Убить нельзя помиловать.

      Когда НАТО и ООН приоткрывают дверь кабинета, они уже успевают услышать недовольные возгласы других воплощений, старающихся разузнать у недавно вышедшей Италии о последних новостях. Она грубо распихивает всех, надеясь просто выбраться из плотного круга людей и стран, но в следующий момент ей удаётся сделать это безо всяких проблем, ведь вся толпа оборачивается на Организацию мира. Он стоит, глубоко дыша, пытаясь успокоиться, пока лезть начинают к нему.        Альянс, придерживая его за руку, действительно помогает оградить их от всех остальных, не позволяя каким-либо лживым обвинениям даже прозвучать. Италия хмыкает, но остаётся ждать в отдалении, прислонившись к стене.        — Я извиняюсь за такое долгое молчание, но, поверьте, всё скоро разъяснится. Как коллегам я могу вам сказать лишь то, что и сам мало знаю, лишь о местах происшествий. Хочу попросить сохранять спокойствие и не поддаваться панике, а также стараться уберечь своих граждан; для меня важно… — ООН весьма скомкано начинает, но постепенно становится увереннее, проходя всё дальше по коридору, прекрасно зная, что толпа пойдёт за ним. Но не успевает он окончить, как его перебивает громкий встревоженный голос.        — Как ты мог вообще допустить такое? В Нейтральном Городе вообще не должно было произойти столь спорное событие, — среди воплощений в ярком костюме стоит Бразилия. Она хмурая и сонная, явно не сомкнула глаз всю ночь. Рядом с ней мостится подрагивающий от волнения Канада, а также тяжело дышащий Украина. Видимо, им весьма сложно даётся находиться среди стольких воплощений разом. Пожалуй, если бы это были люди, всё было бы хорошо, ведь они в корне отличались от стран и организаций, что чисто из интереса могли сейчас хоть разорвать ООН в клочья. Когда им нужна информация - не остановит ничего.        — Не я контролирую их охранную систему.        — Но ты следишь за порядком. Всё повторяется, никаких изменений, — подхватывает Мьянма.       — Неужели нам теперь опять нужно прятаться по домам? Что происходит, ООН? — рядом с ухом раздаётся голос Замбии, что пытается дотянуться до плеча Организации мира, однако НАТО быстро перехватывает её руку и отбрасывает, не церемонясь.        — Это полное неуважение к нам! — кричит Малайзия, пока ООН старается отвечать всем по-отдельности, дабы закрыть тему хотя бы на этот вечер.        — Когда будет официальный комментарий? — Монголия, теребя свои косы, задаёт самый важный вопрос.       — Полчаса. Дайте мне дойти до конференц. зала, ну в самом деле! Вы страны, а не дети малые, реагируйте так, как и положено, — Организация мира раздражённо поворачивается, оценивает взглядом обстановку, явно не располагающую к нормальному разговору, и выдыхает, — Мы с вами коллеги, работающие в равных условиях, так что, пожалуйста, дайте мне всё разъяснить миру.        — Что вы тут вообще развели? — по коридору проносится возглас Великобритании, стоящего около лифтовой площадки. Его секретарь что-то шепчет, и взгляд Соединённого Королевства смягчается, однако остаётся всё таким же холодным, почти ничего не выражающим. Он медленно проходит ближе, выжидая, когда все поймут, что нужно разойтись, — Дел нет? Займитесь своими странами, раз появилась такая чудная возможность, — Великобритания не привык получать отказ.        Словно по щелчку пальца, толпа действительно отступает на шаг, пропуская Соединённое Королевство. Им всем слишком интересно, что будет дальше, ведь лучше всего самим стать источником сплетен, нежели слышать их из вторых, а то и третьих уст. Однако Бразилия, недовольная таким раскладом дел, встаёт у Британии на пути, ограждая его от ООН и НАТО.       — Мы не в дешёвом сериале, а ты уже давно не король мира, так что дай этой жизни расставить всё по местам, а нам - получить ответы. Мы не дикари и, если тебе настолько плевать, что случится с твоими же коллегами, то можешь уходить, — Канада и Украина моральной поддержкой стоят рядом. Первый даже не думает отойти, смотря на Великобританию пустыми глазами, кричащими о том, что поддержки он может не ждать. Даже от него.        — Этот мир и так еле дышит, а ты предлагаешь стоять тут? ООН просто слаб, сейчас с него нечего взять, оставьте уже подыхающего кролика, — Соединённое Королевство понимает, что подобные выражения недопустимы в принципе, однако, не замечая рядом прессы, всё же вставляет едкий тезис, вызывая тем самым смешок Бразилии.       — Что ты вообще себе позволяешь? — в момент не выдерживает уже НАТО, но, прежде чем он решается начать дискуссию или просто, опустив всякие рамки, послать коллегу, его перебивают.        — Смотри, как бы после этих слов там не оказался Франция, — слышится удар. И звонкий, непрерывный смех Канады, что придерживает свою горящую болью щёку, — Точно в цель, верно? — Бразилия и Украина сразу же оттаскивают его, пока не наговорил чего ещё, о чём явно пожалеет.        Не успевает он получить второй удар, как уже вышедшего из образа Британию останавливает секретарь, приговаривающий что-то о посягательстве на личность воплощения и очередном штрафе. Остальные тоже решают не стоять просто так, вновь возмущаясь, когда НАТО и ООН быстро ускальзывают, оставляя Великобританию разбираться с последствиями в одиночку. Ни он, ни Бразилия с Канадой и Украиной до конца не правы, однако сейчас это не имеет никакого значения.        — Словно в фильме двухтысячных, ей богу. Не хватает замедленной съёмки, — под нос бубнит Италия, отстраняясь от стены, дабы пройти за ушедшими организациями. Её не интересует ни Соединённое Королевство, ни иные страны, начавшие обвинять его в агрессии, ни Канада, явно специально спровоцировавший спор. Лишь их дальнейшая судьба.

***

      Когда ООН вещает на многомиллиардную публику в прямом эфире, стоя под всевозможными камерами и лампами на пару с микрофонами, Италия начинает испытывать к нему жалость. Она, в принципе, весьма эмпатична, как дело доходит до сложностей их работы.        Быть страной непросто. Быть организацией - тем более. Ей нравится бессмертие, богатство и слава. Ей не нравится, что за это всё нужно платить. Бессонными ночами, мешками под глазами, страхом за планету или свой народ - не так уж и важно. Платить в любом случае надо. Есть лишь пару отличий. Кто-то всегда будет платить больше.       А ООН уже явно не платит. Переплачивает. Для него вошло в привычку всегда стоять за своих коллег, помогать им, действительно пытаться нести мир, словно вечно счастливая птица, что возится со своими цыплятами. Италия была бы не против, если бы и с ним кто-то повозился. Поэтому, когда НАТО сказал, что они, вроде как (тогда всё было слишком сложно) вместе, она очень обрадовалась, желая им счастья и интересного будущего. Именно интересного. Чтобы не скучно было. Как говорил ей Россия: «накаркала». Италии пришлось открыть словарь, чтобы это расшифровать.       Всё проходит слишком быстро. Организация мира уже и не сопротивляется, когда альянс приближается к нему, обнимая. Большинство операторов ушло, как только погасли лампы-осветители и выключились микрофоны. В комнате не осталось почти никого: лишь они, Италия и, что удивительно, Великобритания, успевший подойти под самый конец, находясь не в лучшем состоянии. Возможно, страны-таки поняли, что они тоже люди, и Бразилия решила всё своим любимым путём: вмазала по ничего не выражающему лицу. Но Италия знает, что выбран был способ дипломатии. А то Британия бы не пришёл. Он в последнее время становится заносчивее и заносчивее, вечно шатаясь по коридорам хмурым.        — Опять с Францией разошлись, — про себя говорит Италия. Эти двое являются сходящимися лучами на протяжении многих столетий, так что она не беспокоится. Месяц-два и будут готовы сделать весь мир своей колонией. Италия бы даже позавидовала.        Сейчас ей почти ничего не осталось. Единственное дорогое воплощение, её исторический отец, непонятно где, дай бог живой (атеизм Италии отключается в такие моменты - она не особо умееет подбирать выражения). Хочется увидеться с ним, поговорить. А больше не с кем. Дел много. Он и так отдалялся от неё, говоря про вечные дела с крупными шишками, ничего самой Италии о них не рассказывая. Какие-то секреты, недомолвки. Но она и не выпытывала. А жаль. Сейчас это всё ощущается так по-стыдному нелепо, что Италия то и дело возвращается к воспоминаниям.        Королевство уходил постоянно, зачастую - с Японской Империей.        Она знает, что они чуть ли не родственные души, и ЯИ обожает её как собственного Японию, ведь он с историческим отцом, в отличии от Италии, не общается.        Остаётся открытым вопрос: какое заведение эти двое посещали, что теперь пропали без вести.        — Я пришёл попросить прощение за своё премерзкое поведение. В последнее время все как ножах, не знаю, что на меня нашло, — Великобритания сразу же отводит взгляд от мило покачивающихся в объятиях НАТО и ООН, что явно не собираются прекращать и уделять пришедшему и толику внимания.       — Все мы такие, ничего страшного, порой полезно побыть как человек. Свободен, — улыбаясь, произносит Организация мира. Он явно чувствует некую власть в своих руках.        Соединённое Королевство добавляет лишь то, что Канаде и Бразилии он тоже принёс извинения, а также, что конфликт был улажен с уважением и по совести. Ему предпочитают поверить. Когда Великобритания покидает зал, Италия выходит следом, чтобы спросить за Францию подробнее. Нужно себя чем-то занять, раз документы сданы в обработку.       — Ты был как всегда идеален. Ничего лишнего, — НАТО удручённо улыбается в чужую шею.       — Знаю. Это не убавляет моего беспокойства, — ООН нежно перебирает синие волосы, успевшие потерять всякую укладку, — Нужно вымыть его шевелюру, а то совсем уже расслабился, два дня с одной и той же причёской, — внезапно Организацию передёргивает. Почему он стал об этом думать? Может ли он вообще держать в голове такие мысли? НАТО ему не ребёнок, сам разберётся. Или это и есть та странная часть жизни всех стандартных людских парочек? — Бытовые вещи, вроде. Слишком странно себя чувствую, — Он опять старается думать, но альянс, начинающий вновь что-то говорить и смеяться, не даёт потоку мыслей течь дальше, — Меня слишком много людей ждёт за дверьми, — ООН мигом отходит на несколько шагов, хмурит лицо, глядя на НАТО, что как-то слишком странно смотрит на него.        — Всё нормально? Извини, если тебе неприятно, не думал просто, что… — он не оканчивает, как Организация мира начинает тяжело дышать, стараясь захватить как можно больше воздуха, становясь похожим на погибающую на суше рыбу, — Юни, ты меня слышишь? — альянс, обескураженный, сокращает расстояние, кладёт руки на грудную клетку и спину, дабы контролировать процесс лучше.       ООН не отвечает. Не может. Что-то вечно отвлекает его. Какие-то животные, что мечутся под ногами.        Стоп.        Животные?        И правда: белки, голуби, зайцы и даже лемминги с лисами. Странный набор, но Организация мира пытается всех пересчитать, дабы доложить о сбежавших откуда-то зверьках, начинающих кружить вокруг, вечно скуля и издавая непонятные звуки. НАТО же стоит абсолютно спокойный, словно ничего не замечает - только самого ООН, что пытается подхватить хоть одного зайца, нелепо размахивая руками.        Организация мира всё же хватает зверька за хвост - это оказывается белка - но она кричит что-то о странных причёсках и новых шампунях, поэтому ООН сразу же отпускает её от испуга. Что за чертовщина.        Рядом мечется лиса, виляя пушистым хвостом, то разделяющимся, то вновь сходящимся воедино. Три, четыре, пять хвостов. ООН уже запутался.        Лемминги и голуби тут вообще не к месту, но они всё равно садятся Организации мира на плечи, царапают шею и портят идеально выглаженные волосы.       — Юни, ты что делаешь? — альянс прибывает в глубоком шоке лишь от того, что его строгий и не показывающий глупого поведения коллега вдруг начал вести себя как ребёнок, изображающий то ли курицу, то ли охотника мирового масштаба, вечно крича о каких-то шерстяных комках.        — Ты не видишь разве, здесь столько животных. Помоги мне, чего стоишь, бестолочь, — бросает ООН грубо, возвращаясь к своему отныне главному делу - хватать за хвосты убегающих зверей. Он явно не понимает, что говорит и что вообще тут происходит, ибо отпихивает НАТО от себя, когда тот порывается приобнять его, — Что ты хочешь?! — Организация мира решает, что церемониться не будет, а потому резко ударяет альянс по руке и отходит, выискивая ещё один пушистый комок.        — У него галлюцинации, — НАТО обречённо выдыхает, — Медиков звать нельзя, слухи пойдут, — с этими мыслями альянс продолжает попытки подступиться к партнёру, но он лишь толкается, пока и вовсе не спотыкается, падая на пол.        — Это всё из-за тебя, чего ты тут ходишь? — ООН злобно шипит, чувствуя в теле расслабленность и покидающую его уверенность, — Эй… эй! Что со мной? Это ты, да, это… — голова несмело опускается на плитку.       НАТО быстро хватает Организацию мира за плечи, поддерживает шею и руки, кладя чужую голову себе на плечо.        — Началось, — альянс слабо поглаживает голубые растрепавшиеся волосы, принимая решение уйти из зала через запасную часть здания и пожарную лестницу. Кабинет ООН находится на восемь этажей выше, поэтому взбираться туда прийдётся как на гору с дополнительным грузом, который НАТО окрестил «непридвиденными трудностями». Главным в любом случае является придумать для его драгоценного Юни объяснение, почему он лежит в кровати и под одеялом, а не на холодном и грязном полу конференц. зала. 

***

      Путь действительно занимает много времени, но НАТО не жалуется.       Альянс прекрасно понимает, что такое для стран не редкость, и личные медики наверняка имеют при себе запас хоть каких-то таблеток, однако они всё равно являются для воплощений пустышкой, не помогающей от слова совсем. Самовнушение - это максимум. Либо очень сильный наркотик, способный вырубить даже самых стойких. НАТО не хочет спрашивать, какой метод из двух выбрал ООН. Но спросит, понимая, что не скажут.        Отношения между ними всё ещё весьма натянуты.        Они вместе. Они встречаются. Наверное. Когда у Организации мира нет очередных загонов по типу «недостоин жить» или «слишком обременён работой». НАТО, конечно, будет любить его любым, но сам ООН так не может. Вечно пропадает, скрывает что-то, не объясняет ничего. Альянс привык. Не смеет жаловаться.        Но он хочет совершенно другого. Доверия. Но его у Юни, к сожалению, осталось слишком мало. Как минимум - к себе.       «Он со мной расстанется». Каждый раз думает ООН, трепетно сжимая в ладонях их совместное фото и пряча баночки без надписей куда подальше.        «Он меня не любит». Устало смеётся НАТО перед зеркалом, когда приходит в свою квартиру после их очередного личного разговора.        Но пока Организация Объединённых Наций не сможет взять себя в руки, альянс не сумеет настоять на их эмоциональной близости.        Как и сейчас будет укладывать на кровать, успокаивать, помогать с документами, безмерно восхищаться. Но не выпытывать.       — И почему тебя люблю я, а не ты сам, м? — НАТО сдержанно улыбается, отходя от письменного стола, за которым он успел просидеть уже полтора часа. Садится рядом с кроватью и нежно целует ООН в лоб, дабы не просыпался лишний раз.        Стоит позвать его личную секретаршу, однако женщина взяла месячный отпуск как раз перед всеми событиями, подкосившими мир.       Альянс никуда не уйдёт, пока они вновь не поговорят, так как знает, что самого Юни это будет тревожить даже больше, чем его самого.       Осталось лишь немного подождать.

***

      Слышится тихий шорох, когда дверь комнаты Греции легонько приоткрывается, пропуская лунный свет внутрь, с саму Грецию - наружу. Она оглядывает помещение, видя знакомых ей ангелов в масках. Ничего не изменилось. Сторожи Проводника активно переговариваются, но, насторожившись, смотрят на вышедшую страну. Один из ангелов прикасается к своему правому уху, включая наушник. Задаёт вопрос на, как догадывается Греция, о её нахождении за пределами комнаты в период «затемнения», получая краткое: «Let her walk. She’s allowed». Ангел не спорит. Продолжает говорить о чём-то своём, уважительно кивнув в знак приветствия. Греция кивает в ответ.       Она присаживается у ограждения, подставляя лицо под капли воды, что изредка-таки дотягиваются до неё, пусть водопад и сила потока были явно приглушены. Лампы не горят, пластиковые светильники тоже. Только Луна, освещающая зал через стеклянный потолок. Греция хочет остаться здесь, зная, что вскоре возненавидит это место, как и всё то, что привело её сюда. Глупо сомневаться, когда дело уже сделано, ничего назад не возвратить, однако ей всё равно хочется на пару минут почувствовать себя в относительной безопасности, с ясным будущим и счастливым концом.        Тут хорошо. На момент можно даже забыть о том, что мировые державы, держащие всю Землю в своих руках, оказались в очень странном месте, больше напоминающем замок или древнегреческий храм. Кажется, всё именно так, как и должно было произойти.        Искупление. Да что Проводник об этом знает. Он всё такой же самонадеянный человек, какие находились и в прошлых столетиях. Их отличает лишь масштаб работы и вложенных средств. А идея остаётся той же. Очистить себя от греха ни одно воплощение уже не сможет, прекрасно понимая, что век за веком ничего не меняется. Это срослось с их личностями, если таковые вообще имелись.        У страны не может быть личности.        Греция часто думала, до чего доведёт её интерес. Сможет ли он стать настолько неугасаемым, дабы она наконец-то осознала, что сгорает в этом чувстве, портит себе жизнь и вечно находит неприятности, оставляющие неприятный пресный осадок. Сможет ли один единственный интерес затащить её в непроглядную тьму, выбраться из которой можно только откупившись кровью.       Нельзя было заходить так далеко.       Для неё беспокойство о других бессмысленно. Она знает, что будет дальше. И уверена - все выживут. Почти. Ключи уже наверняка прознали о своей участи.        Больше её интересует финал. Каждый раз люди затевают что-то против группы стран, и каждый раз это оканчивается провалом. Общественность должна перестать удивляться. Однако что-то подсказывает Греции, что с Проводником шансы есть. Денег вбухал больше. Да и помощнички были что надо.        Испытание - далеко не единственный вариант искупления. Тем более кровью. Но раз загадочный человек убежден в своём методе, то пожалуйста. Она подыграет. Как и всегда.        — Вроде, лучше стало, — Греция глубоко вдыхает. Здесь холодно, но это лишь подстёгивает остаться дольше, дабы унять остатки тошноты, — Проводник, видимо, решил не трогать меня. Я бы даже поблагодарила. Хочется верить, что всё обернётся в лучшую сторону, а иначе мне будет сложно выпутываться из всего этого. КИ и ЯИ, скорее всего, тоже что-нибудь предпримут, они не из тех, кто сидит сложа руки. США и Россия пока не активничают, как и Турция, Германия и Испания с ЕС. ГИ и Пруссия как всегда, сплошные ссоры. Китай, Мексика, Рейх и Союз просто спокойны, — Греция слабо зевает, — Хм. И всё же Проводник неверно расставил места, — не успевает она развить мысль, как к ней подходит какая-то другая девушка, наряженная в костюм древней демоницы. В темноте не разглядеть.        — Вам что-то нужно? Скажите, я принесу, — за маской не видно, но Греция чувствует: та улыбается.       — Нет, спасибо, в комнатах всё есть.        — Проводник сказал, если захотите вещь, которой не окажется тут, то подойдите к кому-нибудь из нас. Мы всё устроим, — девушка склоняет голову и постепенно удаляется к своим товарищам по работе.       — Вот значит как, — Греция ухмыляется, — Он даже слишком добр. Но всё так же глуп. Игра не стоит свеч.       Она не сидит долго. Ещё около получаса проводит на холодной плитке, осматривая зал, которым без стеснения восхищается, а после, как ни в чём не бывало, уходит к себе в комнату под подозрительные взгляды и шепот ночных дозорных. 

***

      Королевство Италия никогда не был прилежной до чёртиков страной с идеально выверенными принципами и стоическим убеждением в том, что нужно делать всё так, как было сказано. Правительство он ставил ниже своих приоритетов. Его личность - его сила.        В какой момент эта аксиома стала теоремой, которую не получалось доказать - не ясно до сих пор. Когда он встретил ЯИ, будучи ещё человеком, то сразу понял, что эта персона полна секретов. Совместная выпивка, кража чьей-то лодки - и вот они словно знали друг друга вечность.        Тогда КИ уже знал, кем является. Страной, должной в скором времени приобрести власть и флаг на милом лице. Жаль было терять столь привлекательный образ, однако нового знакомого это лишь завлекло сильнее. Он, конечно, догадывался, что сущность державы проявится и в нём.        Сначала их общение казалось весьма выгодным. ЯИ спустя несколько лет взошёл на престол в эпоху Мэйдзи, так что всё складывалось идеально.        Вторая Мировая расставила приоритеты самостоятельно.        КИ в то время и помыслить не мог, что будет не от англо-американских войск прятаться, а лежать в объятиях любимого воплощения, что всегда защищало, напрямую заявляя о своих намерениях. Пожалуй, они единственная пара государств, что не прятались по подворотням и церквям от чужих глаз и могли ходить под руку хоть на главных площадях Рима.        Королевство это ценил. И сейчас очень ценит. Лишь жалеет, что не сумел уберечь.       — Ты чего, м? — Японская Империя протяжно зевает, глядя на часы. Середина ночи.       — Сон плохой, — хмыкает КИ, прижимая тело напротив ещё ближе. Хочется тепла, почувствовать уют и нежность даже в такой ужасной обстановке, куда они попали по своей глупости.       — Что снилось? — вкрадчиво спрашивают, поправляют одеяло и ложатся лицом к лицу, — Нам необязательно много спать, так что рассказывай, — заправляют волосы назад и награждают лёгким поцелуем в лоб.       — Как всегда. Моя капитуляция. Ты же знаешь, — Королевство в долгу не остаётся, касаясь губами носа Империи, что от такого лишь морщится, но не отстраняется.        ЯИ находит руку КИ средь одеял, крепко переплетая их ладони.        — Думал, в этот раз во сне будем мы, — он нежно проводит пальцем по чужому запястью, оглаживая шрамы, которые Королевство решил оставить на память. Может их и сейчас убрать, но не хочет. И не надо. Империя рад всякий раз целовать их, показывая тем самым степень близости.       — Я тоже, — звучит тихо, — Нужно лечь и выспаться, нам всё равно нельзя выходить, — КИ на пробу касается губами подбородка, проходясь цепочкой поцелуев к шее и возвращаясь обратно, — Закрой глаза, — окончательно переходит на шепот.       Закрывают. Не спрашивая.        Королевство чувствует, как подрагивают ресницы, а взгляд под прикрытым веком мечется от смущения и удовольствия, пока руки ЯИ перемещаются на щёки, притягивая к себе.        — Мы страны, зачем спать? Только если не ради мнимого чувства спокойствия, — Японская Империя глаза не открывает, к излюбленным щекам прикасаясь губами вслепую.        — В следующий раз, когда ты только затащишь меня в постель, я тоже спрошу «зачем нам спать», — КИ недовольно бурчит, но ласкаться не прекращает - слишком он ценит такие моменты.        — А это уже другое, — ЯИ ухмыляется, наконец-то целуя родные губы, заставляя тем самым Королевство улыбаться всё больше, — Хей, не напирай так, я не готов к ещё одному заходу перед испытанием.        — Будто ты сильно страдал, — Королевство, слегка смущённый таким заявлением, действительно становится менее напористым. Он не особо хочет, чтобы каждое их любовное взаимодействие сводилось к кровати, но в этом злодейском дворце на него вечно что-то давит, а близость с ЯИ даёт чувство некой безопасности, — И я не пытался тебя уломать, если ты думаешь, что…       — Я шучу. Просто шучу, слышишь? — Японская Империя ненадолго останавливается, дабы нежно посмотреть на партнёра, вечно оправдывающегося за малейший недочёт, — Люблю тебя.        — Извини. Мне тут нехорошо, только из-за тебя я ещё не поехал крышей, — КИ вновь целует, но в висок, ощущая, как начинает буквально светиться от счастья, — Я тоже.       — И мне. Знай, что мы можем просто полежать, и я обещаю, что даже не попробую тебя подколоть, — ЯИ посмеивается, тянется к чужому плечу, легонько касаясь губами.       — Вот только я такого обещать не стану.       Они оба улыбаются. Их надолго всё равно не хватает, ведь спустя час воплощения неподвижно сопят на подушках, не разрывая объятий.        Сон на этот раз про пытилапых собачек в самолёте.

***

      — Я не сомневалась в тебе, как всегда, ноль ответственности, — девушка, придерживая одной рукой массивный нож, другой, тем временем, поправляет декорации у статуи Ямы, тихо напевая песню.        — Мари, чего ты вечно такая злая, мы тут вообще-то все на одно дело работаем, — упрекает другая девушка в маске какого-то ёкая , больше напоминающем волка или собаку. Её специально смятый костюм подметает пыльный грязный пол, вытирая его подолом плаща.        — А ты бы, Ника, вообще молчала. Тебя сюда мать затащила; кстати, как и тебя, Кас, — Мари задумчиво хмыкает, на ровном месте начиная очищать булаву индийского божества, что уже и так идеально блестит, показывая этим свою дороговизну. Проводник не поскупился.       — Ну и что? Я ведь верю в саму идею, — Кассиэль по-умному и весьма комично выставляет указательный палец вверх.       — А вам никогда не казалось, что мы участвуем в чём-то не очень законном? — внезапно спрашивает Вероника. Все трое замолкают. И действительно, обычные несовершеннолетние ходят в школу, учатся и просто развлекаются, стараясь отложить в памяти то самое беззаботное время под названием «детство», которое они будут вспоминать с теплотой.       В их жизни всё сложилось слишком странно.       Родители уже несколько лет где-то пропадают, как говорят, «во имя великого дела», пока их дети вынуждены помогать тому, кого они в лицо ни разу не видели. Разговоры о том, что Проводник хороший человек, вовсе не убеждали в его благих намерениях. Как раз наоборот - заставляли усомниться в правильности принятых решений.        — Шучу, всё хорошо, — она дёргано улыбается, стараясь свести неудачный диалог в никуда.        — Эй! — из коридора раздаётся ещё один голос, — Скоро подъём, пора заканчивать, у вас всё готово?       — Да, Карона, уже идём, — Мари подбирает с пола все тряпки, кидая Касу, что спихивает их в один большой клубок и метко забрасывает в коробку, — Нам нужно с кем-то поговорить. Вы ведь понимаете, что с нами сделают?       — Тихо ты, услышат ещё, — Кассиэль хмурится.       — У нас только три варианта. Хотя, наверное, два. Либо Греция, либо Королевство Италия на пару с Японской Империей. Больше никто слушать не станет, — Ника переходит на шепот, выпуская друзей из комнаты испытания.       — Оставим до завтра, сейчас пора повторить сценарий, — Кас, бегло осмотрев и оценив проделанную работу, прикрывает дверь и передаёт коробку с предметами для уборки в руки Мари.       — Верно. Попрошусь дежурной на следующее «затемнение», — Ника улыбается.        Трое молодых людей покидают коридор, уходя через один из рабочих проходов. 

***

      Звук. Столь тихий, призрачный, почти что утомлённый, плещется в воздухе, пролетая по каждой комнате, мнимым прикосновением к ушам пробуждая ещё сонных, но не менее выспавшихся. Мелодия не резкая, она не тревожит, наоборот - создаёт ощущение томного спокойствия, заполоняющего тело, пробирающегося в лёгкие, дабы позволить дышать полной грудью. Рассветное солнце уже спешит подняться, осветив собой зал и уговорить-таки ночных дозорных уйти спать до обеда в ожидании горячего супа от коллег по цеху.        Люди в ангельских масках сменяют друг друга, шепча что-то невнятное о новых изменениях в сценарии и поездке в Токио всей компанией через две недели. Они становятся четко по намеченным планом местам, поправляют наушники и берут в руки главные атрибуты: арфы, скипетры, искусственные цветы, - не перечесть всего обилия декораций, созданных лично загадочным человеком, либо им приобретённых.        Всё здесь подвластно Проводнику. Сам Проводник подвластен идее.        Не все люди, находящиеся в зале, безоговорочно верят в золотой стандарт загадочного человека. Как и не все понимают его. Однако каждый из них желает лучшего будущего, чего-то светлого далеко впереди, дарующего надежду на успех для всей планеты, держащей сейчас руку на сердце, что медленно гниёт, отравляя тем самым мир.       Пару дверей открываются, пропуская только проснувшихся воплощений, отказавшихся от завтрака в пользу дополнительного осмотра помещения. Они переговариваются, чувствуя себя явно лучше. Сон на мягких перинах поистине творит чудеса. Думать становится яснее, а в голову отныне не лезут плохие мысли, вытесняемые очередными вопросами, что теперь ощущаются иначе.        Никто не косится в подозрениях, оставляя право за остальными выбирать сегодняшний расклад дел: командная работа или очередной спор, который будет сведён в никуда. Страны выглядят лучше, собранней, как и следующие за ними пару человек. Бриттани и Браин, как, по всей видимости, самые старшие из людей, нуждаются в еде меньше, либо просто встают раньше.        — Всем доброе утро, — Браин ласково улыбается, довольно щурясь от яркого солнца, чей свет свободно гулял по помещению.       Ангелы безмолвно кивают. Им нельзя разговаривать с участниками сюжета без разрешения Проводника, однако он никогда не появляется тихим голосом по ту сторону наушников, дабы дать скромное согласие на диалог.       — Для кого доброе, а для кого - похмелье, — Бриттани сразу же садится на диван, откидываясь на подушки. Её голова болит и никак не хочет прийти в чувство. Женщина знала, что нельзя было пить из-за своей слабости к алкоголю, поэтому уже жалеет, что не послушала прошлую себя.       — В выдвижных ящиках ванной комнаты есть аптечка, стоит поискать таблетки, — слабо отзывается Пруссия. Она тоже выглядит весьма спокойно, расслабившись.        — Может, нужно выпить воды? — на подушки рядом с Бриттани садится Китай, одетый в новый и, наконец, чистый костюм. Волосы его заплетены в аккуратную косу, что свисает с правого плеча, удобно мостясь между шеей и большим капюшоном.       — Проще вырвать, — неприкрыто констатирует Германия, тоже подошедший к собирающейся компании.       — Когда начнётся испытание? — Пруссия оглядывается не ангела, мирно наблюдающего за их разговорами.        Парень касается рукой наушника и что-то бормочет на испанском, после чего говорит негромкое:       — Через час. Вас проведут.        — Спасибо, — Пруссия сдержанно кивает.

***

      — Эй, парень, ты вставать собираешься? — Триша, ссутулившись, вновь трясёт Сан Ука, явно не слышащего её сквозь сон. Он спал всю ночь крепко, не вставал, так что девушке остаётся гадать: это Сан сам по себе такой или просто жизнь помотала, — Я в холодильнике еду нашла, ты яйца ешь? — в ответ Триша слышит слабое согласное мычание.       — Вот странный, — думает про себя, попутно пытаясь прикинуть, сколько бедолаге вообще лет, — По факту, все здесь совершеннолетние, раз работают в компаниях, как Браин. А он молчит, —Триша хмыкает, разбивая пару яиц на разогретую сковороду. Ей кажется, что парень просто необщительный, поэтому не делится подробностями личной жизни, однако что-то подсказывает, что всё не так просто.       Местная кухня вместительна, явно дорого и со вкусом обустроена всем необходимым, включая даже миксер и тостер. В какой раз девушка задумывается о состоянии того человека, что сумел не только «поймать» несколько воплощений, но и создать для них подобные условия.        — Бросает из комфорта в ад. Занимательный метод перевоспитания, — Триша усмехается, осторожно перекладывает яичницу на три тарелки. Нужно будет позвать брата, — Парень, вставай, чёрт возьми! — опять кричит, надеясь, что на этот раз Сан поднимется.        — Простите, не знаю, почему встать так сложно, — сонный и разочарованный, Сан Ук-таки выходит, протирая руки о чёрные волосы, что во время сна приняли беспорядочную форму Эйфелевой Башни, — Может, могу помочь? — скорее для вида спрашивает, однако всё же получает просьбу найти Марка.       Выходит после переодевания в толстовку с джинсами, в глубине души надеясь, что подобный вид одежды подойдёт для нового испытания. 

***

      Время до начала нового испытания проходит для всех в тишине: никто не ведёт более задушевных диалогов, люди не паникуют, а страны не пытаются уничтожить друг друга - наступает долгожданная идиллия. Пруссия и Германская Империя даже не препираются, предпочитая этому времяпрепровождение в одиночестве и отдалении.       Когда на больших электронных часах в зале пробивает девять утра, люди в масках объявляют, что воплощениям нужно самостоятельно разбиться на две команды и ждать указаний от Проводника. Людей же распределят сами.       — Как делиться будем? — спрашивает Мексика и оглядывает присутствующих, стараясь подобрать более выгодных союзников.        Рядом всё это время сидит США, вновь разглядывая Россию. Раз они уже договорились попробовать командную работу - нужно попасть в одну группу.        Греция наоборот держится дальше всех. Ей нет дела, кто позовёт её с собой. Знает: она пройдёт любое испытание с завязанными глазами. Однако, стоит ей получше изучить обстановку и костюмы, догадывается, что может ожидать за петляющими коридорами.        — Для появления ключей рано, выждет ещё день-два; сейчас скорее будет что-то на психику, чтобы дать понять, где мы оказались, — Греция прикрывает глаза. И думает. Вспоминает всё, что происходило с ней за последние пару лет, что она говорила, предлагала, какие конструкции были созданы и выведены её рукой. Вспоминает свои гениальные планы, невозможные с виду идеи, красочные задумки, приведённые в жизнь специальными людьми, — Это момент отчаяния. Момент, когда нужно подтолкнуть к обрыву, — следит за ангелами в масках: они группируются по трое; каждый из них смотрит на кучку воплощений, оценивает, — Люди не интересны им, — Греция задумчиво хмыкает. Ведущая роль сегодня у стран. Либо… наоборот. Сотрудникам интереснее наблюдать за теми, кто сегодня почувствует себя на втором месте. Как же она ненавидит эти загадки. Так же, как и любит.        Проводник всегда просил их настойчиво рассматривать эмоции на чужих лицах, подмечать, как меняются личности, как ломается чей-то внутренний стержень. Это позволило бы приучить к новой работе. Это бы закалило.        Её осеняет. Ну, конечно. Её идеи всегда находили своё место. Эта не стала исключением.        — Одни страны будут наблюдать, другие - участвовать. Таких испытаний немного, тем более командных, — вновь заставляет себя окунуться в чертоги памяти, листать иссохшие листы бумаги с изображениями ритуалов в религиозных представлениях, — Подтолкнуть к осознанию Проводник хочет через смерть. Испытание Сатаны уж точно не первое, к нему нужно готовить лучше; можно взять буддистские концепты, но помню, что они предназначались для меньшего количества участников. Ключи пока на месте. Остаётся концепт Ямы. Индуизм. По моральному компасу команды на равных, однако не хочу марать руки лишний раз, — с этими мыслями Греция, ранее особо не интересовавшаяся происходящим, встаёт рядом с высоким мужчиной в белой маске и резными золотыми крыльями за спиной. Декор хорош, это глупо не признавать.        За ней следом подскакивают и КИ с ЯИ, хитро косясь в её сторону.        — Ты поняла, что будет? — не без задора в голосе спрашивает Королевтсво.        Греция не отвечает, предпочитая рассмотреть новых союзников. Эмоций на её лице почти нет, однако, когда холодный взгляд цепляется за шею КИ, она кривится, и тихо склонившись, спрашивает:        — Вы издеваетесь? — губы её поджимаются в осуждении, а глаза начинают смотреть всё пристальнее.        — Что тебе опять не нравится, — ЯИ тоже хмурится, прекрасно понимает, к чему та ведёт, но усиленно делает вид, что не произошло ровным счётом ничего.        — Прикрой хоть шею, идиот, — Греции становится слишком утомительно злиться, когда она осознаёт, что в таком месте сложно сохранять себя и свои моральные устои. Она просто поправляет воротник чужой рубашки, скрывая шею с парой-тройкой красных меток, — Нашли, чем заняться. Я одна тут думать буду?        — Ладно тебе, что ещё нам делать, — Королевство оборачивается на Японскую Империю, давая тому понять, что они ещё побеседуют. Сам ЯИ, в свою очередь, лишь приобнимает КИ за талию, кладя голову на его плечо, дабы прошептать тихое «не злись». Греция предпочитает игнорировать их и дальше.        — Ты же была чертёж…       Не успевает Япония договорить, как его прерывают словами «не здесь». Когда вокруг начинают туда-обратно перебегать страны, КИ, ЯИ и Греция замолкают и переключаются на что-то более отвлечённое.        — Как тебе тут? — незатейливо интересуется Японская Империя.        — Красиво. С изыском, — Греция отвечает холодно, безучастно. После подошедших Китая и Пруссии она и вовсе теряет всякий интерес к их разговору.        — Нам нужно поговорить, — решается сказать КИ, но продолжить уже не получается: ангелы объявляют об окончании формирования групп и приставляют пару человек к каждой.        В первой группе, как окрещает их Греция, «наблюдающие», стоят Китай с Ни Ланем под руку; Виктория и Триша, нервно обсуждающие дальнейшее; Браин, что перешёптывается с Турцией и Испанией; Пруссия и Палестина рядом. Про себя и КИ с ЯИ на пару она не забывает, как и про подошедшего недавно Сан Ука.       В группе несчастья же топчутся «делающие»: Россия и США, что вечно играют в переглядки; Рейх и Союз в скромном молчании; думающая о своём Евросоюз; Южная Корея, Бриттани и Алиша, к которым ютится Марк; вертящая в руках сползший пластырь Мексика. И Германия с ГИ.        Их предупреждают, что через две минуты группам прийдётся разделиться, посему Греция думает, стоит ли подойти к кому-то. Она подмечает Россию и Америку, прослеживает каждый взгляд.       США смотрит более прямо, наглее: то на чужие руки, нервно теребящие кофту, то на губы, тихо шепчущие что-то на русском (Греция понимает это по слогам). Россия же предпочитает заострять внимание на чертах лица напротив: нос, глубокие глаза, сведённые в недоумении брови - всё это вызывает у него ощущение спокойствия и, как можно судить по бегающим зрачкам, лёгкого стыда.        Греция всё ещё думает. И вновь наблюдает. Если эти двое пытаются понять себя и друг друга, им бы стоило сначала выйти отсюда живыми и нетронутыми. Их диалог остаётся непрерванным, так как Греция решает, что не будет вызывать ни у кого подозрений. Она отворачивается, дожидаясь окончания таймера. Им пора собраться. 

***

      РФ и США всё это время совсем не беспокоятся, прекрасно понимая, что в этот раз испытание будет лёгким: командная работа, по их мнению, никогда не предполагала собой что-то рискованное.        Группу приводят в одну из комнат, которая в прошлый раз была заперта. Союз это помнит, ведь лично пытался, будучи мокрым, открыть всё, что попадалось на глаза.        В центре зала стоит огромная статуя какого-то бога. Из всего, что о религии было известно присутствующим, предположили: это Вишну. Здесь тоже есть маленький бассейн, в котором и располагается бог. У его ног, почти полностью мокрая, сидит женщина. Наверное, она жена Вишну, но думать, как её зовут и что она олицетворяет, никому не хочется.        Когда дверь закрывают и заблаговременно запирают, наступает ожидаемая тишина. Всё расходятся по разным углам, ожидая дальнейших указаний. Некоторые подметают маленькие ножи, что безмятежно покоятся на дне бассейна.       — Нам не скажут больше ничего? — задаётся риторическим вопросом ГИ. Это, видимо, у него специальность такая.        — Давайте лучше присядем. Всё лучше, чем стоять бездумно, — Купер действительно садится на ограждение у бассейна, не боясь запачкать новую одежду, она уверена: тут всё прибрали.        — Согласен, может, нам дают расслабиться, — подхватывает Марк. Его с сестрой разделили; и он считает, что намеренно. Вряд ли проводник бы держал их вместе: гораздо выгоднее было пустить парня в новый круг общения, чтобы он не ходил близ сестры. Чем больше доверия завоюет - тем больше страны захотят ему помочь.        — Стоит ожидать, нас точно тут просто не оставят, — Южная Корея тоже садится рядом с Бриттани, протяжно зевая от скуки.        Остальные предпочитают разбрестись по комнате, осматривая индийские декорации, что были отполированы до блеска. Ковры из явно не дешевого материала ровно свисают со стен, переплетаясь с различными бусами и разноцветными нитками, на коих можно разглядеть маленькие изображения многоликих богов. Комната всё ещё из кирпича, однако около искусственного водоёма имеется холодная плитка с узорами в виде каких-то иероглифов, образующих стройные рисунки.        Россия и США переглядываются, сговариваясь сесть рядом, в правом нижнем углу комнаты, где их никто уже трогать не станет.        — Чего это Проводник так тянет? - Америка ёрзает: пол не тёплый.        — Не знаю, — бросают коротко в ответ. Россия не может отвести глаз от огромной божественной статуи, смиряющей всех присутствующих каменным холодным взглядом.        — Как ты думаешь, — США останавливается, выжидая, когда на него-таки обратят внимание, — Почему он выбрал именно этот состав?        — Ха, тебе реально непонятно? — усмехается РФ, про себя замечая искренний интерес Америки, его мечущиеся зрачки и слегка подрагивающие пальцы. Нервное.        — Я не про нас. Испания, Турция, бывшие страны… да хоть та же ЕС. Не думаю, что от них было столько же проблем, но мы в одинаковых условиях, — США старается сильно не заморачиваться по поводу таких вещей, однако его мысли то и дело возвращаются к главному вопросу. Он вновь посматривает на Россию, что и так своих глаз от него самого не отводит.        — Может, ему не до всех удалось добраться? — РФ от себя смешно. Ага, как же. До сверхдержав достали, а до остальных не вышло? Бред. И США это понимает, судя по его усмешке, — Честно, мне уже просто плевать, — Россия поджимает губы, наконец-то отворачивается, дабы немного передохнуть от атмосферы, что витает вокруг них с тех пор, как всех сопроводили в комнату.        — Я помню, как мы делали ставки, кого похитят первее: Италию или Польшу. Как мы к ним пришли, ума не приложу, однако забавно, не находишь? — Америка откидывается назад, прислоняясь спиной к тёмной стене.        — А я помню, как мы вечно дискутировали насчёт того, кто бы быстрее всех сбежал от Коллекционера. Мы ещё смотрели вместе.        — О, точно. В Нейтральном Городе объявили о чрезвычайном положении из-за сильных метелей - пришлось остаться в Здании Собраний. Я ставил на Грецию, — США заигрывающе улыбается.       — Не пизди, на неё ставил я. Ты за себя же голосовал, — РФ смеётся, но тихо, чтобы никто не слышал.        Для него сидеть вот так, лицом к лицу, вспоминая что-то солнечное, отныне далёкое - истинная пытка. Он в момент перестаёт смеяться, чувствуя нарастающую панику и слёзы, скапливающиеся в глазах. Бегло отворачивается от Америки в попытке закрыться, но сам США лишь кладёт свою голову на чужое плечо, предлагая России проделать то же самое. Россия не противится. Ему стыдно позволять себе такое, тем более - когда все остальные справляются просто чудесно, не проявляя ни грамма слабости и тревоги. Греция ухмыляется и ходит, словно горделивая лань; ГИ и Пруссия будто уже живут в подобном формате несколько столетий; Рейх и Союз заботятся о себе; Турция всё ещё сошедшая с обложки журнала; Испания энергичная, готовая на всё, пока ЕС и Палестина с Китаем - задумчивые скитальцы, анализирующие всё вокруг.        РФ понимает: всё как в жизни. Для них не так важно: саммит или смертельные испытания, где нужно откупиться кровью. Они везде остаются в своих образах. Его же маска трещит по швам. И ему это ох как не нравится.        — Давай, как вернёмся, — Америка делает глубокий вдох, и Россия чувствует, что истерика подступает и к США, — Выскажемся.        — Что? — РФ немного не понимает, пока не встречает полный горечи взгляд.       — Просто поговорим. За пределами саммита мы обсуждаем кино, других воплощений, политику, искусство, музыку - что угодно, но не нас самих. Конечно, мы и есть все темы для обсуждения, но…       — Хорошо, — отвечают ему твёрдо, в порыве эмоций хватая за пальцы, — Извини, — сразу же отпускают.        — Ничего, — США тянуть не привык, поэтому возвращает всё как было. Так, как правильно.        Они ненадолго замолкают, задумавшись о том, что хотят высказать в будущем, пока ЕС, прибывающая в относительном спокойствии, измеряет комнату шагами. Никого это особо не тревожит, так как все слишком заняты своими делами, более отвлечёнными, чем может показаться. Евросоюз же просто ждёт. Чего - неизвестно.       — Всё хорошо? — тихо спрашивает Алиша, получая в ответ расфокусированный взгляд, а потому сразу же подбегает ближе с очередным вопросом. ЕС даже немного стыдно.       — Да, благодарю, — ей на секунду кажется, что Рейх и Союз тоже хотят подойти. Приходится отойти в сторону и сесть, опять задумываясь о своём. Отпустить Нейтральный Город оказалось слишком сложно.        К ней подходят Корея и Мексика, присаживаются, подзывают Алишу, чтобы не стояла в растерянности.        — Ты чего такая вялая? — Мексика заботливо наклоняется, дабы сделать осмотр лица и определить наличие мешков под глазами.        — Вы же знаете: я часто пропадаю.        — Опять о своём Нейтральном Городе забыть не можешь? — Корея недовольно хмыкает.       — Поверьте, Евросоюз, мы хотим как лучше, — Алиша сдержанно улыбается, до сих пор не понимая, можно ли ей вообще разговаривать с такими высокостоящими воплощениями.        — Спасибо. У меня действительно есть проблемы, но я могу решить их, не стоит беспокоиться, — ЕС кажется, что её сердце на несколько секунд замирает. К ней подошли. И не чтобы забрать документы.        — Ну, нет, давайте вместе пока держаться, а то эти тупицы разбились себе по парочкам и ходят, как будто с картины сошли, — Корея закатывает глаза, — Не хочу опять стоять одна, так только хуже будет. Со спокойной компанией и живётся спокойнее.       — Не стану возражать, — ЕС еле как заставляет себя говорить сдержанно и не улыбаться во всё лицо. Эмоции искренней нежности переполняют её, и оттого, такое чувство, становится лишь хуже. Слишком много неизвестности, — Приятно, — коротко думает она.       — Хотите поужинать вместе? — тихо предлагает Алиша, — Может, получится пообщаться, хоть узнаем что-то друг о друге.       — Конечно. Как выйдем, так сразу и соберёмся, — Мексика усмехается. Ей тоже несказанно повезло оказаться в такой группе. 

***

      — Эй! Что происходит? — Испания нервно дёргает железную непробиваемую преграду в виде громадной решётки, что разделила людей и стран по инструкции от работников.        Ангелы в масках ничего не говорят. Они, как и всегда, молчаливо уходят, оставляя вторую группу в неизвестных мыслях гадать, что же будет дальше.        — Не кричи, они ничего не скажут, — тихо прерывает чужие причитания Китай, осматриваясь. Ничего нового. На него уже начинают давить религиозные узоры и вечный, сидящий в печенке, камень.        — Он прав, успокойся, — Палестина грубо отпихивает всех, в попытке самому пробраться ближе к людям, — Что у вас там?        — Стол. На нём что-то лежит, — шепчет Триша, тыкая пальцем в бордовую простыню, накрывающую неопознанный объект. Она чувствует какой-то странный запах, словно в одной чаше смешали абсолютно несовместимые продукты, но ссылается на пропахшие стены.       — Не трогай, — холодно говорит Греция, стоящая позади остальных. Команда мгновенно оборачивается на неё, поэтому стране приходится пояснить более доходчиво, — Нам не сказали правила, не советую трогать реквизит, — на этот раз нужно поступать гуманнее.        — Да, слушайте Грецию, — КИ ехидно усмехается, толкая вышеупомянутую в бок, — Она у нас всё знает, — Королевство не сдерживает смешка.        — Есть пару моментов, о которых не ведаю даже я, однако, надеюсь, скоро начну, — с лёгким укором улыбается Греция, явно намекая на их с ЯИ ночь, — Знаешь, порой стоит просто помолчать, — наклонившись к самому уху КИ, проговаривает лишь для них, ловя хмурый взгляд Японской Империи.        — Dear countries and people, I welcome you to the second test. Direction: sacrifice. Difficulty: medium. Number of participants: thirteen. Condition: the corpse of a murdered man is on the table; the task of people is to take the most important organs out of it in turn, while the countries will have to direct them, and later transfer the extracted through the tunnel to another room, where the second team is waiting. Three hours are allotted for the whole test, excluding the time of the second team. I wish you good luck.  /Дорогие страны и люди, приветствую вас на втором испытании.  Направление: жертвоприношение. Сложность: средняя. Количество участников: тринадцать. Условие: на столе лежит труп убитого человека; задача людей - поочерёдно достать из него важнейшие органы, в то время как страны должны будут словами их направлять, а позже переправить добытое через тоннель в другую комнату, где ожидает вторая команда. На всё испытание отведено три часа, без учёта времени второй команды. Желаю удачи./       — Что..? — Браин, до этого сидящий рядом с Ни Ланем, резво кидается к тканям, скрывающим весьма большой труп, — Боже мой, он уб-убил человека.        Люди сразу же отскакивают, будто ошпаренные, пятясь назад, к дверям.        Алиша, конечно, дёргать ручку не спешит, но глаза в страхе закрывает, пытается глубоко дышать, не дать волю подступающим слезам, однако, слыша, как Ни Лань начинает задыхаться в приступе, даёт слабину, зажимаясь глубоко в угол. Браин тоже из последних сил держится, кивая головой туда-обратно, дабы убрать с глаз навождение да не самые приятные мысли о том, что им всем предстоит сделать.        Сан Ук, ранее относящийся ко всему с предельным наплевательством, теперь осторожно садится рядом с девушками, ища мнимой поддержки, пока на столе в мёртвой тишине ожидает незваных гостей холодное окровавленное тело. Виктория, рыбой, выброшенной на сушу, хватает воздух, а через миг - своё горло. Сдавливает его так сильно, что хрипит истошно, зовёт кого-то, помощи просит, да не помогает; наоборот - себя лишь больше в могилу ведёт, щеками сухими слёзы горячие чувствуя. Браин старается помочь: гладит её ладони, постепенно переходя на запястья, которые желает отодвинуть, но девушка не поддаётся, всё сильнее вжимая себя в стену. Кричит так истошно, орёт в порыве грешном, что Ни Лань и вовсе с психу повторяет, вскакивая, капли солёные из глаз роняя.        Триша жмурится. Сильно-сильно, дабы в темноте кромешной увидеть образ знакомый, наставляющий, но слышит неутихающие всхлипы, заставляющие кусать губы свои до ранок заметных, вмятин болезненных. Сан Ук сидит к ней плечом, тоже ревёт, шепча тихое «дедушка». Один, второй, третий раз, до тех пор, пока заплаканная Виктория не толкает его, крича, чтобы перестал «молиться под нос».         Браина трясёт грубо, словно вещества сильные действую на него, помогая глазам закатиться в порыве чувств и липкой паники, сидящей у самого мозга, диктуя свои правила поведения, которые и вовсе не совпадают с правилами здорового человека.        Они всего лишь люди.        — Хватит.        Никто не слышит.        — Хватит.       Повторяет Китай. Реакции нет.       — Хватит.        Ни Лань, слыша просьбу - нет, приказ - поднимает глаза красные, зрачки мечущиеся на страну, что всё это время стоит величественно, не давая себе право на страх. КНР командует вновь, и теперь уже Триша и Браин тоже оборачиваются. На пятый раз смотрят и внимают гласу божьему и остальные.        — У нас нет на это времени. Вы не можете умереть так просто. Прошу, просто выслушайте меня, — Китай приподнимает руки, дабы люди сделали глубокий вдох, забывая о том, что неподалёку лежит причина их страданий, — Это тяжело, я знаю, но мы не можем ничего сделать, лишь принять всё как данность. Если вам плевать на свою жизнь, то помните, что здесь находятся те, кто хочет домой, поэтому…       — Поэтому вы возьмёте свою силу и совесть и запихнёте в мелкие черепушки, которые зовёте мозгом, дабы мы все вместе вышли отсюда, — договаривает Турция. Она гневно хватается за поручни, дышит резко, с неприкрытым раздражением смотря на картину перед собой, словно дела ей нет до метаний чужих слёзных да страха необузданного.        — Тут, кстати, отсек для органов, которые нужно поскорее вырезать, — как бы невзначай Греция большим пальцем указывает на железный отсек в стене, куда, по идее, должно поместиться несколько подносов с содержимым человеческого тела.       — Ты издеваешься? — Китай быстро хватает её за руку, заставляя наклониться ниже, — Зачем ты это делаешь?        — Просто помогаю, прекращай уже. Они всё смогут, верно?        — М-мы очень, очень, правда, очень, — заикаясь, пытается заверить Триша.       — Постараемся, — оканчивает Виктория.        — Что нужно делать? — Браин, как самый старший, наконец-то приводит себя в порядок, обращается именно к Греции, поняв, что она единственная тут находится в адекватном состоянии.       — Почки, сердце, кишков немного и на десерт лёгкие. Не думаю, что нам хватит времени на мозг, — она сдержанно усмехается, — Я должна всё правильно помнить, большего и не потребуют.        — Хорошо. Давайте я начну, — Браин вновь берёт на себя ношу спасителя, а также скальпель.       — Я тоже помогу, — подрывается Виктория, хватая большой нож.        — Как провести вскрытие? — Сан Ук подходит к прутьям, вытирая остатки слёз. Нужно собраться.        — Ты уверен, что у нас вообще получится? — Триша тоже встаёт, старается заглушить вновь нарастающую панику, дабы сохранить здравый рассудок.       — Просто заткнитесь уже и делайте, что говорят, — Пруссия обхватывает железо, грозно смиряя людей по другую сторону недовольным взглядом, — Делай два косых надреза от плеч до грудной клетки, потом от неё к брюшной полости. Фильмов никогда не смотрел, что ли, — она кивает Браину, всё ещё вертящему скальпель в трясущихся руках.       Греция думает, что это провал. Либо что-то к нему приближенное. Рядом с ней перешёптываются Палестина и Турция, от которых ей не по себе, поэтому страна предпочитает закатить глаза и отойти подальше, в самый угол комнаты и клетки в целом. Тут не так уж и плохо.        — Такими темпами ты ничего не успеешь, режь жёстче, — подмечает Греция, наблюдая, как Браин пытается сделать хотя бы один надрез; о втором не может идти речи.        — Ну, прости, трупы мне вскрывать не доводилось ещё, — он скалится, словно уже забывая, кто стоит недалеко от него. Рамки и границы начинают размазываться.        Аккуратные пальцы мужчины давят на скальпель сильнее, кожа становится неспособной выдерживать наглое вторжение прямо во внутренности, а оттого по-своему «ломается», расходится осторожно и неторопливо, не показывая сразу всего, предпочтя оставить главное на конец. Браину это всё ощущается слишком инородно, и он пару секунд думает, что вообще творит, но, так как лишнего времени нет, заставляет себя взяться за дело усерднее, пока Ни Лань и Триша придерживают тело за голову и под лопатками, несмотря на откровенное отвращение и подступающий рвотный позыв. Нужно будет хорошенько ополоснуть себя чем-то обеззараживающим, а то подхватят болячку-другую. Проводник с ними мучаться не станет.        — Что дальше?       — Отделяй грудину от рёбер и раскрывай. Потом уже как-нибудь достаньте органы, они и так в нерабочем состоянии, — Греция зевает, ловя при этом очередной хмурый взгляд Китая. В следующий раз никогда с ним не пойдёт в одну группу, — Вечно мешается под ногами. Стоит подумать над испытанием, где он мог бы вылететь, — она нахально улыбается своим мыслям, надеясь, что КНР воспримет это на свой счёт.        Сан Ук, подающий ножи различного вида и размера, поглядывает в сторону стран, что, в отличии от людей, находятся в спокойствии. И пока Испания что-то упрямо доказывает Пруссии, КИ и ЯИ с удвоенным безразличием к происходящему милуются около Греции, которой некуда деться от назойливых глаз.        — Что ты такая злая. Подумаешь, попсиховали. Это же люди, — Японская Империя искренне интересуется. Он действительно хочет завести обыкновенный диалог, по ходу которого Греция не начнёт обвинять их в идиотизме, халатности или в какой раз высмеет.        — Пока они психовали, могли бы уже всё сделать. А так только одно лёгкое на подносе, — страна взглядом указывает на пополнение в их своеобразной коллекции. Первая победа есть.        — А что дальше будет? — подхватывает КИ.       — Переправим подносы второй группе, а они разберутся сами, — Греция отворачивается, выказывая этим явное отсутствие интереса, — Ага, конечно, прямо здесь начну рассказывать про суть всего испытания.        Браин тем временем всё же пытается ускориться, замечая, что времени для того, чтобы выпотрошить человека, им не хватит.        Он видит, как люди постепенно сменяют друг друга, отходят, дабы вновь и вновь прятать свои слёзы и горечь по тому, с кем они даже не были знакомы. Но сам Браин не может позволить себе такого. Он давно не маленький, а потому просто берёт панику под контроль. По крайней мере, очень старается.        Виктория несколько минут стоит около железных прутьев, успокаиваемая Испанией; Ни Лань вновь просит совет у Китая; и одна Триша пока что в состоянии помогать держать холодное тело.        Это так грязно. Неправильно и мерзко. Но оттого ощущается не менее завораживающе. Такие мысли, в принципе, для Греции уже давно стали нормой, пусть она по сей день корит себя за них. Её взгляд в предвкушении замирает на том месте, где Браин делает ещё один заметный надрез, дабы достать сердце. Самую суть. Ядро. Греция в момент думает, что бы она испытывала, окажись на месте этого бедолаги на столе.       Сразу вспоминает, что сердца у неё, как такового, нет.        Имеет ли это значение? Нисколько. Чужой орган смотрится до того инородно, что вписывается как родной, дающий жизнь на протяжении всего существования, прошедший с тобой огонь, воду и медные трубы. Такое сердце не бьётся. Оно уже давно разбито.        — Словно живой, — улыбка на лице Греции становится всё больше.       Она представляет, что с радостью бы попробовала подержать такой незамысловатый (а на деле сложно функционирующий) предмет в ладонях, порой сжимая и разжимая, дабы уловить малейшие изменения, прощупать каждый сантиметр. Прикоснуться к человечности.        — Это всё, — с тошнотой в голосе говорит Браин, отходя от стола как можно скорее.        Сан Ук берёт с подноса какую-то весьма толстую кишку, протягивая её через прутья клетки. Взять решает Палестина, чтобы другие спокойно выдохнули. Руки марать не каждый хочет. КИ же берёт подносы на пару с ЯИ, укладывая всё на отсек, что нашла ранее Греция.        Виктории достаются почки, и она с закрытыми глазами, стараясь даже не щупать орган, передаёт его в руки Испании. Лёгкие забирает себе Ни Лань, с доверием в глазах помещая их в ладони Китая. Когда дело доходит до сердца, Триша хочет донести его до стран ногтями, но, поняв, что так не выйдет, берёт-таки его полностью, морщась от желания выблевать на пол.       — Оно моё, — приказным тоном Греция заставляет всех отойти от клетки. Ей не перечат.       Волшебно. Ощущать в своих руках что-то такое хрупкое, нежное, но одновременно сильное и несущие на своих плечах весь организм. Его ведь можно так легко сломать, сжать, расплющить и перемолоть на кусочки, дать понять, что жизнь этого мертвеца принадлежит вовсе не ему. Власть над его душой и сердцем у неё, Греции. И пусть она осознаёт, что бедняжка не жилец уже пару дней точно, всё равно мнимое чувство превосходства заставляет ненадолго задержаться, осматривая чужой орган, словно подопытную мышь.        — Ты кладёшь? — из размышлений выводит Турция, подошедшая сзади и выглядывающая из-за плеча.        — Конечно.        Отсек закрывается, а на табло над дверью высвечивается уведомления о прохождении командой испытания.        — Это было слишком легко, — думает Греция, с азартной улыбкой покидая помещение. 

***

      — Смотрите-ка! — Мексика, завидя в стене что-то открывающиеся, бегло подрывается, дабы скорее осмотреть подоспевшие вещи.        — Это что вообще? — СССР первым замечает содержимое подносов, что остались стоять на замершей ленте, — И откуда?       — Это органы? — ГИ не удерживается от ещё одного вопроса, на который ответ не может дать никто.       — Dear countries and people, I welcome you to the second test. Direction: sacrifice. Difficulty: medium. Number of participants: twelve. Condition: the first team provided you with the products with which you will have to set the table. Your task: to elegantly lay out the dishes in front of the statue, giving your offering to God. Remember, you can use everything you find in the room. Forty minutes are given for the test. I wish you good luck. /Дорогие страны и люди, приветствую вас на втором испытании.  Направление: жертвоприношение. Сложность: средняя. Количество участников: двенадцать. Условие: первая команда поставила вам продукты, с помощью которых вы должны будете накрыть на стол. Ваша задача: изысканно выложить блюда перед статуей, даруя своё подношение богу. Помните, вы можете использовать всё то, что найдёте в комнате. На испытание дано сорок минут.  Желаю удачи./       — Накрыть на стол? Он хочет, чтобы мы готовили из органов? — Рейх в удивлении приподнимает бровь.        — Меня больше беспокоит то, откуда это у первой группы, — боязненно сглатывает Марк, — Может, им сказали убить кого-то. А если Тришу, — он нервно теребит шнурки толстовки, совершенно забыв о том, что людей здесь не трогают.       Не говоря ни слова, первой к подносам идёт ЕС, которая готова на всё, лишь бы выбраться отсюда живой и, по возможности, невредимой. Она берёт поднос с кишкой, относя подальше от чужих глаз и краем глаза замечает РФ и США, что тоже решают без дела не стоять. Бриттани, Марк, Рейх и Союз, в свою очередь, достают со дна бассейна мелкие ножи и подают их тем, кто взялся за самую сложную работу. Германии достаётся последний поднос, на котором красуется одинокое, но в своей красоте великое, сердце.        — У нас почти нет времени, давайте просто нарежем их, — глубоко вдыхая, предлагает ЕС.        — Ты так спокойно об этом говоришь, — усмехается ГИ, но, замечая неудовлетворённый взгляд, замолкает.        — А что ещё остаётся? Если не пройдём - вылетим, — грубо хмыкает Корея.        В помещении наступает тишина.        Диалоги кажутся вещью совершенно бессмысленной, а потому все просто продолжают заниматься своими делами: РФ, США, ЕС и Германия режут неприятные с виду человеческие внутренности, а остальные по-глупому пялятся в потолок, изредка сдерживая подступающую к горлу рвоту. Для второй группы испытание проходит гораздо бодрее - стран тут больше, а люди терпеливее. Да и в целом делать особо ничего не надо.        Когда перед божественной статуей открывается вид на уложенные в форме лотоса мясные отрезки, табло оповещает участников о том, что испытание пройдено.        Ангелы молча уводят участников. 

***

      После того, как обе команды встречаются в общем холле, все сразу же бросаются к друг другу с расспросами. Людей, коих до сих пор потряхивает от пережитого, успокаивают некоторые страны, а Триша не выпускает брата из крепких объятий.        Гул голосов действительно громок и невыносим, не оставляет сил думать самостоятельно, перематывать фрагменты воспоминаний, поэтому Греция, презрительно фыркнув, уходит в сторону комнаты. Не своей, нет. Им с КИ и ЯИ пора серьёзно поговорить.       Остаётся ждать затемнения да слушать возмущения и горькие слёзы её сегодняшних сокомандников. Однако, она с удовольствием подмечает, что дела идут гораздо лучше: люди и страны начинают хоть как-то взаимодействовать. На этот раз все не спешат побыстрее разбежаться по комнатам, предпочтя одиночеству времяпрепровождение в остальными. Самой Греции, конечно, плевать, но она тоже садится на мягкие подушки, порой вставляя свои пару слов в общие диалоги до тех пор, пока не замечает Королевство Италию и Японскую Империю, вновь уходящих в самый разгар знакомства.       Греция идёт следом.