Трещина в сюжете

      «Я передумал, у меня пропало желание заходить в эту комнату».       Лань Цзинъи замер перед дверьми, ведущими в комнату его родного дедушки — и по совместительству десятого старейшины — Лян Тенгфей. Уважаемый в ордене человек, являющийся в прошлом наставником многих заклинателей, в том числе бывшего главы ордена Гусу Лань Цинхен-Цзюня и его брата Лань Циженя. Он же являлся их дальним родственником, к его советам многие прислушиваются.       Одна фраза: «Не человек, а золотой самородок!»       «А ведь день так хорошо начинался», — раздосадовано подумал мальчик, пялясь на двери. Его чутьё так и вопило о том, что заходить в комнату не стоит, это может плохо закончится.       Вместе с друзьями Лань Цзинъи направлялся в столовую, собираясь отобедать. После этого он планировал посетить ханши Лань Сиченя, как они и договаривались, чтобы обсудить получившиеся чертежи. Однако его остановил один из старших заклинателей и передал весьма неприятное послание от его дедушки.       Встреча, от которой нельзя было отказаться.       «С одной стороны, это, конечно, прекрасная и долгожданная возможность встретиться с этим человеком, называемым «дедушкой». С другой же, я понятия не имею, как себя вести с ним. Наши отношения не разблокированы, к тому же он — оригинальный персонаж», — Лань Цзинъи тихо выдохнул. «Кто знает, что этот старый хрыч может выдать. Как бы снова не потерять контроль над эмоциями».       Но делать было нечего. Что-то ему подсказывало, что проигнорировать это приглашение было равносильно нанесению смертельного оскорбления.       — Святые Небожители, помогите мне, — прошептал мальчик и несмело занёс руку, сделав несколько стуков.       — Входите.       Лань Цзинъи отодвинул дверь и оказался в небольшой, но достаточно уютной, и на удивление богато обставленной комнате. По середине стоял небольшой столик, на котором уже стоял чайник, из чьего носика клубился пар, и две чашечки.       А напротив двери сидел преклонных лет мужчина. Его дедушка.       — Этот ученик приветствует вас, старейшина Лян, — склонившись в уважительном поклоне и пряча глаза, произнёс Лань Цзинъи. Его голос был вежливым и нейтральным.       — Зачем же так официально, А-И? — голос мужчины прозвучал достаточно тепло. — В неформальной обстановке я — дедушка, не старейшина. Проходи, не задерживайся на пороге.       Кивнув, мальчик закрыл дверь и аккуратно присел за стол, сложив руки на коленях. Его внимательный и едва заметный изучающий взгляд был устремлён на Лян Тенгфея.       На вид мужчине можно было дать лет шестьдесят или даже семьдесят. Его чёрно-каштановые волосы были тронуты заметной сединой, лицо украшали заметные морщины и окладистая борода. Его глаза носили необычный для азиатов цвет — синий, почти что фиалковый. В целом — ничем не примечательная внешность, кроме глаз. Вот только кое-чем он всё же выделялся. Первое, это взгляд. Не сказать, что он пугал или настораживал, скорее гипнотизировал. Вот смотришь ему в глаза и оторваться не можешь, особенно, когда говоришь. Запросто можно потерять контроль над словами. Второе — учтивая, почти что лисья улыбка на лице. Вспоминая узнанную информацию об этом человеке, ей доверять не хотелось от слова совсем. [Внимание, разблокирован новый персонаж — Лян Тенгфей (личное имя/родовое имя — Лян Цин). Степень родства — близкая. Вторичный пол: альфа. Отношения: нейтрально-холодные.]       «Лучше поздно, чем никогда», — мысленно хмыкнул Лань Цзинъи, осторожно наливая чай сначала своему дедушке, потом — себе.       — Я слышал, ты недавно подхватил лихорадку, — Лян Тенгфей одобрительно кивнул и подхватил чашечку. — И несколько дней провёл в своей комнате, пропуская занятия.       «Интересно, он в курсе, что его внук болел почти месяц назад? Как-то поздно спохватился».       — Мне уже лучше, дедушка, — ох, Лань Цзинъи не думал, что ему будет так трудно произносить одно единственное слово. — Вам волноваться не стоит, несмотря на долгое отсутствие, я успел догнать остальных учеников и не пропустил ничего важного.       Справедливости ради, он прекрасно справлялся со своей ролью: послушного и вежливого ребёнка.       — Твоё стремление к знаниям весьма похвально, — это звучало больше, как должное, нежели как похвала. — Человек ни на что не годен, пока не получит должного образования…       Пока мужчина распинался о важности образования, он особенно подчёркивал то, что подобные правила должен соблюдать именно Лань Цзинъи — его единственный внук и гордость. Самому мальчику разговор нравился всё меньше и меньше. Он сделал несколько глотков чая и едва не подавился им же, когда услышал следующие слова:       — … ведь если сын не образован, виноват его отец, — эти слова были пропитаны таким злорадством, что заставили вздрогнуть всем телом. Лань Цзинъи отставил в сторону чашечку, стараясь не показывать своего замешательства.       — К чему вы ведёте, дедушка? — напряжённо спросил мальчик, складывая руки на коленях, пряча их от мужчины. Тот же как ни в чём не бывало сделал ещё один глоток ароматного чая.       — К тому, что если ты не возьмёшься за голову, А-И, то опозоришь прежде всего своего отца. Некоторые считают, что наш уважаемый глава не печётся о должном воспитании своего единственного сына, — его глаза сверкнули злой насмешкой, что не понравилось Лань Цзинъи. — Репутация главы прославленного ордена превыше всего в нашем мире, А-И. Ты должен это понимать.       «О да, а я почему-то уверен, что ты будешь одним из тех, кто возрадуется подобному», — нахмурился мальчик, чьи губы вытянулись в тонкую линию.       — Я понимаю и прилагаю все усилия для того, чтобы не опозорить наш орден и нашего главу, — медленно произнося каждое слово, отвечал он. — Я не подведу свой дом, вам не стоит волноваться.       — Очень надеюсь, что ты сдержишь своё слово, — Лян Тенгфей аккуратно поставил чашечку. — До меня дошла одна интересная новость, говорят, ты заинтересовался занятием музыкой.       Лань Цзинъи кивнул, тревожное чувство в груди усиливалось.       — Похвально, А-И, — кивнул мужчина, поглаживая свою бороду. — В твоём возрасте многие ученики не задумываются над этим, предпочитая бездумно размахивать мечом и стрелять из лука. А ведь жизнь заклинателя зависит не столько от оружия, сколько от духовных практик и сил. Духовные инструменты не стали исключением — одной из известных и в то же время сложных мелодий нашего ордена является успокаивающая разум мелодия. Подобные знания могут открыть множество дверей в будущем.       Мальчик кивнул и опустил взгляд на чашку. «Песнь ясности» помогала стабилизировать состояние предыдущего главы ордена Цинхе Не — Не Минцзюэ. Из прошлой жизни он помнил, что эта техника не каждому давалась в освоении, а её единственными пользователям были братья Лань и Цзинь Гуанъяо.       — Почему ты решил обучаться именно сейчас?       — Я много раз видел, как играют отец и дядя, хотел научиться также.       Лян Тенгфей пристально посмотрел на внука, но ничего не произнёс. Лань Цзинъи очень надеялся, что его ответ прозвучал достаточно убедительно для ребёнка семи лет.       — Какой же инструмент ты выбрал?       — Гуцинь, дедушка.       Тонкие брови сложились домиком, а рука замерла, сжимая кончик бороды.       — Что ж, хороший выбор, — Лань Цзинъи распознал в его голосе неодобрение. Любопытно, почему ему не понравился его выбор? Добрая половина учеников играет на гуцине, вроде это не должно вызывать подобных эмоций. — Было бы лучше, выбери ты сяо.       Мальчик склонил голову набок. Почему именно флейту? Есть какое-то правило в Гусу Лань, по которому ученикам стоит выбирать сяо? Или дело в том, что он — сын Лань Сиченя?       — Не столь важно, на чём именно ты будешь играть, — продолжал между тем говорить Лян Тенгфей. — Ты меняешься в лучшую сторону, А-И. Я рад, что ты запомнил наш последний с тобой разговор.       «Последний разговор? О чём он говорит?»       — Сложно было не запомнить, — мальчик не сразу нашёлся с ответом. Не зная, что лучше всего сказать, ему вновь пришлось импровизировать. — Вы были тогда серьёзны, это побудило меня… подумать над вашими словами и переосмыслить их.       «Фуюн, мне нужна помощь! Что за разговор?» [Хост, я не смогу вам его сейчас показать. Это одно из ваших будущих воспоминаний, которое вы только что открыли, его просмотр возможен только во сне на данный момент.]       «Но мне нужно знать именно сейчас, о чём мы тогда с ним разговаривали!» — Лань Цзинъи стоило огромных трудов контролировать мимику своего лица. «Как я могу посмотреть их сейчас?» [Единственная возможность — снять ограничение по разблокированным воспоминаниям. Это будет стоить 95 баллов.]       Мальчик прикрыл на мгновение глаза. Слишком большая цена, он планировал потратить свои баллы на улучшение физической силы. Однако сейчас выбора у него не было.       «Я снимаю его». [Внимание, снятие ограничения просмотра разблокированных воспоминаний. Теперь вы сможете их смотреть в любое время без трудностей. Время просмотра составит от нескольких секунд до 1 минуты — в зависимости от длинны воспоминания. Чтобы их активировать — посмотрите в глаза тому человеку, с кем связаны ваше воспоминание. Ваши 95 баллов были списаны. У вас осталось 16 баллов.]       Лань Цзинъи посмотрел в глаза дедушке и вздрогнул, что не осталось не замеченным. Взгляд мужчины был выжидающим, требовательным — от него требовали ответ. А мальчик в это же время «наслаждался» полученным воспоминанием, после которого хотелось плюнуть на вежливость и всякие приличия и врезать этому человеку.       «… твой отец перестал существовать для ордена Гусу Лань с тех пора, как предал его! Думай, что говоришь, неблагодарный мальчишка! Ты обязан мне многим, в первую очередь — своим существованием, а не родителям, наплевавшим на тебя!»       «Знаешь ли ты, дорогой мой, какой позор пал на мою голову и нашу семью? Твоя мать, даже после побега твоего никчёмного отца, продолжала слать ему письма и поддерживала с ним связь! Идиотка, до последнего верила в его невиновность…»       «… то, что глава Лань усыновил тебя — настоящие чудо! Ты обязан понравится ему, выполняй всё, чтобы он не попросил. Не смей вести себя неподобающе! Если что-то пойдёт не так или ты потеряешь его доверие, ты пожалеешь…»       «Твоя безопасность зависит от меня. Ты зависишь от меня, а не от главы Лань или его брата-омеги! Не смей разочаровывать своего дедушку, Лань Цзинъи».       Пронёсшиеся слова напоминали острые осколки стекла, метко бьющие по ушам и в сердце. Из самых тёмных уголков души неспеша выползал этот противный и липкий, животный страх вперемешку с детской обидой и непониманием, что он сделал не так. Давно позабытые чувства благодаря любящему его человеку.       Ему снова напоминали о его почти что рабском положении, пользуясь его беспомощностью. Его сковали невидимой цепью, разрешая делать лишь то, что угодно другим. Не считали за человека, за личность.       Лань Цзинъи сжимал ткань на коленках, не обращая внимание на боль в дрожащих пальцах. Зубы вцепились во внутреннюю сторону щеки, прокусив её до крови. Нельзя, сейчас не время для истерики или ругани. Только не здесь.       — Я запомнил абсолютно всё, — проговорил мальчик, не прерывая зрительного контакта. — И я не посмею вас разочаровать, дедушка.       На лице Лян Тенгфея появилась тень довольной улыбки, хотя взгляд был холоден и безжалостен.       — Я рад, что ты всё понимаешь, А-И.       После окончания разговора, выходя из комнаты, Лань Цзинъи чувствовал себя опустошённым. Гнев, ненависть и страх словно пропали из его души, конечности тяжелели, а голова раскалывалась от множества мыслей. Этот разговор выпил из него все соки.       «Я и забыл, когда в последний раз участвовал в подобных разговорах», — мальчик бездумно смотрел в одну точку, идя к себе. «Как будто вернулся в прошлое, в тот приют. Воспитатели были такими же, как и этот человек. Боги, я едва не потерял контроль над собой. Задержись я ещё немного там и беды было бы неминовать», — Лань Цзинъи сглотнул тяжёлый ком в горле и остановился, взглянув на свои дрожащие руки.       При воспоминании того, что он увидел во время разговора с Лян Тенгфеем, снова возвращался тот страх. Им снова будут манипулировать, не считаясь с его желаниями. Он снова будет вынужден зависеть от кого-то другого, следовать чужим правилам. Его не снова не принимают за полноценного человека.       Он опять в клетке. И дядя не придёт к нему и не спасёт.       — Как же иронично, что всё вновь повторяется, — прошептал Лань Цзинъи, сжимая руки в кулаки. — Сомневаюсь, что здесь есть психологи, способные мне помочь. Снова.       Мальчик добрался до комнаты довольно быстро и без сил упал на кровать, смотря на потолок.       «Сил вообще нет, ничего не могу делать. Проклятье, мне только истерики не хватало из-за этого хрыча старого. И ведь ударил по больным местам, даже не подозревая об этом», — в глазах противно защипало, он упрямо сдерживал слёзы. «Какой стыд, взрослый парень, а реветь готов как расстроенная девушка».       Перевернувшись набок, Лань Цзинъи прикрыл глаза и дал волю чувствам. Плечи едва заметно затряслись в беззвучных рыданиях, перед глазами виднелась мутная пелена солёных слёз, он до крови прикусил фаланги пальцев, не издавая ни звука. Нельзя, чтобы его кто-нибудь услышал.       Боль, словно яд, растеклась по его венам, отравляя кровь и душу. Затаившаяся боль, которая раскрыла его старые, гнойные раны, которые перенеслись вместе с ним из прошлой жизни сюда. Она же скрывала под собой другие чувства, которые он тщетно пытался подавить.       Его боль. Его отчаяние. Его страх.       Он снова ощущал их, снова был вынужден переживать, будучи беззащитным ребёнка. Как и в прошлом, когда его все бросили и оставили один на один с ними, не объяснив, не показав, не рассказав, как нужно бороться. И маленький мальчик, оставленный всеми на произвол судьбы, просто копил и держал их в себе, подавляя. А они никуда не собирались уходить, оставались внутри его души и пускали корни, подобно сорняку в прекрасном саду.       Лань Цзинъи перевернулся на другой бок, застыв в позе эмбриона, комкая в бледных руках одеяло. Воспоминания из детства нахлынули на него подобно потоку ледяной воды. Вернулись беспомощность и ярость, каждый вдох становился для него тяжёлой ношей. Сердце, словно запертая птица в клетке, билось о грудную клетку, стремясь сбежать от всех негативных чувств. Хотелось просто закричать, выпустить весь этот яд и перестать мучаться.       — Я обещал себе, что забуду об этом, - хрипло прошептал мальчик, судорожно всхлипывая. - Что сотру все воспоминания, носящие ужас и страдания и связанные с моим детством. В итоге я солгал даже себе самому…       Лань Цзинъи не понял, как уснул. Видимо, сказался сильный стресс и последующая за ним усталость. Может оно и к лучшему, его организм нуждался в отдыхе. Всё же, сейчас он был ребёнком, а потому неосознанно тратил гораздо больше сил.       А проснулся он из-за чужого присутствия в комнате. Кто-то сидел рядом с ним и мягко гладил по распущенным и длинным волосам. Мальчик открыл глаза и поморщился, почувствовав головную боль. Ещё и глаза, скорее всего, опухли, как некстати появилась тошнота. Зато чувствовалось приятное облегчение, будто бы гора с плеч упала.       Раскрыв глаза, первое, что увидел Лань Цзинъи — белые одежды и бледную руку с тонкими пальцами. Он чуть скосил глаза и заметил край чужой, но очень даже знакомой ленты. Не составило труда узнать «гостя».       — Тебе стоит ещё немного полежать, А-И, — раздался сверху ласковый и тихий голос Лань Сиченя. Лань Цзинъи согласно промычал и окончательно расслабился. Сил на новый разговор не было.       «Я совсем забыл о встрече с Лань Сиченем. Да уж, некрасиво получилось».       — Не стоит расстраиваться из-за того, что ты пропустил нашу встречу, — продолжал говорить молодой мужчина, начиная массировать кожу на голове мальчика. — Как ты себя чувствуешь? Голова или глаза болят?       — Голова болит, — вопреки его опасениям, голос не был хриплым или осипшим. Лань Цзинъи вновь прикрыл глаза, почувствовав неприятную резь и лёгкую сонливость.       Ответа не последовала, однако Лань Сичень похлопал по своим коленям, призывая положить на них голову. Лань Цзинъи приподнялся на руках и подполз ближе, устало опускаясь на мягкие колени, скрытые под белыми одеждами ордена. На голову вновь опустились прохладные руки, а через несколько секунд он почувствовал чужую светлую энергию, постепенно заполняющую меридианы в его теле.       Они не разговаривали. Лань Сичень продолжал помогать ему своей ци, Лань Цзинъи принимал её, наслаждаясь прикосновениями приёмного отца. Грустно было осознавать то, что не родные люди заботятся о ребёнке — по сути чужом ребёнке — лучше единственного родного человека.       Мальчик потемнел взглядом, стоило ему вспомнить слова Лян Тенгфея. Тот буквально шантажировал своего внука, обещая ему расправу за невыполнение его приказов. Несчастный ребёнок был вынужден подчиняться, опасаясь за свою жизнь.       «Бедный Лань Цзинъи, испытывал ли он вину перед Лань Сиченем, думая, что своими словами и действиями обманывает того?» — подумал он, выдыхая. «В любом случае, я не собираюсь танцевать под чужую свирель».       — Ты подготовили чертежи?       — Да, они лежат в тех книгах, — ответил Лань Цзинъи, благодарный за то, что мужчина не стал расспрашивать его о причине его состояния. — Я начертил два варианта своего будущего гуциня.       — Хорошо, мы обсудим это позже, когда ты наберёшься сил.       Лань Цзинъи согласна кивнул и неосознанно прижался ближе, обнимая ноги Лань Сиченя. Приятно было лежать в тишине. Молодой глава не давил на него, не расспрашивал ни о чём, а молчаливо поддерживал и старался хоть как-то помочь.       Когда-то давно, в прошлой жизни, Асихара Фумио — родной дядя со стороны отца — также поддерживал его в трудные дни. Не словами, а своим молчанием и присутствием. Был рядом, вот также мягко гладил по голове, иногда приносил горячий ромашковый чай с листьями мяты. Конечно, не сказать, что он был мягким и ласковым человеком. Скорее даже наоборот — суровым, со сложным характером, от него редко когда можно было услышать доброе слово. Однако он всегда знал, в какой момент требовалась помощь или поддержка.       «Как бы я хотел, чтобы вы были здесь, дядя. Мне не хватает вашей поддержки».       Не было понятно, сколько прошло времени с пробуждения Лань Цзинъи. В какой-то момент чужая ци исчезла из его тела, а мальчик решил, что они достаточно долго так просидели. Он показал приёмному отцу свои наработки и каждый из них прокомментировал, после чего ждал решения старшего. Лань Сичень уточнял некоторые детали, одобрительно кивал и в итоге выбрал первый вариант, не забыв похвалить его навыки рисования.       — А, отец, подождите пожалуйста, — Лань Цзинъи проворно вскочил и едва не запнулся о подушку. Из шкафа он вытащил один из листов бумаги, бережно развернул и протянул стоящему у двери мужчине, уверено проговорив. — Хотел вам отдать сегодня, чуть не забыл.       Лань Сичень изумлённо приподнял бровь, но рисунок аккуратно взял. Внимательно взглянув на него, на его лице расцвела нежная улыбка, адресованная Лань Цзинъи.       — Прекрасный портрет, А-И.       Когда старший заклинатель покинул комнату, Лань Цзинъи глубоко вздохнул и поплёлся к кровати. Пора ложиться спать.

***

      Покинув комнату сына, Лань Сичень с нечитаемым выражением лицо направился к себе в кабинет, тихо ступая по полу. Сияющая улыбка померкла, глаза заволокло задумчивой пеленой, а где-то в глубине глаз таился сдерживаемый прочными и толстыми цепями гнев.       Молодой глава быстро преодолел расстояние от комнат учеников до своего кабинета, находящегося в другом конце Облачных Глубин. Оказавшись внутри, он плотно закрыл дверь, наложил нужные печати и сел за стол, сложив руки перед собой.       — Дунъян, — едва имя сорвалось с его губ, как из тени кабинета, словно из воздуха, возник человеческий силуэт вышеназванного мужчины, примерно такого же возраста, что и сам глава, облачённый в белоснежные одежды.       Доверенное лицо главы Лань - Су Дунъян.       — Господин Лань, — поклонился тот, сложив перед собой руки.       — Что с информацией, которую я велел тебе собрать? — спросил Лань Сичень, поднимая голову.       — Мы продолжаем работать над её сбором, господин Лань, — неторопливо отвечал молодой мужчина, не выпрямляясь, — однако старейшина Лян не оставил практически никаких следов. Сейчас мы занимаемся поиском свидетелей, однако это может занять ещё больше времени.       Лань Сичень кивнул и глубоко вздохнул, погружаясь в собственные мысли. Почти два года прошло, а он не смог сдвинуться с мёртвой точки в этом деле. Хуже всего было то, что страдать приходилось не ему, а ни в чём не повинному Лань Цзинъи, вынужденного встречаться со своим родным дедушкой. Несчастный ребёнок испытывал лишь леденящий ужас, граничащий с отчаянием, а также детскую обиду после каждой такой встречи.       Мужчина чувствовал отвращение к самому себе из-за бессилия всякий раз, когда видел бледного, до смерти напуганного или глубоко несчастного и опечаленного мальчика, скрывающегося в самой дальней беседке или в своей комнате, как была сегодня. Лань Сичень не мог запретить ему общаться с собственным дедом, возникло бы много вопросов, да и Лань Цзинъи продолжал делать вид, что ждёт этих встреч.       Вот только глаза не обманывали молодого главу.       — Продолжайте искать дальше, выйдите за пределы Гусу, — Лань Сичень покачал головой, отгоняя печальные воспоминания и сосредотачиваясь на деле. — Отправь информаторов в Ланьлин Цзинь, Лян Тенгфей часто наведывался туда в прошлом, когда была жива ещё его дочь. И ещё, — молодой глава замолк на мгновение, — следите за старейшиной Лян.       — Будет сделано, господин Лань, — поклонился Су Дунъян и скрылся за дверями кабинета.