Навсегда

Какое-то время Пик молчал, раздумывая над предложением валета, хотя думать пришлось не долго. Через пару минут король перевёл взгляд обратно на Вару и погладил любимые восьмым зелёные кудряшки. — Что-то полезное ты всё же выдаёшь, — слабо ухмыльнувшись, произнёс тот. С того момента, как они решили постараться доверять друг-другу, стало всё по-другому. Внутри становилось легче, а пустота наполнялась теплом. Пик даже забыл, что раньше специально оставался допоздна у его любимого вишнёвого дерева, окружённый лесом в компании с Валей, Слепым и Рохлей, это были прозвища. Они рассказывали друг другу глупые истории под алкоголем почти всю ночь, а потом Пик часами стоял перед двором дома, не желая входить, и ожидал, когда все уснут, пересчитывал с наступившей темнотой живые ячейки окон и думал о них. Это всегда оставляло странный осадок на душе. Для многих клонов то старое здание, где все они жили, было домом. Для каждого комната – это его личная крепость, носящая все следы хозяина. Каждый пришпиливал в изголовьях картинки, раскладывал вещи. Его же комната всегда была голой и безликой, он не чувствовал себя в безопасности там. Туда не хотелось возвращаться из темноты, там не хочется отдыхать, и никто не будет тебя ждать, если ты припозднился. С тех пор прошло много времени, и Пик заметнее стал чаще улыбаться, хотя раньше, свято верил, что улыбка не украшает его, как других. Он натыкался на растянутые рты в картинках своих детских книг, находил их на лицах игрушек, но все это не было тем, что можно поймать в голосе. Слушая улыбающиеся голоса, он наконец понял. Улыбка – это свет. Не у всех, но у многих. И может, причиной таких перемен были излишние саркастические, наполненные желчью шутки некстати и ямочки на худых щеках во время ухмылки или, возможно, она запуталась где-то в кудрях, это пока останется неизвестным. Забрав тарелку со смесью для блинов, Пик отлип от стола, вернувшись обратно к рабочему месту "шеф-повара". Уплотнители на холодильнике вновь издали странный звук, а сама полупустая морозилка чуть громче загудела, от того что через открытую дверь гораздо лучше пробивался звук. Король в мыслях подметил, что скоро надо будет идти за продуктами. Ваниль успешно была вытащена, и старший начал делать долгожданные блины. — К слову, Вару, откуда ты готовить научился то? — спросил фиолетовый, складывая в тарелку первую лепёшку. В воздухе сразу разошёлся приятный аромат. На столе появилась первая порция блинов, сложенных друг на друге, вызывая аппетит. Чайник деловито пропел о завершении своей работы, переключаясь с режима «Кипяти давай, развалюха», который был живописно подписан старыми хозяевами маркером около переключателя.

***

Вару замер, когда услышал вопрос, но мгновенно расслабился, вспоминая это время и легонько улыбаясь, по-настоящему и искренне, это была нежная улыбка, человека, который вспомнил что-то радостное и явно счастливое. Если бы валет снял очки, то можно было бы увидеть светящиеся нежностью глаза, которые немного поблёскивали, вспоминая насколько эти моменты дороги для него. Качнув головой, Вару пытается передать словами все те мысли и ощущения, хочется чтобы Пик понял насколько важны для него эти воспоминания. В последнее время хотелось чувствовать близость и взаимопонимание с уже любимым человеком. Вару не знает как и почему его сердце выбрало именно этого любящего мотоциклы и скорость, язвительного, но по своему доброму и заботливому человеку, но пожалуй этот выбор был сделан не зря и, только завидев фиолетовую копну волос, моментально хочется расплыться в улыбке и кинуться тому в объятия, сидя на сильных руках. Такие желания были странны и непривычны, но так хотелось этого. Кто бы мог подумать, но признаваться самому себе в этих желаниях было стыдно. Оторвавшись от своих мыслей, валет переводит взгляд на короля, лениво изучая того и невольно засматривается на фигуру, но думает над ответом на заданный вопрос. — Ну, когда Фёдор ещё не нашёл нас, то мне пришлось чем-то заняться. Родители не особо любили давать мне деньги, поэтому я устроился на работу в ресторан, где меня обучали готовке, мне это очень нравится на самом деле. Так что для меня это что-то типо хобби, но только если есть настроение, — облокотившись на руку, произнёс Вару, задумчиво жуя губу и прокручивая воспоминания, — затем меня взяли в младшие повара, так что, рогалик, именно по этой причине великий принц Вару умеет готовить, — хвастается валет, а затем весело предлагает: — Надо будет как-нибудь сварганить что-нибудь вкусное, а то нихуя нет, вот хоть блины полопаем. А, кстати, ты то откуда умеешь готовить? Не из воздуха же научился. Даже не думай, что я позволю тебе не рассказать, принцу интересно, поэтому колись, — произнёс валет, широко улыбаясь и болтая одной, не раненой ногой, а затем начал насвистывать песенку, что у него не плохо получалось.

***

Король после вопроса какое-то время молчал, а потом сел за стол, сложив стаканы с чаем, и расслабленно откинулся на спинку стула. — Ну, Белена решила, что пора мне ей помогать с готовкой и заявила, что если я не послушаюсь, она сожжёт мои волосы живьём. Но я нарушил её правило уже на следующий день, и она ничего не сожгла... Хотя потом всё же заставила делать блины, — разговоры о матери не вызывали каких либо чувств. Ни злости, ни нежности. Словно говоришь о незнакомом тебе человеке. Правда Пик ярко помнит, как мысленно называл её демоном-разрушителем каждый раз, когда она смотрела в глаза. Только она не такой демон, как те, которые живут в мозгу. Нет, нет. Белена хуже. Она убивает медленно, душит и в то же время она была противоречиво нежна. Воспоминания из головы постепенно исчезали. Погасали, как старые фонари. Сейчас атмосфера была такой же, как раньше. Король бесконечно благодарен памяти, благодарил разум за то, что тот смог подарить ещё раз те ощущения рядом – запах, настроение тех дней, пусть даже и на короткое время. Даже если потом опять придётся терпеть пустоту. — ...Не смотря на это, с ней было в большей мере приятно. Как с тобой, — через паузу добавил восьмой. У него была мать, книги, и он был убеждён, что всё хорошо. Пытался цепляться за эту идею – да, мир прекрасен, всё прекрасно. Но сложно цепляться за надежду, когда она так часто поворачивается спиной, заставляя видеть перед собой мутное стекло, зная, что реальность кристально чиста; никакого тумана, одна лишь правда. Однако эта чистота ослепляла. Так как же далеко человек может уйти за самообманом? — «Не особо любили давать деньги»? У тебя с ними плохие отношения? — уточнил король, сразу переведя тему. Ему было интересно узнать больше о валете. Как он справлялся с подобным, и что заставило его стать чуть-ли не самым токсичным клоном, если на деле тот не такой уж и плохой. Даже милый где-то, без привычной ухмылки.

***

Валет заметно напрягся, сжимая губы в полоску. Ответить тому или послать куда подальше?... Но они ведь налаживают отношения и совсем не обязательно рассказывать всё через что прошёл Вару. — Если бы не наши наладившиеся отношения, я бы уже послал тебя нахуй. Но, так уж и быть Великий Вару чуть-чуть расскажет тебе про них, — произнёс Вару, собираюсь с мыслями, делиться этим было страшновато, да и никто им вообще не интересуется так глубоко. Обычно услышав что-то такое, это просто игнорируют, за исключением пожалуй Джокера и нескольких знакомых. Но его король вцепился за это и поинтересовался, что выбило Вару из колеи. Такое внимание было непривычно, но валет быстро успокоился, хоть тело было напряжено, словно вспоминая всю ту боль, которую ему причинили. Это было давно, но мозг всё помнит до мельчайшей детали, заставляя иногда просыпаться с тяжёлым дыханием и влажными глазами от воспоминаний. — …Мм, да, отношения с ними... не очень. Да и отчим совсем для меня был незнакомцем, чужим, но ему не нравилось, что я был рядом с матерью. Этот подонок чуть не лишил меня глаза при попытки изнасилования… Даже перелом было из-за него, — жуя губу от воспоминаний, произнёс Вару, — на еду и одежду зарабатывал или отрабатывал сам. Поэтому говорить о родительской любви глупо в моём случае. Хоть и от матери иногда было что-то такое, но редко. Думаю, ты понимаешь, что было, если я делал что-то не так. Короче сложно, но я выживал как мог! Вертел я их на хую, — произнёс Вару, отгоняя воспоминая, но те как назло прицепилась, несмотря на его настрой. Спустя какое-то время валет поднял острый взгляд на старшего, постукивая пальцами по столу. — Пик, я тебе доверился, — прозвучало твёрдо, — поэтому если предашь... — в последней фразе чувствовалась угроза, исходящая от Вару. Его взгляд впился в одномастника, ожидая реакции. Завершать фразу он не стал, было и так понятно, что он не спустит такое на тормозах.

***

Какое-то время стояла тишина. Казалось, даже подслушивающие люди за окном, птицы с их птенцами разом замолкли. Но их всего-лишь заглушили нахлынувшие чувства. Сердце защемило в глубине груди. Всё это до боли знакомое. Пик в своей голове метался, как ошпаренный, а потом наступил гнев. Возмущение. Однако внешне тот оставался абсолютно спокойный, несмотря на внутренние неуправляемые чувства, направленные на эти куски мяса, способные лишь размножаться. Только оглянись, сколько таких овощей живёт в одном только доме. Рассадники криминала, откровенной тупости. И они являются точно такими же. Общество живёт в вечной иллюзии счастья, пытаясь забыть о существовании смерти. Хотелось порвать своё сердце в клочки и бросить на пол. Но он не стал. Вместо этого ждал, когда плотину в голове прорвет. Ждал, когда огромный водопад взметнется в небо. Пик опустил взгляд, сжав до боли зубы, пока окончательно не понял, что мозг вот-вот выпрыгнет из черепа. Только уже он ничего больше не сможет сделать. Поняв это, тело вновь поглощает отвратительное отчаянье. Оно болезненным комом переливается по венам, всё больше и больше измождая организм. Пик устало вздыхает, зарываясь руками в сухие волосы. На последних словах тот лишь покачал головой. — В этом мы с тобой похожи, — он так крепко сжал руки, что ногти врезались в ладонь. Ногти порозовели. Похоже, тот, сама того не желая, сделал себе маникюр. — ... Прости, — добавил тот, возможно извиняясь за поднятую неприятную тему, а может за своё бессилие здесь. Хотелось сказать столько всего, но Пик никогда не был красноречивым. С каждым днём королю становится сложнее разбираться в своих чувствах, хотя не удивительно, он их всегда сдерживал, заставляя с каждым днём копится где-то на дне.

***

Валет поднял голову, смотря на своего короля и изучая того взглядом. Извиняющийся Пик что-то новое и вряд ли это связано с положительными эмоциями. Немного сбитое и тяжёлое дыхание вместе с напряжёнными руками не утаились от Вару, который поджал губы. Восьмой выглядел спокойным, но все эти жесты выдавали того с головой. Если бы на его месте сидел кто-то другой, то наверняка бы не заметил перемен в Пике, но пятый, как бы странным это не казалось, был внимательным и в основном прикидывался дурачком, очень удобно. Валет, словно боясь спугнуть, нагнулся через стол, мягко обхватив чужие ладони своими, при этом заглянув в глаза, в которых бушевал такой ураган, что Вару засомневался с ним ли сейчас Пик, или тот погряз в этих эмоциях. Вару начал ненавязчиво поглаживать руку Пика большим пальцем, пытаясь утихомирить хаос в голове короля, что похоже работало. Дыхание того стало более глубоким, а руки заметно расслабились под его прикосновениями. Успокаивать для валета было в новинку, но удивляло и робко грело душу, что Пик позволил это сделать именно ему. Будь здесь тряпка, то король бы просто оттолкнул его и ушёл в комнату или на прогулку, он бы не открылся, не показал себя, а сейчас позволяет Вару гладить его и морально поддерживать без слов. Вару легонько улыбнулся королю, убирая одну руку и заправляя прядку волос, которая лезла в глаза Пика. — Хей, ну ты чего, рогалик... Где мой непробиваемый король, которого ничего не смутит. Давай же, выныривай из своих воспоминаний, а то я так заскучаю, — по своему поддержал короля Вару, его руки продолжали гладить уже не подрагивающие ладони старшего.

***

Пик ещё раз выдохнул, слабо сжимая руки валета. В голове всё превратилось в поток, словно океан. Волны перекатывались через плотину. Вода помутнела. С глубины поднялись грязные бутылки, мелкий мусор и осколки битого стекла. Чайки с маслянистыми перьями с криками пронеслись над волнами, а вода нещадно билась о голову изнутри. Морская пена, словно пена изо рта больной бешенством собаки, закипала вокруг мозга. Удивительно, как могут слова вызывать столько эмоции, могут заставить нас смеяться или плакать? А Пик не хотел проявлять свои чувства. Не хотел смеяться или плакать. Тщательно просчитал, сколько нужно будет усилий, чтобы подавить волну эмоций, какой высоты нужно воздвигнуть плотину. Ни одной волны не хотел допустить. Но это, черт возьми, пробило в стене брешь. Лучи тихо подкрались на кухню. Небо было ещё светло-голубым, но если приглядеться к краешку звезды, чтобы не повредить глаз, то можно увидеть, как оно медленно оседает за зенит. Остаётся радоваться, что небо еще не решило рухнуть на пустоголовых людей. Кто-то, на другой стороне планеты, мирно спали, потому что там солнце ещё не взошло. Король кивнул, словно соглашаясь со словами валета. — ...Мой отец почти под землю съебался, когда я был ещё мелким, это очень сильно ударило не только по моей психике, но и менталки матери. Возможно, мне понять тебя полностью не получится, но разделить то, что ты чувствуешь вполне, — всё же немного поделился король и своим прошлым, уже более остывший, но противный и липкий осадок ещё не отходил.

***

Валет замер после слов короля, осознание того что его поняли и разделяют это боль, принесло чувство родства что ли, что он не один такой, которому не повезло с родителям. Желание понять и узнать Пика росло. Хотелось, чтобы их общая боль стала ещё меньше, благодаря тому, что они поделились болезненными воспоминаниями. Они сидели в тишине, но та не была какая-то давящая или напряжённая, наоборот очень даже уютная и комфортная. Валет продолжал гладить руки Пика, иногда играясь с подушечками пальцев и переворачивая ладошки, чтобы погладить по тыльной стороне и вернуть в прежнее положение, мягко проходясь по выпирающим венкам. Сейчас он невольно наслаждался хрупким моментом понимания и теплоты, было что-то ценное, что не хотелось прерывать словами или чем-то ещё, хотелось вот так просто сидеть здесь вечность и с мягкостью поглаживать руки Пика. Хотелось остановить время и проигрывать этот момент снова и снова, валет впервые почувствовал себя полноценно, разделив свою историю и выслушав чужую. До этого в груди неприятно чувствовалась пустота, словно кого-то или чего-то не хватает, но с постановкой его отношений с королём, та слово зашивалась. Взглянув на короля и выныривая из своих мыслей, Вару придвинулся к тому ближе вместе со стулом и немного неуверенно положил голову тому на плечо, кладя руку тому на спину, обнимая. Поза была выбрана так, что в любой момент Вару может убрать руки, осознавая, что его могут оттолкнуть. Его нога до сих пор лежала на втором стуле, поэтому валет не испытывал дискомфорта или боль.

***

Касания были непривычны. Пик никогда до этого момента не позволял нечто подобного, он ненавидел, когда кто-то его так трогает. Прикосновения жгло кожу – он чувствовал их до костей. От него почти больше ничего и не осталось: пара костей, немного кожи и чуть-чуть чувств. Всё, что его трогало, ассоциировалось с человеком, чьи руки были насквозь пропитаны ядом. Однако руки валета были тёплыми, словно одеяло. Стало так хорошо, что хотелось так и замереть. На объятия король ответил, чуть двигаясь корпусом вперёд, чтобы было удобно и обвил руками спину. Все страхи, о которых не знал никто, исчезали, растворялись, а может, наоборот смешивались, наполняя пустоту. Пик стыдился своих слабостей. Боролся с ними, проигрывал и наказывал себя за проигрыш. Так он поступал всегда, сколько себя помнил. Это была игра, в которую он играл сам с собой, завоевывая каждую ступень взросления долгими истязаниями, которым подвергал свое тело. И все его победы пахли поражением. Побеждая, он побеждал лишь часть себя, внутри оставаясь прежним, ведь всё это – забитое, загнанное внутрь, жило в нем и дышало его воздухом. Он был груб, тих, король скрывал свои недостатки и выставлял достоинства. Но, может, всё это теперь можно показать Вару, такому же, как он. Могло ли это оказаться причиной, по которой они оказались одной масти? Знает только судьба. В какой-то момент рука фиолетового затекла, начиная покалывать, и Пику пришлось осторожно отстраниться, плавным движением опуская руки. Его взгляд встретился со спиралями на очках. Это даже вызвало улыбку в мыслях, такими родными они казались. — Я рад, — впервые за всю жизнь, наверное, произнёс фиолетовый, на минуту закрыв глаза, и опуская голову, чтобы спрятать за веками лишние, по мнению старшего, эмоции. Говорить о своих чувствах ему не свойственно. Встреть его кто-то из клонов, глаза на лоб полезли бы, не узнавая в рогатом лидера.