С наилучшими пожеланиями от герцога О, графа В и маркиза С

      Холодный осенний ветер пробирал до костей, дороги напоминали грязевое месиво, и уже несколько дней подряд моросил мелкий, но неприятный дождь. И всё же, даже это не могло поколебать настроение преисполненного радостного предвкушения юного герцога Окделла. Чувство свободы опьяняло и кружило голову лучше всякого вина и всё то время, что он провёл в пути до Олларии, на его лице то и дело промелькивала счастливая улыбка.       Не важно, что у него практически не было с собой денег или что всё вокруг было ему, никогда в жизни не покидавшему родовые земли, чужим и незнакомым. Он со всем справится. Тем более, он же не один отправился в путь, а вместе с верным короткохвостым другом. Дикон любовно потрепал уставшего за день коня по шее. Вот что бы он без него делал?       Вскоре на пути возникла небольшая придорожная гостиница. Насквозь продрогшему и проголодавшемуся Ричарду она пришлась как никогда кстати поэтому, недолго думая, он завернул Баловника в её сторону.       Комнатку он снял совсем крошечную, да и еду выбирал не слишком придирчиво, просто попросив чего-нибудь горячего. А поужинав, с трудом соображая от усталости, тут же завалился в постель. Если всё пройдёт гладко, следующую ночь он проведёт уже в стенах Лаик.       И всё-таки ему удивительно повезло, что кардинал решил вызвать его в школу оруженосцев, словами не передать, сколько радости вызвало у Дика решение совершенно незнакомого ему человека, о котором ему если и доводилось слышать что-то, то лишь различные гадости. Ведь неизвестно, если бы не это приглашение, когда ещё Ричард решился бы покинуть отчий дом?       Вот дядюшка и матушка его восторга по этому поводу вызова в Лаик, что было ожидаемо, не только не разделили, но и не собирались посылать туда Дика. Мало того, они даже не посчитали нужным хотя бы известить его о пришедшем ему приглашении. Лишь по чистой случайности его сестрёнке удалось подслушать их разговор, в котором вот так просто, без его ведома, решалась его судьба. Айрис сказала, что они даже не спорили, просто согласились друг с другом, что будет лучше, если юный герцог останется дома. Так что, следуя их примеру, Ричард тоже не посчитал нужным советоваться с ними. Поэтому он молча собрал вещи, немного денег и сами письма, сел на Баловника и отправился в Лаик в одиночестве, перед этим, разумеется, не забыв попрощаться с сестрой. Айрис, понимавшая его как никто другой, обняла его крепко-крепко, пожелала ему удачи и взяла с него слово, что как только ему представится такая возможность, он тут же заберёт её из надорского склепа, отчего-то гордо именуемого домом.       Ричард проснулся от шума, доносящегося с улицы. Сонно потирая глаза, он подошёл к окну, выглянул из него и негромко выругался – он не проспал и пары часов. Во дворе трактира, внезапно наводнившегося всадниками, в это время царила суматоха. Видимо гостиницу решил посетить некто, у кого хватало средств на свиту или же охрану, тут как посмотреть. Дикон невесело усмехнулся: вот он вроде бы и герцог, а точно знает, что даже разреши родичи ему отправиться в Лаик, то добирались бы до него они с дядей Эйвоном, и парой человек в сопровождении, не больше. Так что, можно сказать, путешествуя в одиночестве, Ричард рисковал не больше, чем с ними, а может даже и меньше. Кто дважды взглянет на мальчишку на не самом лучшем коне и в неприметном наряде, а к незаметным, как говорится, и неприятности пристают реже.       Сон спал с него неожиданно резко, поэтому возвращаться в постель Дикон не спешил и, вместо этого, поставив локти на подоконник и подперев кулаком щёку, продолжал наблюдать за людьми, снующими туда-сюда по двору. Мелкий накрапывающий дождик, начавшийся ещё до обеда, усилился, грозя перерасти в самый настоящий ливень. «Интересно, кто эти всадники и куда они направляются? Лежит ли их путь в Олларию или, напротив, из неё?» – лениво подумал Ричард.       Неожиданно внимание Дикона привлёк всадник на прекрасном вороном коне, но не успел юноша как следует восхититься поразительной красоты скакуном, как тот разразился злобным ржанием и попытался ухватить зубами шляпу проходящего мимо него сударя. Всадника же это ничуть не смутило, тот лишь рассмеялся, слегка запрокидывая голову и ненадолго подставляя бледное лицо под капли дождя. Такой конь может и голову откусить, как только хозяин не боится ездить на нём? Впрочем, всадник, будто отвечая на неозвученный вопрос Ричарда, грациозно спрыгнул наземь и очень нежно погладил коня, явно довольного вниманием своего хозяина по лоснящейся морде. А после того, сам повёл его в сторону конюшен.       Ричард улыбнулся, вспомнив о Баловнике. О том, как тот не издал ни звука, пока Дик выводил со двора своего замка, ведь если бы хоть кто-то их заметил, то тут же доложил бы матушке, и не видать ему никакого Лаик до конца своих дней. А за попытку побега его точно заперли бы в домовой церкви и заставили молиться до тех пор, пока отправляться в Лаик стало бы слишком поздно.       Тут хозяин коня обернулся, чтобы что-то сказать одному из своих людей, как вдруг его взгляд наткнулся на торчащего в окне Дикона. Из-за дождя ему не удалось толком разглядеть лица владельца норовистого жеребца, лишь ярко сверкнувшие из-под полы шляпы глаза. В следующее мгновение мужчина уже отвернулся и пошёл дальше, ведя коня под уздцы. Вскоре Ричарду надоело стоять столбом, и он вернулся в кровать.       Проснулся Ричард всё так же затемно, незадолго до рассвета. Он тихонько позавтракал в пустом зале, пока другие постояльцы ещё спали, и решил снова отправиться в путь. До школы оруженосцев оставалось-то всего ничего.       Бредя по гостиничному двору Дикон порадовался, что дождь, всю ночь мерно барабанивший по крыше, всё-таки закончился. Приехать в Лаик промокшим до нитки, да ещё и без опекуна, представлялось ему сомнительным удовольствием.       Войдя в конюшню и с трудом подавив рвущийся наружу зевок, Дикон направился к Баловнику. Из стойла неподалёку донеслось грозное фырканье. Ричард обернулся и заметил вчерашнего жеребца, так его поразившего. Вблизи тот выглядел ещё более грозно, нежели издалека. Конь нервно прядал ушами и косил тёмным глазом в его сторону. Нет, подходить ближе к коню Дикон не собирался, всё-таки ему была дорога жизнь, поэтому тихонько, не делая резких движений, он двинулся дальше к своему короткохвостому чуду.       – Красавец, правда? – весело раздалось откуда-то сбоку.       Ричард повернул голову на голос и встретился взглядом с кэналлийским юношей на вид не старше его самого. Юноша же, поясняя, кивнул в сторону вороного коня, не прекращая при этом заниматься другой лошадью. Так вот что это был за отряд, кэналлийцы?       – Ага, – неуверенно улыбнулся в ответ Дикон. – Только уж больно страшный. Не боишься, что руку откусит?       – Так я к нему руки и не сую, – посмотрев на него как на дурака, ответил парень.       Кэналлийца будто бы оскорбило предположение Ричарда, мол, как он вообще смеет прикоснуться к этому коню без должно проявленного уважения?       – А этот твой? – недоверчиво поморщившись, поинтересовался кэналлиец, несколько обидев Ричарда своим тоном.       – Да, Баловник у меня не первый красавец, – ничуть не смутившись, кивнул Ричард, выпрямляя спину. – Зато друг, это самое важное.       – Это правильно, – тут же одобрительно улыбнулся кэналлиец и Ричард понял, что тот и не думал его обидеть или задеть, просто говорил первое, что пришло в голову и всё.       Вдруг взгляд кэналлийского юноши переменился, а тело вытянулось в струнку – шпага Ричарда выдала в нём дворянина.       – Куда путь держите, дор? – вежливо поинтересовался он, чуть склоняя в приветствии голову. Выглядывающие из-под тёмной чёлки глаза смотрели на Ричарда с гораздо большим любопытством, чем до этого.       Ричард внутренне поёжился. Не от того, что не хотел рассказывать первому же встречному о том кто он такой и куда держит путь, а от совершенно внезапно возникшего в груди неприятного чувства, точно кошки скребли на душе. Мысль о том, что возможно ему не следовало так скоро принимать решение, Ричард гнал со свойственным ему усердием. В конце концов он принял решение не только за себя, но и за всю семью, главой которой он стал после смерти отца. Возможно ему не следовало так сразу сбегать даже не попытавшись поговорить хотя бы с матерью, да и Айрис может достаться, потому что знала, что брат собирается сбежать, но никого не предупредила.       Случайно возникшее чувство вины нашло своё выражение в раздражении на любопытного кэналлийского конюха. Вот надо ему знать куда направляется молодой дворянин? Может ещё и зачем он туда едет, поинтересуется? Хотя Ричард сам виноват в этой ситуации не меньше, сам ведь не пресёк беседу раньше. Так что теперь он вынужден отвечать, чтобы не запомниться ему наглым остолопом. Хорошо ещё, что додумался родовые реликвии на время пути спрятать в дорожной сумке, в конце концов герцог Окделл явно привлечёт больше внимания, нежели какой-нибудь мелкий дворянчик на страшненькой лошади.       – В Олларию, к кузену, – после пары мгновений напряжённого молчания, наконец, ответил Ричард, почти не соврав. Даже в сложных ситуациях он вообще не любил лгать или юлить, предпочитая просто говорить правду, а там будь что будет. Разумеется, это его проявление вспыльчивости, часто выходило ему боком и возможно это даже было одной из причин, почему дядя Эйвон и матушка возражали против его отъезда.       – А мы наоборот оттуда, – вполне себе дружелюбно улыбнулся кэналлиец. – Возвращаемся домой.       – В таком случае, счастливого пути, – спеша распрощаться с ним махнул рукой Дикон и направился в сторону Баловника.       – И вам тоже, дор! – прилетело ему уже в спину.       И вот Дикон снова оказался в пути. Ему с трудом верилось, что ещё чуть-чуть, и он окажется в знаменитом Жеребячьем загоне, в котором когда-то учился его отец и многие предки до него. Казалось, будто стоит ему потерпеть совсем немного и для него начнётся новая, совершенно другая жизнь. Полгода в Лаик, потом три года службы и… Что будет дальше, он не знал. Но надеялся решить за эти три с половиной года. Одно он знал точно, когда истечёт этот срок, ему уже не будет нужен опекун, Ричард станет герцогом не только по имени, но и на деле. Тогда он сумеет сам распоряжаться своей жизнью и жизнью своих сестёр самостоятельно и сделает всё, что будет в его силах, чтобы восстановить то, что когда-то разрушил отец, и продолжала трепетно покрывать толстым слоем пыли мать.       На подъезде к Лаик, Ричард остановился, чтобы вынуть из дорожной сумки герцогскую цепь, кольцо и фамильный кинжал. Было бы странно, если бы герцог Окделл явился без фамильных реликвий, одно то, что он явился без законного опекуна уже было очень подозрительно. На самом деле Дик совсем не удивился, если бы его вместо того, чтобы принять в фабианское братство тут же развернули бы обратно.       Надев на себя цепь и повесив кинжал на пояс, Ричард надел на палец давно уже ставшее привычным отцовское кольцо. Теперь на всё была воля Лита.       Оказаться внутри получилось не так уж и сложно. Сержант внимательно, и, судя по всему, несколько раз прочитал предъявленные ему письма, и окинул одинокого Дикона подозрительным взглядом. Но юноша остался твёрд и незыблем, всем своим видом показывая, что должен находиться здесь и нигде ещё. Он должен… нет, он попадёт в Лаик. Наконец, сержант приказал опустить подъёмный мост и Ричарда пропустили дальше. Усилием воли он задушил волной накатившую на него радость – пока ещё рано.       Проехав через огромный парк, напоминающий скорее лес, Ричард с некоторой опаской отдал недовольно всхрапнувшего Баловника конюху. Но когда перед ним распахнулась тяжёлая дверь, и слуга спросил, как доложить о его приезде, Дикон, уже успевший вновь взять себя в руки, совершенно спокойно ответил:       – Герцог Ричард Окделл.       Дорогу до кабинета капитана Лаик он запомнил плохо. Просто в одно мгновение он находился на улице, а в следующее уже стоял перед восседающим в кресле Арамоной, судя по всему решившим, что встать перед новоприбывшим герцогом будет ниже его достоинства.       Оглядев Дика неприязненным взглядом, он дёрнул головой, указывая на кресло, и весьма «любезно» предложил ему сесть.       – Я так понимаю герцог Окделл соизволил поступить под моё начало, – громогласно заявил капитан Арамона, а затем, гаденько улыбнувшись, поинтересовался. – Но позвольте сперва узнать, где же ваш опекун?       – К величайшему сожалению, в дороге графа Ларака скосила простуда. Некоторое время мы ещё продолжали путь вместе, не посчитав это ничем серьёзным, но, несколько дней спустя, его состояние значительно ухудшилось, началась лихорадка, и мэтр строго-настрого запретил ему продолжать путешествие до его полного выздоровления. Тогда граф Ларак принял решение отправить меня одного, ведь в том случае если бы я остался дожидаться улучшения его здоровья, я бы ужасно опоздал к началу обучения, что мой опекун счёл величайшим проявлением неуважения, как по отношению к братству святого Фабиана, так и лично к вам, капитан Арамона.       Ричард старался говорить спокойно, с достоинством, лицом при этом стараясь выражать умеренное сожаление и волнение за здоровье дядюшки Эйвона. В глазах же его, без сомнения, плескалось столь уместное сейчас, но, вместе с этим, совершенно искреннее отчаяние.       – Позвольте выразить вам своё сочувствие, – поджав губы, злобно сверкнул глазами Арамона. – Но существуют определённые правила…       Ричард сжал челюсти, понимающе склоняя голову. Сейчас его без малейшего зазрения совести пошлют обратно в Надор. Матушка будет вне себя от ярости, впрочем, как и обычно безобидный Эйвон. Нет, это совершенно невозможно, он не может так с ним поступить… Да как он смеет!?       – Было бы неправильно с нашей стороны отослать юношу домой, после того, как он проделал весь этот путь, – Дик тут же поднял голову. Оказывается, помимо него с Арамоной в комнате находился ещё один человек, до этого момента молча сидевший у окна. Он священник, приметив его чёрное одеяние, понял Ричард. – Приветствую вас, сын мой. Правильно ли я понял, что ни ваша матушка, ни ваш опекун не возражали против вашего вступления в фабианское братство?       Арамона шумно засопел, словно пёс, хозяин которого резко потянул на себя цепь, не позволяя вцепиться в чью-нибудь ногу.       – Да, – не веря своему счастью, ответил он. Пусть капитан хоть удавится, так просто от Ричарда ему не избавиться. – Святой отец.       – В таком случае, можете ли вы подтвердить, что ваше решение было обдуманным и добровольным?       Дальше всё разворачивалось будто во сне. Ричард отвечал согласием на все задаваемые капелланом вопросы. Было ли его решение обдуманным и добровольным? Да. Принимает ли он законы братства святого Фабиана? Разумеется. Готов ли он принести клятву перед лицом Создателя? Ещё бы!       – Да будет по сему! – склоняя голову, произнёс священник, после принесения Ричардом клятвы.       – Я свидетельствую, – чуть ли не скрипя зубами от злости прорычал Арамона.       А в голове Ричарда крутилась лишь одна мысль. Он справился. Он стал унаром, вопреки воли матери и дяди. У него действительно получилось. Всё это было не зря и ему не придётся с позором возвращаться домой.       Наступившее сразу после того, как он вышел из кабинета Арамоны, чувство облегчения окрыляло. По Лаик Дикон двигался, почти не ощущая земли под ногами. По этой же причине он ни капли не расстроился, отдавая свои личные вещи на хранение, или когда очередной слуга состригал его слишком длинные для унара лохмы. Пускай стрижёт, всё равно ведь отрастут! И даже вывалившийся из полотенца после встряхивания стеклянный осколок ничуть не умалил его радости.       Комнатка, в которую его привели, оказалась даже меньше гостиничной, в которой он провёл прошлую ночь. Ничего страшного, за всю жизнь, проведённую в Надоре, Ричард привык к умеренности и терпению. Если там он протянул целых шестнадцать лет, то здесь полгода протянет без каких-либо проблем. Это остальным унарам может прийтись туго, вдали от родного, и, скорее всего, любимого, дома. Привыкшие к если не роскоши, то к достатку юноши вряд ли смогут чувствовать себя комфортно в мрачных стенах Лаик, хотя бы первые месяцы, а там и привыкнут. Человек вообще способен привыкнуть к очень и очень многому.       Вскоре принесли ужин и Дикон, как ни пытался, так и не сумел запомнить лиц местных слуг, совершенно мистическим образом походивших друг на друга. Сев за стол он начал свою трапезу, неторопливо прокручивая в голове события прошедшего дня. Вдруг за стеной послышался громкий стук, будто уронили что-то тяжёлое, потом непонятный скрежет, следом за которым раздался короткий, но весьма громкий возглас, тут же сменившийся витиеватыми поминаниями то Создателя, то Леворукого.       Ричард подскочил с места, в одно мгновение позабыв про ужин. Что во имя Создателя там происходит? Подошёл к своей двери, прислушался, вроде всё стихло, но что-то не давало ему покоя, побуждая выйти в коридор и проверить всё ли в порядке у его, судя по всему, соседа. Хоть слуга и не советовал ночью бродить по поместью. Но ведь ещё вечер…       Махнув на всё рукой, Ричард вышел в коридор и, осторожно оглядываясь по сторонам, подошёл к соседней двери, из-за которой вновь раздался шум, перемежаемый разнообразными ругательствами. Прошипев себе под нос что-то нечленораздельное, Дикон толкнул плечом соседнюю дверь, заглядывая в точно такую же комнатку как у него самого. Вот только в ней, несмотря на, казалось бы, такое же скудное количество вещей царил полный бардак. На полу валялись письменные принадлежности, поднос из-под ужина и даже один сапог. Второй обнаружился уже на столе рядом с разбросанными по нему остатками ужина и, чинно восседающей посреди всего этого хаоса, крысой.       – Во имя Леворукого, кто бы ты ни был, убей эту проклятую тварь! – Ричард посмотрел на голос и нашёл его обладателя с ногами забравшимся на кровать и пальцем потряхивающейся руки указывающего в сторону неторопливо продолжающей свою трапезу крысы.       – Да, сейчас, – торопливо откликнулся Дикон, заходя в комнату и тихонько, чтобы не спугнуть крысу, захлопнул за собой дверь.       Крыса тут же задрала голову, нагло посмотрев сначала на до смерти напуганного владельца комнаты, а затем, наконец, заметив Ричарда, резво спрыгнула со стола и ринулась прямо к кровати унара.       Хозяин комнаты что-то сдавленно зашипел, пытаясь сильнее вжаться в стену и возможно, даже раствориться в ней, если конечно получится. Ричард тут же ринулся за крысой и, не придумав ничего лучше, поднял ногу и со всего размаха наступил на серую пакость всем своим весом.       Под сапогом оглушительно хрустнуло. Ричард, до глубины души поражённый своим поступком, замер, встретившись взглядом с таким же ошарашенным унаром.       – Я её убил? – сдавленно спросил Дикон, боясь даже опустить взгляд.       Новый знакомый медленно опустил глаза в пол. От увиденного он передёрнулся всем телом и тут же вскинул голову.       – Кажется, да.       Ричард заторможенно кивнул и, всё ещё не отваживаясь взглянуть вниз, медленно поднял ногу. Действие его сопровождалось неприятным чавкающим звуком, от которого тошнота подкатывала к горлу.       – Создатель, – с трудом выговаривая слова, нервно засмеялся унар. – Спасибо конечно, но как я её теперь отскребать-то буду?       – Спросите лучше, как я стану чистить свой сапог? – не сумел сдержать ответный смешок Ричард.       – Проклятый Лаик, – отсмеявшись, покачал головой собеседник и, подобравшись к краю кровати, но, так и не решившись спуститься на пол, протянул свою ладонь. – Унар Эстебан.       – Унар Ричард, – улыбнувшись, ответил на рукопожатие Дикон.       – Унар Ричард? – повторил за ним, удивлённо вскинув брови, окончательно пришедший в себя Эстебан. – Любопытно.       Дикон качнул головой и опустил руку. С его северной внешностью вряд ли для кого-то окажется секретом его родовое имя. Вот и новый знакомый отреагировал соответственно, тут же подобрался, напуская на лицо выражение лёгкого презрения. Всё верно, разве можно не испытывать презрения после того как не только поблагодарил сына предателя, но ещё и пожал ему руку?       – Рад был знакомству, унар Эстебан, – не выдержав повисшего в комнатке красноречивого молчания, произнёс Ричард и коротко откланявшись, вернулся к себе.       Уже лёжа в кровати и разглядывая потолок Дикон размышлял о том, как же удружил ему отец. Ричард так рвался в Лаик, что даже не подумал о том, что возможно не всё из того, о чём предупреждала его мать, окажется неправдой. Что другие унары и вправду могут презирать его за то, кем был его отец, а возможно и не только унары. Ему и самому давно следовало понять, что многие люди будут оценивать его лишь по имени, не потрудившись бросить ни единого взгляда дальше, на самого Дикона. И ему придётся хорошенько потрудиться, чтобы это изменить.       Вопрос был лишь в том, как долго?