Absurdité et persévérance

      — Почему ты с ними так жесток? — в конце концов не выдержал Ламори, задавая давно назревший вопрос своему начальству. Время, надо заметить, для этого он подобрал не лучшее – месье Шарбонно только-только закончил знакомить другого своего подчинённого с недостатками его работы, тут же отправившимися затем в мусорное ведро, едва ли не вместе с самим поваром.       — М...? Я? — не до конца понял вопрос Винсент. Однако его тон со стороны больше напоминал крайнюю степень искреннего возмущения. Роди даже поёжился слегка, совсем еле заметно, успевая начать жалеть о своей несдержанности. Действительно, ведь попасть под горячую руку, – вполне буквально, учитывая, что они сейчас на кухне, полной пышащих жаром посудин с гастрономическими шедеврами, – идея вполне в духе рыжего молодого человека.       Отступать, однако, было уже некуда.       — Да. Может, он и провинился, — кивает Роди на всё ещё бледного су-шефа, — но это не значит, что его надо пытаться сжечь заживо.       — Это почему же?       На этих словах, повар рванул от нависшего над ним шефа за спину к Роди, который скорее инстинктивно, чем намеренно, заслонил того собой, широко расставив руки в стороны. И выглядело бы это до жути комично, если бы не взгляд тёмнеющих от бурлящего гнева глаз Шарбонно, устремлённый прямо на эту парочку... А вернее прямо сквозь Роди. Пожалуй, именно наличие этого болвана здесь было единственным препятствием, останавливавшим его от публичной казни своего су-шефа через четвертование.       — Можно подумать ты никогда не ошибался. — попытался хоть как-то вразумить начальство Роди, теперь уже тоже борясь с дрожью в коленях. — И что, тебя также пытались вскипятить на плите, как этого бедолагу!?       Винсент застыл ошарашенный. Нет, слова Ламори не произвели на него никакого впечатления... Но пробудили воспоминания. Настолько глубоко зарытые, давние и непроизвольно всплывшие прямо перед глазами, застилая собой и непутёвого повара, и официанта, да и всю его кухню заодно, что это находит выражение и на его лице. Холод безжалостной, бушующей, тихой, вот-вот разразящейся ударом молнии, ярости быстро уступил место сначала смятению, а затем и растерянности. Взгляд Шарбонно уже давно прошёл куда-то насквозь Ламори с тем поваром, через стены, посетителей, окна его ресторана...       Наконец, он всё же берёт себе в руки, а свои мысли под контроль. Благо, что уже пребывая с холодной головой.       — Убирайся. — скрипя зубами процедил шеф, пригвождая вновь отвердевшим и обледеневшим взглядом своего подопечного, робко наблюдающего за переменами в настроении начальства из-за спины излишне храброго официанта. — Чтоб глаза мои тебя не видели. Увижу – даже мусор подметать не позволю.       Подпаленный повар пулей вылетел с кухни через чёрный ход, видимо, чересчур буквально восприняв команду начальника. А с другой стороны, с таким шефом, трактовать этот приказ как-то иначе не шибко-то и получалось.       — А ты чего встал? — обратил своё внимание Винсент и на Роди, всё также столбом стоящего спиной к двери, ведущей в гостевой зал. — Работать, живо!       Действительно – заказы сами себя не разнесут. Особенно учитывая, что остальные повара продолжали делать своё дело, не обращая на развернувшуюся несколько минут назад сцену никакого внимания. Про себя, Роди отметил, что выдрессивал Винс своих шестёрок весьма и весьма качественно. Иногда ему казалось, что даже если землю сотрясёт атомный взрыв, или с неба польёт дождь из раскалённой лавы, они продолжат работать как ни в чём не бывало. И собственный опыт подсказывал Ламори, что вряд ли всё дело было в щедром окладе.       Но реакция шефа его зацепила. Значило ли это, что Роди попал в точку? Следовлао бы, пожалуй, ещё раз поднять эту тему. Но уже в гораздо менее осросюжетной обстановке...

***

      Традиции, традиции... Одни их рушат, другие – создают новые. Одни пытаются соблюсти мир в старых, закостенелых, но надёжных и проверенных временем порядках, пока другие – продвинуть границы возможного ещё чуть дальше, расширив тем самым горизонт сознания, своего или общественного.       Пока что, однако, традиция с распитием ресторанных вин в единственный выходной, когда ресторан La Gueule De Saturne закрыт, остаётся в силе, лишь иногда разбавляемая инами мероприятиями: прослушиванием музыки, к примеру, откровенными беседами, ночёвкой... Или как в прошлый раз – катанием на роликовых коньках на ближайшем общественном роллердроме с последующим... Впрочем, сейчас они тоже неплохо проводили время. Иногда немного домашнего уюта и покоя – настолько же чудодейственно, насколько и хорошая прогулка на свежем воздухе или поход в театр. Правда, возникает вопрос: почему это Роди чувствует себя уютно в квартире Шарбонно, если раньше ничего, кроме скованности и своеобразного давления стен, несмотря на просторные пространства, он здесь не ощущал?       Алкоголь, правда, размышлениям не способствовал. Да и сейчас это казалось не настолько важным. А вот чему вино и поспособствовало, так это храбрости прервать какое-то очередное скользкое обсуждение с периодическими ироничными выпадами и уколами, что едва ли можно было бы назвать дружескими, и сменить тему.       — Слушай, В-винс... — как-то совсем уж неуверенно начал Роди. В ответ Шарбонно лишь заинтересованно дёрнул рукой с бокалом, «продолжай», мол. — А почему ты так жесток с работниками? Не с-со мной, с остальными. С поварами. Или тебя специально учили, как эффективно пытать людей на кухне?       Винсент усмехнулся – не понять, откуда у этого вопроса ноги растут было невозможно. Наверное, этого действительно стоило ожидать от доброго, радеющего за справедливость и и мир во всём мире Роди. Оптимизм его иногда можно было найти очаровательным... Когда он не раздражал до глубины души своей инфантильностью. С другой стороны – ему можно было только позавидовать, раз уж жизнь сама доселе не объяснила Ламори на его же примере, как она устроена.       — Знаешь, они ведь не просто так здесь оказались, даже не из-за хорошей оплаты. — шеф начал издалека, покручивая в руке почти пустой бокал. — У них у всех есть амбиции. Можно сказать, они все здесь учатся.       — Но разве они не закончили колледж? — изумился Ламори. — Или ты брал людей с улицы?       — Конечно, они закончили специальные учебные заведения, — устало вздохнул Винс, подбирая более понятные слова. — Иначе, они бы просто не прошли отбор сюда. Но дело в том, что того, чему они там научились – мало для по-настоящему высокой кухни, для большого искусства.       Переведя взгляд на Роди, брюнет не смог скрыть высокомерной ухмылки – тот смотрел на него, изображая полное погружение в то, что он говорит, но вместе с тем с явным неприятием и непониманием. По этому лицу можно было буквально прочитать: «Какое искусство? Еда – это про поесть!». Действительно, чего ещё стоило ждать от этого остолопа...       Но переубеждать или пытаться что-то доказать Винс не собирается. Во-первых – бесполезно, был у него такой опыт; во-вторых – много чести. Потому, он просто продолжил свои рассуждения.       — А в любом большом искусстве, как и в большом спорте, за тебя будут браться всерьёз, если сочтут, что ты хоть чего-то стоишь. То, что ты назвал жестокостью, Роди, – это воспитание характера. Я учу их преодолевать самих себя – это самое сложное. Не каждому это дано.       — Как по мне, то ты просто ждёшь повода, чтобы поиздеваться над своим су-шефом. — пробурчал Ламори, сложив руки перед собой, опираясь на спинку кресла, вспоминая все те вспышки ярости своего босса, которые смог застать.       — Если он не стремится к идеалу и совершенству, то и делать здесь ему нечего. — отрезал шеф. — Либо он выкладывается на полную, либо идёт в другое место. Здесь я жду от него полной отдачи и концентрации, бесприкословного подчинения и максимального внимания. Без этого – он ничему не научится, а значит его мечты и стремляния не будут стоить и гроша.       — А оно ему точно надо?       — Ро-о-оди... — расплылся Винс в приторно сладкой улыбке, словно объясняя какие-то прописные истины. — А ты разве не замечал? Все они хотят стать шефами, получить известность, славу, зарабатывать много денег, держать свои заведения. Вот только для этого нужно пахать. Пахать как проклятый, и вовсе не факт, что тебе повезёт и твои мечты осуществятся.       — Получается, что я один здесь ни на что не претендую? — после небольшой паузы нервно усмехнулся Роди, оттягивая сдавленный галстуком ворот рформенной рубашки.       — Похоже на то, — Винс пожал плечами. — В любом случае, Бернард – очень способный юноша, иначе я бы не поставил его так высоко. Оттого обиднее, что он начинает расслабляться. Будет досадно допустить, чтобы он испортился, как перележалый фрукт...       — Ого, ты даже имя его знаешь? — Роди заметно оживился, даже привстал, но головокружение, вызванное лёгким опъянением, заставило вновь опуститься в кресло.       — Пфф, конечно. — Шарбонно отставил свой бокал на журнальный столик, прямо к полупустой тарелке с закусками.       — А ты когда-нибудь ошибался?       Винсент поднял голову и пристально посмотрел в зелёный глаза напротив. И тут бы в пору, пошутить. Ответить, что-то вроде «Да. Когда нанял тебя». Но слова встали поперёк горла...       Когда Шарбонно учился и ещё не успел потерять чувство вкуса, уже будучи на кухне более моститого мастера, каждая ошибка обходилась ему очень дорого. Дороже, чем те же огрехи спускали с рук его однокурсникам. А всё из-за его «таланта». Стоит ли говорить, что когда то ли из-за неверного сочетания экзотических специй или ингридиентов его вкус пропал, на первое время его жизнь превратилась в сущий ад. Получая очередной нагоняй от раздосадованного шефа, юный Винсент даже подумывал, что кто-то специально подменил его блюдо, чтобы нанести такой урон его репутации. Шарбонно всегда был впереди планеты всей... И, к досаде своих коллег по alma mater, там и остался, несмотря ни на что.       Забавно. На фоне той поры, наказания за такие невинные, на первый взгляд, провинности, как слишкм длинная стрижка, казались детским лепетом.       Пока Винс, пребывая во власти собственных воспоминаний, невольно повернул голову в сторону стены, на которой были развешаны немогочисленные фотографии, повествующие о различных моментах его жизни, Роди, так и не дождавшись ответа, проследил его взгляд до того же места, принявшись в тишине рассматривать чёрно-белые изображения. Прервать это молчание казалось чем-о неправильным, но одна фотокарточка всё же настолько зацепила его внимание, что молчать было невозможно...       — Это ты? — тихо спросил Ламори, совершенно бестактно указывая пальцем на заключённого в рамку юношу с длинными волосами, стоявшего среди других молодых людей, одетых в знакомую белоснежную униформу.       — Да, — кивнул Винс, ещё не до конца вынырнув из своих воспоминаний. — Когда я проходил стажировку на кухне другого шефа, тот счёл это неприемлемым. Это была, кажется, всего вторая неделя на том месте. Он схватил мою голову и склонил над зажжённой конфоркой газовой плиты так, что кончики волос начали тлеть.       — Кого-то мне это напоминает. — задумчиво и с явным намёком протянул Роди, пристальнее разглядывая фотокарточку. — Хотя я всё ещё этого не понимаю. Не то, чтобы длина волос как-либо влияла на твои кулинарные способности.       И пока Винс купался в приятных и тёплых ощущениях, подаренных дружеской поддержкой, Роди, спустя пару секунд, совершенно не задумываясь выдал:       — А ты ничего был, симпатичный.       — В смысле – «был»!?       Почти искреннее пылкое возмущение Шарбонно, что для пущего эффекта ещё и взглянул на своего собутыльника беседника волком, было в миг стёрто звонким и до ужаса заразительным смехом.       — Потому что сейчас Вы не отразимы, шеф. — всё ещё посмеиваясь попытался томно выдать Роди, исключительно шутки ради.       — Вот так-то. — не сумел сдержать улыбки Винс, с какой-то горечью осознавая, что сказанное – лишь не самая удачная юмореска. Хотя, признаться, упоминание Ламори его красоты даже в прошедшем времени грело остатки души.