Последний хозяин рек

      «Когда вы накажете меня презреньем, вы уже будете на многие мили простирать моря и океаны, я не знаю, что вы почувствуете, но я пойму, если вы захотите это тут же сжечь, даже не дочитывая до конца», — ее руки тряслись, чернила по необыкновению ее стальной руки — растекались от одного взгляда. Она роняла слезы вместе со словами, которые выкрикивала ее девичья нежная душа. «Я преисполнена по отношению к вам неслыханной наглости, потому что посмела обнажить не только свои чернила, но и, как считают подруги и родители — черствое трухлявое сердце. Да, принц, это все так. Меня выворачивает, когда я вижу вашу достопочтенную горделивую сестру, которая ратует за ваше изгнание. Меня выворачивает, когда она жадно потирает свои кровавые ручонки, наслаждаясь тем, что ваше чудесное лицо было без сожаления и безвозвратно опорочено», — Мэй была столь преисполнена небывалой и просто несвойственной ей храбрости, которую порождало жадное желание, как можно скорее отослать свои последние слова, а возможно и наложить на себя руки, не в силах терпеть собственную опрометчивую бестактность, этот позор от того, что принц также скверно посмотрит на нее как и его сестра, отбросив слезливо написанный текст прямо в камин, зарывая горящими углями, но высказаться — было делом жизни и смерти за всю свою жизнь молчавшей Мэй. Другого шанса не предоставится.       «Мой дорогой принц, позвольте мне такую вольность… — она очень волновалась, скрепя сердцем роняя горькие крупные слезы, — Позвольте мне любить вас. Хотя бы сказать, о давно зародившихся, даже — вспыхнувших чувствах, которые раздирают меня изнутри. Мне не смириться, что я, придя в королевский дворец, чтобы под предлогом навестить Азулу, больше не смогу выжидать встречи с вами… ведь вас больше не будет. Ох, принц, мне так стыдно за свою вольность! Если вы кому-нибудь поведаете о столь явной дерзости моей — я тотчас же утоплюсь без зазрения совести! Не думайте, что я ищу корысти там, где ее нет. Я не ваша сестра. Я очень по вам страдаю, оттого и набралась смелости, ведь мне больше нечего терять. Все самое любимое я уже потеряла… вместе с вами…» — слезы падают и размывают написанные ею чувства, Мэй зажимает себе уста, чтобы плакать тише, дабы родители не догадались о том, что она посмела проявить такую дерзкую эмоциональность. А если они увидят и прочтут ее письма, то ей тотчас же захочется вспороть себе шею. «Я знаю, что поступаю опрометчиво, шантажируя вас собственной кончиной — очень по-детски, но знайте, принц Зуко — когда от вас отвернулся весь народ огня и собственная семья, есть еще на свете один человек, что вас так горячо и нежно любит. Человек, что зачеркивает дни в календаре, считая дни вашего отсутствия, чтобы сделать праздником день вашего возвращения! Я люблю вас, принц Зуко, люблю неимоверно долгой и романтичной любовью. Позвольте мне еще одну наглость — я посмею представить, что вы всего лишь по долгу страны отправлены в рейс, что бороздите океаны не в изгнании, а для блага, для того, чтобы вернуться героем! Писала бы вам нескончаемо, но, кажется, кто-то идет… Ответьте мне, прошу!».       Зуко утопил свой яростный и ненавистный взгляд в гладкий умиротворенный океан, высматривая хоть одну курицу, которая, о чудо, может быть научилась летать, и прямо сейчас принесет хоть какую-то здравую весть. Бороздить океаны — занятие из тяжелых и пренеприятных, ощущение, что ты бесконечный заложник тесных железных стен, болтаешься где-то в неизвестности как бумажный кораблик. Он ненавидел все, что связывало его со Страной Огня: сестру, отца, советников и даже дядю Айро, который, прямо сейчас легкомысленно потягивал горячий дурнопахнущий чай, раскладывая пай-шо. Как отец может быть таким глупцом и так безвозвратно и бескомпромиссно отправить его — наследного принца, в изгнание? Разве он не часть королевской семьи, которая и так раскололась подобно дядиным чашкам, когда тот чрезвычайно сильно напьется? Он жил и дышал своей страной, ее идеалами, идеями, взглядами, а они так беспечно выбросили его — самого верного и страстного слугу страны, да как такое вообще возможно? Почему никто не вступился тогда, на Агни Кай? Зуко резко обернулся, впиваясь взором в радушного и жизнерадостного степенного дядю. Где он был, когда отец ставил ему такое клеймо — прямо как скоту, на все лицо? «Если ты любишь меня, дядя, то почему, тебе было легче взять и сбежать? Ты просто предатель. Ты просто жалкий трус. И теперь, дождавшись, когда есть еще кто-то такой же жалкий — ты решил прибиться ко мне». А кто и что он без своего дяди? Только благодаря нему и своему уважению, даже деньгам, которые у того пока водились, принц Зуко имел возможность бороздить бескрайние воды и бдеть аватара, наготове атаковать в любую минуту. «Зуко, мальчик мой, в чем смысл убивать аватара, когда тот переродится вновь и вновь?» — задавался вопросами Айро, закидывая Зуко ненужными мыслями. Кому какая разница, что там будет, ведь главное — цель, а она оправдывает любые средства! Зуко сжимает пальцы в кулак, пребывая в истинном наслаждении от собственной несгибаемой уверенности в своих силах. Он считал себя умнее не только Озая, но и кряхтящего и храпящего во сне дяди. Он покажет им всем. «Зуко, посуди сам, хорошо — давай просто представим ситуацию, — перед глазами мелькали воспоминания, — дальше мы и твой отец перебьем всех магов воды? Затем земли? А дальше? Огня? Ведь это неизбежно! Это неслыханная глупость — сражаться с аватаром, желая его смерти. Аватар, помимо людской плоти — дух, который имеет бесконечный цикл перерождений. Это как сражаться с океаном, который не имеет конца! Это как сражаться с зимой, весной или летом! Это установленные духами правила, законы мира. Без них не может существовать наша реальность». Да плевать на реальность, когда на кону стоит твоя корона и честь!       — А вот и наша остановочка, — встает со своего места Айро, выходя на пристань. Зуко огляделся, поежившись от обилия огромных грозных кораблей Флота Огня. Их с дядей корабль был в три, а может и в четыре раза меньше. Они с дядей были такими жалкими. Любовь подчиненных держится только на верности и уважении к дяде и его поблажках в виде игры в пай-шо и часовых чаепитиях. Какие чаепития могут быть, когда на кону стоит твоя честь?! Они были в родных краях, и Зуко заметно нервничал, желая укрыться в другом месте, не злить отца и не пересекаться с сестрой…       — Не ожидал увидеть вас столь скоро, — надменный вальяжный тон, нетерпеливая, но очень горделивая походка.       — Коммандер Джао! — воскликнул Айро, — Не желаете присоединиться к нашему с племянником чаепитию? — на этих словах Зуко больно ткнул его локтем, желая разбить в дребезги кружку.       — Адмирал! — гаркнул он очень громко и настойчиво. — Я адмирал Джао! Впредь попрошу запомнить. А то сочту за оскорбление, и накатаю вам обоим срок, — он был невероятно зол, что очень насторожило и Зуко и Айро. Они незаметно переглянулись.       — Кто-то явно постарался… — скептически и уже более серьезно добавил Айро, видя в этом злое предзнаменование.       — Да! Постарался здесь только я! — а его эго было раздуто до необъятной величины. — Принц Зуко, — задевает одним своим тоном, вызывая у того приступ омерзения, — как успехи в поимке аватара? — насмешка в голосе, явное рвение размазать прямо по мостовой.       — Никак, — улыбнулся Зуко, копируя свою сестру. — Вы что, комм… то есть адмирал, может быть я вас удивлю, если скажу, что ни для кого не секрет, что аватар уже как сто лет умер! — выдавил с яростью, вываливая на Джао весь звериный запал, метая пламенные искры, вызывая у того довольную ухмылочку.       — Да вы что, и как же вы тогда намерены восстанавливать свою честь? — злорадно расхохотался Джао. — Кстати, — резко оборвал свое ликование. — Какими судьбами здесь, в Стране Огня, близ моего флота? А, я понял, вы думаете, что аватар — это я? Признаюсь, польщен, — вновь залился хохотом. У Зуко от гнева и ярости, которые он уже не мог сдерживать — проступила крупная пульсирующая вена на лбу. Айро крепко держал его за руку, умоляя перестать вестись на этот поганый эмоциональный трюк. Но желание воспламенить спесь Джао — было сильнее всего, слаще всех привилегий.       — У нас серьезная пробоина вообще-то, — возмущенно уставился на него принц, демонстрируя пострадавший нос корабля.       — И как же это вас так угораздило? — призадумался Джао, считая, что в этом всем что-то есть, уж больно странно ведут себя эти двое.       — Мы столкнулись с морским змеем! — всплеснул умом дядя, вызывая у принца желание провалиться сквозь землю — настолько это звучало неубедительно. Зуко сразу счел по выражению лица Джао, что тот явно что-то вынюхивает. Адмирал крепко вцепился им под дых, и явно не отпустит, пока не убедится в чем-то. Зуко сильно напрягся, выдавая все на своем лице.       — Неужели? Я с нетерпением жду волнующих подробностей! Хотите, выпить?       — Не получится, нам надо идти, — Зуко почувствовал себя некомфортно и абсолютно беззащитно, надо было удирать.       — Принц Зуко, адмирала надо уважить, — хватает племянника за плечо, не видя, на сколько тот встревожился. — Для нас это большая честь. У вас есть женьшеневый чай? Это мой любимый чай, — Айро стремительно ушел, завлекая Джао за собой, уводя подальше от разъяренного Зуко, который, как загнанный в угол зверь видел только один выход из ситуации — нападение с дальнейшей победой, и полным исчезновением. Зуко остался один на один со своими мыслями, одиноко смотрящий в грозные железные махины с острыми наконечниками, они с легкостью вспорют борта их с дядей судну. Зуко стал нервничать только сильнее, вспоминая, что синяя маска припрятана не очень хорошо, а что, если это происки Азулы? Она ведь в курсе. Он был уверен, что она давно ведет на него охоту, и вот — он попался на живца. Как недальновидно было с его стороны поддаться уговорам дяди о прибытии в Страну Огня. Нет, с этим надо покончить, а Азулу убить… Или же заставить молчать, но лучше, все же, убить. Вот он трусливый болван, ведь она была у него в руках — голенькая, беззащитная, ряженая, почему он не прикончил ее прямо там? Откуда в нем берется эта жалость? Будучи там — с ней, на ней и в ней, он ни единой клеткой своего тела не желал ей смерти, за что раскаивается прямо сейчас — за свою слабость, что посмел проявить тогда. Это и определило его судьбу. Прямо сейчас. Джао — это ловушка, и он идет в его сети, вернее — в ее. Она поймала его, разгадала, как самую идиотскую загадку. Азула всегда была умной и хитрой, она всегда понимала все с первого раза, ей не требовалось прилагать усилий, ей не требовалось запоминать — у нее получалось все всегда идеально и лучше всех с первого раза. Вот прямо сейчас, она была лучше всех — сразу прознала, что Синяя Маска — это ее изгнанный оплеванный и изуродованный брат. Он уже чувствовал ее когтистую руку на своей шее, которая сжимается сильнее кандалов. Всего лишь минутная слабость, которая стоила ему свободы и жизни. Он, молча и несмотря по сторонам, вошел в шатер, на котором красовался символ страны — горящее пламя. Джао выжидательно смотрел на него и криво улыбался. Зуко был уверен, что его сестра спит с ним, ну а зачем этому идиоту Джао подняли жалование и тут же повысили в звании? Явно обошлось не без Азулы. Отец частенько давал ей возможность покомандовать, повыносить вердикты, особенно, в качестве судебных дел — отца просто изводила вопиющая жаркая нега, которую Зуко смел наблюдать, когда его сестра надменно и безжалостно выносила вердикт за вердиктом: «Казнить, без права на обжалование; казнить, без права на пересмотр; казнить, без суда и следствия!», — в голове всплывает ее дерзкий истеричный голос. Ей было можно. Ей всегда было можно все. Отец обожал ее. Он любил ее. Любил так, как не любил даже мать. Азула, по мнению Зуко, была для Озая самой желанной и обожаемой женщиной. Она все делает через постель, потому что она беспринципная шлюха! Зуко непроизвольно сжал губы, желая врезать Джао, да посильнее, оставляя и на его лице ужасающий болезненный шрам. Он считал, что правильно поступил с нею, потому что таким грязным и испорченным тварям как она только это и нужно от мира, она достойна, чтобы ее поимели, только так он мог показать ей, где ее истинное место — на чьем-то королевском скипетре. Он вершил над нею правосудие, у него были благие намерения, он считал, что проучил ее. Но, видимо, расплата пришла слишком молниеносно, ведь полдворца — ее порочные любовники, только при таком условии она может быть всеобъемлющей и властной.       — К концу года, — начал беззаботно Джао, пока Зуко, на негнущихся ногах присел за царственный позолоченный стул, не притронувшись ни к одной чашке с чаем, — столица Царства Земли будет в наших руках. Хозяин Огня наконец-то одержит победу в войне, — Зуко посмотрел на дядю, который нелепо копошился в выставочных доспехах и оружии, в военной палатке Джао.       — Если отец всерьез думает, что весь мир с охотой подчинится ему, то он глуп! — вылил всю свою тревогу в эту фразу, с облегчением выдыхая — они ничего не знают. Это не происки Азулы, ему вдруг резко стало ее жаль, жаль, что он так мерзко подумал о ней. Он не знал, как и почему такое крутилось в его испорченной голове. В дали от людских глаз он стал чувствовать, как безнадежно и жутко дичает.       — Два года на море — ничуть не укоротили ваш язык! — приблизился Джао, явно испытывающий его терпение. — Ну так что, как идут ваши поиски аватара? — это уже мало походило на обычный вопрос. Он спрашивает одно и тоже — надеется, что Зуко забыл и на этом же сам выдаст себя! Он напрягся еще больше, ведь с этой гадкой Азулой, он стал забывать кое-что действительно важное.       — Мы его не нашли, — кратко и не смотря на противника, бросил, отыскивая хоть что-то, выдающее Азулу.       — И все же, вы на что-то надеялись? А, может быть, вы нашли доказательство того, что аватар жив?       — Нет! Ничего…       — Понимаете, в чем незадача — аватар единственный, кто может помешать нам выиграть эту войну. Если у вас осталась хоть капля верности, то вы расскажете мне, что узнали, — Зуко засмотрелся на доску объявления, что была прикрыта плотной темной тканью — явно упала случайно.       — Я ничего не узнал! — встает со своего места, медленно подходя ближе, пока Джао стоял к нему спиной, прожигая взглядом карту Царства Земли. — Аватар давно погиб, дядя прав, — не может ни о чем думать, бесшумно приоткрывая завесу, просто одним чутьем ведомый, зная, где нужно искать. Нет, он не сумасшедший, он явно понимает, что к чему. Его руки затряслись, стоило темной ткани отогнуться и приоткрыть ничто иное, как яркий четкий портрет Синей Маски. Она рассказала все, — нервно и с опаской затрепетал Зуко, медленно оборачиваясь, наблюдая за хитрым и недобрым оскалом Джао.       — Нравится? Вы знаете, кто это мог бы быть? — перекинулся на другую тему, заставляя принца застыть от массы вопросов, что крутились у него в голове: это все было подстроено? Или просто совпадение?       — Без понятия. Впервые вижу, просто очень красивый синий цвет, сразу узнал — это маска темного духа воды из пьесы «Любовь драконов». Идем, дядя, нам пора, — обернулся к Айро, уже уходя, желая, как можно меньше говорить с адмиралом. Всё, теперь он в розыске, вернее — его альтер-эго. Это не пугало Зуко, только наоборот развеселило и вселило уверенность в том, что отец и все — ошибались, ведь Азула — идиотка обыкновенная, которая даже не удосужилась вспомнить, как когда-то, когда были совсем маленькими и отдыхали с матерью на Угольном острове, та брала их на спектакль «Любовь драконов». И уже после, когда наступала ночь, они сбегали на пляж и отыгрывали финальную боевую сцену, роль Зуко в которой всегда, почему-то, была отдана под злобного духа воды. «Очевидно же — из меня куда лучший император драконов!», — помнит ее бахвальство как наяву.       — Нет, вы никуда не уйдете, — скомандовал Джао страже, и те перекрестили пики, преграждая Зуко путь. Он поморщился, понимая, что все это как-то чересчур странно. Вся эта ситуация, а если, Джао все-таки обыскал корабль и нашел что-то интересное помимо аватара? За какую-то информацию, его — изгнанника, никто не посадит и не казнит, а вот за изнасилование, тем более принцессы — еще как, Азула сама вынесет ему смертельный приговор, рубанув с плеча. Тогда закончится все. И поиски чести, и поимка автара — все будет кончено, ведь он преступник. Если за происками Джао действительно стоит только аватар, то Азула полнейшая дура набитая, в чем Зуко, собственно, никогда и не сомневался.       — Значит, двенадцатилетний мальчишка побил тебя и твоих людей… Ты еще более жалок, чем я думал! — расхохотался Джао, хлопая, выбивая пламя прямо из ладоней.       — Я его недооценил, но этого больше не повторится! — оборачивается, и смотрит прямо в укор.       — Второго шанса у тебя не будет! Теперь аватар мой! — на этих горделивых словах, Зуко бросился на Джао, желая вымазать его лицо в пепле, как предательская стража заломила ему руки, не давая совершить возмездие. Зачем какому-то адмиралу флотилии поимка аватара? Для чего? Только с одной целью — для чего-то выслужиться перед Озаем. Хитроумный план был, видимо, в том, чтобы просить за поимку аватара какую-то высшую награду…       — Боитесь, что я поймаю аватара раньше вас? — подначивает Зуко, наготове кулаки, от которых уже дымит.       — Пф-ф, ты мне не соперник! В моем распоряжении сотни военных кораблей, а ты всего лишь принц в изгнании. Ни дома, ни союзников, от тебя отказался даже отец, — бьет по самому больному — и попадает точно в цель, на секунду лишь заставляя принца растеряться. Но как бы и что бы Джао не предпринимал, у него никогда не будет самого важного — королевской крови. Его стать напускная, а у Зуко — наследственная.       — Ошибаетесь, когда я доставлю аватара к отцу — он примет меня со всеми почестями и восстановит меня в правах на престол! — у Зуко было неотвратимое чувство, что Джао просто невероятно сильно метит на его место. И с чего бы вдруг? Тут точно не обошлось без Азулы и ее дешевых интрижек. Наверное, пообещала стать его женой, в случае поимки аватара — как тривиально, но очень предсказуемо с ее стороны. Ну и дурак этот Джао, она убьет его при первой же возможности, как только тот ей наскучит или не угодит.       — Если бы отец хотел твоего возвращения — ты бы уже давно был дома. С аватаром или без. Но ты в его глазах — позор и бесчестие народа огня. Твой шрам это доказывает!       — Хотите получить такой же? — вырывается вперед, не сдерживая своей огненной ярости, сдерживаемый лишь стражей. Какой же адмирал жалкий трус, раз не способен по принципу чести — по-мужски разобраться, не втягивая свое звание, положение и деньги. Блатные повадки — участь невидимки.       — Вызов на поединок? — расхохотался, втаптывая в грязь.       Ведь это он — Зуко — принц, это его должна защищать стража, это ему по праву рождения предначертано правит Страной Огня, как невыносимо больно наблюдать за тем, когда собственный народ бастует и сдает тебя. Это он — часть королевской обожаемой знаменитой семьи, тогда почему же с ним обращаются как с грязью, простолюдином и скотом?       — В Агни Кай! — яростно необдуманно выплевывает ему в лицо.

      Зуко ни разу не боялся Агни Кай после того, как единожды поучаствовал в нем вместе со своим отцом, после предательского удара Озая, какой-то Джао смеет пугать или хотя бы пытаться — да он просто набитый идиот! Он смотрел на адмирала с искренней и лютой ненавистью просто потому что тот такая мерзкая и наглая выскочка, что он из себя мнит? Всего лишь какой-то ничего из себя не представляющий бахвальный тип, который пытается пробиться туда, где потеплее пламя, да и тем более самым низким и гадким способом — через королевскую постель. Ох, как же здорово иметь собственную постель, собственную комнату, а ведь Зуко начал забывать каково это — жить в роскоши и достатке — у него все отобрали. Он уже забыл каково это — хорошо и вдоволь питаться, носить красивую яркую одежду, которую пошили прямо для тебя, в единственном и неповторимом экземпляре. Больше ничего нет, ни упоминания, ни следа. А этот жалкий напыщенный индюк Джао имеет больше, чем истинный принц, в котором течет чистая королевская кровь. Да кто такой этот Джао по сравнению с ним — пыль, мусор, который случайно забыли вынести и теперь он тухнет и смердит. Зуко был нацелен выжечь эту наглую физиономию своего противника, с которой он прямо сейчас сверлил Зуко взглядом, бессовестно поливая отборными гадостями и помоями, словно перед ним стоял худший представитель страны. Он не мог смириться с тем, как им помыкают и говорят все, что вздумается — обычные, ничем не примечательные, кроме своей жажды наживы и злости, люди. Его статус принца становится для всех смехотворным, словно он циркачка, над которой вечно издевалась Азула, Зуко уже даже не помнит ее ничем непримечательного имени, лишь завидные акробатические и развлекательные способности. Зуко всегда считал эту девчонку безмозглой и бесполезной, только такие никчемные снобки как его сестра могли общаться с подобными, потирая об нее ноги, тешась с ее необразованности и доверчивости. Азула была такая — волчица в овечий шкуре, которая перегрызет каждому глотку — без разбору, в друзья она примет себе самых никчемных и слабых, потому что ими легко управлять — прямо как Джао. Да у него на лице высечен ее почерк. М-м-м, какая же она неповторимая, ну просто единственная в своем роде. Зуко собрался с силами, вдох-выдох, вдох-выдох, концентрация на энергии, что бежала по его разгоряченным ци. Одно грубое движение, и принц наносит первый, и удивительный по своей силе удар, даже не ожидая от самого себя. Дядя Айро внимательно следит за каждым шагом и вздохом племянника, находя в Зуко тревожные знаки — он был однозначно не так прост, как могло бы показаться на первый взгляд. Айро знал, что принц мечтает — грезит о беспечной вялотекущей жизни во дворце, где вокруг него будет много красивых и злых женщин, с чванливым характером и ярким макияжем. Что ничего и никаких усилий не нужно будет прикладывать, чтобы просто хорошо жить, как же Зуко не терпелось вновь встать на ступень величия и тихо-мирно ждать своего победного, коронного часа, когда Озай просто передаст ему страну. А вместо этого он был вынужден скитаться словно нищий оборванец и получать оплеух от таких хамов как Джао, который просто захотел сообщить Зуко о том, что вытирает об него ноги просто так — потому что может, без объяснения. Айро было больно за племянника, он всеми мыслями был с ним, наблюдая за выверенными отточенными движениями Зуко. Ни одной ошибки, ни одной помарки, кроме одной — излишняя, преступная эмоциональность, сбивающая мысли в кучу, дарящая обжигающий огонь даже хозяину и покорителю, он оступался, потому что был зол, он делал себе больно, потому что торопился. Торопился победить горделивого насупившегося адмирала, Айро совершенно точно был уверен, что между ними какая-то особая вражда, а аватар — это лишь повод разжечь войну. Зуко делает замах ногой, затем рукой, каждый раз чередуя, с силой отпуская обуревающий все вокруг, острый огонь. По лицу Джао Айро сразу увидел, как тот обжегся о принца уже не мало раз, просто не очень это показывал, но Зуко… Зуко этого не видел, он ждал от себя большего, лучшего, каждый раз за каждое движение ругая, требуя идеальнее, требуя победить в этой схватке. И тогда, помня, как брат изуродовал и изувечил Зуко на судьбоносном Агни Кай, Айро молча и с мольбой в глазах обратил свой взор в воду, призывая духов помочь несдержанному и пылкому принцу. Зуко не давал повода к проигрышу, он четко и ровно шел за победой, выжимая из адмирала последние силы, тогда как сам был полон воодушевления и мощи. Ему хотелось сражаться, в бою он чувствовал свою значимость и неповторимость. И вот, каждое движение — всласть, каждый удар — нега. Джао рухнул на спину, побежденный, проигрывая малолетнему позорному сопляку — посмешищу, ненавидя себя за такой провальный и унизительный проигрыш. Уж лучше умереть, чем жить с чувством неполноценности.       — Давай! — закричал Джао. — Добивай же! — смотря на Зуко с вызовом. Айро в этот момент поставил на кон все, веря в то, что его племянник не такой — он не убийца, хотя в душе зудел червь, который напоминал о настоящем происхождении принца и о том, кто его истинный отец. Зуко вознес руку, выполняя блестящую боевую стойку, последний рывок и яростный поток огня бросился в сторону Джао… но пролетает мимо, встречаясь с камнем палубы. Айро был доволен как никогда. Он знал! Он всегда знал, что его племянник просто заблудшая душа, погрязшая в путах гордыни и стыда, но он обязательно выкарабкается, и то, что он не позволил злостному огню обуревать им и управлять, не позволяя уничтожить чужую, хоть и не очень ценную, но все же — жизнь.       — Твой отец вырастил труса! — Джао был еще больше вне себя от такого благородного, но такого убийственного для самолюбия жеста — пощады, прощения, да брошенного с таким пренебрежением и чувством собственного, предначертанного где-то там — свыше, превосходства, что стоило принцу отвернуться, как адмирал наносит решающий, и в его надеждах последний удар, хоть и в спину, но сокрушительный и смертоносный.       Айро поджидал и ожидал подобного от беспринципного и бесхребетного пса Озая подобной гадости, с особым жаром и величием поглощая огонь, который мог навредить беззащитному, но выигравшему по всем правилам, принцу. Зуко яростно обернулся, пожалев о своем добром жесте, наливаясь уверенностью и страстным желанием закончить жизнь провального адмирала, в ту же секунду обуреваемый жаждой мщения, входя в неистовый раж, остановленный лишь хладнокровным хватом дяди, который умоляюще, но строго, сказал:       — Не порти свою победу!       Зуко все равно вспылил, считая, что еще поплатится в будущем за живую душу адмирала, и не один раз. Во всем виноват простодушный и наивный дядя! Зуко с хлопком закрывает дверь собственной каюты, прогоняя стражу из коридора, хватаясь за голову, желая превратиться в огромную бурю огня — в пожар. Ходит и ходит, неумолимо подходя то к одному краю каюты, то к другому, словно неугомонный бесконечный маятник. Раскрывает потайной ящик стола, сгребая все, что вызывает интерес. Злобно и с ядом окунает свой безудержный изгневанный взор прямо в размеренное пламя камина, находя себя теми искрами — загнанными и удерживаемыми. Огонь — опасная бурная стихия, которая готова спалить все на своём пути, и принц ощущал, что огонь подкрался к нему незаметно и очень близко, кипя уже где-то в горле. Руки помнили, с каким остервенением он сжимал шею Азулы, желая сжечь и оставить неповторимый уничижительный шрам своей ладони, чтобы каждый, кто смотрел на неё — вспоминал о том, какая она жалка и поверженная. Он берет тяжелую извилистую кочергу, втыкая меж дров, начиная шевелить, распаляя пламя, насыщая воздухом. Искры отлетали в разные стороны, Зуко не боялся огня с того самого Агни Кай. Больше этот огонь не причинит ему боли, Зуко уже испытал, каково это, теперь, он совершенно точно убедился — это не страшно. Это дико, обжигающе, выворачивающе и безжалостно больно — терпеть горящий вздувающийся шрам, к которому прикоснуться было пыткой. Дядя Айро говорит, что это чудо, что глаз остался на месте и не перетерпел сильных изменений. Но Зуко, после того Агни Кай старался меньше смотреться в своё отражение, даже на воде, даже на стекольной гладкой поверхности — он отворачивался, никогда не принимая, но и не делая на этом шумный акцент. Пока мы этого не видим — этого нет. Ничего не имело значения, после того, как с твоего лица практически сняли кожу, а ведь принц помнил, с каким ужасом у него отходили куски ороговевшей плоти, а под ней склизкая мокрая и кровавая каша. Зуко помнил, как это ужасно больно, как это страшно стыдно, Азуле бы подошло подобное украшение, но мама бы этого не оценила. Вспоминая мамин непревзойденный элегантный образ, глаза Зуко наливались слезами, дыхание перехватывало, ведь знать, что ты больше никогда не сможешь произнести слово «Мама» вновь — это худшее, что может случиться… С особым цинизмом, Зуко лезет в карман за пазуху, вытаскивая припрятанные скомканные письма, картинно развеивая им жаркий воздух, принц Зуко бросает один клочок за другим, принципиально ничего не чувствуя, ведь все самое страшное он уже пережил. Больше ему ничто в этой жизни не сделает больнее, чем он уже прочувствовал когда-то, и ведь эти отголоски прошлого пиками врезаются и прокалывают воспоминаниями сердце. Ее голос был такой глумливый, циничный и меркантильный, — вспоминал Зуко. Даже в цирке, наблюдая за своей горячо-любимой Тай Ли, Азула выглядела слишком недовольной.       Зуко казалось, что присутствие Озая влияет на сестру пагубнее самого крепкого алкоголя, который добавляет себе дядя в чай, считая, что это очень незаметно. Азула — невозможная — нет, не так — невыносимая, заносчивая, напыщенная негодяйка и противная зазнайка. Покончив с последним письмом, он встаёт, печально наблюдая за тем, как горит истинная искренняя и чистая любовь, пролитая на сухую пожелтевшую бумажку. Ее голос был таким отравляющим и дерзким, засыпая, он сгорал от ненависти и стыда к самому себе, ведь она была права — Зуко теперь редкостный уродец, а ещё дядя — алкоголик, ну и в довесок — Зуко до тошноты посредственный маг. Не то что она — великая. Сама вселенная радовалась появлению Азулы, тогда тучи впервые за долгое время столкнулись над столицей огня, словно бы бросая клич о том, что дух родился! Мать страдала нещадно, пытаясь извергнуть ее из своего тела, словно уже тогда она жгла больнее бурлящего масла. Зуко вспоминал ее мягкую гладкую кожу, которую он безжалостно осквернял своими грязными безнравственными и преступными прикосновениями. У неё очень красивый анфас, и красив он был во всем, у неё была по-королевски незабываемая щель, ну или что там у неё… мягкая, пышная, благоухающая, снаружи белая, а внутри розовая, но от долгих прикосновений — красная. Он поднял глаза ввысь в железный грубый потолок каюты, хватаясь в свои брюки, которые изнутри раздувало его собственное возбуждение, и то, что делало его великим… именно благодаря этой особенности, он, по праву наследования всегда будет первым, и как бы отец не переписывал свои отношения, историю, законы — он все равно будет знать истину, которой пренебрёг. Но это ничего не значит. Правила установили эту жизнь ещё до начала времён. Зуко расстегнул свои брюки, ощущая, как расперло его самолюбие, как горит его кожа в самом таинственном и любимом месте. Туго обхватывая свой тяжелый и гладкий член, он прикрывает в сладострастной неге глаза, вспоминая, с каким нервозным и наглым восторгом смотрела на него сестра прямо в тот самый момент, когда он был Синей Маской. Азула никогда не признаётся, что ее можно изнасиловать, и уж тем более никогда не сознается в том, что с ней кто-то когда-то подобное совершил. Исключено. По ее глазам можно было считать то, что она просто монстр, бесчувственное бревно, бездушная тварь, но ему было так приятно снова побывать в ней, особенно, когда она против. Ненадолго, но это смыло спесь с ее размалеванного удивительного лица. Эта сука посмела занять даже его спальню во дворце! Она захотела поиметь с него всё, она захотела выжить его даже из дворцовых воспоминаний, словно принца Зуко никогда и не было. Было! И он побывал в ней — в оплоте бесчестия, вранья и обмана. Опасная лгунья. Насколько же она опасная, ядом плещет как гадюка, угрожающе тряся хвостом. Он был не в себе, изнемогая от жаркого прилива ко всему своему телу, стягивая и сжимая, растягивая и скользя плотно сжатыми пальцами, по окаменевшему грузному члену, что в цвете пламени казался багровым. Он стирал с неё напускную помаду, проводя пальцем по ее губам, делая из ее лица неряшливое посмешище. Он содрал с ее нежных темных волос тягу, которой она очень дорожила и кичилась — наследная корона. Теперь у неё нет ничего, — с облегчением и отмщением простонал Зуко, больше всего на свете, желая вновь оказаться на месте Синей Маски — отдаться злобному духу, и вновь со страстью и жаром входить в царственное неприкосновенное тело принцессы Азулы, распаляя в ней похоть, смешивающуюся со страхом и гневом. Она ведь сумасшедшая, ей должно было понравиться, — считал Зуко, на самом деле уверенный, что сестра давно уже догадалась о том, кто на самом деле был под маской. Это же так очевидно, он ведь даже не старался это скрыть. Ее нежные дольки половых губ казались обжигающими и очень мокрыми, они приятно облегали его набухшую изнуренную головку. Она мнимо пыталась защититься, но он все равно вошёл в неё — беспринципно, продажно, бессовестно и так легко, обезоруживая, как самого дикого необузданного животного. Как зверьё. Азула — дикий надрессированный зверь. Все эти мысли разгоняли в нем огонь, ярость и неутолимое возбуждение, зудящая нежная щекотка стала сильнее и интенсивнее, концентрируясь в одном месте, которое Зуко безжалостно и мокро тёр, издавая пылкие жаркие стоны, уже чувствуя свой скорый конец. Она хищно и дерзко улыбалась ему даже сквозь ночную тьму, а как она пахла… а как пахло в самой спальне. Дурманяще, околдовывающе, вкусно. Зуко был уверен, что Азула сама по себе вкусная, но терпкая, с неявной остротой. Ее с издевкой растянутое: «М-м-м», — и он ладонью прижимается к ее вставшим соскам, продолжая нервно и второпях толкать, толкать, толкать, уже забывая кто он и как его имя. «Продолжай!», — слышит ее лукавый возглас, не пускает, на самом деле преследуя одну единственную цель — его лицо. С громким вздохом, переходящим в рык, Зуко расплескивает неудержимую тягучую сперму, страстно вдыхая жаркий спертый воздух, жалея, что не хватило выдержки растянуть удовольствие наподольше. Резкие краткие струи бросились прямо в камин, Зуко тяжко и долго смотрел на пламя, которое под его размеренным глубоким дыханием только распалилось. Не было силы сильнее, чем сила собственного головокружительного удовольствия, не было ничего более окрыляющего, чем беспрекословная власть, и не было ничего более возвышенного, чем собственная честь.       — Принц Зуко! — Айро с остервенением начал биться к нему в каюту. — Принц Зуко, сейчас же откройте! — Зуко судорожно и на трясущихся измученных ногах подошел к двери, наспех одеваясь, проводя ладонями по взмокшему разбереженному лицу. Зуко абсолютно не понимал, что с ним происходит… все повторяется… как много лет назад. Он с такой болью в сердце, но столь быстро — как только смог ощутить и прочувствовать, — смог разорвать этот порочный круг. Зачем? Зачем он вошел в него однажды? Выйти из этого не представлялось возможным. Зуко был наполнен гневом, отчаянием, которое рвалось слезами наружу, и утягивающим в бездну страданий — одиночеством. Как это произошло впервые? А что, если бы он сказал «нет» еще тогда, что, если бы дал отпор и защитил свою честь еще в том, столь неосознанном возрасте, потерял бы он столько, сколько потеряно сейчас? Он изнемогал от болезненного леденящего чувства одиночества. И только в один момент своей недавней действительности он был по-настоящему счастлив. Проглатывая и зарывая собственные чувства подальше от чужих глаз. Зуко набирается смелости, и отворяет дверь. На пороге стоял взволнованный дядя, который с силой распахнул дверь его личной каюты, нагло нарушая стойкое депрессивное настроение чужих покоев, врываясь, занося вместе с собой, помимо чая — добродушную мягкую улыбку.       — Вы были молодцом, принц Зуко. Я горжусь вами, — протягивает ему очередной отвар. — Выпей, должно полегчать, — Зуко сразу же вспомнил сестру, которая уже много лет подряд поглощала какую-то дурно-пахнущую настойку перед сном. — Это успокаивающий чай, ты меня знаешь — я в этом мастер, кто если не я помог вернуть твоей сестре человеческое лицо… — Айро аж передернуло от воспоминаний, и Зуко безошибочно понял — дядя тоже, прямо как и он — досадно скучает. Скучает по той жизни.       — Давай вернемся! Я знаю, ты хочешь этого также, как и я! — после разговора с Джао, Зуко решил идти другим путем — Азулой, кто если не она, вторая решающая власть в этой стране палящего солнца?       — Ты не понимаешь, и я вижу это, отчего горько становится… Да, есть вещи, по которым я и ты тоскуем, но они в прошлом. Принц Зуко, нельзя вернуть прошлое, — Айро полез в свой длинный размашистый рукав, доставая оттуда скрученный маленький сверток, передавая Зуко. — Мы никогда не сможем повернуть историю вспять, да и нужно ли это? Ведь здесь мы свободны, мы можем жить как захотим.       — Жить, как хочешь один ты, дядя! — всплеснул руками, не притронувшись к заботливо-заваренному чаю.       — Ты пей, пей, — по-отцовски гладит его по спине, ощущая, как удивительно сильно напряжена каждая его мышца. Он что-то скрывал. Это «что-то» грызло его червем. Зуко залпом выпил все, что было в кружке, отбрасывая ее так, что та тотчас же разбилась. В такие моменты он был вылитый Озай. Айро помнил своего брата, когда тот еще был совсем малышом, когда тот был подростком, подобно Зуко. Озай никогда не мог определиться с тем, что он чувствует и хочет, его душу рвали на части какие-то противоречивые мнения и желания, он был из тех людей, кто хотел напялить на себя одновременно и белое, и черное. В свое время Озай так распереживался, это было единожды в юности, когда Азулон высмеял его при всех за то, что он посмел плакать о скоропостижной гибели матери, тогда Озай надел на себя белые одежды, показывая всему миру свой протест и свою скорбь, такое повторилось лишь раз, когда ушла Урса. И чем больше Айро пытался вцепиться в принца, уверяя самого себя, что Зуко не такой — и Зуко сразу же подтверждал эти слова, а потом разгромно и громко заявлял об обратном, Айро приходил в ужас. Как было невыносимо сложно убедить себя в том, что принц Зуко не его сын, хотя так безнадежно этого хотелось.       — Кто пишет? — улыбнулся, понимая все с первого раза, ведь это не единственная бумажка, которую доставляет измотанный ястреб с гордой символикой страны огня. Зуко послабило, он нервно, но очень устало завалился в кресло, наблюдая за потрескивающим бесконечным пламенем, гипнотизируемый и уносимый в счастливый липкий сон. — Эта девушка очень настойчива, хотя, я не мог бы сказать о ней подобного раньше, — Айро присел рядом, спокойно и с долей наслаждения потягивая ароматный женьшеневый чай.       — Это Мэй, — повернулся к нему Зуко, разворачивая любовное послание, от которого приятно пахло женскими духами. Как же непревзойденно-приятно пахнут женские волосы, одежда, да и вообще женщины источают особый незабываемый аромат. Он улыбнулся на этих мыслях, ощущая себя больше животным, чем его сестра Азула.       — Как потрясающе, как хочется жить дальше, зная, что тебя ждет непревзойденная изысканная красавица, да еще и такая смелая, — посмотрел дядя на письмо, которое безрадостно сжимал принц. — Вам стоит наградить ее за терпение и трепет.       — Думаешь?       — Уверен, женщины — существа ранимые, оттого и хочется совершать ради них подвиги, залезать в долги — только, чтобы узреть искреннюю, хоть и недолгую улыбку.       «Дорогой принц, я безмерно счастлива, что могу найти в ваших словах столько искренности и взаимности. Знаете, меня переполняли разные чувства, особенно, когда я прихожу в академию или в гости к вашей сестре — мне не хватает вас. Я бы все отдала, чтобы видеть ваши чуткие янтарные глаза, внимать вашему звонкому переливистому голосу. Я боялась, что вы посчитаете меня сумасшедшей, и оставите с мучительным молчанием, я так рада, что мои опасения оказались напрасны…»       Она не способна на серьезные поступки, не считая слезливых посланий, — грузно вчитывался в написанный текст, находя это бестолковым и очень романтичным. Мэй поднимала в нем лавину ласковых и теплых чувств, но он был абсолютно точно уверен, что в настоящей жизни он ей не нужен. Мэй просто искала с кем разделить свое бурное нескончаемое одиночество, и выбрала недосягаемого его. Он помнил ее очень отчетливо и хорошо, по большому счету, никак не оценивая. Она просто была. Была рядом с Тай Ли и Азулой. Была третьей, ничем не выделяющейся и ничего не говорящей девочкой, словно куклой. Принц Зуко хотел бы верить, что все будет столь же сладко и гладко, как описывает Мэй, но что, если она не способна любить наяву, а только на расстоянии, только в письмах? Принц аккуратно сложил письмо, искоса поглядывая на подозрительно довольного дядю.