениях, просто они не могут не поражать, — я кивнул на Рампо с Алланом. — Это да… — задумчиво вздохнул Коля, серьёзнея. Ох уж эти перепады настроения... — Но ты же не променяешь меня, если будет шанс получить что-то такое? Не променяешь же? Да? Да?! — Не променяю. Я к тебе слишком привык. Сдался мне кто-то другой. Там же всë с нуля нужно делать. Ещë и окажется, что всë не так идеально… Не люблю сюрпризы. А с тобой всë стабильно непредсказуемо. Настолько, что уже даже не удивляешься, но и не скучаешь от этого. Да и к тому же, мы с тобой все пятнадцать лет в браке. Прямо с моего рождения. — Вот блин! А я думал, что ты удивляешься, просто виду не показываешь… Эх, Федя, Федя… Надо будет что-то новое придумать! Ты тогда точно упадëшь! А про брак верно подмечено! — Да ну? Прям упаду? Ты хочешь скинуть меня с двадцать пятого этажа? Спасибо, Коленька. — Нет! Хотя… Можно и такое устроить! Ты ведь только об этом и мечтаешь, да? Да?! — Да, конечно…       Николай хихикает, мы продолжаем болтать.       Спустя какое-то время нам приходится уйти из уютной кофейни, чтобы отправиться в нашу любимую театралку. Там всегда весело. Не могу сказать, что люблю такое, но там шум становится чем-то родным. Даже нрав преподавателя мне уже не кажется скверным. Напротив, я не могу представить занятие без его странных комментариев. В любом случае, я всë ещë хочу разыграть что-нибудь с Колей, где он граф Дракула. И всë ещë надеюсь, что он меня не укусит, хоть это и глупо. Николай обожает кусаться.

***

      Да, он укусил меня. Но я не завизжал. Всë должно быть реалистично, но не настолько, поэтому я всë нормально отыграл. Вот только, на шее остался след от зубов Николая, который ещë не скоро сойдëт. Но это не так важно. В любом случае, препод решил, что мы заготовили это заранее, поэтому нацепил на меня ведьмовскую шляпу, дал своеобразный котëл, а Николаю всунул тыкву с конфетами и сказал: «Делайте с этим что угодно, но не переигрывайте!»       Вроде бы, не переиграли. Я прекрасно изображал злую колдунью, придумывать реплики на ходу было сложновато, но игра Коли спасала. Я тут же понимал, какого ответа он ждëт. Вышло неплохо. Коля рассчитывал, что в благодарность получит эту тыкву с конфетами, но препод заявил, что, во-первых, это реквизит, а, во-вторых, его ужин. Хотя мне порой кажется, что он питается нами… В любом случае, сейчас мы с Николаем сидим и мëрзнем на автобусной остановке. Машины мелькают с бешеной скоростью, пешеходы спешат домой, а бабульки распихивают молодëжь, чтобы забраться в автобус первыми. В переполненный автобус. Мы с Колей даже не пытаемся туда влезть. Это бессмысленно. Как будто у нас есть шанс... Правильно, нет. Остаëтся лишь сидеть и ждать. Ждать, ждать и ещë раз ждать. Нужно пропустить ещë много переполненных автобусов, чтобы дождаться нормальный. На троллейбус уже можно не рассчитывать. Он тут ходит раз в год. Нужно на другую, дальнюю, остановку. Есть ли у меня силы идти на неë? Нет. Если у Коли силы идти на неë? Возможно. По крайней мере, он ещë в состоянии говорить и непринуждённо махать ногами. Когда Николай подмечает детишек, он корчит им страшные рожицы. Это о многом говорит… Поскорее бы домой. — Я сейчас отрублюсь, — ворчу я. — Никакого «отрублюсь»!!! Нам ещë фильм смотреть! — протестует Николай. — Пиздец. Ты садист, Коля…       Николай начинает доказывать обратное, но я уже не слушаю. Как бы я ни любил болтать с ним, сил уже нет. Ложусь на плечо Коли. Он приобнимает меня. Так мне уже лучше. — Если я отключусь, ты будешь нести меня на руках, — констатирую я. — Но ты не отключишься, ведь не веришь в то, что я не брошу тебя здесь? — усмехается Николай. Я говорил ему такое года три назад. Ну и ну… Зачем он запомнил? — Нет. Я верю в то, что ты довезëшь меня до дома, — лицо Коли начинает сиять от счастья, — Но потом скинешь в первый попавшийся овраг.       Улыбка Николая гаснет, после чего становится саркастичной. — О, Фëдор Михайлович уже больше мне доверяет. Какая честь, — он выгибает одну бровь, хмыкая.       Я вздыхаю.

***

      Спустя три переполненных автобуса приезжает несчастная маршрутка, в которой, о чудо, нашлось два свободных места. Наконец-то. Но… На самом деле, я не очень рад тому, что мы едем домой. — Коля, — шепчу я на ушко Николаю, отвлекая его от рисования птичек на окне. — Я кое-что понял. — Понял, что я не довëз бы тебя до дома, если бы ты заснул? — язвит он. — И это тоже. Так вот. Мы ведь оба не садились в переполненные автобусы далеко не потому, что не хотели толкотни. Нет. Ведь были автобусы, где можно было спокойно стоять, но мы продолжили ждать. Просто никто из нас не хотел уезжать. У тебя ведь тоже есть какая-то необъяснимая тяга к остановкам? Там было морозно, но в то же время тепло, правильно. Там было что-то особенное. И, знаешь, это особенное ещë не пропало. Оно чувствуется и в маршрутках с автобусами. Особенно поздним вечером. У них своя атмосфера… А ещë, знаешь, мы могли бы доехать до конечной, а потом ждать следующего автобуса ещë час. Могли бы всю ночь не возвращаться домой. Мы ведь оба не хотим туда, да? Твои родители наверняка будут мешать. Мы можем пойти ко мне, но ты ведь хотел хэллоуиновскую атмосферу… Это всë усложняет, — я вздыхаю, устраиваясь на плече Николая. Мне так хочется невзначай его трогать… Это идиотизм, но приятный идиотизм. На нас косятся пассажиры, но мне наплевать. Мне хочется объятий. Мне хочется этого нежного невинного тепла. Хочется уюта. И любви. Простой дружеской любви. — Да… — отвечает Коля. — Ты абсолютно прав, Федя. Как, впрочем, и всегда… Ты всегда попадаешь в самую суть, видишь меня насквозь. Будь я преступником, ты бы раскрыл меня, как только я пришëл на допрос. Я рад, что ты так хорошо меня знаешь. Возникает чувство собственной значимости. Ты ведь так стараешься меня понять, потому что я тебе важен, да? Да ведь? — Сильнее, чем ты способен представить, — еле слышно шепчу я. Но по довольной ухмылке можно понять, что он всë услышал. И это хорошо. Обычно я жалею о таких приливах нежности, но не сейчас. В эту секунду мне не важно, как я звучу со стороны. Я говорю правду. Чистейшую правду. Правду, без которой нельзя жить. И я чувствую от этого приятное облегчение…

***

      Выйдя из маршрутки и придя в квартиру Николая, я понимаю, что вся атмосфера рухнула. Отец Коли — Василий Гоголь — и мать — Мария Гоголь — встречают нас, ворча что-то про то, что мы слишком поздно. Я отвечаю, что автобусы были переполнены, и мы не могли прийти раньше. Они верят и спрашивают про моих родителей. Объясняю, что они не против ночëвки и вообще взяли отпуск и уехали на дачу. Всех, кроме Коли, поражает то, как меня могли оставить одного. Такое ощущение, что меня держат за дитë малое, неспособное прожить и неделю без родителей…       Нас с Колей кормят, поят, расспрашивают. Слишком настойчиво кормят, поят и расспрашивают. До тошноты настойчиво. Они действительно контролируют каждый шаг. Каждый вздох. Противно. Я прекрасно понимаю, почему Николай так к ним относится.       Спустя час нам удаëтся отвертеться от их навязчивой заботы и закрыться в комнате Коле. — Ну наконец-то! — ворчит он. — Теперь можем смотреть фильмы!       Николай снимает накладные клыки, расплетает косу, переодевается в домашнюю одежду. Я стараюсь не пялиться. Не особо выходит. Коля кидает в меня одну из своих пижам. — Переодевайся, — говорит он.       Так я и поступаю. В это время Николай плюхается на кровать, включая гирлянду и ноутбук. Переодевшись, я разглядываю комнату. Она забита всякими прелестями. Нахожу зажигалку, поджигаю свечи. Комната становится ещë атмосфернее. Рассматриваю баночки с глазами из шариков для пинг-понга, которые я так старательно делал, зловещие руки, купленные за 50 рублей в какой-то подворотне, гирлянды из летучих мышей и пауков. Очаровательно. Кровать Николая тоже уникальна. Простынь оранжевая, подушки со скелетами, а плед чëрный с тыковками. — Ты постарался на славу… Не думал, что так много сделаешь без меня, — улыбаюсь я. — Не верил в меня? — усмехается он. — Верил.       Коля хлопает в ладоши. — В таком случае, можешь лечь! Николай похлопывает по ногам. Ладно, я был бы не против полежать на его ногах… Нет, блядь, я против! Или… Ну нет… Это же… Нет, ну это удобно. Но… — Ну, если хочешь, можешь лечь по-другому. Например, между ног. Блядь… — Ну, если очень хочется, ляг рядом.       Так я и делаю. Хотя, признаюсь честно, предложения были заманчивые. Коля включает какой-то ужастик. Я обречëнно вздыхаю. — Коль, ты потом спать не сможешь… — Это ты ссыкло просто! Он молчит, после чего тихо добавляет: — Включи «удивительный мир Гамбола».       Я послушно включаю, устраиваясь поудобнее. Николай приобнимает меня за плечо, укладывая на свою грудь. Он нежно перебирает мои волосы, крутит их, делает маленькие косички. Я умиротворëнно улыбаюсь. От касаний сердце бьëтся чаще. Хочется лежать так вечно. Уже не так важно, будут ли родители Коли ворчать, что мы шумим, будут ли настойчиво предлагать «семейные» посиделки. Мне уже всë равно. Приятное тепло разливается по всему телу. И мне хорошо…

***

      Сон настигает меня спустя два часа светских бесед и просмотра мультиков. — Я хочу спать, — зевнув, сообщаю я. — Уже? — разочаровывается Коля, произнеся это ну слишком уж тоскливым голосом. Я даже на секунду поверил в его искренность. — Да. Всë. Мы идëм спать, — твëрдо отрезаю я.       Николай вздыхает, убирая ноутбук с кровати. Он тушит свечи, после чего возвращается в постель и гасит гирлянду. Коля целует мою руку и обнимает меня так нежно, словно боится разбить. Его касания заставляют меня вздрогнуть не столько от неожиданности, сколько от любви, вложенной в это действие. Стоп. Я подумал «любви»? Я слишком обольщаюсь… — Коль, я не стеклянный, — напоминаю я, после чего Николай сжимает меня чуть сильнее, словно проверяет, сказал ли я правду.       Аккуратно кладу руки на спину Николая. Это сложно назвать объятиями. Коля хихикает. — Я тоже не стеклянный, — шепчет он.       От нежного голоса что-то ëкает у меня в сердце. — Знаю, — отвечаю я, после чего обнимаю Николая так крепко, как только могу. Тот ойкает от неожиданности. Коля явно не предполагал, что я сожму его с такой силой. А я лишь сильнее прижимаю его к себе, утыкаясь в горячую шею. Наши тела неприлично близко, но кто вправе устанавливать нам границы дозволенного? Только мы сами. А Николай явно не против. — Федь, — хрипит Коля. — Я всë понимаю, но не так резко… Ты меня скоро в могилу сведëшь…       Я молчу. Лишь закрепляю своë положение, закинув на Колю ногу. Тепло… Чувствую, как Коля дышит мне в макушку. От этого немного щекотно. — Фееедь… Ну ты чего? Приклеился ко мне и молчит. Давай, рассказывай, чего так обниматься хочешь. Влюбился что-ли? — Коля нарочно говорит такое. Он обожает провоцировать. Но я не ведусь. Я знаю Николая лучше его самого. — Размечтался, — холодно отвечаю я. Такой тон вовсе не вяжется с ситуацией. Но, если честно, весь я не вяжусь с этой ситуацией. Многие люди из моего окружения вообще считают меня роботом без чувств и эмоций, который, ко всему прочему, ненавидит прикосновения. Ах да, в их глазах я ещë злой и терплю, именно терплю, Николая. Люди, придерживающиеся такого мнения, вообще представить не могут, что я кого-то обнимаю, в ком-то нуждаюсь… Уверен, они даже не могут подумать о том, что я бегаю, прыгаю, ем, сплю и занимаюсь прочими человеческими делами. Это забавно осознавать. — А что тогда? Раскрой свою великую тайну! Холодно? Ищешь в объятиях спасение? Тактильный голод? Решил таким образом задушить меня? Или ты вытираешься в доверие, чтобы потом убить? Что скрывает Фëдор Михайлович? — Коля и не мечтает об ответе. Он думает, что я промолчу. Но нет. Его насмешливый тон меня не остановит. Как бы Николаю не хотелось сейчас шутить, я буду серьёзен. — Тактильный голод, — равнодушно отзываюсь я. Может быть, стоило подыграть его клоунаде? — Что-что? — Николай не верит в то, что я могу говорить прямо. А жаль. — Тактильный голод, — повторяю я совсем безразлично, будто речь не обо мне. — И давно? — мягко спрашивает Коля. Его тон стал слишком заботливым. Мне даже больно… — Если смотреть с психологической точки зрения, тактильный голод возникает в детстве из-за… — Стоять! Давай я поставлю вопрос иначе? Когда это начало тебя тревожить? — Недавно. — Федя, не заставляй меня вытаскивать из тебя слова. — Недавно. Ты же помнишь, как я от каждого касания шарахался? Это тоже симптом тактильного голода. Но меня это не сильно тревожило. Потом на это наложились некоторые переживания, ты сам знаешь, и всë… Я начал нуждаться в прикосновениях. Но мне было нужно больше, чем я мог себе позволить. — Постой. Но ты же давно перестал себя в этом плане ограничивать. Ну, по крайней мере, мне так показалось. Но чувствуя, как ты в меня вцепился, я начинаю сомневаться… — Я был немного сдержаннее. — Мягко сказано. Не знал, что ты такой… Любвеобильный. — Понимаешь, просыпаться каждый раз с мыслью о том, что хочешь кого-нибудь задушить в объятиях — немного неприятно. Тут хочешь не хочешь любвеобильным станешь. Особенно когда у тебя есть небольшие границы дозволенного. — Которые ты сам себе поставил? — Они самые. — И которые сам разрушил? — Да. — И сколько тебе нужно так на мне висеть, чтобы почувствовать себя лучше? — Много. — Эх, Федя, Федя… — Николай поглаживает меня по спине, хмыкая. — Кстати, мне понравилось, как мы тогда, в сентябре, танцевали и обнимались на крыше. Знаешь, это было так хорошо, что надолго утолило тактильный голод. Но вот, прошло чуть больше месяца, и я опять унижаюсь перед тобой… — Унижаешься? Что стало с самоуверенным Федей? — усмехается Коля с оттенком заботы. — Если я унижаюсь, это не значит, что меня это каким-либо образом смущает.       Нет. Это меня смущает. Ещë как смущает. О, я готов придушить себя за то, как вцепился в Колю! Кажется, он предсказал будущее, когда заявил, что я прихожу к нему ради объятий. И я ненавижу свою секундную слабость… Но, по крайней мере, я уверен в том, что Николай не посмеëтся надо мной из-за этого. — Да, Фëдор Михайлович у нас не знает смущения. Сейчас вы можете наблюдать его коварную особь в тяжëлые времена. Он вцепляется в жертву, высасывая из неë жизненные силы, сохраняя нейтральное выражение лица. Его самоконтролю позавидует каждый. Вот, он обхватил жертву своими ложноножками…       Я расплываюсь в улыбке. Ладно, Коля посмеялся надо мной, но ласково, без издëвки. Скорее, с дружеским подколом. — С каких это пор у меня ложноножки? — С рождения, Федь, с рождения.       Я хихикаю. Мы лежим в тишине. Кажется, настала пора засыпать, но я вновь чувствую неприятную пустоту. То, что у меня в объятиях Коля, значения не имеет. Я чувствую, что хочу чего-то ещë… — Коля, может немного погладить меня. — Где именно? — Без разницы.       Николай неловко поглаживает меня по спине. Я чувствую в этих действиях наигранность. Внезапно он немного отстраняется, ложиться так, чтобы наши лица были на одном уровне. Я нехотя убираю с него руки и ноги. Коля осторожно целует меня в лоб. Искренне… — Послушай, Федя, — он берëт мои руки, прикладывает их к своей груди. Я широко распахиваю глаза, тут же возвращая им привычный прищур. В темноте этого можно было не заметить, но смешок Коли его выдаëт. — Ты можешь приходить ко мне хоть каждый день на протяжении всех каникул. Я тебя обниму, приласкаю, напою чайком. Просто дай знать, хорошо? — Коля говорит эти слова с особой заботой. Такую нельзя получить ни от кого другого. Только от Николая. — Не могу, — вздыхаю я. И я действительно не могу. Вот только не знаю, стоит ли называть причину. — Я так понимаю, ты не скажешь почему? — обречëнно произносит Николай. Но он не прав. Я знаю, что могу сказать ему это. — Скажу, — набираю побольше воздуха. Откровенные разговоры даются мне с трудом. Сердце неприятно громко колотится. Кажется, оно даже болит… Наверное, просто кажется. Или я переволновался. — Я чувствую, что теряю самообладание от такого обилия тактильности. Пускай это и в ущерб мне, я не могу себе позволить настолько много. А то совсем расклеюсь… К тому же, чем больше касаний я получаю, тем больше хочу. И это никуда, в последнее время, не девается. Как будто у меня иммунитет. — Ты же в курсе, что подобное отношение к своим потребностям можно приравнять к селфхарму? Хотя… На кой чëрт я спрашиваю? Ты в курсе… Федя, скажи мне, пожалуйста, только одно. Зачем? Зачем всë так усложнять? Это замашка у всех гениев, или только у тебя? — Коля напряжëнно сжимает мои руки. Его голос слишком серьёзен. Даже непривычно. — Наверное, боюсь не пережить всплеска эмоций, не принимаю факта их существования и всë такое, — равнодушно отвечаю я. Но мне не наплевать. Меня разрывает изнутри. Разрывает от того, насколько мне тошно от своей слабости в этот момент. Но я сохраняю самообладание. Чувствую, что Коля сжимает мои руки слишком сильно. — Ослабь хватку, — прошу я. Он слушается. Теперь мои руки свободно разгуливают по пижаме Николая. Приятно… Я глажу его по плечу. — Федь, а тебе совсем не хочется что-то с этим сделать? Ты не думаешь пойти себе на уступки, сделать поблажку? — Нет. — А если нужно пойти на уступки мне? — Я подумаю, Коля. Я подумаю. Давай уже спать.       Николай мягко целует меня в щëку. Чëрт… — Доброй ночи. — Доброй.       Я быстро засыпаю в крепких объятиях Николая. Уже не хочется ни о чëм думать.

***

      Я действительно слабак. Через день после этой злосчастной ночëвки, я начал скучать по касаниям. Через день!!! Словами не описать, как я был зол на себя. Нет, это уже не недовольство, как говорил Николай. Это злость! Самая чистая злость. И главное, не на кого-то там, а на себя. Противно. Нет, скорее непривычно. Обычно я куда терпимее отношусь к самому себе, больше полагаюсь на принцип: «Мне с собой всю жизнь жить». А тут, я просто взял и опять захотел объятий. Ещë и тянущее чувство внизу живота не давало нормально существовать. Но разве это повод для злости? Нет. Вовсе нет… Но, Господи, можно это будет с кем-то другим?.. Я не хочу это чувствовать… Я в целом не хочу чувствовать. Но ноги сами вели меня к квартире Николая. Когда он открыл дверь, я тут же навалился на него с объятиями. Не помню, что Коля сказал, как отреагировал. Помню только то, что было тепло. И то, что весь оставшийся день я пытался не заплакать от этого никчëмного прилива любви. Только поздно вечером, когда я вернулся домой, появилось приятное облегчение. Но не на долго. Через минуту мне стало как-то не по себе, но я счëл это глупостью, решил не разбираться в своих эмоциях и сел за подготовку к ЕГЭ. Не хочу оставаться наедине со своим мыслями.