(Не)Нормальные

Крик
Гет
В процессе
NC-17
(Не)Нормальные
автор
соавтор
Описание
Одиночество — слово, которое описывает всю мою сознательную жизнь. Одиночество — это то, к чему я уже привыкла. Одиночество — мой единственный и верный друг. Ненависть — это то, что испытывает Билли ко мне. Когда-то все было по-другому. Но это было так давно, что я уже и не верю, что мне это не приснилось. Сейчас я могу лишь терпеть ненависть в, когда-то родных, карих глазах. Возможно когда-нибудь, он сможет простить меня и моего отца. Мне остаётся лишь только надеяться и верить в это.
Примечания
Работа выкладывается на Wattpad
Содержание Вперед

4.

1986, Калифорния, Вудсборо Солнечные лучи играются с короткими, русыми волосами мальчика. Маленькие пальчики перебирают травку на заднем дворе дома, а второй рукой он нежно сжимает мою такую же детскую ладошку. Ореховые глаза с прищуром смотрят, как разговаривают наши родители. Миссис Лумис с улыбкой на лице рассказывает моему отцу какую-то очередную сплетню про наш район. Мужчина тридцати лет осуждающе качает головой в разные стороны, недовольно сжимая кулаки. Сегодня был самый обычный день. После школы мы с Билли как и всегда гуляем. Холодный ветерок заставляет поёжиться и завернуться сильнее в осеннюю курточку. — Твой папа сегодня какой-то дёрганный... — задумчиво тянет мальчик, покусывая свои пухлые губы, — а еще он не принёс свои фирменные печеньки.  — Ему плохо, — бормочу я, замечая в очередной раз усталость в зеленых глазах. Тёмные круги под глазами Винсента буквально кричат о бессонных ночах, которые он проводит в гостиной за телевизором.  — Ты говорила, что твой папа болеет... Это заразно? — интересуется Билли, переводя взгляд ореховых глаз на меня. На детском личике мелькает испуг и беспокойство. Я не могу сдержать смеха, наблюдая за его выражением лица.  — Нет конечно, — я мягко хлопаю его по плечику, пытаясь успокоить, — это не заразно, но я как-то услышала разговор родителей, что я тоже могу заболеть. Говорили, что она передаётся гете... Гене... — я замолкаю, пытаясь вспомнить как правильно произносится слово, — по наследству передаётся! — восклицаю я, вспоминая похожее по смыслу слово. Лумис смеётся с моей неудачи, показывая свою милую ямочку на одной щеке. А я не могу сдержаться и тыкаю в его щёчку. Мальчик недовольно фыркает и слабо бьёт меня по руке.  — Не тыкай грязными пальцами в мое лицо, — бормочет мальчик, потирая свое лицо, а я начинаю смеяться над ним.  — У тебя у самого руки грязные, но ты трешь своё милое личико! — хохочу я, тыкая его локтем в бок, но он не обращает внимание на мои прикосновения. Щеки Билли краснеют, словно помидор, а глаза удивлённо распахиваются.  — Ты сказала «милое»? — шокировано переспрашивает Лумис, видимо не веря своим ушам. Я киваю, не понимаю причину такого смущения и удивления, — я не могу быть милым! Я мужчина! Я брутальный, красивый, но точно не милый! — яростно восклицает мой хороший знакомый, взмахивая ручками и пытаясь доказать мне свою правоту.  — Мужчина? Ты? — смеюсь я во весь голос. Его лицо краснеет еще сильнее, то ли из-за смущения, то ли из-за злости, — вот наши папы - мужчины, а ты пока только мальчик. Маленький и милый мальчик! — продолжаю дразнить его я. Сосед зло рычит и набрасывается на меня, сразу же начиная щекотать. Я взвизгиваю и пытаюсь сбросить его с себя, хватая ртом воздух, которого мне катастрофически не хватает из-за смеха.  — Возьми свои слова обратно, Эбби! — смеётся Билли, продолжая щекотать меня.  — Ладно-ладно! Прости меня, Мужчина с большой буквы «М», — кричу я, пытаясь отдышаться. Лумис садится обратно, где и сидел несколько секунд назад, с победной улыбкой на лице, а я продолжаю лежать на траве, пытаясь успокоить бешеное сердцебиение. Через несколько мгновений я встаю на ноги и хитро смотрю на него, — ты победил бой, но война еще не закончилась, милый мальчик!  — Ах ты хитрая лиса! — нарочито зло восклицает мальчишка, вскакивая на ноги за мной следом. Я весело хохочу и убегаю от него, а он принимает условия нашей игры и пытается догнать меня, явно поддаваясь мне, ведь я знаю, что он быстрее меня. Мы бегаем по заднему дворику, весело смеясь. Наши родители смотрят на нас с умилительными улыбками на лицах, пока мы продолжали нашу «войну».  Я запинаюсь об игрушку на траве и падаю на землю. Резкая боль в коленях и на ладошках заставляет меня ойкнуть и поморщиться. Слезы инстинктивно выступают на мои глаза, застилая обзор пеленой. Билли мигом оказывается рядом со мной и рывком поднимает меня с колен на ноги, и я бы удивилась его силе, если бы не была так глупа и не поранилась бы. Карие глаза с беспокойством оглядывают мои грязные штаны, а потом он нежно берет мои ладошки в свои, рассматривая не глубокие ранки. Мальчик дует на мои руки, пытаясь облегчить мои страдания.  — Сильно болит? — испугано спрашивает Лумис. Я, наверное, расплылась бы в счастливой улыбке из-за такой заботы хорошего знакомого, если бы только не боль, — я принесу пластырь! — я не успеваю и слова сказать, как мальчик убегает в дом, оставляя меня наедине со своими мыслями.  — Что ты сказала? — с агрессией спрашивает мой отец. Зелёные, словно свежая трава, глаза горят злобой, когда он смотрит на Нэнси. Сама же женщина выглядит удивленной. Я стою в паре метров от них и не понимаю, что происходит, ведь последние пару минут они оба молчали. Я удивлённо смотрю на своего папу, сразу же забывая о своей боли. Не проходит и мгновения, как мужские руки профессионально сжимаются на тонкой женской шее, — как ты смеешь так говорить обо мне и моей дочери?! — Но... Я ничего не говорила... — шепчет женщина. Ее карие глаза испуганно округляются, не ожидая такого от своего... Друга? Соседа? Наверное, они все таки друзья. Секунду и кулак мужчины соприкасается с ее лицом. А я стою на месте, не в силах пошевелиться. Я стою и смотрю, как мой отец нависает над миссис Лумис. Нэнси лежит на земле, а Нельсон старший сидит на ее талии, с силой сжимая ее тонкое горло. Наверняка, если она выживет, то на ее белоснежной коже появятся синие отпечатки пальцев моего папы.  Женщина что-то хрипит, пытаясь ослабить хватку Винсента, но она явно была слабее его. Я стою и смотрю на это с безразличием на лице. Внутри меня абсолютная пустота. Мне плевать. Плевать, умрет ли мать моего... Друга? Я лишь могу наблюдать, как жизнь покидает тело человека. Я даже не сразу замечаю, как кто-то трясёт меня за руку. Не сразу замечаю, как лицо мальчика появляется перед моим лицом. Билли что-то кричит мне. Наверное, просит остановить моего отца. Но кто я такая, чтобы остановить взрослого мужчину? Слезы в карих глазах отпечатаются в моем сознании навсегда. Он боится потерять своего самого родного человека, а мне все равно.  — Эбби! Сделай что-нибудь! — русоволосый кричит мне в лицо, встряхивая с недетской силой. Его пальцы впиваются в мои плечи через курточку, наверняка оставив лиловые отметины. Но мне ли говорить о синяках на коже? Лумис, видимо, понимает, что от меня не дождется никакой реакции, поэтому пытается сам разобраться. Мужчина без особых усилий отталкивает мальчика от себя, оставляя на детской щеке красный след от ладони. Шоколадные глаза женщины закатываются, и можно без проблем сказать, что пара секунд, и она умрёт.  Сильные мужские руки оттаскивают моего отца за шкирку, словно маленького котёнка. Алек, лучший друг моего папы, ловко застегивает наручники на запястьях Винсента за его спиной, а он сам уже и не пытается выбраться или сопротивляться. В зеленых глазах моего родного человека читается понимание произошедшего и смирение. Полицейский с сожалением смотрит сначала но моего отца, а потом на меня. Кажется, даже ему плохо, в отличии от меня. Но мне пока что все равно. Я ничего не понимаю. Я всего лишь глупый ребёнок. Мое тело застыло, отказываясь сдвинуться и на миллиметр.  Кларисса падает на колени рядом со своим мужем, осматривая его на наличие ран. Словно это Нэнси напала, а не он. Сама же соседка хрипит, пытаясь вдохнуть воздух в легкие. Именно в этот момент я и поняла, что я не скоро увижу отца. Возможно, именно этот момент стал спусковым крючком для начала моей болезни. Мой взгляд опускает на землю, и я замечаю набор красочных, детских пластырей. 1993 год, Калифорния, Вудсборо Ком встает в горле, не позволяя продолжить свой рассказ. Хотя, рассказывать больше и нечего. Дальше и так понятно, что Хэнк сделал все, чтобы моего отца запекли в психиатрическую клинику на самый долгий срок. Моя собственная мать не позволяла мне поехать в эту чертову психушку, чтобы я увидела отца, из-за боязни, что это только усугубит мое состояние. Она все время говорила, что я еще маленькая, чтобы посещать такие места. А вот сама женщина старалась приезжать к отцу как можно чаще. Это смешно.  — Вам тяжело вспоминать эти моменты? — спокойным голосом спрашивает Кристофер. Зелёные глаза смотрят на меня без капли сочувствия, и мне это до безумия нравится. Я терпеть не могу, когда меня жалеют или что-то подобное. Сочувствие - самое отвратительное чувство. И, видимо, он это понимает.  — Да, мне тяжело, ведь в тот момент я лишилась единственного близкого человека, — я надеваю на свое лицо маску безразличия, не позволяя мужчине увидеть, как мне было плохо и больно в этот момент. Вот только есть одно «но». Мой голос предательски дрожит, выдавая мои эмоции и чувства. Мне до безумия хочется вцепиться в свои чёрные волосы и вырвать пару клочков, лишь бы выкинуть воспоминания из головы. Ха! Если бы это только помогло... — Вы больше не видели своего отца? — с каждым вопросом он давит на меня все сильнее. Он словно прекрасно знает на какие мои кнопки нажимать, чтобы вывести меня на эмоции. Но я еще не готова полностью открыться психологу. Я больше не хочу говорить про отца. Я больше не хочу вспоминать то, что произошло семь лет назад.  Все мое тело сковывает от ужаса. Воспоминания окутывают меня липкими щупальцами, утаскивая во тьму и страдания. Дыхание сбивается, не позволяя равномерно дышать. Мне страшно. Мне больно осознавать, что я не видела своего папу очень долго. Я привыкла прятаться ото всех в своём маленьком мире. Я не привыкла, чтобы в мою душу так нагло лезли, вытаскивая все мои секреты и страхи наружу. Почему я позволила Кристоферу узнать версию происходящего от моего лица? Я еще никогда и никому не рассказывала то, что произошло в тот день. Все прошлые психотерапевты узнавали о произошедшем от моей матери или из самого дела моего отца.  — Эбигейл... Дышите, — мягкий голос обволакивает меня, защищая от моих страхов и бесконечных мыслей, словно крылья ангела-хранителя. Теплые пальцы касаются моих щек, нежно лаская кожу. Мне хочется раствориться в этих мягких и ласковых прикосновениях. Я буквально кожей чувствую, как щупальцы страха медленно отступают от меня, открывая взору ярко-зеленые глаза.  — Папа... — шепот срывается с моих губ быстрее, чем я успеваю осознать это. Я не могу отвести взгляд от этих родных глаз. Отец... Что отец здесь делает? Меня словно окатывает ведром ледяной воды, когда я осознаю, что передо мной далеко не мой отец, а всего-навсего психолог. Я и не заметила, как Уилсон подошел ко мне и сел на корточки перед моим стулом. — Эбигейл, дышите вместе со мной, — спокойным голосом говорит мужчина, продолжая нежно гладить мое лицо, пытаясь заставить меня обращать внимание только на него, а не на мои собственные мысли. Шатен делает медленный, глубокий вдох, побуждая повторять за ним. А я не смею ослушаться его. Я повторяю за ним каждый вдох-выдох, медленно успокаиваясь.  Я замечаю, как мужчина слегка хмуриться, словно ему больно или что-то подобное. Мои пальцы немного немеют, и только в этот момент я понимаю, что цепляюсь в его запястья мертвой хваткой, оставляя на чужой коже следы полумесяцы от ногтей. Он молчит, не собираясь просить меня прекратить делать ему больно. Он терпит свою боль, лишь бы только меня успокоить. Видимо, я инстинктивно вцепилась в него, не желая, чтобы тепло его рук покинуло меня. Я цепляюсь за него, словно за спасательный круг утопающий. Хотя, в какой-то степени я и правда утопающий. Только кто-то тонет в море, океане, в реке или в озере, а я тону в своей боли и тоске.  — Как Вы себя чувствуете, мисс Нельсон? — беспокойство... Я отчетливо слышу в его голосе беспокойство. Он волнуется за меня и мое состояние. Это, конечно, не удивительно, учитывая, что я являюсь его пациенткой, но мне все равно приятно. Даже если это волнение и является профессиональным, меня все равно радует, что кому-то есть дело до меня. Мужские пальцы очерчивают мои щеки, а потом запутываются в волосах, аккуратно перебирая черные пряди.  — Я... Я в порядке... Спасибо, доктор, — мой голос слегка дрожит, то ли из-за паники, которая так и грозила накрыть меня волной, то ли из-за смущения. Наверное, все же смущение тоже играет свою роль, учитывая, что мои щёки покрываются предательским румянцем. Конечно же, я всегда замечала, что психиатр очень привлекательный мужчина, но сейчас... Сейчас он кажется мне еще более красивым. Возможно, все дело в том, как близко он находится ко мне.  — Прошу прощения, — Кристофер откашливается и встает на ноги, сразу же делая несколько шагов назад, пока бёдрами не упирается в рабочий стол. Уилсон скрещивает руки на груди и задумчиво смотрит куда-то поверх моей головы, о чем-то размышляя. Мне становится ещё более неловко из-за образовавшийся тишины. Я ёрзаю на стуле, не зная, как нарушить ее или как привлечь его внимание, чтобы он снова заговорил, — на сегодня достаточно. До следующей встречи, мисс Нельсон.  Я неуверенно киваю, все еще не решаясь встать со стула. Сам же мужчина больше не обращает на меня внимание, он обходит свой стол и садиться за него, сразу же начиная что-то писать в документах. Что вообще происходит? Ему тоже стало неловко из-за нашей близости? Или дело в том, как я отреагировала на наш разговор о моем отце?  — До свидания, доктор.
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.