Дети церкви.

В розовом кабриолете, на котором при нынешних погодных условиях оказалось нужным выдвинуть крышу, царила атмосфера спокойствия, несмотря на испытываемые всеми присутствующими тревожное ожидание. В салоне во всю играла "Агата Кристи". Саймон Солус вел машину, придерживая руль одной рукой. Дилан, сидевший на переднем сидении, поигрывался с огнестрелом старшего брата, который нашел в бардачке, а Джон, укутавшись в розовый плед с головы до пят, спал на задних сидениях. — До сих пор не понимаю, как ты на это согласился. — неожиданно прервал молчание Дилан, отвернувшись к окну. Саймон ничего не ответил, но громкость музыки убавил, поэтому парню пришлось продолжить. — Ты понимаешь, что мы по сути из-за незнакомого чела едем за другим незнакомым челом? И их обоих у нас нет права держать у себя дома. Чем ты думал, когда соглашался? — Не тебе сомневаться в моих решениях. — с ноткой высокомерного возмущения заметил мужчина. — Если я так решил, значит на то были веские причины.  — И какие же? Отцовские чувства?  — Веские. — более настойчиво повторил Саймон. — И не надо ныть. Приедем, посмотрим, что за местечко. Я конечно слышал об этом монастыре, но..  — Я даже в интернете их нашел. — пожал плечами Дилан. — Вроде бы все прилично и законно.  — Узнаем. "Бить детей — незаконно" — пронеслось в голове у Саймона, и перед глазами снова предстала неутешительная картина в виде Джона. Мальчик наотрез отказывался от поездки к больницу, поэтому мужчина решил осмотреть его сам. Огромная, не до конца зажившая рана, идущая через всю спину, стянутая старыми нитками подействовала красноречивее всех слов и рассказов Джона. Саймон долго думал, но в конце концов сдался на чужие уговоры и аргументы. Было ли ему какое-то дело до чужих детей? Нет. Однако Джон в их число не входил, как бы кто из них не утверждал. Да и пора доказать этому мальчику существование здоровых отношений между людьми. Саймон хоть и отличался эксцентричным характером среди прочих, но взрослым от этого быть не переставал. А Джон, каким бы умным и гениальным не был, оставался прежде всего ребенком. С ним можно было вести разговор на равных, поэтому Саймон мог себе в моменте позволить позабыть этот факт. Однако старшим все равно оставался. И вести себя должен был, как соответствует взрослому, а Джону — простить незрелое, ребяческое поведение.  "За упокой души, за вечную любовь! Я не забуду о тебе, никогда, никогда, никогда!…" — текст песни снова стал громче, так как, справедливо подумав, что разговору все, Саймон включил музыку снова, чем вынудил Джона нехотя пробудиться ото сна. Мальчик сам не помнил, когда умудрился потерять связь с реальностью в такой тревожной обстановке, но уже начал замечать, что в обществе этих двух постоянно хочется спать. Пожалуй, только будучи дома у Саймона, Джон мог спать нормально и непривычно много, чувствуя себя в безопасности. Похоже на машину это тоже распространяется.  Подросток протер глаза, прогоняя лень и сонливость, а затем попробовал заставить себя думать о том, что он будет делать, когда кабриолет подъедет к ненавистным каменным стенам. Джон знал, что просто так им не откроют, поэтому от имени Саймона договорился на встречу со святым отцом, якобы для просветления и поиска ответов на духовные вопросы. Пока будет идти эта встреча, нужно найти Лололошку и незаметно спрятаться в машине. После чего дождаться возвращения остальных и спокойно укатывать восвояси. Дилан с Саймоном отнеслись к этому плану скептически, но, так как другого не было, согласились. 

***

Джон прислонился к стене храма, встав в тени, и почувствовал, как его поглощает отчаяние. Весь его план стремительно шел под откос с каждой секундой. Встреча епископа Лукия — да, именно с ним разговаривали сейчас Саймон и Дилан — вот-вот закончится, а Джон, даже перерыв весь монастырь, не нашел ни следа Лололошки. Их келья была наглухо забита и запечатана. Джон пробежался по корпусам, улицам, заглянул даже в учебный класс и бибилиотеку, увидел множество знакомых детских лиц, но своего соседа среди них найти так и не сумел.  Оставалось последнее место, и надежда уже теплилась еле-еле. Джон зашел в дальний корпус, прошел по коридору и толкнул дверь в медпункт, надеясь увидеть там лежащего на кровати Лололошку и склонившегося над ним старика Беренгария. Однако его встретила сплошная пустота — даже лекаря не было на месте. Подросток в растерянности прошел внутрь и, уже не особо отдавая себе отчет, сел на кровать, уставился в огонь и попытался как-то логически все объяснить. Куда мог пропасть Лололошка за те пару дней, что Джон отсутствовал? Может, тоже сбежал? Вряд ли — сосед бы не нарушил договор по своей воле. Значит, что-то случилось. Что-то страшное.. подросток почувствовал, как собственная рука подбирается к груди, сжимая ткань одежды, будто пытаясь успокоить колотящееся сердце. Он снова всех подвел, не уберег последнее, самое дорогое в своей жизни. Нарушил клятву…  Где теперь ему искать Лололошку? В лесу? Или сразу в холодильнике…  — Джон?! — мальчик вздрогнул, почувствовав, как его за лицо берут чьи-то руки и встретился с зелеными глазами. Сайрисса? Он не слышал ее шагов, слишком увлеченно погружаясь в собственное горе, а поняв, кто перед ним, лишь отвернулся.  — Я… ты… ты зачем вернулся? — растерянно спрашивала она, а затем перевела взгляд на свои ладони. — У тебя все лицо мокрое..  Этот факт стал для Джона неприятной новостью. Он не чувствовал слез, бегущих по щекам, без конца себя накручивая в такт колотящемуся сердцу. Впрочем даже так Сайрисса не добилась ответа. Весь разум Джона положил свои силы на то, чтобы нарисовать ему живописную картину расчлененного Лололошки, его отмороженных конечностей в пакетах, плавающих в банках органах и потухшие голубые глаза…  — Джон! — его потрясли за плечи. — Прийди в себя, у тебя нет времени тут сидеть!…. Джон! — мальчик почувствовал, как аккуратная ладонь девушки приложила его по лицу со всей силы, и только после этого поднял на нее отчаянный взгляд. Первое, что Джону захотелось сделать — ударить в ответ, обвинить во всех грехах этого монастыря, а потом… мысль дальше не пошла, и подросток понял, что действительно нужно приходить в себя. Если он не успеет к машине — снова останется тут на какое-то количество времени. От этой мысли становилось жутко. Впрочем, в данный момент Джон желал для себя всего самого худшего. Лололошка.. он должен его найти. Его, или то, что от него осталось, и увезти отсюда, пусть живым, пусть мертвым, пусть по частям — он это сделает. Только, что он будет делать потом?…  — Сайрисса… скажи, что тут происходит? Почему я не могу найти…  — Да увезли его, увезли! — тут же поняв, о ком идет речь, сообщила девочка. — Сам то зачем приехал? Я думала, что ты сбежал с концами — такие злые тут все ходили, когда не смогли вернуть…  — Куда увезли?? — Джон почувствовал, как снова обретает надежду, и от бесконечных эмоциональных качелей уже становилось физически больно.  — В дальние скиты. — мрачно сообщила Сайрисса. — Великая честь для избранных! — продолжила она саркастично. — Бред полнейший. Там люди в землянках, в лесах со свечками живут и снег едят. Но большая часть верит, что такой образ жизни — высшее благо. Что они там приносят жертву, молитвенники…  — Как до туда добраться? — продолжал выспрашивать Джон, пропуская дополнения Сайриссы мимо ушей. — Я должен забрать его..  — Джон, остынь. — она положила ему руку на плечо. — Туда не доехать без надежного проводника из монастыря. Нет этих мест на картах… сомневаюсь, что хоть кто-то здесь согласиться тебя довезти.  — Мне плевать. Я попробую… я поклялся, ты понимаешь?  — Не понимаю. — пожала плечами Сайрисса. — Я бы на твоем месте уже забыла и жила спокойной жизнью. Ты хотел уехать — ты уехал. Возвращаться ради кого-то — глупо.  — Не ради кого-то, а ради него! — возразил Джон, тут же поняв, что со стороны звучит как влюбленный дурачок из романтических драм. Хорошо, что Сайрисса такие не смотрела и засмеять его не могла.  — Ты глупый мальчик, Джон. — подытожила девочка. — Но я… желаю тебе удачи.  Джон вдруг по новому взглянул на Сайриссу и вся линия ее трагичной судьбы снова заиграла перед ним. Он встал с кровати, собираясь уходить и, внезапно, предложил: — Поехали со мной.  Она удивленно заморгала, будто не поняв, к кому он обращается.  — Я увезу тебя отсюда в большой мир. Ты сможешь жить нормально, Сайрисса. Я позабочусь об этом тоже…  — Джон. — взгляд изумрудных глаз заледенел, однако в их глубине мальчик разглядел какую-то небывалую скорбь. — Я не поеду.  — Почему? Ты что, дура?  Девочка на мгновение уставилась в пол — Джон видел, что она хочет, но также постепенно начал понимать что сил на то, чтобы менять свою жизнь у Сайриссы нет.  — Я не дура, Джон. Я просто… не доверяю тебе. Ты неплохой человек, но ты… мужчина. Я… боюсь того, кем ты можешь стать.  Джон почувствовал, как этот страх передался и ему. Действительно… во что он может превратиться с учетом своего горького жизненного опыта?  — Я не хочу из одной зависимости уйти в другую… Тем более, что ты можешь мне дать? Ты.. совсем мелкий еще, Джон, ты младше меня на пару лет. Я ценю твое стремление помочь, но…. Я не поеду. Я боюсь, что ты сделаешь хуже. Что я доверюсь не тому человеку..  Джон глубоко вздохнул, но знал — спорить бессмысленно. Да и не было на это все времени — ему нужно спасти того, что об этом просил. Мальчик наклонил голову в знак прощания, уважения, сочувствия и проговорил:  — Мне жаль, что я не смог заслужить твое доверие, и теперь это станет еще одним поводом для того, чтобы чувствовать себя виноватым. Но, наверно, я…. Понимаю, как ты мыслишь. Прости и.. прощай. Мы больше не увидимся. 

***

Джон скинул черный балахон, который надел ради конспирации поверх своей приличной одежды — потертых черных джинс и такого же свитера, на два размера больше, чем он должен быть. Сам бы он такое носить не стал, однако эти дни их с Диланом вынудили делить гардероб последнего на двоих, с чем пришлось смириться. Однако, ни о каком смирении речи больше не шло, когда Джон с ноги выбил дверь в гостевую келью, где уже подходила к концу нравоучительная беседа. На него сразу же устремились три пары изумленных глаз, а затем последовали комментарии и ругань:  — Бог мой, это еще что такое! — Джон, ты почему не в машине?  — Вы знаете этого негодника? Вы его сюда притащили?  — Да помолчите ради бога, епископ, вы уже достаточно успели вынести мне мозги!  — Ах вот оно что! Да как вам не совестно! Неудивительно, что ваш ребенок вырос в такого дикого звереныша!  — Джон не мой ребенок.  — Тогда он остается здесь, у вас нет никаких прав его забирать отсюда без законных представителей!  — Как две скандальные бабки на рынке. — безучастно протянул Дилан, чем заткнул обоих мужчин и заслужил пару неодобрительных взглядов. — В чем дело, Джон? Мальчик наконец смог перевести дыхание и порадоваться возможности вставить свое слово: — Прямо сейчас ты, — он указал на епископа Лукия. — Даешь нам проводника в дальние скиты, или куда ты там увез моего Лололошку. Это не обсуждается.  — Твоего? — старик встал и от злости чуть не задохнулся. — Он принадлежит Господу Богу! Его душа и так уже достаточно настрадалась из-за тебя, развратник. Забирай своих нечестивых сатанистов и прочь из святого места!  — Нет, вы не имеете права держать человека против его воли! — возразил Джон, делая шаги вперед в порыве решимости. — Я требую…  Епископ Лукий схватил со стола подсвечник с горящими свечами и с размаху ударил им Джона по лицу. Тот вскрикнул от боли, почувствовав, как щеки обладало нестерпимым жаром и от силы удара влетел в ближайшую стену. В глазах потемнело. Джон чувствовал, как по коже стекает горячий воск со свеч и застывает на ней белыми полосами. Он сжал зубы и молча терпел боль, слушая, как на фоне Саймон ругается с епископом.  Внезапно все стихло, и в тишине раздался голос Дилана:  — Я заснял все происходящее и территорию вокруг, пока мы шли сюда. Если уважаемый священник не хочет, чтобы ролик попал в сеть быстрее, чем он возьмется за свой подсвечник, то ему придется выполнить требования моего.. вот этого чела.  Джон знал, что парень кивнул на него. Он стер с лица воск и отлепился от стены, снова вставая ровно на ноги. Боль постепенно уходила, уступая момент радости от растерянного вида Лукия.  — Тут нет сети. — неуверенно сообщил он, кидая на всю компанию злобные взгляды. — Ты ничего не выложишь, ублюдок.  — Выложу. — уверенно сообщил Дилан. — Если не прямо сейчас, то как только мы уедем. Это… минут через двадцать, наверное. Ну так что? Я уверен картина того, как добрый священник хуярит маленького мальчика, вызовет общественное порицание…. А может быть после такого даже… ОМОН?  Вся компания выжидающе смотрела на Лукия. На его лице за несколько мгновений отразились все стадии принятия, но исход был предрешен. Он махнул рукой и сквозь зубы процедил одно-единственное слово:  — Идём. 

***

Дилан был крайне недоволен тем, что его пересадили на заднее сидение, однако Джон наотрез отказался находиться рядом с выданным им надзирателем. Дорога шла в молчании, в машине играла только вся та же "Агата Кристи". Казалось, что поездка длиться целую вечность — Джон переодически ловил себя на том, что почти спит, иногда действительно отключался и получал от Дилана возмущенные тычки в бок.  Прошел час, два. Снег повалил хлопьями. Непредназначенный для таких дорог кабриолет пару раз заглох, несколько раз застрял в снегу. В такие моменты Джона пересаживали за руль, а взрослые выходили толкать машину сзади под крики и ругань то между собой, то с Диланом, который и носа на улицу показывать не стал даже под страхом смерти. Одним словом, поездка была тяжелой, с психологической и с физической точки зрения.  Наконец-то вдали показались огни маленькой деревушки — промежуточного пункта. Монах сошел там, указав направление, в котором предстояло ехать отчаянным путешественникам, и скрылся в одной из избушек. Даже тут, в глуши, присутствовал какой-то свет и мало-мальски развитое хозяйство. Однако, нужно было ехать дальше. Кабриолет свернул от огней деревни в лес и полностью погрузился во тьму.  Километров через десять по прямой показалась маленькая землянка. Джон вышел из машины, отправился на поиски Лололошки и быстро вернулся не с чем. Его послали в следующий скит.  Еще через десять километров история полностью повторилась. Повторилась она и следующие километры. Они углублялись все дальше в дикий, неизведанный лес, и Джон чувствовал, что с каждым километром спать ему хочется все меньше. Что-то подсказывало — они на верном пути, однако тревога усиливалась до самой крайней степени. Мальчик теребил одежду, искусал губы в кровь и разодрал себе все пальцы от нервов и сводящего с ума ожидания.  Кабриолет остановился у… пятого скита? Все давно сбились со счета. Джон собрался выходить, но тут его остановили:  — Если что, я ложусь спать. — сообщил Саймон, опуская водительское кресло в горизонтальное положение. — Продолжим твои поиски часа через два-три, как раз должно взойти солнце. Ты тоже… проверяй и ложись.  Джон кивнул, чувствуя, как против этого решения выступает все его естество. Однако, то, что уже для него сделали — выше всяких похвал, поэтому подросток прикусил язык и оставил все комментарии при себе.  Войдя в очередную землянку, Джон сразу принялся искать глазами среди пары обитателей нужного, но они сами прервали молитвы и первые к нему обратились:  — Пришел наконец! — раздался сварливый голос старой монахини. — А где дрова, бестолочь? Чем ты занимался все это время..  Джон почувствовал внутри смесь радости и гнева. С одной стороны — сосед явно где-то здесь. С другой, как смеет эта старая карга обращаться таким тоном к Лололошке?  — Слушай сюда, дура старая. — отчеканил Джон, скрещивая руки на груди. — Меня послали забрать вашего недавно прибывшего молитвенника обратно. Где он?  Его окинули злым, недоверчивым взглядом, однако каждый знал, что сюда не добраться из помощи из монастыря. Поэтому винить Джона было не в чем, кроме его наглости. Старуха именно из этих соображений ответом мальчика не удостоила. Голос подала молодая девушка, живущая тут же:  — Ушёл он. Где-то… часов с двенадцать назад. Мы его за дровами послали, так нету до сих пор. Уж случилось что…  — С ними то всегда что-то да случается! — перебила ее старуха. — Тайга слабых не щадит. Сгинул твой пацаненок. И ты сгинешь следом за ним. России-матушке такие не нужны — Бог вас карает и со свету сживает.. Мир очищает, смекаешь, мальчик? От зла..  Джон почувствовал, как у него из груди с треском и мясом выдирают последние остатки чего-то светлого и живого. Он судорожно выдохнул, оставляя без внимания россказни бабки и обратился снова к девушке:  — Где я могу его найти?  — Где… да везде, мальчик, везде… Лес большой.. может не так далеко его загрызли, а может помутнился рассудок и ушел куда-нибудь… я бы не..  Дальше Джон слушать не стал. Он вылетел на улицу, не желая устраивать сцен в землянке, и поднял голову к темному небу. В лицо сразу полетели холодные снежные хлопья и заботливо огладили недавно полученные легкие ожоги. Джон ощущал, что у него больше нет сил плакать или отчаиваться — все эти эмоции за день ушли и не восстановились. Он снова чувствовал ту пустоту, от которой его в свое время спас Лололошка, и был уверен — без присутствия дорогого сердцу соседа, эмоции он больше не ощутит никогда.  Джон кинул взгляд на кабриолет — знал, что все в нем спят — а затем уставился в темноту безграничного леса. Казалось, он смотрел на него целую вечность, но, выйдя из ступора, извлёк из кармана телефон, врубил на нем фонарик и решительно зашагал по снегу куда глаза глядят. Если они с Лололошкой идентичны, то думать тоже должны одинаково? Джон понимал, насколько эта мысль абсурдна сама по себе, но извращенная логика в голове утверждала о том, что все правильно. Он отдалялся от машины все дальше, скользя белым светом фонарика по окружающему мрачному пейзажу. Джон не боялся потеряться и замерзнуть насмерть — он больше не боялся ничего, кроме своей последней потери. 

***

Невольно сравнивая смерть от ударов ножом со смертью, вызванной первородной, дикой стороной природы, Джон решил, что второе выглядит более эффектно. Склонившись над залитым кровью телом, он не почувствовал того ужаса, с которым представлял себе возможную смерть Лололошки ранее. Бережно, будто собирая по кусочкам разбитый хрусталь, Джон принялся укрывать остатками растерзанного черного балахона уцелевшую в неравной схватке с диким зверем левую сторону тела своего любимого человека. Затем, собственной одеждой стер кровь с мертвенно-бледного лица — на правой щеке виднелся уродливый след от зубов и не хватало куска кожи — виднелась торчащая кость. Но даже так Джон был готов поклясться, что это лицо — самое прекрасное из всех, когда-либо существовавших на земле.  Единственного, чего хотелось мальчику — еще раз взглянуть в небесно-голубые глаза, в которых отражался свет самых красивых звезд земного небосклона, цвели синие колокольчики и шумела мягкая вода кристально чистых озер. Джон лег рядом на снег и аккуратно положил голову на чужое плечо, все еще в глубине души надеясь услышать слабый стук сердца. Но вместо этого не услышал и свой собственный пульс.