Последний хозяин рек

      — Царь и совет Пяти не доверяют воинам Дай Ли, — возвышаясь над идеально выстроенными шахматными фигурами, Азула без зазрения совести видела в самом сердце скопища агентов Дай Ли укромно притаившегося отца. Тело ныло с напряжения, пальцы сомкнулись за статной спиной, трусливо пряча неминуемый тремор. Все еще каждый беглый взгляд на открывшееся скопище идеально выстроенных Дай Ли — отдавалось по сердцу Азулы колющим ударом: она была так напрасно не уверена ни в чем. Есть ли сейчас среди присутствующих тот, кто так отважно бросился за ней следить под покровом ночи, трусливо пряча облик за синей маской? Можно ли было доверять напрасным откровениям насильника и убийцы? Очень навряд ли, — Азула смотрела властно и повелительно на каждого, стараясь не сталкиваться с мудрым взглядом несгибаемого Зецу, что так безучастно склонялся, стоило окинуть его хоть малейшим вниманием. Отец, как давно ты все это спланировал? — она почувствовала свою беззащитность, свою ничтожность, ведь всеобъемлющая рука, будто бы рука бога — касалась плеча. Рука ее собственного отца, в которой она лишь пешка, которой он так выигрышно сделал очередной маневр. Я твоя пешка? — с трепетом дрогнули ее ресницы, когда она одержимо и практически исступленно не расставалась с его драгоценным образом, что так неусидчиво рисовали ее же бесхребетно-влюбленные воспоминания. Она словно бы видела его: медленно и задумчиво снующим прямо меж выстроенных на идеально выверенном расстоянии друг от друга — агентов Дай Ли. И этот Зецу, ни что иное, словно… — Азула с досадой опустила глаза, — словно нянька! Она хотела было возмутиться, но грелась от ощущения такой невероятной защиты, ведь она даже в такой момент могла на него положиться… как же это все сумбурно не укладывалось в ее голове, особенно, когда ей так нервозно желалось скрыть не только от Мэй и Тай Ли, но и от собственного брата, что она лишь отцовская фигура. Возможно — пешка. Возможно — ферзь.       — Они даже арестовали вашего лидера — Лонг Фенга, — не оступаясь, двигаясь ровно к цели, она спускается к терракотовым статуям, которых из себя так старательно корчили Дай Ли. Ни один из них не шелохнулся, даже Зецу, стоило ей невозмутимо всколыхнуть его личное пространство. Они все, даже те, кто сопровождал и помогал отцу курировать — были бесстрастными каменными глыбами. И хоть сколько не вглядывайся в отдельно каждого — она не могла с точностью сказать: кто принадлежит ей, а кто еще повально под контролем Лонг Фенга. Но это уже неважно, если выбирать между возможностью выжить и примкнуть к высшей нации или продолжать упорно служить просиживающему портки в тюремной камере лидеру — выбор был очевиден.       — Вскоре они доберутся и до ВАС! Вы все будете уничтожены! Поэтому, мы должны захватить власть во что бы то ни стало! Мы должны действовать быстро и слаженно: Царь и каждый из члена совета Пяти должны быть захвачены одновременно! — она надменно прищурилась, отдавая этот жестокий и такой непростительный приказ, надеясь уловить ну хоть в ком-то непринятие или несогласие. И Азула бы соврала, если бы не обомлела от такой открытой отчужденности и полной отрешенности этих магов земли от собственной же столицы, от собственной страны. Вот прямо здесь и сейчас никто не замешкался и даже не попытался возмутиться, не попытался ткнуть ее в то, что она дочь Хозяина Огня Озая — ошибочно — врага для всего мира… Никто даже не попытался отстоять честь собственных предков и их некогда присвоенных земель. Они словно куклы, у которых не было мыслей, не было чувств и не было желаний, кроме одного: подчиняться.       — Лонг Фенг поручил мне командовать вами, — она хищно осмотрела вновь каждого на хоть малейший намек несогласия или возмущения. Но — нет! Пустота в глазах смотрящих. Полное принятие… как это страшно, — вдруг ужаснулась принцесса, — а что, если мой отец такой же?..       — Пока он находится в заключении. Если хоть в ком-то я заподозрю: измену, — останавливается возле молодого мужчины со шрамом, как-то необъяснимо долго задерживая на нем внимание, отчего он так заметно дернулся, кажется, содрогаясь: — сомнение, слабость — я уничтожу его! — она остановилась, чтобы сказать это лично. Лично этому нелепому мужчинке с таким рассекающим все лицо — уродливым шрамом. — Это все, — нарочито устало выдохнула, бросив краткий зовущий взгляд в сторону Зецу. Он без колебаний и каких-либо сомнений, подошел к принцессе, повелительно окидывая разбредающееся полчище своих соратников.       — Ты здесь главный? — Азула сделала на последнем слове удивительно неприличный акцент, оставаясь во всем: в походке, во взгляде, даже в тоне своего голоса — поразительно сухой и официозной, но от его чуткого взора не ускользает то, как мастерски она хочет что-то за этим всем спрятать и утаить.       — Я бы не посмел… — начал было так учтиво и так осторожно, моментально нарываясь на острый и недовольный взгляд принцессы, с которым она так несдержанно высила подбородок.       — У меня к вам будет еще одно поручение. Вы отлично справились с девчонкой аватара, — она старалась не останавливать свой взгляд, продолжая, будто бы, бегать по большому мрачноватому помещению, так упорно пытаясь смириться с тревогой.       — Все, что прикажете, — он почти склонился перед ней, броско остановленный на полпути нелестным раздражением Азулы, которую, кажется, что-то упорно разрывало на части. — Теперь я и остальные Дай Ли могут в открытую подчиняться вам, особенно, после того, как Лонг Фенг собственноручно передал вам бразды правления.       — Да, он очень глуп, — обернулась через плечо, окунаясь в собеседника взглядом.       — Принцесса, будьте на чеку, Лонг Фенг попытается воспользоваться вами. С помощью вас он всего лишь хочет захватить полную власть.       — Вот пусть и продолжает так думать, — она задумчиво возвысила взор на подпирающие потолки пугающего подземелья. — Пусть верит в свою победу, а я обязательно выжду того момента, как сорвется с его лица жалкая маска лжи, — на этих словах она внимательно и с прищуром осматривала Зецу, не отпуская его ни на миг, желая поймать мимолетную секундную реакцию, ведь если он и есть Синяя Маска или как-то с нею связан — реакция обязательно выдаст. Зецу остался непоколебим, его даже поразительно воодушевили и вдохновили слова Азулы, на что она с разочарованием отводит взгляд. Либо это не он, либо ничего не понятно.       — Я не предам вашего отца, — он заговорил так удивительно нескромно, так поразительно участно, возвращая себе взгляд Азулы, что был столь нескромен. — Даже если Лонг Фенг попытается убить вас — я убью его лично. Ничего не бойтесь, принцесса, — Азула ошарашено разомкнула губы, поражаясь такой преданности данного слова, ведь Зецу это все делает не для нее и ее благополучия. — Я обещал вашему отцу. Я вызвался сам. Я поклялся, что вы не пострадаете, — если бы прямо сейчас у нее имелось что-то в руках — оно тотчас же с грохотом столкнулось с каменным полом — вот настолько она не могла поверить в услышанное, вот настолько ее обескураживало и задевало происходящее. Она почувствовала себя так необъяснимо странно, а с другой стороны она не могла передать то переливающееся на сердце чувство — чувство разливающегося тепла, тепла, с которым горят пролетающие кометы, тепла, с которым бьются живые сердца. В любви и преданности отцу, словно не было равных, тогда почему: почему с таким садизмом вышвырнул Зуко? Почему так безвозвратно выбросил их мать? Больше всего на свете в данную минуту, в данное мгновение она хотела оказаться подле него и, наконец, задать ему пару серьезных вопросов, надеясь, что он не зашвырнет в нее пару бьющихся предметов, не заставит выбежать вон и не грубо проигнорирует, а, наконец-то, откроется. Значит ли это, что все то спланировано задолго до вторжения Азулы в Ба Синг Се? Значит ли это, что отец годами выстраивал этот невидимый подземный тоннель между Царством Земли и Страной Огня, и его дочь, его принцесса, его сияющий камень оказался лишь той недостающей фигурой, которой, он, наконец-таки, решил сделать решающий ход?       — Как давно вы работаете на моего отца? — она нескромно и так бесстрашно делает к Зецу пару резких скорых шагов, наблюдая за тем, как на его лице вырисовывается что-то вроде улыбки.       — Около десяти лет, — Азула не сдерживает того шока, с которым в одночасье дрогнули ее ресницы, она безошибочно замечает, как ему нравится вызывать в ней бурю негодования и такого неприкрытого шока. «Десять лет… Десять лет… это Зуко было восемь», — Азула обескураженно таращилась на довольное и такое пронырливое лицо Зецу.       — Сколько лет вы работаете в Дай Ли? — она не заставила себя ждать, моментально возвращая своему выражению бесстрастный отчужденный вид, голосу — сдержанность, хоть в нем и сквозили самые разные чувства и эмоции.       — Около пятнадцати, принцесса, — он усмехнулся, наверное, пытаясь выбить этим из колеи, на что она нервозно вздернула губой, моментально теряя интерес к происходящему.       — У меня для вас поручение, — неосторожно заглядывает в его внимательные глаза. — После того, как вы получите доступ к королевским печатям, — она растягивает губы в презрительной усмешке. — Вышлите приглашение в королевский дворец главному мастеру чайной Жасминовый дракон… от имени царя земли, — она моментально скользит взглядом вверх, минуя короткие ступеньки, останавливаясь на Мэй, что так беззастенчиво заваривала чай, о чем-то с серьезным лицом переговариваясь с Тай Ли.       — Как прикажете, принцесса, — склонился напоследок, прежде, чем Азула потеряла его из виду, задумчиво не отпуская в мыслях своего собственного загадочного отца. А Азулон мог быть причастен к тому, в чем сейчас участвует, непосредственно, Азула? Должно быть, этот военный план был выстроен в тот самый момент, когда дядя Айро с треском провалил захват Ба Синг Се. Ничтожный, слабый — позорище всей династии Страны Огня. Почему? Почему Азулон не казнил Айро? Почему отец, заняв престол не избавился от дяди? — с досадой прикусила язык, желая всмотреться в отцовские глаза лично, дабы понять, что же на самом деле кроется в его таинственных замыслах.       — Отличная речь, Азула, — стоило ей сделать пару уверенных шагов, переступая пару ступеней, оказываясь на внушительном возвышении, как Тай Ли моментально с заботой разливает еще горячий чай в кружки, играючи протягивая своей принцессе, восхищенно улыбаясь. — Немного резкая, но мне очень понравилось, — Тай Ли мимолетно вспорхнула ресницами, заглядывая Азуле так непристойно и откровенно в глаза, отчего принцесса в ступоре неловко отшатнулась, в стыде и смущении отгоняя от себя такие похабные наважденческие воспоминания минувшей ночи. Азула прислоняет теплую глиняную кружечку к ярким губам, несмело делая глоток, вовсю гнездясь под таким влюбленным и коварным взглядом Тай Ли — от нее было невозможно отделаться. Она всеобъемлюща. Это была ошибка… — Азула с неверием томно прикрывает веки, стараясь побороть чувство наисильнейшего отвращения, даже — возмущения, когда воспоминания рисовали картины, в которых Тай Ли так беззастенчиво укладывала в свою расстеленную теплую кровать, нежно и осторожно — с наслаждением стерая Азуле слезинки, чтобы в одночасье высунуть язык и пройтись им по всей поверхности горящей щеки. Когда Тай Ли была оплотом всего ее внимания, когда ее руки повелительно и так истомно оглаживали, нескромно пробираясь под одежду, когда она упорно не слезала с ее скованных бедер, занося и так столь испорченную ситуацию туда дальше — в похабные дебри. Азула не может объяснить даже самой себе, даже при всем желании: как так вышло, что она очнулась на утро в одной кровати с Тай Ли, чувствуя при том ее пугающую лихорадочную близость, особенно, когда чужие пышные груди без спроса прижимались к острым холодным лопаткам. Азула смутно помнила, что такого конкретного с ними произошло, но Тай Ли была невероятно счастлива. Тай Ли смотрела на нее совершенно другими глазами… Азулу каждый раз передергивало, когда она осознавала, что эта напрасная вольность, эта намеренная неосторожность — реальность.       — Да! — вклинилась задиристо Мэй, с одобрительным прищуром вперив в Азулу взгляд, на что принцесса тотчас же пригубила чай, запивая собственную, клоками возвышающуюся, виновность. Если Мэй так безошибочно и четко могла разобрать скрежет, доносившийся из запертого ящика, то какова вероятность, что Мэй ничего подозрительного не уловила в предыдущую ночь, скорее всего, продолжая также чутко спать? Азула моментально переводит взор на подозрительно веселую Мэй, незыблемое чувство опасения не дает и на секунду расслабиться. Азулу что-то неостановимо гнетет и гнетет, — ранит чувствительный язык о разгоряченный отвар. Она хотела было импульсивно сплюнуть обжигающую мерзость, вовремя беря себя в руки. Тай Ли маниакально не спускала с принцессы блаженных глаз, то и дело незаметно и так прилипчиво приближаясь, что чуть не заставило Азулу в панике соскочить с места. Какая гадость! — утомленно прикрывает глаза, упорно и так карикатурно массируя собственный лоб подушечками напряженных теплых пальцев. Ну и угораздило же меня ввязаться во что-то эдакое… — Азула ядовито посмеивается над своей же беспечностью и слабостью. — Тот парень, по-моему, чуть в штаны не наложил, — а Мэй с чувством раскрывает позолоченный веер, манерно скрывая часть лица, хитро щуря подведенные броским макияжем воинов Киоши глаза.       — Ты так напряжена, — встрепенулась Азула, стоило Тай Ли подкрасться столь пугающе — сзади, приторно и так ласково опуская на ее плечи свои натренированные сильные пальцы. Бровь Азулы вопросительно ползет вверх, когда Тай Ли так упорно и повелительно жмет, практически силой вынуждая свою принцессу покорно осесть. Утомленно закрываясь ладонью, броско закидывая ногу на ногу, ленно отклоняясь на плетеную спинку, муторно и громко вздыхая, Азула отдается в такие, на первый взгляд, заботливые и чуткие руки Тай Ли. Она со знанием дела наминала ее напряженные спазмированные плечи, то и дело вызывая у Азулы острый приступ наслаждения — в те минуты, когда так истомно смыкались веки, а по всему телу, до самых висков ползла плотная борозда взбудораживающих мурашек, что сладким зудом взрывались где-то в области шеи.       — Не все еще улажено, — раздраженно отмахнулась принцесса, вперив незамысловатый опустошенный взгляд в Мэй, которая, кажется, и виду не подала, что ее что-то смущает. «Гадина! Она все знает!», — сдерживаясь от победоносной и уничтожающей волны стыда и уныния, Азула с ужасом припоминает вкус разлившегося по языку саке. — Есть аватар. И мой брат с дядей, — пренебрежительно затрясла рукой, словно отгоняя пару мушек.

*      *      *

      Когда яркое солнце ослепляло, принц Зуко то и дело невольно щурился, продолжая исправно и так осторожно ступать по пятам за семенящим довольстующимся дядей. Зуко на секунду остановился, бросая взгляд в неостановившегося забывшегося дядю, что легкомысленно продолжил путь, так обидно не замечая, что стук перебирающихся шагов стал заметно тише. Зуко хватается в собственную грудь, медленно ползя дрожащими пальцами ниже — под ребра, прямо туда, где так обособленно давала о себе знать неутихающая знойная боль, что тревогой охватывала каждый непокорный вдох. Зуко хотел было откашляться, наконец срываясь на бег, нагоняя бестолкового дядю, который, кажется, не видел ничего более, кроме собственных, как по волшебству сбывающихся мечт. Он был так напрасно неосторожно нелеп. Нелеп в своем желании доказать себе и всему миру, что он изменился, что он познал и горестей и радостей, вынося самому себе неутешительный вердикт. За напускным чувством вины пряча такое нескромное неукротимое желание красоваться. Зуко стискивает зубы, желваки обособленно заиграли, выдавая гнетущее чувство непрекращающейся томительной боли. Какая же это была невыносимая пытка — вот так по-свойски и буднично стоять, внимая дядиным наказам и корчить из себя добропорядочного работника чайной и удобного послушного сына, имя которому — слуга. Он давит себе под грудь, прямо туда, где заканчиваются ребра и начинается ровная впалая полоса живота. Азула била его с особым жаром, явно выуживая самый удобный момент: когда принц Зуко будет окрылен и объят забытьем собственных страстей, чтобы так беспринципно и триумфально нанести сокрушительный бесчестный удар, уже навсегда перекрывая привычный путь к кислороду, заставляя Зуко так судорожно и лихорадочно задыхаться. Перед глазами встают картины той злосчастной минувшей ночи, после которой он не мог нормально спать, так болезненно и натужно кашляя. Стоило улежаться поудобнее на спине, и какой же пыткой оказалась одна лишь попытка перевернуться на здоровый бок — дыхание словно в одночасье сперло, боль пронзила наиострейшим штырем. Да так сильно, что в глазах тотчас стемнело. Он еле удрал, прямо в тот момент, когда блуждающий агент Дай Ли нагнал их с Азулой в том непрезентабельном тупике. Зуко осматривает затянувшиеся ссадины, что красовались на его измученных подрагивающих ладонях. Он разогнался с такой силой, вкладывая в свой прыжок всю свою прыть и необъяснимое желание жить, будто бы в момент своего спасения хватаясь в протянутую призрачно руку. Руку самой луны. Больно падая в ворох кустов, огибая высоченную ограду, Зуко камнем пал в толстые ветви шершавых деревьев, грудью прижимаясь к саднящему и изнывающему месту. Место жестокого удара. Ему показалось, что сердце в одночасье замерло, отказываясь издавать очередной животворящий стук, кислород застрял где-то посреди пути, вынуждая резко сдернуть с себя спасительную скрывающую маску. Ему верилось, что будто все в этом бесчестном мире мешает ему жить. Мешает ему дышать. Когда агония постепенно стихла, он смог ломанными неловкими движениями сползти на уплотненную величественную ограду, возлежа там словно подорванный сникший больной, все еще крепко с надеждой сжимая синюю маску, больше всего на свете в ту минуту страшась лишиться именно ее. Он измученно прикрывал глаза, возлежа у неба на виду, сдавливая колышущимися пальцами грудь, слабо вдыхая и рвано выдыхая, все еще продолжая вглядываться в успокаивающие картины звездного неба, из последних сил оборачиваясь в сторону, находя непоколебимый и такой уверенный в себе стан собственной сестры, что как всегда — смогла выбраться сухой из воды. И в этот момент Зуко даже не мыслил о том: что же скажет дядя и какими будут первые встречные слова, — заведомо предопределяя ворох недовольства и буйства, который обрушится незамедлительно, стоит дяде хоть на секунду понять, что она здесь… Старый дурак беззаботно похрапывал в гостиной, возлежа на диване, прикрываясь хлопковой накидкой, явно не дождавшись своего племянника. И сколь бы отчужденно принц Зуко не хороводил полуприкрытым изнывающим взглядом в поисках дядиных спиртных радостей — он тщетно разочаровался, ведь ничего безуспешно не находил. Дяде удалось остаться незамеченным… Он прятал свои заботливо разлитые по кружкам и разным стаканам — мимолетные глотки, которыми так беззаботно прочищал горло.       Он замечает, что дядя остановился, вот-вот готовый обернуться и с нескрываемым удивлением искать подопечного, на что Зуко броско фыркнул, так беззастенчиво переступая через собственную сковывающую по рукам и ногам боль, заставляя ноги волохаться резче и отчетливее, без подозрений нагоняя.       — Я много раз представлял себя здесь, — заговорил с улыбкой дядя, переводя взгляд на племянника, на что Зуко моментально опустил опоясывающую всю грудь руку. — У этого самого дворца, но я думал, что буду захватчиком, а оказалось — нет, — хохотнул как бы невзначай. — Мы приглашены в гости к самому царю и угостим его нашим прекрасным чаем, — глаза дяди блестели от радости, от неизгладимого восторга, словно он несмышленый ребенок. — Судьба забавная штука, — дядя еще крепче вцепился в небольшой сундучок, в котором прятал собственные приблуды для изысканной чайной церемонии.       — Так и есть, дядя, — глупо закивал, выдавливая из себя улыбку, испытывая парализующую боль на каждом слове, стараясь растягивать губы более плавно, не понимая, что его выражение рисовало скорее незыблемую боль утраты и отчуждение, ежели доброжелательное согласие. Но дядя и головы не повернул, упорно разглядывая величие высившегося дворца Царства Земли, кажется, пробуждая генерала в отставке, который смиренно чтил свой самый священный долг: подчиняться и хлопотать во славу королю. И уже не имело особого значения в какой стране он находился, каких кровей сам и каких политических идей должен бы придерживаться. Есть король, есть королевство — ему и надо служить верой и правдой. Родина там — где нас любят и ждут. Родина там, где ты не предатель. Родина там, где тебя ценят, а не пытаются упрятать за решетку, избавляя от заслуженных перед пенсией регалий. Дядя так и потворствовал собственным идеалам, желая нести пользу хоть кому-нибудь, уж тем более, если собственный брат с позором вышвырнул и объявил изменником. Играют ли в дяде не угасшие амбиции в сторону утерянного так наспех трона, что ускользнул прямо из-под носа так незаметно и мимолетно — дядя даже ничего и понять не успел. Зуко только сейчас — спустя столько лет, вспоминая болезненный серый вид дяди — вдруг задумался о истинных мотивах минувшей, ускользнувшей в летах грусти. — Не кажется ли тебе странным столь стремительное приглашение нас ко дворцу? — скрипучим ломанным движением выпрямился Зуко, стараясь не хромать так очевидно — так заметно.       — А что в этом такого? — сощурился недоверчиво дядя, обескуражив. — Господин Квон был так рад и счастлив, — на лице дяди взыграла ничем не стираемая улыбка искреннего счастья. — Это же именно он сообщил мне столь радостную новость, — Айро осторожно приблизился к племяннику, кладя руку тому на плечо, резко осматривая, на что Зуко ломано улыбнулся, подавляя выражение той боли, что неуловимо без спроса проступала. — Смотри, какой чудесный ларчик он мне прислал, — хвастается лакированной гладью цвета слоновой кости, замок которой отливал чистым золотом. — Вообще, я хотел предупредить тебя еще со вчера, но ты пошел гулять. Я остался мыть посуду и закрывать чайную, хотел тебя подождать… — махнул придирчиво, обиженно сникая.       — Извини, я… я решил прогуляться, решил сходить в общественные бани, — резко остановился, гулко простонав, не в силах скрывать той боли, что сочилась из него, словно сок из спелого фрукта.       — Ли! Мальчик мой, что с тобой? — поставил посреди дороги ларчик, бросившись к племяннику на подмогу, хватая его за руки, всматриваясь в его скукоженный обезумевший вид.       — На меня вчера напали… — дёргано бросил, раздраженно вырываясь из его заботливых объятий, подбирая оставленный без внимания ларчик, продолжая ровно и упрямо идти. Дядя тут же сорвался на бег, догоняя:       — Как это произошло? — ошарашенно раскрыл рот.       — Пристали ко мне — пьяные ублюдки, — процедил сквозь зубы, гневно покосившись на дядю. — Начали дразнить и задирать за шрам… — Зуко с болью в сердце прикрыл глаза, не смея смириться с такой ужасной потерей, как потеря собственного лица. — Ты меня знаешь — я себя в обиду не дал. Их было двое, один держал, пока другой без сожаления бил… — он говорил очень яростно, очень разбережено, нагнетая с каждым словом, вызывая в дяде убийственную смесь страха и боли. — И это все было, пока ты спал, — остановился, чтобы как можно побольнее уколоть, с наслаждением всматриваясь в ту виновность, что засияла на дяде.       — Зуко… прости… я старый дурак! — схватился он за голову, начиная бесхребетно мотать косой, театрально рыдая. — Виноват! Виноват! Духи покарают меня за мою недобросовестность. Я больше ни на шаг тебя не отпущу одного, — на этих словах Зуко едко сглотнул, кажется, парализованный неверием и отчаянием одновременно. Как же быть? Что же делать? Неужели старый кретин теперь будет блюсти его как маленького? Сболтнул лишнего… Азула бы ядовито расхохоталась, сказав, что он не умеет вовремя остановиться. «Переигрываешь, Зузу… Переигрываешь…», — в голове встает ее неподвластный ему такой надменный образ. Она смеется над ним, больно потешается, не стесняясь вытирает ноги, восседает где-то немыслимо высоко, поманив так некультурно одним лишь указательным пальчиком, заставляя ползти к ее величеству прямо на коленях… Он аж побледнел, пока Айро впивался в его лицо своими ладонями, пытаясь привести в чувства.       — Не надо! — Зуко резко одернул его, отталкивая. — Не позорься! — выпрямился, продолжая ровно и несгибаемо идти, с презрением взирая на распростершийся величественнейший дворец Царства Земли. Ну все — теперь он пал ниже некуда. Азула бы узнала — рассмеялась пуще прежнего, неуловимо убегая к отцу ябедничать, чтобы всласть насладиться его позором — вместе, за каким-нибудь терпким чаем в уединенной обстановке с таким интимным ужином прямиком с Хозяином Огня. От этих мыслей Зуко словно гром разразил, он разозлился пуще прежнего — тут же без стеснения краснея, багровея, готовый всколыхнуть зажатое в тиски приличия пламя.       Дворец встретил их подозрительной молчаливостью и такой пугающей тишиной, парочка слуг, не задавая никаких вопросов, не произнося так пугающе ни единого звука — повелительно махнули руками, призывая не отступать ни на шаг. Зуко не удостоил чести Царство Земли разглядывать их неприметный грубый дворец — безвкусица, да и только… Буркнув про себя, он поворачивается на дядю, который восхищенно сцепил полные пальчики, воодушевленно рассматривая каждую деталь внутреннего богатого убранства. Если бы ты — дядя, был посмышленее, то это все уже давно бы принадлежало Стране Огня, возможно, тогда твой племянник не схлопотал бы гневную печать отца на собственном лице? — Зуко вдруг резко недобро щурится, вгрызаясь в Айро поганым ругающим взором, находя откликающимся в душе — как следует наказать. Если по мнению отца Зуко за ошибку и провинность был удостоен Агни Кай, то что же должно быть предрешено тебе, дядя, за искупление такого ужасающего греха, как упущение столицы Царства Земли? Это ты, дядя, ты — гнусный старик, слабак, трус! Из-за тебя мое лицо сожжено практически в пепел, но вот только прямо сейчас ты идешь, и как истинный предатель — отдаешь бразды уважения гадким нелюдям из враждующей державы! Тогда носи же этот шрам сам! Тогда носи же это бремя на собственном лице, подобно самой почетной и заметной регалии! — пальцы впиваются в небольшой ларчик практически со скрипом, ногтями продирая. Как смеешь ты столь неприкрыто отдавать симпатию врагам собственной отчизны? — в нем пылал бурный огонь несогласия и негодования. Принцу Зуко желалось швырнуть этот ларец дядюшке прямо в лицо, нахраписто повалив, чтобы в одночасье взглянуть на него свысока, ногой растаптывая его полюбовные бутылки, выкарманивая из-за пазухи лелеемую фляжку, чтобы с садистичной усладой вылить ее содержимое. Прямо себе под ноги, себе в ноги, чтобы с истомой отмщения лицезреть, как твоя пропащая пьющая душа в слезах ринется к чужим ботинкам, дабы слизать последние струящиеся неостановимо капли. И тогда, когда ты будешь столь разбит и жалок, принц Зуко отпихнет тебя небрежно ногой, переступая не только через тебя, но и через собственную обиду, через ушедшую так безвозвратно — жизнь. И больше никогда — никогда принц Зуко не станет цепляться в твои трясущиеся старые плечи, гордо и победоносно неся себя в лапы собственной семьи, отдаваясь и отцу и сестре на кровожадное съедение. Пусть пытают, пусть измываются, но принц Зуко докажет им, что лучше него нет никого, даже, если они заверены в обратном. Они заколют его колкими ножами, пуская кровь по королевским ступеням, моментально сжигая его тело, чтобы за лиричной паузой отведать его плоти, становясь сильнее. Я готов стерпеть все, но я больше не буду потворствовать врагам народа! Я больше не буду услужливо подтирать слюни неверным и омывать за ними пол! Я больше не признаю короля, кроме собственного отца! Я отдам присягу на несломимую верность только тебе, отец, если твоя благосклонность будет готова коснуться моего пропащего плеча… Я буду твоим слугой, твоим рабом, твоей собачонкой… твоей пешкой… но только забери меня обратно! Я хочу домой!       — Ну где же он? — Зуко недовольно осмотрелся, плюхнувшись на изумрудную подушку, наблюдая пустеющее кресло царя земли. Он не мог объяснить все в своих мыслях, все еще теплимый той болью, что покалывала в груди так резко и так заметно. Сидеть минутой более — становилось такой отчаянной отвязной пыткой. Дядя скорбно посмотрел на Зуко, разливая только что подоспевший чай в несколько кружек. Зуко недовольно уставился в злачное место, где должен был бы восседать Царь Земли, который делает это неизменно в одном и том же месте — на своем позолоченном троне, отдавая особое почтение чайной церемонии, которая в Царстве Земли возведена в культ. Зуко натужно выдыхает, хватаясь в заклинившую на полувдохе грудь, что разразило поразительной болью.       — Может, царь просто проспал? — старается быть как можно более непринужденным дядя, чем вызывает в племяннике только лавину негодования и буйство злости. Сколько?! Сколько еще так придется сидеть в томительном ожидании? — нервно оглядел пустой холл Зуко, на подкорке желая бросить кружку наотмашь в стену, размазывая некультурно чаинки по свежей расписной стене. Сколько принц Зуко обязан терпеть эту невыносимую боль только ради того, чтобы потешить вниманием и Царя Земли и безмозглого дядю? Зуко громко недовольно выдыхает, стоило Айро, хитро хихикнув, отворить припрятанную фляжку, опрокидывая щедро в кружку царя — своего коронного. Бровь Зуко, казалось, от напряжения сейчас сломается напрочь — терпение подходило к своему завершению, тогда как сидеть в одном положении становилось самой нестерпимой пыткой. — Зуко, — шепнул вдруг Айро, замечая бледнеющий и такой упадочный вид племянника, — ты можешь идти. Я проведу чайную церемонию без тебя, — он выдохнул показушно растянуто и с таким сквозящим раскаянием, что Зуко от этого только больше распалился.       — Я не слабак! — выругался резко, громко, да так, словно пес залаял.       — Ну ты что, я же не это имел в виду, — приподнимает в поражении ладони, желая дотронуться до плеча племянника, подарив целительное смирение. — Ты же не сказал мне сегодня с утра, что у тебя такие проблемы прошлой ночью стряслись! Я думал, что все как обычно… — нахмурился Айро, подливая из фляжки уже себе, нарочито заботливо спрятав около самого сердца, а дрожащие руки и такие одержимые глаза уже вовсю желали прикоснуться к увеселительному вареву, потопляя страстное болезненное желание. Но дядя сдерживался. Сдерживался очень мужественно и отчаянно, что не могло остаться не замеченным для Зуко, который уже был готов сам испить мерзкой горькой дряни, если это только избавит от таких тягостных безумных болей, которыми взрывалась вся грудная клетка. Он уже пресмыкающе потянул несмело пальцы к дядиной кружке, желая наконец забыться, напрочь победив эту непосильную ношу, что во всем теле отзывалась со страшной силой, как вдруг по руке его недовольно хлопнул дядя, отгоняя словно таракана.       — Что, пожалел? Глупый старик! — нахмурился, разочаровываясь.       — Нет, — выдохнул так спокойно и умиротворенно Айро, ни в коем разе не взглянув на племянника. — Не иди этой тропой… — каким печальным, каким глубоким и невыносимым сделался его голос, а лицо так пронзительно исказилось в безмерном сожалении. — Это я уже старый и пропащий. Ты же — молодой и сильный… — он повернул к нему голову, взглянув так чутко, так пронизывающе, что, кажется, дотрагивался до дрожащей трусливой души принца Зуко. Кажется, дядя был готов сказать что-то еще — не менее душераздирающее, продолжая дразнить и угнетать, но его не начавшиеся слова прерывает внезапное мелькание со стороны. Зуко и дядя резко обернулись, следом — Айро одергивает, заставляя племянника опустить невежественный вопрошающий взор, стоило агентам Дай Ли ровной нескончаемой вереницей начать огибать их небольшой столик, так странно и недружественно окружая.       — Что-то здесь не так! — прищурился недобро Зуко, вперив убийственный взор в настырных агентов, что загородили им любой путь к отступлению. Зуко моментально сжал кулаки, позабыв о разрывающей на куски боли, особенно, когда с таким жаром разбежался огонь в его непослушной крови, заставляя адреналин хлестать неудержимым фонтаном. Неужели они все прознали? Это была ловушка? Они в курсе, что Синяя Маска это он? — Зуко, не скрывая собственного удручающего разочарования, вызывающе проскрипел зубами, уже представляя, как ворохом вещей наполнилась их с дядей небольшая квартирка. Это все незамысловатый план… ну конечно — вывести из собственного жилья для обнажающего обыска, чтобы в одночасье выудить затаившуюся синюю маску и излюбленные двойные палаши. И все вскроется: и убийство Оши, и хладная расправа с агентом Дай Ли на озере Лаогай и бесчеловечная расправа с Джин… но хуже и страшнее всего то, что вскроются неслыханные преступления принца Зуко против собственной сестры… против дочери самого Хозяина Огня. Если это будет так, то его непременно депортируют в руки их с Азулой папочки, немедля обвинят в государственной измене, тотчас же лишая жизни. И тогда никакого дома. Никакого признания. Никакого трона — его песенка спета, ему уже никуда не деться от всевидящего ока Дай Ли. Ему не скрыться от правосудия. Они раскулачат все его злодеяния, даже не предавая трибуналу — разорвут впопыхах на месте, окропляя свои души его черной-черной кровью.       — Да-а, пока дождешься — постареешь лет на сто! — саркастично подметил дядя, разрушая гробовую и такую давящую тишину, с которой агенты Дай Ли на них посматривали.       — По тебе заметно… — мелькающая за спинами ровной цепочки Дай Ли, заговорила она своим узнаваемым и ни с чем несравнимым голосом, явно желая уколоть как можно больнее, чем тотчас же переполошила их угрюмые каменные лица.       — Азула! — Зуко вскочил немедля с места, готовый ринуться в ее сторону, сплетая их тела во враждебном танце, наконец ища спасения не только для себя, но и для нее. Ее нужно убить, — забегал его взгляд в попытке найти хоть что-нибудь острое, дабы моментально поразить с небольшого расстояния. Ее молчание — золото. А что, если она все знает? Прямо с той минувшей ночи? — Зуко измученно вдохнул, вновь ощутив покалывание в груди, в последний момент одергивая себя от желания схватиться в ноющее место. Для нее же смерть — истинное освобождение, — лихорадочно задрожали его мысли, безумно напевая самым жутким из всех слышимых им хором. Он поступил с ней неизгладимо ужасно, должно быть, это гнетет ее с каждым прожитым днем… Я освобожу тебя от этого бремени, — хватает огромный чайник, желая размозжить его о ее голову, вовремя схваченный за запястье дядей. Я освобожу нас от этого… — рвутся бесноватые мысли из его головы, обретая самый, что ни на есть ощущаемый возглас, а затем эти руки… множество рук хватают его, казалось, где-то внутри собственного сознания — Зуко валится на услужливо приготовленный дядей чайный столик, разбивая кружки, впитывая их содержимое в свою же одежду, синхронно схваченный скопищем каменных рук, что слетели с перчаток Дай Ли.       — Время пить чай! — усмехнулась принцесса, посматривая на унизительный вид собственного брата, который был пугающе-болезненным. Он словно в одночасье лишился рассудка, а его глаза — в них будто бы не присутствовало самого Зуко, а лишь одна сплошная агония. Она смотрела и не могла поверить, что этот ублюдок ее собственный брат, что это ничтожество — это тот, кому она отдала свой первый невинный поцелуй, с кем она так смело разделила ложе. И теперь — прямо сейчас он напоминал ей беснующегося зверя, что в корне жестоко ее позабавило, заставляя злорадно расхохотаться. — Вы уже познакомились с Дай Ли? — она сменила гнев на милость, жестом приказывая Дай Ли отпустить Зуко, на что он молниеносно вскочил, продолжая ее так двусмысленно сверлить взглядом, отчего она даже так истомно вздохнула, в блаженстве прикрывая глаза, делая такую явную и заметную паузу. — Это племя земли, но они жестоки как племя огня, — резво продолжила, а у самой в глазах плясали демоны, она карикатурно зааплодировала, так неестественно посмеиваясь, ведь чем больше всматривалась в выражение собственного брата, тем сильнее весь ее внутренний мир, словно от молнии — содрогался. — Невероятно, да? — она сказала это более приглушенно, не спуская с Зуко надменных ехидных глаз, обрывая фразу на таком вызывающем действии… она неловко, довольно невинно прикусила губу, отчаянно играя с ним за спинами Дай Ли, будто надзиратель, что пришел поглумиться над диким зверем в клетке.       — Я никогда не рассказывал, почему меня зовут Дракон Запада? — воспрял дядя, выходя вперед, осуждающе и так главенствующе отодвигая племянника себе за спину, обрывая их с Азулой исступленный страстный, практически неморгающий, лишенный разума взгляд.       — Сейчас не время слушать твои истории, дядя… — нервозно закатила глаза, в открытую выплевывая такое неприкрытое злачное пренебрежение.       — Я хочу вам кое-что показать, — дядя церемониально поклонился, выуживая из-за пазухи свою жестяную зазнобу, делая неприлично глоток за глотком, да так шумно, да так бесстыдно, что непременно заставило Азулу в негодовании приподнять бровь. Зуко хотел было сделать в презрении шаг назад, но Айро больно ухватился в его запястье, дергая ближе. Стоило дяде воодушевленно расстаться с горлышком фляжки, бережно бросая ее себе в карман, как Айро, продолжая повелительно сжимать пальцы Зуко, деспотично направляя, — зарычал во всю глотку, так радушно раскрывая рот, словно пасть дикого зверя. Из его горла полились жуткие утробные рычания, что моментально приобрели цвет, вспыхнув яркой ослепляющей зарницей. Обжигающий огонь лился из самых недр Айро, пока он неотступно близил Зуко себе за спину, грозно распихивая смыкающихся кольцом Дай Ли, одним ударом ноги отбрасывая нескольких, опаляя тут же парочку других, в последний момент расцепляясь с Зуко лишь для того, чтобы наподдать оставшимся, без зазрения совести теряя человеческий облик — в миг превращаясь в опасное оружие, укрощая огонь не только руками, но и своими легкими, вырождая огонь вместе с громогласным рыком, голыми руками ломая камни, пока в страхе остатки нетронутых Дай Ли не стали в проигрыше отступать, заслоняя собой застывшую в капризном недовольстве принцессу. Айро тут же бросился в хлипкие двери, проламывая со взрывом стену, оголтело начиная убегать, в последний момент уворачиваясь от столкновения с внезапно выросшим из ниоткуда камнем, тотчас же разбивая его своим жестяным лбом. Камень разлетелся в дребезги, а Айро остановился всего на секунду, покачиваясь от нестерпимого и непреодолимого головокружения.       — Дядя! — кричит за его спиной Зуко, набрасываясь сверху, спасая от спешащей застать врасплох — рушащейся стены.       — Спасибо, племянник… — глаза Зуко были так удивительно близко, их лбы практически соприкоснулись, крошка мутного известняка посыпалась на их волосы, гардины и картины падали, вазы лопались на острейшие осколки. Зуко, забывая о сковывающей боли, вскакивает на ноги, благородно подавая руку дяде, стоило с силой его потянуть на себя, как дыхание вновь сперло и Зуко на глазах практически посинел. — Уходим! — диктует Айро, с разбегу расколотив стену своим необъятным животом. Зуко впопыхах подбегает к самому краю, страшась увидеть неизбежное. Старый верблюд кубарем покатился по земле, ломая красиво остриженные в форме различных животных — кусты, раздавливая чудесные алые и голубые лилии, плотно отпечатывает свой безумный бессмертный силуэт в изысканном царском саду.       — Давай! Здесь невысоко! — замахал руками, не понимая, почему тот медлит. Айро только одним странным чутьем показалось, словно племянник, будто вода — бесхитростно утекал.       — Нет! — заголосил он во все горло, резко оборачиваясь назад, приподнимая во внимании руку, уже видя надвигающуюся фигуру сестры. — Я устал убегать! Пора сразиться с Азулой… — наспех бросил, тотчас же оборачиваясь, практически сталкиваясь с ней лицом к лицу. Она улыбнулась ему так натянуто, практически истерично, и вся его боль, словно в мановении ока позабылась: это его шанс. Шанс просить пощадить его жалкую гнетущую душу… Может, она сжалится? — забегали его глаза, а сам ревностно переполнялся к ней безумством, накреняясь словно чаши весов в противоположное желание, которое хором голосов взывало принца Зуко покончить с этим ужасающим наваждением. Смогу ли я жить, если больше никогда не смогу коснуться ее и вот так близко внимать такому родному обезоруживающему взгляду? «Ее смерть — твое освобождение!», — жутким стрекотом напевают чужие мысли, обращаясь в голове в самый что ни на есть — голос. Значит ли это, что только смерть собственной сестры… собственной любовницы станет спасением от этого ужасающего порабощающего голоса? Гарантий нет… — Зуко делает вдох, а кислород застыл на полпути и он смотрел на нее и так жалостливо задыхался, продолжая вглядываться в беспринципное театральное лицо, с которым она так мастерски обращалась. На секунду, всего на какую-то жалкую хлипкую секунду ему показалось, что она испугалась. А затем она коснулась его локтя, вроде бы, обжигаясь о собственные несостоятельные желания. Она хочет его вернуть? — Зуко смотрел и ждал от нее ну хоть каких-то слов: любви, ненависти, ну гадостей, в конце-то концов! А она вот так: растерянная и тронутая до глубины души — бороздила измученным молчанием, но кажется, что-то таящим в себе — взглядом. Стоило ему отдышаться, протягивая к ней так маниакально руку, до скрежета зубов стараясь удержать собственные мысли, отделить логику от чувств, ставя на кон лишь себя и свои интересы, а не это вот все… Ее жизнь взамен на свободу в мыслях… — одним только духам известно, как же ожесточенно страдал в этот момент раздосадованный принц Зуко, только лишь гордостью убереженный от такого пропащего низменного порыва, как — мольбы о пощаде.       — В последний раз мы расстались не очень хорошо, — улыбнулась она, наконец развеивая нависшую смертоносным лезвием тишину, что заставляет его сердце в муках дрогнуть. Вот так судьба еще раз дает ему шанс свидеться с ней, каждый раз вынуждая сделать выбор, — довольно наблюдая, что же принц Зуко, все-таки выберет: жизнь или смерть, свободу или чувства, власть или честь?       — Да? Не напомнишь, про какой конкретно раз ты говоришь? — он почти усмехнулся, делая шаг назад, чем молниеносно оскорбляет, вызывая в ней бурю негодования. Она ждет! — все прекрасно понимает Зуко — ждет, что он будет молить о пощаде, что встанет на колени и станет ползать в ее ногах.       — Да брось, Зузу, в наших отношениях были и светлые моменты, — кривая ужимка и такой снисходительный игривый взгляд, которым, она повелевала как собственным слугой. Ее слова задевали в самом центре беснующегося сердца, но принц Зуко никак не мог понять: что она здесь делала — в столице Царства Земли… опять налгала, — его лицо застыло в мучительной гримасе, стоило ей на него так по-королевски величественно взирать: без тени сожаления, закрывая собственные чувства на тысячи замков. Он смотрел и не мог по ней понять ничего — она будто чистый лист, закрытая книга. Должно быть, она что-то задумала… — Зуко прихватывает в областях сердца, особенно, когда вдох дается все отчетливо труднее — прямо у ее глаз на растерзание. Духи небесные, знали бы вы, как же он устал! Устал убегать, прятаться и жить как вонючая крыса — в помоях, в грязи. Так больше продолжаться не могло. Лучше смерть, — он истомно прикрывает глаза, изнывая от содрогающихся резей, что обуяли его вспорхнувшие в дыхании легкие. Пасть пред ней в томных мольбах — не его участь. Никогда, — и стоило ему разлепить веки, как глаза уже рисовали совсем другой: спрятанный, сокровенный и такой истерзанный облик Азулы. Она пожалела его? — это заставляет напрочь отбросить все пережитые невзгоды, горделиво себя одергивая: жалость? Еще чего! Где была твоя жалость раньше, сестра? — он словно говорил с нею одними глазами, с особым исступлением наблюдая, как менялось и искажалось ее такое властное и повелительное лицо. Ты слаба также, как и я, — он шептал ей эти слова лишь украдкой в собственных мыслях, находя в оттаявших сестринских зрачках долю безмерного чувства сожаления.       — Поцелуй меня, Азула… — его голос сделался таким наважденческим, он приблизил себя к ней на еще один шаг — на разрушающий любые мыслимые и немыслимые границы — шаг, всем телом становясь напротив, отрезая ее глазам путь к отступлению. Он был готов пасть в ее объятия, долго и невыносимо рыдая, надеясь, что она распростет свои объятия, дабы приголубить его долгоиграющее одиночество, в какой-то неуловимый миг, наконец, исцеляя. Азула так резко и так вопиюще одарила испепеляющим негодованием, что это ранило куда сильнее копья. Теперь Зуко совсем ничего не понимал: она знает? Она пришла мстить? — он, судорожно сглотнув — оглядел кучку выжидающих, замеревших, как будто бы на паузе — агентов Дай Ли, которым не дает спуску одна лишь прихоть Азулы. Она ждет… она явно чего так упрямо и по-детски-стервозно выжидает, с особым садизмом из брата выжимая.       — Пфф, — так пренебрежительно сложила яркие губы, а в лице засияло такое неоспоримое счастье, которое она старательно укрыла вигвамом злобствующего смеха. Насмешница! — ее тоненький заливистый смех колол его под дых ядовитым, как укус змеи — острием. — Это за какие такие заслуги? — она уверенно сделала пару шагов назад — в отступлении, моментально становясь вхожа в шайку Дай Ли, что от одного ее прихотливого взмаха пальцев — тотчас же приняли боевую готовность. — Ты что, хочешь опозорить меня? — язвенный и такой очевидный упрек, в котором Зуко, будто бы читал между строк: ты меня порочишь. И сколько бы он не гадал на ромашках — ответ каждый раз оставался разным, неоднозначным. Но если бы она хоть на долю секунды сомневалась в собственном брате, абсолютно точно — не вела бы с ним задушевных, хоть и гадских бесед. Она скрывала что-то от Дай Ли, — улавливает ее растерянный и стушеванный взгляд, которым она окинула соратников. Она судорожно впопыхах пыталась скрыть собственный инцест, который, должно быть, чужд всему миру.       — Я вызываю тебя на Агни Кай! — не принимает такого явного и такого дерзкого отказа, оставаясь раненым в самую душу, словно она голыми руками вырвала его сердце, прилюдно надкусив.       — Ты просто смешон! — выплюнула эту фразу столь повелительно и дерзко, волнительно и так явно отступая, прячась в пучине резвых Дай Ли. В него полетели гранитные плиты, с обеих сторон окружила небольшая толпа мужчин, что без особых эмоций вынуждали Зуко сдаться. Переступая через собственные эмоции, которыми так буйно наполнилась грудь, Зуко вскинул ладони вперед, спуская с привязи томившийся так долго огонь, опаляя все, что попадалось. Кто-то сзади схватил его за руки, на что принц моментально среагировал — затылком врезаясь в чье-то лицо. Послышался гортанный хрип, взывая больше к своим скованным пальцам — принц Зуко с силой разрывает пленительные камни, вспоминая, что хоть и синяя маска не на его лице, но она, все же часть его самого. Если Азула провела обыски в его доме… — злится пуще прежнего, читая в ее взгляде такое необъяснимое господство, такое ставящее на колени самомнение, что в какой-то момент ему показалось, словно на него смотрит не она, а их самонадеянный отец. Потоки пламени теснили врывающиеся в личное пространство камни и плиты, агенты Дай Ли упорно не шли на ближний бой, оставляя принца Зуко практически беззащитным. Вот если бы только у него были двойные палаши — он бы всем им показал… показал Синюю Маску! — внутри переполняет такая обжигающая гордость, а голова взорвалась бурным хохотом и такими оглушающими аплодисментами. Зуко зажмурил сильно-сильно глаза, с изможденным стоном прикрывая уши, только бы его голова не разрывалась от этих нескончаемых голосов… Камень так стремительно падает на его плечи, после чего Зуко распахивает с ужасом веки, ведь тело пронзило, будто бы штырем — от этой боли потемнело даже в глазах — они задели его слабое место, заставляя дыхание замкнуться. Он обессиленный рухнул им под ноги, пришибленно распластавшись.       — Какая жалость. Зузу проиграл, — одним жестом приказывает схватить его обмякшее обессиленное тело. Она осматривает его сверху донизу, борясь с таким сильным чувством сострадания, когда видела своего брата таким: никчемным, цепляющимся за остатки прежней роскоши. Что? Вот что бы делала она сама в таком случае, окажись на месте Зуко? — от этих мыслей ей становилось так страшно, ведь понимала, что от жестокой участи, которую ей уготовил Синяя Маска ее спасает лишь собственный отец и привилегированное положение. А вот окажись она также беззащитна как Зуко — у мира на виду, смогла бы скрыться или хоть на секунду сыскать протекции? Нет. Она женщина, — Азула моментально недовольно стискивает собственные губы, прикусывая щеки с внутренней стороны. Быть женщиной не всегда ужасно, к примеру — она неподвластна кодексу чести, что вполне себе не вменяет ей в порочащий проступок отказ от состязания в Агни Кай. Агни Кай — преимущество, обязанность и страшный рок одних лишь мужчин, что неизбежно падут пред позором, окутанные насмешками и непониманиями, поступи они также глупо и трусливо как Зуко в Агни Кай с отцом. От Агни Кай нет возможности отказаться без последствий, в Агни Кай практически невозможно выжить обоим, в Агни Кай нельзя так беспечно сдаваться — и всем этим правилам обязаны подчиняться отнюдь не все, а привилегированные титулованные или признанные мужчины. Ты знал, на что шел, Зузу.

*      *      *

      Пробегая рысцой, миновав пару кварталов, ноги, казалось — расколются как две старые вазы. Айро вздохнул, переводя дыхание, все еще воровато выглядывая за угол: двое Дай Ли, что рыскали поблизости, остальная кучка удрала дальше. Ну что, генерал в отставке, пришло время закатать рукава, — достает уверенной рукой припрятанную у самого сердца фляжку, моментально впиваясь в нее губами, не спуская недовольных глаз с собственных врагов. Как только язык и горло обожгла животворящая водка, как вдруг Айро моментально преисполнился уверенности, ощущая внутри себя вспыхнувший доселе неизведанный еду огонь. Особенно, когда фантазии так четко обрисовывали несчастного племянника и все те пытки, которые ему благопристойно подготовила собственная сестра. Вспоминая вопиющие откровения Зуко — рука сама собой тянулась к спиртному, но Айро, чувствуя, как голову окрыляет легкость, немедленно убирает самое сокровенное, тепля в собственных венах самую настоящую энергию. Практически чистого солнца. Сжимая пальцы в кулаки, Айро медленно опускает глаза на разгоревшийся огонек. Его пальцы, его кожа — они испытывали приятное распространяющееся тепло, которое лишь слегка обжигало. Он совершенно точно и мысли не допускал, чтобы рожденный его же силами огонь — пошел против его же воли, крепко ухватывая, давая руке вспыхнуть сильнее, запрещая лишь на уровне чувств карать самого себя, — Айро выходит из укрытия, бесстрашно ринувшись на двух ничего не подозревающих Дай Ли. Они бросились в россыпную, но Айро успевает добежать, сильно схватив противника горящей рукой. Послышался крик, хруст земли под ногами — Айро поворачивает голову, видя, что его тело по самые щиколотки поглотила земля. Ногам холодно и сыро. Тот, что успел убежать — тотчас же бросился на подмогу пострадавшему. Айро раздувал в умиротворении грудь, наполняя легкие, делая их еще больше и больше, особенно, когда противники сковали его по руками и ногам, словно в какие-то обездвиживающие доспехи, украдкой приближаясь.       — Чертов старик! — выругался один.       — Покажи, — ринулся к нему второй. — Болит? — указывает на покрасневшую чувствительную кожу.       — Еще как, хватил, зараза так неожиданно, — продолжает сетовать, бросая резкий взгляд на плененного и степенного Айро, который, хмуря густые кустистые брови — не спускал с них взгляд. Айро про себя муторно считал. Всего какие-то секунды отделяли его от того упоительного жара, которым раскалилась собственная грудь, чтобы наконец обрушить на них всю несметную ярость.       — Вам помочь? — появилась еще парочка Дай Ли.       — Да, — улыбнулся тот, что пострадал рукой. — Было бы неплохо избавиться от этого вонючего старикашки, — на этих словах Айро и бровью не повел, словно не услышал оскорбления. Они стали ехидно смеяться.       — Покончим с ним, есть дела поважнее, — бросил им тот, что постарше. Их было где-то пятеро, — в глазах рябило, солнце угрожающе испепеляло, разогревая и так клокочущие в нетерпении руки. И тогда, когда они окружили его, Айро начал считать. Считать про себя. Один — поместив его в ровное кольцо рук, Айро неизменно ощутил то, с каким отчаянием Дай Ли его теснили. Два — их руки практически синхронно взметнулись ввысь. Три — оглушающий доселе невиданный треск доходит до полуприкрытых глаз Айро, что только и мечтал, дабы взорваться, сверхсильной волной, замертво отбрасывая врагов. Четыре — Айро стало так приятно прохладно, когда солнце вдруг резко перестало над ним нависать, изжигая и иссякая жаждой. Лишь кратко подняв глаза ввысь, Айро с ужасом распахивает веки, когда видит нависающую над собой безмерную огромную стену от какого-то здания, чуть ли не первый этаж с фундаментом. Еще секунда, еще какое-то внезапное мгновение — и вся эта холодная структура смертельным вихрем обрушится на него. И тогда уже никто не сможет помочь Зуко. Его Зуко. Его несмышлёному племяннику. Дождись меня, Зуко! Пришло время перемен! Пять — Айро плотно закрывает глаза, медленно, словно спуская внутреннюю тетиву, отпускает накопившееся и бурлящее в груди и руках тепло. Огонь стал пробиваться сквозь землю, съедая воздух, накаляя и так жаркий день. Шесть — Айро резво и неожиданно-воинственно распахивает веки, встречая недрогнувшие лица Дай Ли, что безропотно расслабили руки, опуская смертоносную кучу, на его старые немощные плечи. Семь — Айро заорал во все горло и крик его, словно рык разъяренного дракона, чей покой был потревожен так зазря. Он взорвался, как выжидающий в засаде гейзер, вспыхнул, прорывая необъятным пламенем и ударной волной все, что было поблизости. Подобно проснувшемуся вулкану — нет — цепи вулканов, Айро импульсивно отпускает весь тот гнев, всю свою боль и разочарование, все свое чувство вины и весь тот негатив, что скопился в нем за столь долгое странствие. Обрушивающаяся на него кладка просто взорвалась, пробивая дыры в соседних зданиях и окнах, раскидывая мимо проходящих людей, распугивая птиц и животных, что даже нашумевшие самонадеянные Дай Ли с криками бросились в рассыпную. Но было поздно, — мощнейший обширный взрыв прогремел на неизвестной Айро улице Ба Синг Се, поглощая ее всю в кроваво-красную какофонию света. Земля под ногами лопнула, рисуя овраг, из которого он, кряхтя — выбирается. Не стоит будить дракона в бывшем генерале Айро, — последний рывок и рука хватается за мостовую. Крепким прыжком он устойчиво приземляется на ноги, оглядываясь так смиренно назад, а в глаза попадают горящие невинные пейзажи, а также эти крики… крики людей. Столько много напуганных граждан вовсю бежали. Это все ради тебя, Зуко! Дождись меня! — в бесноватой безумной суматохе, Айро замечает пострадавшего агента Дай Ли, что еще, казалось, был жив, но так на последнем издыхании придавлен разрушенной от соседнего дома стеной. Один резкий удар кулака — и остатки стены разлетелись в горящие дребезги. Тяжко вздохнув, хватая молодого парня, при взгляде на которого у Айро зашлось сердце, ведь он был примерно того возраста, в котором сейчас бы щеголял почивший Лу Тен. Лицо этого несчастного располосовал шрам, прямо, как у племянника. Оттаскивая того подальше, Айро затихарился в полуразрушенном тупике, с силой набирая в легкие воздух, с гортанным мычанием выдыхая, а в ярких сочных фантазиях представляя, как пламенем охваченный город остывает и успокаивается. Огненные клубы, охватившие практически весь квартал стали послушно стихать, пока дядя Айро продолжал медитативно мычать, призывая огонь убраться восвояси. На последнем издыхании он вдыхает медленно, а выдыхает стремительно, резко поднимая сомкнутые в пальцах руки, так осторожно и бережно размыкая, словно заговаривая и укрощая огонь, в какой-то момент им становясь. В укрощении огня дыхание — это жизнь, от воздуха он возгорается, но от воздуха же он и унимается. Усмиряя бурю в своей мятежной душе, Айро разлепляет розоватые веки, а перед ним ослабшее тело врага, которого он моментально без раздумий и сожалений связывает, стоит ощутить этот животворящий ветер, которым обдает лицо, стоило бизону аватара так низко и так степенно пролететь, взмахивая большим плоским хвостом. Подтянув обессиленного подмышки, забыв про сковывающую боль в ногах, Айро наспех привстал, не спуская глаз с лавирующего и плавно снижающегося бизона аватара. Выуживая так несмело притаенное во внутреннем кармане, он нехотя делает глоток, кривясь и так раскаиваясь, ощущая, что ему не пройти этот путь из начала в конец в гордом одиночестве. Сначала казалось, будто тяга — это лишь его неминуемая слабохарактерная выдумка, ведь как так: великий генерал, хоть и в отставке — так напрасно продался за один животворщий глоток, от которого кровь разбегалась по венам, вскипая жилы, разгоняя резво сердце, в мановении ока отупляя и отодвигая боль, которой, казалось в такие моменты и вовсе не существовало. Айро грозно выдохнул спиртовое амбре, спуская с привязи внутренний огонь, что полился с его дыханием словно с губ самого дракона, — Айро разве что не рычал, при этом с каждым вдохом разжимая грудь все слабее и неохотнее, особенно, когда на сильные руки легла ноша в виде только что падшего Дай Ли, которого так вовремя пленил Айро. Один рывок, еще. Снова, — Айро уже стремительно отдалялся от громыхнувшей недавно битвы, трусливо скрываясь, протаптывая путь по самым скрытым и полуразваленным улочкам. Люд переполошился, народу было так поразительно много, что затеряться в такой суматохе, которую пытались сдержать Дай Ли — казалось невозможным. Взвалив на свои плечи долговязое тело, он поплелся ровно вверх, пересекая улицы и кварталы, медленно приближаясь к неспокойно дергающему ушами бизону. Не успел Айро и нескольких шагов навстречу сделать, как бизон разинул пасть, оголяя невысокие рога.       — Тише-тише, парень! — опрокинув пленника, Айро тотчас же вытянул дружелюбно руку, медленно, шаг за шагом приближаясь к небольшому полуразрушенному домику. Бизон поморщился, стоило его мокрому смольному носу коснуться руки чужака. — Я же уже спасал тебя однажды, — расчувствовался Айро, непередаваемо сильно расслабляясь, особенно от того солнца, что прогревало, можно было подумать — под кожей. Айро сильно замутило, желудок переворачивался, начиная утробно недовольно завывать, пока солнце безжалостно продолжало изнутри воспламенять. У Айро было стойкое ощущение, что он как нагретый пузырь, что поднимается все выше и выше, все ближе и ближе к ярчайшему убийственному солнцу, неминуемо расширяясь и все время увеличиваясь и увеличиваясь, чтобы в одночасье с хлопком лопнуться. Его помутило, рассудок таял, подобно воску в свече. Но Айро стоял стойко, ни одно колебание ветра не дрогнуло в нем и жилки, рука хоть и тряслась, но Айро это не помешало смело и практически бездумно — самонадеянно сделать шаг к столь опасному гигантскому существу. Его счастье, что Аппа лишь покрутил недовольно ухом, отгоняя назойливое насекомое, продолжая обгладывать красиво стриженные кусты. Страхи и какие-либо сомнения растворились будто грязь на воде, он перешагивал через собственные чувства, мысли и переживания, греемый и ведомый лишь одной доселе важной на данный момент мыслью: «Племянника нужно спасти! Как там Зуко?». Его огнем раздирала одна монотонно плещущаяся мысль: а что, если племянник пострадает? А что, если Зуко погибнет? А что, если он не выжил в схватке с Азулой? — именно это позволило Айро бесстрашно коснуться мохнатой шерсти бизона, на что Аппа и мордой не повел, продолжая ленно пережевывать растения. Племянник был так ранен… так ранен… это ужасно, ужасно то, какими плачевными последствиями может обернуться для него игра в господина. Игра в короля. Да еще и в спарринге с бесчестной Азулой. Она хоть и одаренная, но по-своему бездарная, — Айро вовсю видел нечто, что без конца барахталось в ней — запертое, и это именно то, что она так судорожно пытается скрыть. А это всего лишь то, что она неблагодарная трусливая стерва, что идет по головам. Ферзь Озая, которым он с легкостью поставит шах и мат действующему Царю Земли. Гениально! Просто гениально! — нахмурился Айро, мигом затаскивая раскрывающего глаза агента Дай Ли под долгий козырек небольшого поместья.       — Эй, дружок, — обратился он радушно к Аппе, на что тот застыл, вперив свой внимающий взор. — Присмотри за этим негодяем! — отдает честь бизону, словно самому Хозяину Огня. Никогда он не склонит колен перед Озаем! Никогда! Не бывать этому! — а перед лицом встает гневливый Зуко, что без конца упрекает и тычет себе в лицо, разъяренно указывая на порочащий его лик и честь шрам. Уйти в отставку — лучшее решение, ведь именно в таком случае Айро оказался свободен от распоряжений нового короля. Зуко прав! Зуко был прав! — что же он за дядя, если не смог противостоять собственному брату? Почему? Из-за страха перед Азулоном? По привычке не перечить королю? Лица и личины меняются, а суть остается одна — мало различий.       — Только дернись! Только пискни! И я обещаю — ты забудешь про свой глаз! — пригрозил плененному Айро, поддернув за рассекающий все лицо шрам. Рисковать Зуко — слишком большая цена. Слишком опрометчиво! Все что угодно, только бы Зуко был жив, только бы найти его! — Айро без особых раздумий стучится в запертую дверь, ожидая, что ему придется вступить в принудительный бой с аватаром и его друзьями… Если Айро погибнет, то Зуко будет некому вызволить! Проигрывать нельзя, на кону стоит слишком многое! — Айро, не дожидаясь ответа распахивает и так приотворяющуюся дверь.       — Мне нужна помощь! — он с порога, не давая никому и слова вставить — включает командирский тон, тотчас же насчитывая троих ребятишек, что вовсю годились ему в несмышлёные внуки. Маленькая слепая дикарка, что когда-то с одного легкого удара выбила почву из-под ног Айро — единственная, кто был рад насущной встрече, приветливо растягивая губы в улыбке, приподнимая в приветствии небольшую, но такую твердую руку. Айро моментально считывает угрюмое и такое потерянное лицо мальчишки, чей лоб открывал взору большую синюю стрелу:       — Вы знакомы! — завопил он, вопросительно уставившись на свою невысокую подругу. Кажется, — сдвинул задумчиво брови Айро, — ее имя Тоф. Тоф Бейфонг. Он помнил, что она отличалась довольно редкой, но приятной на слух мелодичной фамилией. Как странно… — воодушевленно разлепил уста, пальцами собирая и поглаживая бороду, подумал: Почему в нашей семье. В нашей королевской семье никто никогда не задумывался о такой интересной особенности, как собственная фамилия? Айро тотчас же распластал губы в ответной улыбке слепой бандитке, подумав, что первым его делом, получи он титул Хозяина Огня — будет возведение собственной фамилии в королевской династии Народа Огня… И тут Айро словно обжёгся, словно осунулся от печального понимания того, что он, скорее всего, уже никогда и не сможет быть частью королевской династии Народа Огня. Прямо сейчас, — нахмурился Айро, взвешивая все «за» и «против», — если он переступит этот порог и встанет так неприкрыто на сторону аватара — пути назад больше не будет. Это значит, что здесь и сейчас он отрекается не просто от политики собственного брата, а от политики собственного отца, деда, прадеда, разрывает с ними любые отношения без возможности обернуть вспять. Но Зуко… — наполнились его глаза слезливым блеском, он тут же сморгнул, не давая себе впасть в грызущее изнутри отчаяние. Нет. Не сейчас! Не время думать о себе — Зуко в опасности, Айро готов на все, только бы вызволить своего самого дорогого и любимого человека, даже, если за это придется распрощаться с собственной жизнью, честью, свободой и комфортом. Возможно, когда-нибудь Озай или даже Зуко — оценят его безвозмездный бескорыстный вклад. Возможно, это вдохновит брата одуматься? Вдохновит Зуко не смотреть на собственного дядюшку, как на отребье? Может быть, они, все-таки, смогут когда-нибудь простить его и оценить те жертвы, на которые он идет, греемый мыслью, что их души найдут в одночасье покой. Пора действовать! Хоть кто-то из этой семейки должен сделать этот шаг первым! Пусть это будет он! — Айро остался стоять как вкопанный, опуская плечи под таким непримиримым чувством вины, которое прожигало изнутри маленькой тлеющей искрой.       — Мы познакомились в лесу, — отозвалась слепая девочка, вынуждая Айро понадеяться. И в который раз поднять опустошенные глаза к небу, благодаря в сердцах глумливых духов. Все было предрешено с самого начала: их встреча с Тоф была неслучайной. Роковой. — Я сбила его, а он напоил меня чаем и дал один совет, — Тоф продолжила улыбаться, вызывая у своих друзей негодование и даже — шок.       — Можно войти? — Айро услужливо поклонился, пряча дрожащие руки в рукава, дожидаясь, пока аватар неуверенно кивнет. — Принцесса Азула здесь в Ба Синг Се, — не успел он и порога переступить, как нагнетающим сделался голос, а взгляд словно у орла — пронзительным.       — У нее Катара! — моментально оживился аватар, подходя к Айро поближе, который в свою очередь резво прошел вглубь небольшой полуразрушенной богатой лачуги: — Объединим наши силы, чтобы одолеть Азулу и освободить Катару и Зуко, — решительным и твердым сделался голос маленького мальчишки, что не могло не вызвать полную благодарности улыбку. Айро, кажется, успел облегченно вздохнуть прежде, чем в разговор с грубой непосредственностью ворвался уличного вида мальчишка, разодетый в неприглядные одежды Племени Воды. Айро был готов возмутиться, вовремя останавливая себя от конфликта, выдергивая из неумолимого ража, в котором зашлись его руки, моментально сжимаясь в кулаки, особенно, когда надменное и непреклонное лицо того мальчишки изошло на возмущение:       — Подожди-ка, он сказал Зуко? — он выплюнул это практически в лицо Айро, на что тот смиренно закрыл глаза, стараясь не поддаваться на напрасные провокации. Этот дикарь только и ждет, чтобы Айро проронил хоть горстку неуважения, что даст полное право пренебречь просьбой старого врага… Айро все понял. Айро не так глуп, как всем охота думать, — он смиренно прикрыл глаза, медленно вдыхая, наполняя — тесня легкими грудную клетку, задерживая дыхание всего на какую-то неуловимую секунду, в которой он успел досчитать до десяти, размеренно неспеша выдыхая, напрочь избавляясь от сумасбродной злости, что хотела вырвать болтливому дикарю язык голыми руками. Не время, Айро. Не время. Зуко не поможет бесполезная перепалка… — он разлепляет красноватые веки, вовсю наблюдая за мерзопакостными кривляньями Сокки.       — Я знаю, что вы думаете о моем племяннике… — уперто игнорируя любой негатив, Айро несломимо продолжил, стальным взором вглядываясь в голубые раздраженные глаза. — Но поверьте: внутри у него очень много доброты! — это без сомнения трогает Аанга, что пытался утихомирить друга.       — Доброты внутри недостаточно, — потешаясь над стариком, саркастично подметил Сокка, продолжая упорно противостоять Аангу. — Приходите, когда она будет у него и снаружи, ладно? — подошел ближе, явно желая вытолкать, на что Айро гневно сдвинул брови, ощущая, как последние капли выдержки сейчас мимолетно испарятся. И тогда… тогда Айро не будет сдерживаться и проучит некультурного языкастого мальчишку, что так смело берет на себя роль вершителя судеб. Да кто ты такой, дух тебя дери! — Айро в немой схватке столкнулся с Соккой, что, без сомнения, играючи и беззаботно оскорблял все то, что было дорого Айро. Да, Зуко — не подарок, но Айро — старик с ноющей поясницей пришел просить о помощи, а эта черномазая бестолочь лишена и малейшего чувства уважения к старшим, сострадания к человеку, что попал в трудную минуту! Чем же этот дикарь лучше Зуко, которого он с пеной у рта был готов разорвать, незамедлительно вытаскивая припрятанный за спиной бумеранг? Поведение напрасного гордеца и труса! — Айро моментально вспомнил себя в молодые годы и армию юных солдат, которых всему в этой жизни приходилось учить, порой, служить приходит отвязный ширпотреб не знающий элементарного: как держать вилку с ложкой, не то что общаться со старшими и более опытными. У этого мальчишки и вовсе отсутствует понимание: как не стоит себя вести… — Айро вдруг резко захотелось окунуть невоспитанного паренька головой в ледяную бочку и держать там до тех пор, пока эта дурь из него не выбьется. Никто! Никто не смеет так неуважительно обращаться с Айро! Никто не смеет оскорблять племянника столь самодовольно, цинично и с наслаждением, особенно — какие-то племенные дикари. Айро был готов сорваться, но успокаивающий и вразумляющий голос Аанга заставил двух недовольных разойтись.       — Катара в беде! Весь Ба Синг Се в беде! Только вместе мы одолеем Азулу! — Аанг вперил разочарованный взгляд в Сокку, искренне не поддерживая напрасную жестокость и спесь. Истинный монах протянул бы руку помощи даже переползающей дорогу гусенице, не то что пожилому дедушке… Сокка хотел было возразить, но Айро, горделиво сделав шаг вперед, умышленно отталкивает Сокку, который внезапно споткнулся, лишь чудом не рухнув на пол. Напоследок Айро обернулся и сделал грозный вид, тут же с добродушной улыбкой оборачиваясь к Аангу:       — Я тут привел кое-кого… Он нам поможет, — Айро заманчиво махнул рукой, приоткрывая дверь, с важностью демонстрируя свою нужность и важность в пойманном обезоруженном агенте Дай Ли, не упуская шанса бросить колкий взгляд в поравнявшегося Сокку, который надменно отвернулся, упорно игнорируя. Маленькая слепая девочка тут же выступила вперед, пугающе резко и неожиданно вызывая сдавливающие плененного по бокам — каменные стены, — Айро ахнул от удивления, с одобрением хмыкнув. Смело и полководчески он выступает вперед, ведя за собой неопытную глупую детвору, останавливаясь лицом к лицу с парнем, глаз которого рассекал уродливой бороздой шрам. Совсем юный парнишка, — поджал губы Айро, грубо сдёргивая с его языка повязку. Страх влажными каплями проступил на чужом лице, негодяй весь трясся, особенно, когда крупная тучная фигура Айро закрыла весь обзор, не давая даже взгляду бежать как можно дальше.       — Азула и Лонг Фенг объединились, — не успел Айро отдать громогласного приказа, как юнец трусливо затараторил. — Они хотят сместить царя!       — Моя сестра! — протолкнулся вперед Сокка, воинственно всматриваясь в лицо агента Дай Ли, с недоверием пожимая губы. — Скажи, где они ее держат?       — В хрустальных катакомбах Старого Ба Синг Се, — продолжил дрожать, особенно, когда Сокка достал припрятанный бумеранг, острым концом начиная поспешно угрожать. — Глубоко под дворцом, — на выдохе впопыхах закончил. — Пожалуйста, не убивайте! — из его глотки тотчас полились позорные рыдания, на что Айро захотелось всю душу вытрясти из этого незрелого гаденыша, что, будучи таким трусливым и слабым — не побрезговал вступать в элитную гвардию царства. Стыдно должно быть! В Стране Огня его бы быстро вызвали на ковер и с позором выслали подальше, отнимая любое жалование, лишая наград и почестей, стирая имя, уничтожая любые упоминания о таком гнусном предателе.       — Да! Я чувствую! — крикнула внезапно Тоф, притаившись на мостовой. — Он прав, если прислушаться получше, то можно ощутить эти гигантские пустоты… — она говорила словно завороженная, пока Аанг с трепетом коснулся ее плеча, кажется, не веря собственным ушам. — Оттуда идет такое необычное тепло… — хмыкнула она, не выжидая и минуты более, грубо замахала руками, притопывая ногой, пока земля с гулким протяжным грохотом не разверзлась, уходя глубоко в низины длинным узким коридором.       — Так, разделяемся, — Сокка командует резво и быстро, так, что Айро остается только безучастно хлопать глазами: сейчас не время для геройств, не время для того, чтобы тешить оскорбленное чувство собственной важности — Зуко в беде. — Аанг, вы со стариком отправляетесь искать Катару и сосунка-Зуко, — Сокка сказал это без особых эмоций, словно некую обыденность. — Без обид? — он специально оборачивается на старика, чтобы в одночасье убедиться, что эти резкие слова задели за живое. Сокка невозмутимо распахнул глаза, наивно полагая, что ничего такого не имел в виду.       — Без обид… — Айро томно вздохнул, понурив глаза в большущей тонущей в самых недрах Ба Синг Се — яме. До встречи с тобой, Зуко, осталось всего пара каких-то невзгод и вялых трудностей, — Айро старался изо всех сил не впадать в гложащее отчаяние, больше всего на свете переживая о том, что племянника могли убить. Такая как Азула, несмотря на долгий любовный интерес — совершенно точно не побрезгует избавиться даже от того, в ком она нуждалась все эти годы больше всего. Слишком велик риск потерять все, раскрыв свою слабость. Эта мегера мыслит бесчеловечными и беспощадными категориями, и зная племянника — Айро был уверен, что Зуко воспользуется наивно возможностью надавить на самые сокровенные и таинственные стороны своей сестры. Азула как бесчинствующий дракон, что и днем и ночью неустанно бдит свою скалу, даже если ты не опасен — победить — дело чести. Дело государственной важности. Какова досада, что Азула, кажется, никогда и никого не умела любить. Пугающая девочка с голодным взглядом волчицы. Не было в ней мягкости, осторожности, податливости — одно лицемерие, ложь и хитрость. Опасная горючая смесь. Азула бесчестная и выиграет поединок любыми путями, даже если они варварские и не очень честные, даже, если обещала играть по правилам — каждое ее слово, каждое действие — заранее обдуманный план с возможностью вывернуть ситуацию так, как ей заблагорассудится. С возможностью отступить. С возможностью обелиться, даже если это сделает из нее несчастную неприкаянную жертву. Озай не такой… — задумчиво опустил взгляд Айро, уже ступая в подземелье храбро — первым, скрываясь от всевидящего небесного маяка — солнца: в глубинах сырой и жуткой земли, протягивая ладонь, возгорая небольшое дергающееся пламя.       — А мы с Тоф предупредим Царя о планах Азулы, — доносится голос Сокки, а следом семенящие размеренные шаги, что срываются на оголтелый бег. Аанг с облегчением останавливается, как только достигает старика, искоса с улыбкой поглядывая. И тогда Айро нахмурился, вспоминая и припоминая: что есть Озай… Как было странно и непривычно осознавать одну необъяснимую истину, которую рождало лишь невидимое предчувствие: дети Озая опаснее его самого. Даже Зуко… — понурил голову, рассматривая землю под ногами. Послышался гулкий хруст, треск и шум — это Аанг откинул пару камней с дороги, услужливо расчищая путь. Айро не покидало несмелое плохое предчувствие, от которого несомненно становилось жалко Озая, а в какой-то мере даже и страшно. Страшно за него. Страшно за младшего брата. Возможно, Айро совершил ошибку много-много лет назад… может, Айро сам боится взглянуть в глаза брату?       — Тоф сказала, что вы умеете давать советы… — разрушил вдруг давящую тишину подземелий Аанг. — И готовить чай, — на этих его словах Айро охотно улыбнулся, прогоняя гнетущие думы.       — Все это приходит с опытом, — заумно выдохнул, гордо выпрямляя спину. — У тебя проблемы?       — Ну-у… — Аанг неловко опустил взгляд, — я встретился с тем гуру, который должен был обучить меня мастерству аватара и контролировать свою силу, но, чтобы этого добиться, я… я должен отказаться от той, кого люблю… — он говорил это с таким чувством вины, что, казалось, глыба потери слишком велика. — И я не смог, — от Айро не ускользает вся палитра смешанных чувств, которые с такой тревогой маскирует Аанг на своем детском беспечном бело-розовом личике.       — Роль превосходства и силы преувеличена, — лезет рукой в нагрудный карман, делая глубокий глоток из довольно опустевшей фляжки. Какая жалость… — подумал было Айро, слыша, как жалобно плещутся последние глотки. А ведь у Айро больше не осталось саке… — Ты поступил очень мудро, что выбрал счастье и любовь, — сглотнув терпкой маслянистой жидкости, что моментально разогрела горло, Айро, наконец-то, продолжил, скрывая внутри одежд любимую фляжку.       — А если мы не сможем всем помочь и одолеть Азулу без этих знаний? — затараторил напуганный Аанг, одним движением отбрасывая еще одну кучу камней.       — Я не знаю ответа… — честно признался. — Но иногда жизнь — как этот темный тоннель: ты не всегда видишь свет в его конце, но если будешь двигаться, то обязательно на него выйдешь, — размеренно выдохнул Айро, чувствуя, как тяга побеждает тленный рассудок, холодной трясущейся рукой накрывая. Он шел и не мог справиться сам с собой, желая впиться губами в горлышко фляжки снова, лишь бы допить те остатки, что так привлекательно теплились за пазухой.       — А вы никогда не задумывались: откуда у Азулы последний хозяин рек? — внезапно начал Аанг, заставая врасплох — прямо в тот момент, когда старческая дрожащая рука вновь полезла под живописные складки одежд. Айро видел с какой детской непосредственностью и наивностью, с какой искренней бескорыстностью на него смотрит этот мальчишка с большими глазами цвета мокрого камня и синей стрелой на голове, даже в мыслях не допуская, насколько же Айро жутко-трудно справится с тем чувством, что, казалось, сильнее него. Это было, как внутренний огонь, что моментально гас, стоило губам отлипнуть от стакана, стоило саке провалиться по его горлу в бездонный пищевод, навсегда исчезая. И этот приятный огонь уверенности в завтрашнем дне и отступившей, словно раб перед господином — старческой боли, — разгорался с новой бешеной силой, но стоит осознать, что все закончилось, как начинался безумный сумасбродный страх, отчего руки сами собой лихорадочно ползли за пазуху. С каждым глотком огонь горел все меньше и меньше, требуя больше искр… требуя больше дров и топлива, пока у Айро не помутится в глазах и не скосит беспробудный мертвый сон. До чего ж стыдно… — Айро борется с собой — изо всех сил борется, но пальцы упорно не слушаются, желание охватывает весь бренный разум, а воспаленное сердце в унисон отзывается на пагубную тягу. И Айро поддается, начиная без остановки пить. И как хорошо, — прикрывает веки, делая глоток, стараясь — самый маленький, а потом без остановки снова и снова. И Аанг с воодушевлением смотрит на него, кажется, совершенно ничего не подозревая. И как прекрасно… — тремор ненадолго отступает, а мыслям дается разгон и свобода, после чего Айро с облегчением опускает руку, в которой пальцы с силой зажимают узорчатую фляжку. Он так и не находит в себе сил расстаться с жестяной зазнобой и ее неописуемым содержимым.       — Задумывался… — хохотнул Айро, тут же делая серьезное лицо. — Но зная ее — он достался нечестным путем: шантажом, наверное. Даже ума не приложу откуда можно было достать столь древнее существо.       — Знаете, — начал вдруг серьезно Аанг. — Я был в библиотеке Ван Ши Тонга и мне даже удалось заглянуть в энциклопедию речных драконов. Мне не удалось выудить книжку с собой, — резво улыбнулся в заплывшие помутненные глаза старика. — В ней говорилось, что этого дракона мало кто способен подчинить. Может быть… она не такая уж и плохая? — с надеждой обернулся. — Разве выбрал бы плохого человека хозяин реки? Драконы подобны духам… — свел у переносицы брови.       — Подобны духам? — хмыкнул задумчиво Айро. — Мой народ никогда ни о чем подобном не задумывался, когда умышленно начал их истреблять. Видимо, духи разозлились на нас — на людей… — понуро опустил голову.       — Может быть, дракон Азулы — это последняя возможность закончить войну? — Аанг наивно улыбнулся, на что Айро тяжко вздохнул. — Может быть, с ней удастся просто поговорить, убедить и она поймет, что война — это не выход? Может, она сама не прочь встать на правильную сторону?       — Почему ты так считаешь? — с возмущением на лице презрительно хохотнул Айро. — Разве духи могут быть на стороне зла? Наивно полагаешь, что Азула добренькая и миленькая, стоит только обнят, приголубить и пожалеть? Ничего более глупого и вопиющего я никогда не слышал. Я жил с этим монстром много лет, я видел глаза слуг, что обихаживали ее маленькое королевское высочество. Я видел глаза ее матери. Эта девочка — безжалостная демоница! — на этих словах Айро пугающе вскрикнул, нагнетающе пригрозив пальцем. — Она безнаказанно поджигала людей. Благо, никто серьезно не пострадал. Больше всех доставалось ее матери — она всегда жгла на ней одежду, думаю, завидуя столь чарующим нарядам, и тому, как ее собственный отец смотрит на ее же мать. Она безумна, Аанг, — в глазах Аанга можно было читать обескураживающий ужас и такой отчетливый шок, с которым его детское личико справлялось довольно топорно. — А Озай напрасно потворствовал ей. Никогда не ругал. И ты считаешь, что этому есть объяснение? Жестокости? Откуда же берется столько лютости? Как такую малютку на части от собственного гнева не разорвало? — Айро говорил взахлеб, словно, наконец-то — его душа раскрывалась, и не мог остановиться, заходясь в собственных давно перегнивающих запертых ото всех чувствах, припоминая каждую гадость, которую эта маленькая гадина делала.       — Но ведь ее дракон — это единственный дракон, что остался в живых! — не отступается Аанг. — Отказываюсь понимать. Это противоречит законам мироздания.       — Все не так просто, мальчик мой… — опустил глаза Айро. — Может быть, дракон Азулы не последний… — запнулся на полуслове, делая еще один глоток крепкого, пока Аанг разгонял валуны.       — Знаете, — обернулся вдруг Аанг. — Я был бы благодарен судьбе, окажись, что драконы выжили, что не только дракон Азулы смеет рассекать небеса…       — Да… — прохрипел Айро, чувствуя, как расслабляет тело невероятной силы тепло, что внутренним пламенем возгорело самые буйные потаенные стороны. — Такие прекрасные были существа, а какие великие маги огня… — задумчиво переводит взгляд на мальчишку. — Ты уже познал искусство магии огня? — строгий наставнический взор, от которого Аанг даже неловко оступился.       — Э-эм… нет еще… понимаете, когда-то я обжог ту, которую люблю. Не могу себе этого простить. Огонь — разрушительная сила, которую, боюсь, меня никто не заставит принять. Не могу я разрушать, уничтожать и убивать. А огонь — именно это из себя представляет…       — Боишься, что, обучившись магии огня начнешь уничтожать все направо и налево, поддаваясь тем чувствам, что вызывает внутреннее пламя? Боишься решать в будущем проблему только кулаками и огнем? Боишься, что тебе это понравится, а обратного пути нет… — Айро говорил и с каждой мыслью лицо его становилось все более глубокомысленным, более страдающим.       — Да… — опустил лаза Аанг, отворачиваясь. — Не вижу в этой разрушительной стихии ничего путного, да и в людях, обладающих этой способностью… — выдохнул, понуро поворачиваясь, чтобы наконец взглянуть в масляные задумчивые глаза Айро.       — Ты хочешь закончить эту войну? — резво спросил Айро, да так, словно перед ним несмышлёный солдат.       — К-конечно! — моментально отозвался.       — Тогда, пусть духи не гневаются на меня за длинный язык… пусть духи видят, что я изо всех сил стараюсь искупить свою вину перед… — Айро внезапно замолчал, глотая подступившие слезы. — Знаю, что нарушаю обещание, данное мною много лет назад. Но я верю тебе, мальчик, — схватил его за руки, а у самого все тело задрожало. — Хоть меня и зовут Драконом Запада, но я не убивал дракона! Ни одного! — шепотом протараторил. — Дракон Азулы — не последний! Осталась парочка живых на Островах Солнца. Я клялся сохранить этот секрет, но ты — аватар. Ты добрый чуткий мальчик и тебе я хочу помочь. Ты боишься людей-огня, тогда возвращайся к истокам этой магии. Драконы, Аанг! Найди драконов, дай им возможность показать тебе всю мощь и всю красоту этой магии… Ты не пожалеешь.       — Я не знаю… — насупился, в последний раз с силой топнув ногой, откидывая руки вперед, с грохотом проталкивая очередную груду камней. Треск показался таким оглушительным, пыль ослепляюще поднялась из-под ног, да так, что стена со скрежетом обрушилась, рисуя яркие силуэты подземного города, освещаемые яркими зеленоватыми кристаллами, что произрастали из самих недр. Айро с облегчение вздохнул, чувствуя при этом, как непривычно тепло в этих подземельях. — Я не уверен… — начал было Аанг, с досадой признаваясь в обыкновенной трусости.