Мрак. Действительно идеальная ловушка

      Было утро, и, быть может, даже более раннее, чем всегда. Ещё слабый свет бил в окно одним из лучей, но комната казалась ещё темноватой.       Дядя ещё спал. Спал. Спал…       Я совсем не люблю смотреть, как он спит. Но, к сожалению, то, в чем мы разошлись с самого начала, это режимы дня. Дядя — сова. Из самых поздних сов во всем мире…       Я подавил вздох и поцеловал дядю в лоб.       Некоторое время мне понадобилось, чтобы привести себя в порядок и поесть — завтраки сейчас были не особенно частыми моими гостями…       Отправляться к господам Трифат с пустыми руками я никак не мог, хотя и отлично понимал, что результат целого дня, где бегаешь и донимаешь всех и каждого свидетелей, мне не подделать. Тем не менее, я собирался последовать дядиному совету, данному уже совсем перед сном, и начать расследование не с живых людей.       С Дарова. Раз мистер Стамп считал важным его, то, возможно, в истории его смерти есть ключ и к гибели самого мистера Стампа.       Однако, к моему удивлению, все, что выдал мне поиск, было только двумя статьями, одна другой прекраснее.       «Единственного выжившего в автомобильной катастрофе все-таки настигла судьба,» — называлась первая из них. Ну да, судьба. Так здорово называть судьбой злую волю душителя. И для него так удобно — можно сказать, ни в чем и не виноват, а только помог судьбе свершиться. Внутри эта статья расписывала, почему-то, в большей степени аварию, где профессор Даров потерял жену и дочь. Упоминалось, что это могла быть и его вина, и что никто так и не понял, как ему удалось выкарабкаться. О гибели же его было сказано, из интересного, одно: тело пропало из морга. При том, полиция, насколько я понял, успела его осмотреть. Так что, все-таки, предположение мистера Стампа оставалось сомнительным. Но зачем уносить тело?..       Следующая статья называлась:       «Маньяк, ненавидящий ученых: шесть жертв найдены задушенными». Шесть. А Нина сказала мне, что мистера Стампа волновал кто-то, кроме Дарова. Очевидно, это должен быть один из них, иначе, какой смысл?..       Я открыл статью, но она показалась мне странной.       Нет, во всяком случае, теперь я знал, что кроме профессора Дарова были задушены ремнями, а после похищены из морга:       Профессор Виктор Иванович Громов, мастер Ульян Татьянович Боев (в чем он был мастером, статья не уточняла, но, вероятно, в ношении столь необычного имени), профессор Нивен Теллер, профессор Виолетта Фейрвинг и профессор Михаэль Флейм.       Странность была не в их именах, конечно. Даже не в том, что, как оказалось, все они умерли примерно в одно время, и только профессор Громов прожил дольше на целый год. Странность была в том, как упорно статья уверяла, что у этих людей не было врагов, денег, проблем. Ничего, совсем ничего, что могло бы стать причиной их убийства. Словно статья стремилась всех в этом убедить. Зато совсем не стремилась рассказать, где они работали, с кем, кто были их родные…       Я, разумеется, попробовал найти ответы сам. К моему удивлению, ни об одном из профессоров в интернете ничего не нашлось, ничего, кроме этой самой статьи и той, первой, о Дарове. Потому что его убили первым.       Это было более, чем странно. И, очевидно, мистер Стамп должен был знать больше…       Я даже почувствовал себя немного беспомощно, лишь на пару мгновений. Да, что спорить, в качестве детектива я рос в Академии, а там нас приучили, что их Архив самый точный, самый полный, и всегда доступен, если необходим. А тут…       Но, с другой стороны, для дядиных дел информацию то и дело приходилось брать практически из воздуха. У него самого это особенно хорошо выходило, но ведь и я не мог ничему не научиться.       Снова поцеловав дядю, я собрался, вначале, за неимением Архива академии, взяться за архив газетный. У меня было три ключевых события: гибель семьи профессора Дарова, гибель пятерых учёных, гибель профессора Громова. Не просто же так он задержался…       Библиотека как будто нарочно пряталась от меня, и даже с помощью интернета найти её оказалось нелегко. Однако, внутри она оказалась хорошо, даже очень хорошо обустроенной. Современно и дорого, но неуютно, хотя этот неуют создан был не бесцельно, как бывает обычно.       Вся библиотека была в серебристых тонах, потому что стремилась подчеркнуть, какому городу принадлежит. И первым, что бросалось в глаза на входе, был широкий шкаф, собавший в себе все книги, касавшиеся города: по истории, о легендах, о памятниках.       И у этого шкафа, скромно, но гордо, стояла картонная фигура Серебряного мальчика. Я даже завис перед ним, ненадолго: так сильно он был похож на Сыроежкина.       А это значило, возможно, что мистер Стамп бывал в этой библиотеке, или что он имел на неё влияние. Хотя, не исключено, что образ Серебряного мальчика един по всему городу. И все же, интересно: удачно ли Сыроежкин совпал с этим образом, возможно, тем самым, заинтересовав мистера Стампа, или был ли Сыроежкин сам использован для создания образа мальчика, потому что так нравился влиятельному бандиту?       Отмер я только чтобы объяснить приятной, даже слишком, библиотекарше, зачем пришёл в её владения.       Строго предупредив о правилах пользования читальным залом, меня проводили.       И там, утопая в сомнениях и подозрениях, я провел время от утра и до полного разочарования. Ничего. Ничего. Ни одного нового слова о погибших учёных. Все, что я нашёл, это дырки от бубликов, но более заметные: отсутствовали выпуски газет за некоторые дни. Для себя я, конечно, записал все эти потери, и не собирался о них забывать. Просто так газеты бы не исчезли…       Выходя, я спросил, не забирал ли, случайно, мистер Стамп отсюда газет, на что получил ответ, что библиотека такого никому не позволит.       Ну да. Если уж великая секретная Академия позволила ребёнку предать себя, то уж какая-то маленькая библиотека никогда не могла бы остановить мистера Стампа.

***

      Господа Трифат всегда вставали в десять, и до одиннадцати были заняты завтраком.       Сейчас же они восседали на, без всяких шуток, тронах, в Большом Белом Зале. Зал этот мне казался всегда издевательством, во всех смыслах, начиная с белого цвета, которого я никогда не любил. Впрочем, личный вкус здесь не существенен, дело скорее в боли для глаз, а ещё в том, что в этом зале нет ничего. Даже пианино. Нет, только три огромных трона, и все три, само собой, в королевских цветах.       Правда, все это не имело эстетического смысла, ведь господа Трифат все ещё на них сидели, напоминая жирное пятно на чистой скатерти.       Тем более, их оттеняли Суок и Тутти, оба не просто в белом, а в белоснежном, даже в белых перчатках. Оба они словно вышли из аниме про девочек-волшебниц, и на таком фоне кажутся даже ещё меньше.       Надеюсь, на меня эта зала не производит такого же эффекта. В конце концов, я единственная чернота здесь, а если ткнуть черным маркером в бумагу, будет очень-очень заметно.       Господа Трифат были весьма-весьма недовольны, хотя вчера ни днем, ни ночью никто не явился, никто не звонил, никто не пихал нас с дядей в бока… А у господ Трифат нет привычки мудро оставлять других с их ошибками, так что, у меня есть надежда. — Чем ты был занят вчера? — без предисловий, приветствий и имени. Они злились. Они так откровенно злились. Но я, при всём желании, при всём понимании высоты ставок, не мог бояться их. Я так привык к постоянной тревоге, постоянному незнанию, злится ли кто-нибудь, к постоянным попыткам считать чужое отношение при видимом безразличиии в Академии, что чистой, видимой злобе был рад. Ведь даже Кристина Витальевна, в самом глубоком моем детстве, никогда не хотела признать, что зла, и оставляла за мной право самому угадать, в каком она настроении, и в чем я виноват на этот раз. А здесь… Здесь все до смешного было просто и понятно. И лгать здесь, казалось, даже великой обязанностью. — Тем, чем велели, — спокойно и безразлично. И уверенно. — В пять часов я был у Ляпуса, он уверил меня, что тварь не убивала мистера Стампа. И обещал выяснить, было ли что-то подмешано в стакан мистера Стампа к завтрашнему утру, так что, он ждёт оплаты. К восьми я вернулся домой, а в десять проснулся и тщательно проверил, что от вас не поступило никаких новых указаний, — я смотрел им в глаза, что, конечно, избито, но им ведь все равно. И судя по этому, моя ложь проходила проверку их знанием. — Поэтому я занялся поиском информации о профессоре… — Ты узнал что-то тревожное и ужасное? — перебили они. — Ужасное? — это было ошибкой. Злость переполнила их маленькие глаза. — Разве что тексты песен Сергея Па… — Ты потратил время впустую! — я скорее почувствовал, чем осознал опасность и рывком попытался уйти вниз — при моём росте, и их сложнии, достать туда было бы труднее всего, но я не успел. И в один миг огромная рука схватила меня, схватила за волосы и дёрнула вверх. Я слышал вскрик Суок, а сам не мог произвести ни звука. Моя голова не верила… — Нам звонила госпожа Сноквин! И она в панике, и она требует всех явиться! Она знает что-то, чего ты не знаешь! Как ты смеешь не знать?! — они швырнули меня на пол, и я упал, видя как мир тошнотворно плывёт и цветёт. — Встань! Если такое повторится хоть ещё раз, ты знаешь, что мы сделаем! А сейчас, проследи, чтобы Суок и Тутти переоделись в траур — такое требование госпожи Сноквин! Скоро мы поедем к ней.       В голове стучало, словно молотком, и боль словно лишь сейчас решилась дать о себе знать.       Я встал, онемевшим и дрожащим. Я не мог сказать и слова. — Ты сам знаешь, что будет, если это повторится.       Очевидно. Я останусь без волос. — А ты, Тутти, запомни, как действовать, раз сам был не способен догадаться! Прочь!       Суок и Тутти как ветром сдуло, и я старался не отстать, но выходило не очень-то хорошо. Они заперлись вдвоём в комнате, а я повалился на стену. Попытался прикусить язык, чтобы ощутить, что жив и ничего такого…       Но ничего не почувствовал. Тошнота и смех ползли к горлу, но… — Да, дядюшка? — ну как он угадал? Как понял, что нужен именно сейчас? Наверное, я смог украсть особенную нить близнецовой связи, которая никогда не была нужна его брату, присвоил, обмотался ей с ног до головы… Я её заслужил. Заслужил. Заслужил… — Всё хорошо, дядюшка, — но я ни за что не стану его расстраивать. А то он придёт. Нельзя, чтобы он пришёл. — Нет, ерунда, дядюшка, ничего страшного… Извини, здесь Суок, — я убрал телефон, потому что сам дядя никогда не клал трубку.       А Суок и правда стояла передо мной, напуганная. А что-то, может, гель для укладки волос, а может, пот — с рук господ Трифат и моей головы, противно текло по щекам. — Что? — мне было жаль портить рубашку, а платка, конечно, я с собой не носил, так что оно продолжало течь. Ничего.       Суок выкинула руки вперёд, так что я даже отпрыгнул подальше, как если бы эта маленькая, хрупкая девочка могла сделать мне что-то плохое.       Но… В руках Суок, оказалось, были лишь резинка и гребень.       Полминуты я пялился на них, как идиот, и лишь потом осознал. Понял.       И очень удивился. Разве моя резинка?..       Я проверил рукой. Правда. Лопнула.       Но это ещё не так странно, как сам жест Суок. Ведь я им двоим не друг. Совсем не друг. Я не нравлюсь им и знаю, почему. Так почему?.. — Спасибо… — глядя ей в глаза неотрывно, я осторожно забрал все из её рук.       Она как будто сама смутилась и, чуть помедлив, заявила: — Не за что. Просто не хочу, чтобы ты шёл с нами такой неопрятный. Хотя ты сам виноват…       Обычно, я бы такого не спустил. Я и сейчас не собирался это так оставить. Но я был почти уверен, что Суок слишком смущена, чтобы и правда принести все это из высокомерия. И не хотел упустить этой неожиданной доброты. Потому что один раз я уже потерял её со стороны Растяпкина. Но тогда я был ребёнком, и очень обиженным ребёнком. А теперь… Обижаться не на кого. — Суок. Я вижу, в тебе больше доброты, чем во мне. Не становись такой, как твои опекуны, ладно? Люди, какого бы ни были статуса и положения, не могут работать постоянно и беспрерывно. Уверен, господа Трифат вчера сами не встали до вечера. — Ну ты… Ведь сам выбрал здесь работать.       Я с трудом сдержал нервный смех, а его отголоски все равно прорвались. Сам. Сам?! Слишком наивно. — Ты ничего не знаешь, Суок… — И не надо мне рассказывать твою сказку про тирана из маленького королевства, — грозно и смешно потребовала она.       Я пожал плечами. — Не буду, — и осторожно сунул руку в карман, вытянул леденец. — Вот, держи. В благодарность.       Она убежала, но мне показалось, что все-таки, с радостью. Может, с её тенью или с отблеском, и все-таки...       А я… Что ж, пошёл в одну из туалетных комнат, приводить себя в порядок.