Вот опять окно

Поспать удалось, дай Бог, часа четыре, однако Алиса чувствовала себя более чем бодрой. Душу грела по-детски наивная радость от предстоящей встречи. Она могла бы в кровати нежиться еще час, но в первый рабочий день ноги сами несли ее к месту съемок. Дорогому человеку хотелось сделать приятный сюрприз, а не врываться в дом Стахеева растрепанной и запыхавшейся. Он, наконец, увидит, насколько повзрослела его старшая и обязательно когда-нибудь скажет, что та вся в мать пошла.

***

Пассажирское сиденье уже две недели пустовало. Естественно — сейчас все его "подруги" готовились к новому году в кругу семьи. Кто ж знал, что отснять первый готический зал решат прямо перед праздниками. Левин в Москве был гостем частым. Столица встречала колдуна сворой девиц, готовых и совет дать, и ноги перед ним раздвинуть. Они, казалось, возникали по правую руку сами по себе, сопровождали и на местах силы, и в дороге. Одна из них каждый раз любезно позволяла пожить у нее. О плате за жилье с одинокой женщиной, для которой это одиночество было проклятием, а не благословением, долго договариваться не пришлось. У Максима с одиночеством дела обстояли сложнее. Вокруг него всегда пчелиным роем вились люди, которые о нем знали не больше, чем среднестатистический зритель Битвы экстрасенсов. Но ни одного из них он не мог назвать по-настоящему близким человеком. Сам искал знакомства, случайные связи, но держал на расстоянии. Самые внимательные на вопрос о его черствости получали чёткий ответ: "Связь от сердечка к мозгу оторвана". Коротко пожимая плечами, Левин прощался с очередным "Ангелом", имя которой он то и дело забывал, вроде что-то на "А". Прощался и вновь оставался наедине с душевными терзаниями. Как там девочки? Они давно не виделись. Может, предложить им прогуляться где-нибудь? Увидеть их хотя бы на две минуточки, виновато улыбнуться и по-отечески обнять. Они, наверное, обижены на него. Знают же, что он приезжает. Почему звонит так редко? Они бы пары прогуляли с великим удовольствием, лишь бы почувствовать на пару секунд его заботливые руки, которые в детстве подхватывали мгновенно и усаживали на широкие плечи. Он и сам не знал, почему ограничил общение с дочерьми несколькими сообщений в мессенджере. Возможно, действительно был занят. Возможно, до сих пор чувствовал вину за их слезы, пролитые в ту летнюю ночь. Они были последним, что осталось у него. И даже их он пытался отгородить от себя, стыдясь своего прошлого. Они его простили, давно простили. Чего не скажешь о матери. Она не забудет. Она не простит. Это, наверное, самый большой грех на душе ее. Девочки в этом плане действительно были лучше мамы. Они не держали зла, поняли и оправдали папу, поверили в то, что он исправился. Но Лиза не могла. Не могла забыть скандалы на тускло освещённой кухне. Не могла забыть, как плотно завешивала все окна, выключала свет и пряталась с дочками в самой дальней комнате квартиры, ожидая, пока в дверь перестанут настойчиво стучать. Не могла забыть ночь двадцать второго июля две тысячи двадцать второго года. Слишком больно, слишком тяжело даже мельком вспоминать, не говоря уже о том, чтобы понять и простить. У нее своя терапия. Находясь на работе, заваливала себя горой задач и кипой бумаг. Возвращаясь домой, до блеска вымывала всю квартиру. Примерно так для нее прошел конец двадцать второго. Максим знал, что сломал любимую, но предпочитал игнорировать факт ее проживания в городе, в который он ездил, пожалуй, подозрительно часто. Корил себя за такой немужской поступок, но из раза в раз повторял его. Вот и сейчас, держа путь в особняк Стахеева, о семье думал, но никаких мер не предпринимал. Лишь рассказал старшей, что съемки начинаются. Знает ведь, что дочки смотреть будут, а мать по обыкновению закатит глаза, увидев знакомое лицо на телеэкране.

***

Алиса готовилась как никогда тщательно. Убрала длинные рыжие волосы в хвост, перепроверила все, что только можно. Он должен обрадоваться. По крайней мере удивиться. Вчера вечером девочки наперебой представляли, как отреагирует папа на работу его старшей. Перебрали все варианты, остановились на самых хороших. Потом, сами того не понимая, начали вспоминать детство. Как папа, приходя с работы, приносил пакет разноцветных конфеток. "Это вам зайчик передал" — говорил он, уже ощущая на себе строгий, но любящий взгляд жены. Вспоминали семейные поездки на дачу, когда всю дорогу вместо музыки приходилось слушать родительские споры о музыкальных вкусах. Слушали в итоге, естественно, то, что выбрала мама. На даче отца мгновенно запрягали поливать клумбы. На абсолютно непонятные ему названия цветов он лишь выгибал бровь, а Лиза, глубоко вздохнув, начинала описывать внешний вид нужного растения. Если уж и подробное описание цели не давало никакой путной информации, то в ход шло секретное оружие — лисята, которые хвостиком бегали за мамой, когда та высаживала эти несчастные цветы. Но самыми запоминающимися всегда были разговоры на кухне зимними вечерами. Мама и папа с работы возвращались неизменно вместе, когда город уже был окутан кромешной тьмой. Об их приходе оповещали одновременно уставшие и радостные голоса в коридоре и аромат маминой шубы с мороза. Ставя чайник, Женя с Алисой в красках описывали события их дня. Родители никогда не перебивали и, несмотря на усталость, со всем вниманием выслушивали жалобы на строгих учителей и хвалили детей за то, что они покормили дворовую кошечку. Они обе понимали, что постоянное нахождение отца в Москве ничего не изменит. Разве что видеться они будут чаще. Но уже никогда девочки не посмеются над тем, как он шутливо пародирует мамино закатывание глаз. Уже не будут греть уши, пока мама жалуется на, мягко говоря, не самых приятных коллег по работе. Один за другим люди входили в общую гримерку. Алиса работала, но глаза наблюдали за дверью, фиксируя каждое движение. Она весело разговаривала с участниками нового сезона, перекидывалась случайными фразами с ребятами из съемочной группы, но мысли были целиком и полностью заняты предстоящей встречей. Сердце колотилось с бешеной скоростью, когда в дверном проеме показалась знакомая кожаная куртка. Он увидел ее не сразу. Сначала смотрел в пол, потом беглым взглядом обвел присутствующих и замер, завидев родное лицо. Она улыбалась. Как-то неловко, но абсолютно искренне. Алиса неуверенно подошла, не отрывая зеленых глаз от отца. У него, как обычно, все эмоции были на лице написаны, и пока что это был полнейший шок. — Привет... — Робко промолвила дочь, слегка замявшись. Она человеком стеснительным никогда не была, но сейчас почему-то не могла найти нужных слов. И он тоже не мог. Поэтому лишь крепко обнял, прижимая к груди с неистовой силой. На устах расцвела улыбка, а руки судорожно гладили крашеные волосы. Происходящее казалось сном, галлюцинацией, чем угодно, но не реальностью. Максим не обращал внимания на людей в помещении, словно боялся, что стоит ему на секунду отстраниться, как дочь пропадет, а он сам проснется в холодном поту с какой-то барышней под боком. Но это был не сон. Алиса что-то радостно верещала прямо под ухо, но слов он не разбирал. Это был не сон.