whatever it takes.

fackerman, 03:32:37: Привет. Дело есть. Пробъёшь пацана одного по-быстрому? Нанаба пристально смотрела на входящее сообщение, надеясь, что следом придут и какие-то объяснения со стороны отправился. Но тщетно: прилетел лишь юзернейм — очередной набор букв, что за дебильные приколы у нынешних подростков — без каких либо дополнительных данных. Пробей — и всё тут. И несмотря на стремительно сгорающий дедлайн по автоматизации баз данных и серверов, она свернула окно графика с недописанными расчётами и, вздохнув и потянувшись, разминая затёкшую спину, не торопясь запустила несколько программ, которые свободно в интернете не ищутся и простыми пользователями всемирной паутины не обсуждаются. Ничего серьёзного и слишком профессионального, но всё же довольно полезно, особенно в тех случаях, когда как снег на голову сваливается Аккерман с каким-то пацаном, на которого срочно стало нужно накопать инфу. Нанаба не в свои дела лезть привычку не имела, тем более в дела Ривая, который объявляется раз в полгода, и это ещё в лучшем случае. Вопреки ожиданиям, данных о подростке удалось найти немного: номер дома, улица и город всего лишь — твою мать, и зачем Аккерману сдался какой-то парень с Парадиза? — да фамилия с именем. Кажется, что нехило, особенно для пяти минут ленивого поиска, но ребята возраста, как выяснилось, Эрена Йегера — ещё те любители выложить в свободный доступ всё, до чего только камера новенького айфона дотянется. А тут — ничего, даже никаких фотографий, кроме одной, и то в качестве столь дерьмовом, что разобрать было мало что возможно. Махнув рукой и решив, что не просрочить дедлайн ей тоже, по-хорошему, надо бы, Нанаба скопировала всё найденное, пересылая Аккерману и искренне надеясь на его — впрочем, не лишённое временем проверенной обоснованности — благоразумие. Ривай выжимал из не особо нового ноутбука всю возможную мощность, быстро перейдя с приложения для кодов на мессенджер, одновременно открыв почту, карты, календарь и банк вместе с сайтом МЖД до кучи. Устройство, экран которого разделили на шесть маленьких при изначально предустановленных четырёх, угрожающе зашипело: вентиляторы, призванные охлаждать процессор, явно не вывозили нагрузки, но Аккерману было откровенно плевать. И он не терял времени, быстро перекидывая полученный адрес в карты и строя маршрут, максимально близкий к нужной ему точке, через поезда. Но как ни старался он и не материл на чём свет стоит всю систему марлийского железднодорожного транспорта, получалось доехать лишь до КПП, работники которого занимались исключительно тем, что досматривали каждого, кому почему-то приспичило отправиться на Парадиз. Проще говоря, сие охранники-дармоеды деньги свои получали за то, что хуи пинали, ибо на остров, кроме госслужащих, никто особо и не рвался. До службы на Марлию Риваю было несказанно далеко, поэтому ничего не оставалось, кроме как нагло воспользоваться помощью Смита, который, будучи всего на пару-тройку лет старше Аккермана, имел не только вагон и маленькую тележку полезных контактов, но и собственный неплохой, хоть и маленький, самолёт. Ривай в подробности обретения сего чуда марлийской промышленности вдаваться совершенно точно не желал, ведь в данной ситуации, как всегда сложившейся по-ублюдски, были хороши все средства, даже эрвиновский летательный аппарат. Купив билеты на ближайший поезд, до которого оставалось менее четырех часов, Аккерман хмуро смотрел на остаток денег на карточке, не суливший никаких приятных покупок, кроме дешёвой готовой еды и сигарет. Однако не впервой ему было, и плюнув, Ривай быстро покидал в истрёпанный временем рюкзак, на котором одиноко болтался брелок из двух перекрещённых крыльев, документы с картхолдером, зажигалку да ноут, предварительно аккуратно убранный в специальный чехол. Устройство жило и работало у него относительно нормально уже несколько лет, что немало было, благодаря бережному использованию. Вырубив всю технику, вытащив все провода, чтобы ненароком — общажному электричеству доверять не стоило — что-то не замкнуло, он последний раз оглядел небольшую комнату и вышел, заперев дверь, возвращаться желанием не горя, но всё же надеясь вернуться. Ибо предстоящую поездку путешествием на курорт, разумеется, назвать было нельзя, и повезёт, если его не арестуют на пограничных постах или, того хуже, не пристрелят какие-нибудь особо агрессивные островитяне, завидевшие приезжего.

***

Постепенно светало, и Аккерман искренне наслаждался восхом солнца, вернувшимся вместе с приходом весны. Зима в Марлии особо холодной не была, но тёмной, беспросветной, как его собственная судьба — пожалуйста. И мерзко было до невозможности. Поэтому нарезая круги по вокзалу с сигаретой в зубах и наблюдая, как дневной свет одерживает безоговорочную победу над чернотой ночи, чувствовал Ривай себя вполне сносно. Ну, сносно для человека, который, не сомкнув глаз ни разу за последние сутки, собирается нелегально пересечь границу. Авантюра опасная, но особой тревоги не было, ушла она, переигранная усталостью, граничащей с полнейшим похуизмом. За пацана разве что беспокоился, вспоминая его шрамы, некоторые из которых выглядели безобразно настолько, что непонятно становилось, как они вообще зажили у него. Но с каждой затяжкой Аккерман насильно давил в себе эту трижды проклятую обеспокоенность, непривычную, и оттого отвратительную. Оповещение о начале посадки на поезд заставило с небольшим сожалением выкинуть недокуренную сигарету и, выудив паспорт, запрыгнуть в тамбур, резким движением напугав молодую девушку, проверяющую билеты. Выглядела та до безумия уставшей и как будто бы заплаканной, трясущимися руками вбивая фамилию Ривая в небольшое устройство, являвшее собой что-то среднее между телефоном и КПК: — Место номер с-сто сорок. П-приятной поездки. Аккерман смерил девушку пристальным взглядом, но та уже была занята билетом следующего пассажира, поэтому оставалось лишь пожать плечами и занять предназначенное ему место рядом с каким-то типом неприятной наружности, разило выпивкой от которого так, что хотелось насильно залить алкашу литр-другой ополаскивателя в глотку, перемешав его с жвачкой. Но три часа — не три дня, и потерпеть было нетрудно, да и поспать Ривай собирался, иначе не хватало ему вырубиться прямиком у КПП или, ещё хлеще, в чёртовом самолёте Смита. Аккерман уже засыпал, начиная видеть сон, про, кажется свое детство, где мать ещё живая была, но внезапный и такой, будто убивают кого, визг заставил его встрепенуться и инстинктивно схватиться за внутренний карман косухи, в котором уже седьмой год неизменно лежал небольшой, но остро заточенный нож, подаренный дядей и бывший единственным, что осталось от него у Ривая. Но вспоминать Кенни, съебавшего невесть куда, когда Аккерман ещё пиздюком был, времени не оставалось, и, краем глаза отметив непонятное отсутствие трижды проклятого алкаша на соседнем кресле, он вскочил, быстрым шагом направляясь в место, откуда исходил крик. И далеко идти не пришлось: в злосчастном тамбуре обнаружилась та девушка-проводница и исчезнувший сосед, схвативший её — Риваю, похоже, с соседями не везло абсолютно с завидным постоянством — за горло и прижимавший к стене. В руках у придурка блестел нож, который был больше, чем риваевский, но, видимо, находился он в неумелых руках: внезапно съехавший с катушек алкоголик держал колюще-режущее так, будто рука переломана сразу в нескольких местах, и отобрать опасную игрушку у него труда не составляло. Аккерман ещё раз попомнил дядю неожиданно добрым словом, научившего его простым азам обращения с холодным оружием и, поудобнее перехватив собственный клинок, подошёл сзади, резко оттягивая руку мужика, находящуюся на опасно близком расстоянии с горлом девушки. — Я бы не советовал рыпаться, — произнёс безапелляционно, но на насквозь пропитанное алкоголем тело ожидаемого эффекта сказанное не произвело: мужик оглянулся на Ривая и злобно — ебаное животное — зарычал, но руку от горла проводницы не отнял. Та плакала беззвучно, не желая, видимо, ещё пуще разозлить взбесившегося алкаша. И Аккерман на попытки разрешить всё относительно мирно плюнул: заломив руку мужика, он легко повалил неустойчивую от выпитого тушку на пол. Какой-то несчастный дед, вышедший в тамбур, чтобы отлить, резко передумал, хлопнув дверью так, что непонятно было, как она не сломалась. Взявшийся из неоткуда охранник — очень, блять, вовремя — ловко нацепил на пьяницу наручники и утащил вяло сопротивляющееся тело. А девушка, поняв, что её больше не держат, медленно осела на пол и глухо зарыдала, видимо, не справляясь особо с пережитым стрессом. Ривай стоял столбом, ибо утешать людей просто-напросто не умел, но девушка оказалась проворнее и, неожиданно быстро поднявшись, стиснула его в объятиях, продолжая рыдать ему в плечо. Петра Рал, как впоследствии узнал Аккерман, сильно поругалась с родителями и ушла на работу с пониманием того, что домой ей лучше не возвращаться, ибо по ходу ссоры дошло до рукоприкладства со стороны окончательно съехавшей с катушек матери, которая сидела на веществах и трезвая была раз в неделю, если повезёт. Отец Рал, наивный, но добрейшей души человек, искренне любящий свою дочь, уехал в командировку, чтобы заработать деньги в семью, и упорно не хотел замечать, что большинство из них уходит на наркотики. Историю своей судьбы, изрядно подпорченной неадекватной мамашей, девушка, притащив Ривая в какую-то подсобку для работников МЖД, выпалила почти в виде речитатива, умудряясь при этом всхлипывать и глотать огненный чай. Аккерман ничем ей помочь не мог, ни привести к себе переночевать, ни денег дать, поэтому лишь молча слушал, осознавая желание Петры выговориться. Когда сказать было решительно нечего, они замолчали: девушка всё ещё продолжала шмыгать носом, а Аккерман начинал потихоньку засыпать. Действие адреналина постепенно сходило на нет, и вкупе с бессонной ночью обстановка небольшой каморки нехило так способствовала накатывающей волнами сонливости. Но фортуна, видимо, решила, что Риваю отоспаться можно будет лишь в гробу, и громкоговоритель, который какого-то хера установили именно в подсобке, на всю заорал, оповещая пассажиров о прибытии на конечную. Лениво подняв голову и проклиная голосящее устройство, Аккерман накинул на плечи рюкзак и хотел было выходить, но был остановлен Петрой, чья дрожащая рука несмело легла на его плечо. — Спасибо, — неловко пряча глаза, пробурчала Рал. — Без проблем. Схватившись за ручку двери, Ривай почувствовал взгляд, норовящий дырку просверлить в спине, и обернулся, выразительно подняв бровь. Петра неловко мялась, похоже, желая спросить что-то, но стеснение, непонятно почему и откуда взявшееся, не давало ей ни слова сказать. — Чего? — Ривай… А куда Вы едете?.. Ну, тут обычно только военные, а Вы как-то не похожи… Обижать девчонку, слать её куда подальше решительно не хотелось: и так досталось немало, вон, до сих пор успокоиться не могла. Но и рассказывать, что он сейчас границу будет нелегально пересекать, было неразумно. — Не морочь себе голову. И береги себя. Удачи. Не дожидаясь ответа, Аккерман вышел из подсобки, а потом — и из вагона, ловко спрыгивая на перрон. Выудив из пачки сигарету и поджигая ее, он начал сканировать окружающих людей в радиусе двухсот метров на предмет наглой смитовской рожи и, преуспев, увидев выхоленную двухметровую шпалу неподалёку, нехотя — но понимая, что иначе никак — направился к старому-доброму закадычному врагу, глубоко затягиваясь.