Действие рождает противодействие

Всё в государстве, ничего вне государства, ничего против государства.

«Я обращаюсь ко всем своим гражданам — жителям Капитолия, Дистриктов, к тем, от кого, я точно знаю, получу поддержку и понимание в сложные для нас времена. К тем, кто помнит, кто знает свою историю. К тем, чью волю не сломить пропагандой маргиналов. Много лет наше общество росло и крепло после жесточайшей войны, вынужденное выстраивать заново свой организм для поддержания жизни. Эта система не должна изжить себя, она должна пережить каждого. Помните, что мы — единый организм. Дистрикты — сосуды, качающие кровь для сердца, важнейшего органа — Капитолия. Помните, кто вас кормит. Помните, ради чего мы храним систему. Помните, что такое гражданская война. И помните то, кто ваш враг. Я служил вам верой и правдой, я поддерживал этот порядок и намереваюсь продолжить держать позиции. Я не позволю непонимающим, запутавшимся людям разломить наше общество. Я больше не могу назвать их простыми мятежниками. Это не то слово, которое обозначило бы их позиции. Они давно перешли черту. Они развязали войну, в которой каждый день проливаются реки крови, они будут путать вас словами о революции, заманивая на свою сторону. Вы должны понимать тактику врагов и не вестись на их грязную пропаганду! В наших с вами силах закончить цикл смертей за власть, которую они называют «свободой». Поэтому сейчас я призываю каждого, кто знает о радикалах среди народа, сообщать властям. Каждый будет наказан, каждый заплатит цену за беспорядки, за неповиновение, за разъедание нашего организма! И эта цена будет непосильна. Они надеются прогнуть народ за сладкими речами, за вольным символом свободы — победителем последних Голодных игр, поддавшимся на их проповеди о морали. Бедный мальчик... Это неудивительно. Не все имеют стержень и силу воли, чтобы не сломаться в борьбе за жизнь. Но выйти победителем из Игр ещё не значит остаться человеком. Оставаться в здравом уме в десять раз сложнее, чем сойти с ума. Мальчик поддался их воздействию из-за слабости морального состояния. Такими людьми легко руководить. Представьте, их символ, их мотивация, их оружие — всего лишь юный мальчик-спаситель, возомнивший себя мучеником! Их «Сойка-Пересмешница.» До чего смешно! За ним идут толпы, за него сражаются, им вдохновляются, им хотят быть. Как же люди без воли легко поддаются на что-то в красивой обертке. Прежде чем быть таким уверенным, Александр, задумайся, не оружие ли ты в очередных грязных руках? Люди сходят с ума от твоей стойкости и решительности, от грозных речей, написанных людьми, разваливающих наше государство. Но я принял решение. Любая символика с Сойкой-Пересмешницой будет уничтожаться. Любой, поддерживающий символику, будет отправлен на расстрел. Наше общество не должно состоять из трусов, предавших наши идеалы. Они не сломают нашу волю, не откусят ту руку, которая их кормила. Мы не знаем, где расположены базы радикалов, но заверяем, что каждая будет уничтожена, каждое восстание подавлено. Мы найдём каждого нарушителя порядка, как бы глубоко они не запрятали свои головы. Помните, что действие рождает равное ему противодействие. В стране вводится военное положение. Прошу всех сохранять спокойствие, благоразумие, не поддаваться на пропаганду и сохранять внимательность. Помни, на кого ты направил оружие, Александр Гамильтон. Даже самый яркий символ не может жить вечно. Помни, кто твой враг.» Джордж Уильям Фредерик приподнял подбородок, торжественно прикладывая ладонь к сердцу. Хищные глаза поедали каждого, кто смотрел запись речи президента.

***

Алекс не помнил сколько времени прошло с показа речи Георга, не помнил как долго он сжимал раковину уже побледневшими руками, не помнил как часто умывался, пытаясь прийти в себя. Но чувствовал как капли воды стекали по лицу, приземляясь на белый кафель. Алекс не мог поднять на себя глаз, не мог взглянуть в зеркало, не мог бросить себе вызов. После обращения президента что-то надломилось, что-то приковало его к месту — не поддаваемый никому и нерегулируемый никем инстинкт, присущий всем. Страх. Животный страх, ощутимо расползающийся по каждой частичке тела. Он не чувствовал себя в безопасности от слова совсем. Алекс понимал, что окружён десятками стен бункера, скрытого от чужих глаз. Но сейчас это казалось лишь вопросом времени. Он не символ. Не сейчас и не вообще когда-нибудь. Это была слишком тяжёлая ноша, слишком дорогая, слишком грязная. Алекс чувствовал каждую каплю крови погибшего за справедливость, за свободу у себя на руках. Он чувствовал как тысячи глаз смотрели на него даже когда он один. Он чувствовал взгляд истории на себе. Тяжёлый и требовательный. Он чувствовал, что должен сделать что-то смелое прямо сейчас, но мог лишь продолжать впиваться пальцами в раковину так, что уже переставал их чувствовать. Это неправильно. Александр отличный стрелок, невероятный. Он должен быть готов схватить ружье в любой момент, спустить курок и прострелить чужой череп. С онемевшими пальцами и подрагивающими руками это будет проблематично. Ему нужно собраться. Он помнит, кто его враг. Он знает за что он борется. Знают ли это те, кто пошли за ним? Кто нашёл в нём единственную надежду? Алекс услышал отдалённый детский плач и сжал зубы. Детей в бункере не было. В бункере никто не кричал. Вашингтон умело держал всё под относительным контролем. А Алексу нужно взять себя в руки, выйти к людям, сказать что-нибудь. Его ждут, он им нужен. Мученик не в силах спасти их. —Алекс? - обеспокоенный вопрос отдавался от кафельных стен и Александр замер, замечая, что больше не слышит детский плач. —Ты в порядке? Помощь? - Алекс разжал зубы, стараясь выдохнуть как можно ровнее. Вышло с надрывом. По уборной раздались приближающиеся шаги, но Гамильтон всё ещё не мог поднять взгляд. Он знал кто это. Чужая тёплая ладонь упала на плечо. —Нам нужно уходить. Джордж говорит, что возможна воздушная атака по постам. Они не знают наше точное расположение, так что мы не будем отвечать, чтобы не выдать себя. Но нужно пройти ближе к укрытию, скоро может начаться тревога. Алекс? Ты меня слышишь? Джон. Как всегда, собран. Он стреляет гораздо лучше Гамильтона, но оно и не странно. Лоуренс прирождённый солдат. Преданный амбициозный солдат. Алекс искренне восхищался им, старался держаться рядом и быть на подхвате. Он помнил его революционную страсть ещё с детства, помнил смелость и стойкость. Помнил сосредоточенные глаза и хмурые брови, когда он следил за целью. Помнил ловкость рук и подтянутое тело. Помнил горящие желанием глаза, когда Алекс обращался к последователям. Огонь Лоуренса не гаснет, его запал пылает и Алекс не хотел бы оказаться по другую сторону от него на войне. Не только из-за страха. Быть вместе с Джоном спокойнее. Стоять с ним плечом к плечу — только укрепляло дух. Джон Лоуренс больше похож на символ революции, думал Алекс, но Джон всегда отмахивался, говоря, что Гамильтон — лучшая кандидатура. —Ты видел обращение «короля»? - Александр спрашивает на выдохе, ещё не до конца нормализовав дыхание. Страх начал понемногу его отпускать, словно Лоуренс одним прикосновением старался отогнать его. —Легче спросить кто не видел. - Алексу казалось, что сейчас последует смешок, но его не было. Джон говорил абсолютно серьёзно. —Он давит на тебя. Ты не должен позволить ему сломать тебя. - Александр наконец заглянул ему в глаза. Джон всматривался в самые глубины, бесстыдно копаясь внутри. Его проницательность всегда вышибала из колеи. Его взгляд всегда отрезвлял. Лоуренс сжал его плечо сильнее. Алекс разжал пальцы и почувствовал как его руки стали слишком лёгкими. —Ты наша надежда. Ты их надежда. И моя. - слова застряли в горле, Алекс беспорядочно бегал глазами по чужому лицу напротив, пытаясь уловить хоть тень сомнения. Сглотнув, Александр выпрямился. —Да. - старался бросить это как можно увереннее и смелей, как и подобает чужой надежде. Только Джон не верил. —Тебе страшно? —Как и всем, я думаю. Мир рушится на глазах, а я ничего не могу с этим сделать. Веду людей на смерть, а сам сижу здесь. - Алекс развернулся к Джону всем корпусом, уже опираясь поясницей на раковину, устало запрокидывая голову, чтобы смотреть ему в глаза. Лоуренс слегка нахмурил брови, но промолчал. —Я тоже хочу сражаться, но Вашингтон... —Ты не можешь. - Джон устало качает головой. Алекс растерянно замолкает. —Что? —Ты не можешь пойти сражаться как обычный солдат. Ты нужен этим людям живым, ты нужен своим друзьям живым, Вашингтону. Ты мне нужен живым. - кажется, он сам замирает от такого откровения, но тут же берёт эмоции под контроль, только на секунду отводя взгляд. —Символ умрёт вместе с революцией. —Но! —Алекс! - Джон слегка повышает голос. —Это важно. Даже сейчас начинается наш конец. Даже сейчас миру, который ты знаешь, приходит конец, и кто может сказать, что ждет мир дальше? Но он продолжает вращаться. Люди продолжают сражаться за себя, за близких, за страну. Ты показал им ту уверенность, которую они переняли. Это их выбор. Это не пропаганда. Это желание. Желание встать с колен и восстать, прекратить изнурять себя работой, когда все её плоды уходят в Капитолий, прекратить быть скотом, который можно согнать на Игры и наслаждаться шоу, словно люди не убивают за желание жить. Это тоталитаризм. Это безбожество и отсутствие человечности. Это наш шанс. - Алекс слушает заворожено всё, что знал и так. Каждая мышца на возмущенно-усталом лице подрагивала при яркой эмоции. И Алекс любил это. Алекс чувствовал решимость и огонь, чувствовал несправедливость. Он чувствовал, как Джон его поднимает, пусть и ни одна его рука не трогает Александра. Сегодня «король» растоптал в Алексе уверенность, вытащил забившийся страх, чтобы Лоуренс сейчас зажег внутри что-то новое. Александр почувствовал, как рука Джона нежно и как-то осторожно касается его предплечья. —Я не хочу давить на тебя, Алекс. Я не хочу, чтобы ты чувствовал, что ты обязан быть сильным. Но эти люди... - он махнул другой рукой в свободном направлении и Гамильтон невольно проследил за ней. —Нуждаются в надежде. В ком-то, кто будет уверенным в их глазах, кто сможет взять ответственность. - Гамильтон молчит. Обдумывает всё, что ему говорят и понимает, что у каждого есть символ, тот маяк спокойствия. И его символ — Джон. — Алекс. Ты не один. Ты лишь частичка растущей силы, но именно ты стал символом. Трудно думать о куче вещей одновременно, поэтому придумывать символы для них — это важно. - Алекс не мог отвести взгляд от чужих глаз, что-то не позволяло, что-то не хотело показывать ещё больше слабости, поэтому он начал ровно и смелее. —Иногда... - Джон слегка расслабился, но Алекса не отпустил, а только скользнул рукой вниз: от предплечья до ладони. —Когда мои друзья уходят, когда мне приходится всё отпускать, когда мой Дистрикт, мой дом, стирается с лица земли, я хочу, чтобы было больно. Плохо. Я хочу проиграть. - что-то блестит в чужих глазах, но Алекс не может разобрать эту эмоцию. —Я хочу, чтобы меня избили. За все ошибки, потому что я знаю, что история смотрит на меня. Все смотрят на меня и надеются. Я хочу держаться, пока меня не бросят и всё не закончится. И знаешь что? - Джон молчит, но его глаза просят ответа. —Пока этого не произойдет, я хочу снова надеяться. Я хочу быть символом. Я хочу быть надеждой. —Ты уже. Что бы они от тебя не хотели, ты делаешь достаточно. Ты честен, Алекс. - Джон не прерывает взгляд в глаза, когда начинает медленно поглаживать чужую ладонь. —Я просто хочу, чтобы Георг понял, что как бы он не сжигал наши дома, Дистрикты и всё, что нам дорого, он не в силах остановить огонь, идущий от горящего. Пламя всегда распространяется. И если мы сгорим, то эти твари сгорят с нами. - Джон приоткрывает рот, видя Александра таким, каким он предстает обычно: темпераментным и смелым. Он вспомнил, что не один. Он их «Сойка-Пересмешница.» —Отличные слова для речи, не находишь? - Алекс только хмыкает, опуская взгляд на их руки. —Ты искал меня? —Да, вообще нужно было отойти ближе к убежищу. - Алекс наклонил голову, сощурив глаза. —Что? —И только это? - расслабленное лицо напрягается, а глаза становятся серьёзнее. Мимолетное чувство спокойствия, воцарившиеся между ними, снова обмануло Александра. —Я не могу сказать остального. Приказ генерала. - в глазах Алекса блестит беспокойство, но он только понимающе кивает. —Скажу сразу, как смогу. Я чувствую это... Будет скоро. - Алекс ощущает нарастающую тревогу, словно что-то ползёт по шее, нашептывая в уши. Это ужасное предчувствие и оно никогда не подводило. Александр сильнее сжимает чужую руку и молится о том, чтобы чувства его обманули, но ни во взгляде Лоуренса, ни в упражнении на ровное дыхание он больше не чувствует спокойствия. И Алекс чувствует, как начинает терять. Терять что-то, что вот-вот выскользнет из рук. Это чувство, когда ты уверен в чем-то, но не можешь это предотвратить, потому что это ещё и не начало происходить. Но Александр Гамильтон не уверен. Он копается внутри, не может понять, что не так, ищет. Но не находит. Может, он уже потерял.

***

—Сэр, Вы хотели меня видеть? - Алекс заглядывает в чужой кабинет, прикрывая за собой дверь. Странное чувство преследовало его на протяжении всего дня и зайдя в кабинет генерала оно всё ещё наступало на пятки, почти догоняло. Воздушная атака закончилась около часа назад, но Вашингтон выглядел всё ещё задумчиво. —Что думаешь насчёт речи президента? - генерал говорил почти обыденно, но Александр замечал витающую недосказанность. —Мерзость. —Иначе не могло и быть. - он ненадолго замолчал, стоя со сведенными за спиной руками, собираясь с мыслями. —Мы должны ответить. —Что? - Гамильтон напрягся, не понимая срочной необходимости разжигать политическое напряжение после атаки. —Мы должны показать народу, что мы пережили атаку без единой потери. Что нас не запугать. Нам нужно поддержать их пламя и веру в нас. Показать, что мы всегда стоим за ними. - Александр выровнялся и, расправив плечи, уверенно кивнул. —Я слушаю, сэр. - Вашингтон на секунду задержал на нем гордый взгляд, но продолжил быстрее, чем раньше. —Времени мало. Маллиган пробил сигнал, мы выйдем в прямой эфир, который не смогут прервать из Капитолия. - Джордж подорвался, хватая Алекса с собой, вырываясь из кабинета. Гамильтон хотел было уже открыть рот, но его перебили. —Лафаетт уже в эфире. —Что!? —Он победитель 73-их Игр, его слова сейчас так же важны, но твои, - он остановился, взглядом стреляя Гамильтону в душу. Вашингтон смотрел со всем грузом надежды и ответственности. Быстро и отрывисто, и продолжил идти. Алекс поспешил за ним. —Подумай, что ты скажешь. Сейчас нам нужна вся твоя красноречивость. - они непрерывно шли по десяткам коридоров, не сбавляя шагу и вскоре пришли к месту, хорошо знакомому Алексу. Джордж остановился перед массивной дверью, как можно тише переводя дух. Сейчас Алекс видел его смятение, всю ту усталость, которая накопилась за тяжёлые дни. Всё то напряжение, которое держало его до сих пор. Он чувствовал это и на себе, но видеть подобное на генерале было волнующе. Это чётко обозначало положение дел. В напряжении всех держало их нестабильное положение, которое может быть подорвано в любой момент. Александр громко сглотнул. Вашингтон помедлил, перед тем, как открыть дверь. —Джон сказал тебе? - смотрит внимательно, изучающе, словно проверяет на прочность. —Сказал что? - Алекс помнил сегодняшнюю задумчивость Джона, его молчание и громкое обещание рассказать всё при первой же возможности. Что-то подсказывало Александру, что этой возможности не представилось. Это что-то сильно сдавило грудь, заставляя слегка приоткрыть губы и дышать через рот. Алекс чувствовал нарастающие мурашки от пробежавшего по спине холодка. Сочувственный взгляд генерала не сулил ничего хорошего. Спешка не сулила ничего хорошего. Всё не сулило ничего хорошего. Генерал громко выдохнул. —Я созвал лучших людей в отряд по спасению остальных трибутов из тренировочного центра Капитолия. - слова Джорджа были стальными, словно не подлежали оспорению. Гамильтон пытался найти причину в чужом нахмуренном лице, и не найдя, только свёл брови. —Сэр, разве сейчас лучшее время? —Алекс, ты сам знаешь, что лучшего времени больше может и не быть. Капитолий лишён электроэнергии, и пока мы это контролируем, самое время действовать. - Александр только отрешенно кивнул, почувствовав тяжёлую ладонь у себя на плече. —Джон вызвался возглавить операцию. Я дал разрешение. - Алекс почувствовал как из лёгких выбили воздух. Алекс почувствовал как теряет равновесие, как срывается вниз, стараясь ухватиться за что-либо, но безуспешно слетает в бездну. Он ждёт, когда он разобьётся, он ждёт, когда тьма примет его в холодные объятья, ждёт, когда он услышит тупой хлопок. Алекс летит вниз, стоя на подкошенных ногах. Александр Гамильтон облажался. Он опускает взгляд себе под ноги. Он не может видеть выражение лица генерала, только чувствует его руку, сильнее сжимающую плечо, но ощущает его тяжёлый обеспокоенный взгляд. Алекс замечает как сильно не хватает воздуха, дышит прерывисто и рвано, стараясь взять себя в руки. Только что-то тягучее и вязкое внутри не даёт думать о чём либо, кроме Джона, вызвавшегося чуть ли ни на смерть — возглавлять операцию по внедрению вооружённых людей в одно из главных зданий Капитолия. Это даже звучит смешно. Истерично смешно. Если бы Александру сказали, что Джон хочет сделать что-то подобное, он бы не удивился. Лоуренс был тем, кто пойдёт на любой риск ради революции. Это было в его темпераменте, он всегда это показывал. Но хотеть и делать — совершенно разные понятия. Вашингтон всматривается в едва справляющегося Алекса, чьи глаза растерянно бегали по плитке, явно не из-за желания её рассмотреть. Генерал словно видел как крутятся шестеренки в его голове, как бешено бьётся сердце, как внутри всё сжимается, а силы утекают всё быстрее. Джордж смотрит на Алекса и видит кого-то слишком знакомого. Кого-то неопытного, кого-то молодого и кого-то, у кого всё впереди. Алекс ещё не умеет терять. Джордж потерял достаточно. Вашингтон видит, каких усилий стоит Александру поднять голову, заглядывая в глаза генерала. —Это очень рискованно, это безумие. - выдохе, еле слышно. И Джордж согласен. Это безумие. И этот тот путь, который они выбрали. —Именно поэтому я отправляю туда отряд профессионалов, а не кучку идейных работяг. - Вашингтон старается говорить размеренно и нежнее, чтобы не разломить то шаткое состояние, которое Алекс выстроил. Чужие глаза выглядят стеклянными и Джордж сдерживается, чтобы не отвести взгляд. Наоборот, генерал плюет на субординацию, обхватывая чужое лицо руками, заставляя смотреть на себя. Александр не сопротивляется, только громко сглатывает. —Сынок, я хочу, чтобы ты знал, что Джон знает, что делает. Он убедил меня воплотить его план в реальность. Он уверен в своих силах и мы предоставили ему все обстоятельства. - Алекс бегал глазами по лицу напротив, стараясь ухватить каждую мышцу. —Он вернётся домой с трибутами, которые наконец-то смогут оказаться рядом с близкими. В безопасности. Это будет ещё одна наша маленькая победа, которая покажет, что наш дух не сломить. Все вернуться домой живыми. - Вашингтон говорил так, словно старался убедить не только Алекса, но и себя. Заставить поверить в лучший исход и надеяться до последнего. Сейчас Александру нужна почва, что-то, что удержит его и пообещает, что поставит его на ноги. —Поверь Джону. Не сомневайся в нем, он сделает всё правильно. Вспомни своё доверие к нему. Он это, - Вашингтон замолчал, опуская правую руку с щеки на чужую грудь. —Почувствует. - Алекс замер. Кажется, Джордж перестал слышать даже его дыхание. В нем что-то перевернулось. Вашингтон отпустил его, высвобождая из своей заботы из-за желания не давить на парня своей поддержкой. —Когда они отправляются? —Уже на месте. Проверили здание. - голос генерала снова стал серьёзнее и стальней. —Сообщают, что всё чисто, ни одного человека Капитолия. Ищут трибутов. - Алекс напрягся. Ему это не нравилось. Это было слишком легко, слишком тихо и подозрительно. Алекс ощущал внутри что-то тягучее и густое, расплывающееся по организму. Что-то предупреждало. Александр сжал форму в районе живота, стараясь хоть как-то успокоить скрутившийся в узел желудок. Злость и паника переполняли его, смешиваясь с кровью. Он должен был что-то сделать, отвлечь, выступить против — что угодно. —Это ошибка. - голос не звучал уверенно, Александр вообще его не узнавал, но это вызвало у генерала ожидаемую реакцию. Он раздражённо нахмурился. —Это ловушка. Одно из главных зданий, мать его, Капитолия и ни одного гребанного человека Георга, оставшегося защищать трибутов? Вы слышите себя!? Или Вы считаете там, - Алекс бездумно ткнул пальцем вверх. —Идиоты сидят? Вам нужно отозвать отряд Лоуренса. —Что, прости? - тихо спросил генерал, но Алекс чувствовал, как кончается его терпение. —Я сказал... —Я слышал, что ты сказал! - перебил Вашингтон, переходя на крик. —Не знаю, что творится в твоей голове, Гамильтон, но я не позволяю срывать тебе важные операции. —Но, сэр! —Это приказ! —Это бред! Они идут на смерть, Вы разве не видите? Им спокойно самолично позволяют пройти в пасть зверю. Они знают, что мы делаем! И хотят, чтобы мы заплатили за свою самоуверенность. Это неправильное время! - Александр знал, что говорит лишнего, что нарушает приказ генерала, что ходит по острию ножа. Но остановиться не мог, но видел, что Вашингтон скоро не сдержится и сделает это за него. И он сделал бы, если бы из-за двери не послышались встревоженные возгласы. Джордж проигнорировал Алекса, лишь смерив острым взглядом, и ворвался внутрь. Александр прошмыгнул за ним. Огромная комната встретила его десятком людей, кучей техники и мониторами, развешанных по стенам, разбросанными по полу толстыми проводами, лежавшими почти в каждом углу, а маленькие экраны, забитые белым шумом, неприятно гудели на фоне общей паники. Лафаетт замер перед камерой не понимающе перекидывая взгляд то на Геркулеса, то на Пегги, что-то бурно обсуждавшими. Когда генерал с Алексом ворвались в комнату все взгляды устремились на них, а Маллиган наконец оторвался от панели с множеством кнопок. —Что происходит? - резкий вопрос Вашингтона только накалил атмосферу в комнате и Пегги бросилась к панели. —Мы теряем связь с Капитолием. - Геркулес вернулся к управлению, бегая глазами от одного экрана к другому. Вашингтон подлетел к нему, с таким же интересом заглядывая в проекты и планы. —Через минуту мы будем отрезаны! —Черт. - еле слышно ругнулся Джордж, сжимая кулаки. Всё выходило из-под контроля, а отряд Джона ещё даже не нашёл трибутов. Алекс ещё даже не обратился к людям. Алекс ещё даже не.. —Отозвать планолет, генерал? - Пегги направляла солдат и следила за операцией, передавая команды, и после выставленной руки генерала, кивнула, убирая от кнопки руки. Алекс подумал, что от Джона его отделяют одни наушники. Если он возьмёт, если попросит что-то передать ему... Нет, это глупость. Его нельзя отвлекать — слишком многое стоит на кону. —Люди больше не видят меня? - взволнованно проговорил Лафаетт, только сейчас решивший отвлечь команду, но он понял ответ и в их молчании. —Генерал, Ваш приказ? - взволнованно проговорила Пегги, готовая зажать рацию. Алекс видел нахмуренные брови и, напряжённые под грузом ответственности, плечи Вашингтона. Он ощущал его мыслительный процесс своим телом. Казалось, все в этой комнате считали секунды до провала, до упущенной возможности. Алекс думал о том, сможет ли Джон самолично управлять отрядом, если сигнал оборвется? Конечно, сможет. Только есть ли у этой операции хоть шанс на удачу? Александр обвел взглядом каждого в этой комнате, в конечном итоге задерживаясь на огромном экране, покрытым белым шумом. Он подорвался, срываюсь на то место, где стоял Лафаетт на момент их прихода. Он чувствовал, как грудь наливается сталью. —Покажите меня. - на него подняли взгляд все люди в комнате. Джордж приподнял брови, несколько раз кивая. —Если Георг смотрит и увидит меня, может, он не оборвет сигнал. —Да, да, - генерал поднял голову, впиваясь глазами в Александра. —Выполнять! —Мы ещё в системе? - протараторила Пегги, подключая провода к камере. —Пока да, связь есть. - Маллиган закончил, уверенно кивнув Алексу. —Он тебя увидит. Алекс встал увереннее, расправив плечи. Сейчас он должен придумать то, что он скажет. Ему нужно заинтересовать Георга так, чтобы он держал сигнал, чтобы он отвлекался. Ему нужно потянуть время, пока отряд ищет трибутов. Ему нужно так много сказать Георгу. Ему нужно, чтобы его услышали. Камера направлена на него, но Александр смотрел только на огромный монитор в ожидании высокомерной морды, что соизволит взглянуть на него. —Президент Георг. Вы меня слышите? Видите? Президент! Это я, Александр Гамильтон. Вы меня слышите? Вы на связи? Нам нужно поговорить. - спустя полминуты на экране промелькнули чёрные полосы и Алекс смог взглянуть в чужие хищные голубые глаза. —Александр Гамильтон... - полное яда. Алекс это чувствует, но ни один прибор не может передать всю надменность и высокомерие этого человека. —Наконец-то решили похвалить мою речь? —По правде говоря, она была ни о чем. Я не уверен, что хоть кто-то, кроме Ваших придворных кукол купился на этот театр одного актёра. —Что ты! Люди просто внимают правде, в которую посвящает их верный правитель. Некоторые люди являются честными и преданными гражданами своей страны. Мне кажется, это хороший повод взять с них пример и сложить оружие. - Алекс на секунду замолчал прислушиваясь к тому, что происходит в комнате. Пегги что-то шептала отряду, передавая приказы. Алекс сглотнул. Слышал ли его Джон? —Или ты обиделся из-за того, что я выставил тебя сумасшедшим? —Признаюсь, было слегка неприятно. - Александр старался говорить ровно, сохраняя нейтральную позицию, удерживая президента на связи как можно дольше. —Боюсь, это правда. Никто не выходит из Игр в здравом уме. - Георг слегка приподнял уголки губ, но его глаза всё ещё продолжали пожирать Алекса через лагающий экран. —Но тебе выпала уникальная возможность: ты стал победителем. —Я этого не просил. Я не хотел быть в Играх. —Лоуренс, Лоуренс, ты слышишь меня? Это Скайлер, 4 корпус. - раздавалось тихое шептание Пегги в глубине комнаты. Алекс сжал зубы. —Я не хотел быть символом. Я не хотел, чтоб мой Дистрикт был стёрт. Я хотел жить в равном обществе. Я хотел спасти близких. - Георг слушал внимательно, лишь слегка приподняв голову. —Я не хочу, чтобы последний человек, который мне дорог погиб из-за вашей жажды власти. —Александр, - президент хмыкнул, качая головой. —Это так же неизбежно, как и твоё участие в Играх. Твой акт неповиновения раздробил наше общество. —И Вашу власть. - произнёс Алекс с вызовом, на что Георг хохотнул, как над детской шалостью. —Вы знаете, что я уже проиграл. Так отпустите оставшихся трибутов, только и всего. «Скай...лер? Что прои..сходит?» - шумом раздалось из чужих наушников, но Александр поймал родной голос, как последнюю надежду и замер, надеясь услышать что нибудь ещё. Он жив. О, небеса, он жив. —Время на исходе. - кратко оповестила Пегги. —Вы упустили возможность, Гамильтон. - скучающе проговорил президент, но даже в его попытке держать расслабленный тон слышалась угроза. —Я всегда держу обещания. —Вы говорили, что не хотите войны, но она началась. Я предупреждал, что мир — хрупкая штука. - брови Георга нахмурились — это не сулило ничего хорошего. —Ты никогда не думаешь о последствиях, Александр. Я уже сомневаюсь, что тебе знакомо понятие чести. «Цель.. номер один.. найдена.» -Алекс дрогнул, услышав знакомый голос, но замер, когда следом послышался взволнованный приказ Пегги: —Готовьтесь к эвакуации. —Вам доставляет удовольствие рушить судьбы, неугодные вам? Вы так упиваетесь властью. У Вас не осталось того, что Вы любите, что Вам дорого! Единственное за что Вы готовы сражаться — Ваша власть и величие! Вам незнакома борьба за жизнь. Вам не знакома любовь к чему то, за что Вы готовы бороться! —Александр... - президент выдохнул так, словно разговаривал с ничего не понимающим ребёнком. —Нет ничего прекраснее, чем борьба за жизнь. В прошлом году вы сами в этом убедились. Какого было убивать невинных людей за место в этом мире? Интригующе? Ты уверен, что ты заслужил выжить? Выживи кто-либо другой, принёс ли бы он больше пользы? А ты... Уступил бы, попав туда снова? После всего твоего пути... Стрелял бы ты так же метко? Если бы ты не заигрался своими революционными играми, тебе бы досталось отличное место в центре Капитолия — твоя награда за победу. Но к сожалению, ты выбрал совсем иной путь... Смертоносный для тебя. Желаешь умереть как мученик? Я исполню твою просьбу. - Алекс ощущал отвращение, которое накапливалось с каждым словом и предательски застревало в горле. Каждое новое слово било по гордости, выбивало воздух. Мистер президент снисхожденно улыбнулся. —Насчёт любви... Интересное замечание. Любовь способна строить и рушить империи, сравнивать города с землёй, зажигать и распылять огонь революции. Любовь способна перевернуть мир. При большом желании. Думаешь так? - Алекс ощущал нарастающую тревогу каждой частичкой тела, с каждым стуком сердца. —Это плохо. То, что мы любим нас уничтожает, Алекс. - Александр застыл, не в силах пошевелиться. По улыбке Георга можно было понять, что сейчас случится что-то ужасное, что-то непоправимое. С каждой секундой взгляд президента становился холоднее, наполнялся угрозой, обещал убивать и намеревался выполнять обещание. —Думаете, я не знаю, что ваши друзья сейчас в тренировочном центре? - резкий вздох вырвался из груди Алекса, наполняя комнату тревогой и затягивая в неё каждого находящегося. Георг мгновенно стёр с лица улыбку. —Отключайте. - монитор пробился чёрными полосами и вернул тошнотворный белый шум. Алекс ощутил как его мир перевернулся. Он заметил это каждый частичкой своего тела. Он чувствовал как кровь приливает в голову, словно его повесили вверх ногами. Он чувствовал, как пол уходит из-под ног, ощущал, как вокруг засуетились люди, как мимо него пролетел Вашингтон, но только сейчас он осознал последние слова президента. Он знает, где отряд. Он знает, где их люди. Он знает, где Джон. И он не даст им уйти живыми. Не даст уйти ни им, ни трибутам, ни кому либо-ещё, кто встанет ему на пути. Александр знал это, знал это всегда. С рождения и до революции, он знал. Боялся, но всё равно шёл вперёд. Сейчас он не мог встать, не мог пойти. Он мог только кинуться к Джорджу и схватить за форму, пока совсем не потерял рассудок. Генерал подхватил его, обеспокоенно оттаскивая его от себя, чтобы вернуться к командованию. К Александру подбегает Лафаетт и приобнимает за плечи стараясь его успокоить. —Он знает где они! Это ловушка, генерал, я говорил! Он знает, откуда он, блядь, знает!? - Алекс истерично кричал в след Вашингтону, стараясь вырваться из объятий Лафаетта, который держал его так крепко, что передавливал ему лёгкие. —Там Джон, вытащите их, генерал! Прошу, позвольте пойти с Вами ! Пожалуйста, вашу ж мать, я прошу! Я Вам нужен! - Александр срывал голос, пытаясь выудить из генерала хоть слово в его сторону. —Командующий Лоуренс, приём, это корпус 4! Командующий, ответьте! Приказ: доложить об операции. - всё без остановки тараторила в рацию Пегги, пытаясь уловить чужой сигнал в этом сумасшествии. —Приём! Командующий Лоуренс, приём, корпус 4! Командующий, ответьте! Приказ: доложить об операции.! —Тише, Алекс, Господи, - лепетал Лафаетт, стараясь успокоить накатившую истерику друга. Последнее, что Александр увидел перед тем, как рука Лафаетта уложила его голову на своё плечо был сочувственный взгляд в спешке уходящего Вашингтона.

***

Столовая бункера была большой и слишком одинокой, когда там не было людей. Алекс сидел за столом совершенно один, когда вдруг по помещению раздались медленные осторожные шаги. Он даже не повернулся, Александр не хотел ничего слышать. Он даже не знал сколько времени прошло после разговора с президентом. Почему-то именно после того, как Георг начинает говорить у Александра всё переворачивается с ног на голову. Всё разрушается и разваливается на части и всё из-за того, что президент открывает свой рот. Он портит ему жизнь, он портит жизнь всем. Всей стране, всему государству и народу. Александр не оставит это просто так. Он будет бороться до последнего, он восстанет. За ним восстанут и все остальные. Они выиграют войну и собьют тоталитарного ублюдка с трона, на котором он нагрел свою задницу. Александр не знал как сильно злость позволяла ему держать себя в руках. Пару часов назад он еле оставался в сознании и давно бы уже свалился в обморок, если бы Лафаетт не заставил его поесть. Сейчас уже давно объявили отбой и люди пошли спать. Но бессонница, которая навалилась ещё пару дней назад не отпускала Алекса и он давно уже проклял всех Святых за то, что обрушили все эти проблемы на него разом. Но он символ. Он должен быть стойким. Он не справляется. Он повернул голову когда рядом с ним присела фигура. Алекс узнал её почти сразу. Они не общались так много, но каждый раз, когда девушка появлялась в поле зрения, он всегда бросал на неё взгляд, потому что её уверенность цепляла. Анжелика Скайлер, сестра Пегги. Она отличалась своей храбростью, своей мудростью, своим ярым желанием защитить близких. Она всегда была за революцию, всегда выступала и поддерживала её так, как могла. Вскоре она вступила в ближние ряды вместе с Пегги и Элайзой, которые помогали солдатам каждый день на посту, поддерживая с ними связь и передавая приказы командующих. Только сейчас она выглядела очень обречённо. Скайлер смотрела с жалостью, которую Александр ненавидел, что заставило его отвернуться. Боковым зрением он заметил, как Анджелика хотела дотронуться до его ладони, но резко убрала руку, не понимая желает ли парень того, чтобы его вообще сейчас трогали. Алекс был благодарен её сдержанности. Пару минут они молчали. Анжелика — потому что не могла понять как завести разговор и заставить Алекса сказать хоть что-то, а Алекс — просто потому, что ему было нечего сказать. Всё, что он хотел сказать, он сказал президенту в лицо, за что получил неплохой такой пинок под дых. Первая тишину нарушила всё же Анжелика, которая не могла больше сидеть в неловком для неё молчании. —Тишина. Никаких сигналов или посланий. Глухо. - Алекс не ожидал, что она начнёт разговор именно с этого. Он ожидал какой-либо вопрос по типу: «в порядке ли он» или «нужна ли ему помощь». Но то, что она сказала наоборот заставило Александра не поворачивать голову. —Я знаю. - за этот день он стал забывать как звучит его голос без хрипотцы. То, что Алекс сорвал его стало ещё одной причиной почему он молчал, что как раз непривычно для него. —Самое худшее, - Скайлер опустила голову, выводя ногтем что-то на железном столе. —Просто ждать, когда ты не можешь ничего сделать. —Мгм. - кивнул Алекс, наконец поворачиваясь к ней. Её неряшливые заплетённые в хвост кудри, синяки под глазами, такие же как у Александра, выдавали в ней усталость и пережитую тревогу, что заставило Алекса немного смягчить свой взгляд. Кажется, она тоже страдала бессонницей и сейчас нашла того, с кем можно спокойно поговорить. Жаль, что Александр этого не хочет. —В том отряде был твой друг? - «друг» разрезало ножом по сердцу так, что Алекс на секунду зажмурился. —Что-то типа того. —После разговора с президентом Пегги вернулась вся в слезах. Сегодняшний день вымотал и её. Она работает не покладая рук. - Анжелика говорила сочувствием и жалостью к сестре, но искренне. Как будто прямо сейчас она готова была сделать всё, чтобы никто из её близких, из её сестёр, не надрывался, работая сутками за идею, а просто чтобы они были счастливы. Чтобы все были счастливы. —Элайза подменила её. Она сейчас мониторит каналы связи, чтобы найти сигнал наших... - Анжелика не закончила свою мысль, но Александр знал, что они ничего не находят. Каналы глухи. —А ты почему здесь? —А где мне ещё быть? Меня отстранили на какое-то время. Генерал говорит мне надо прийти в себя. —Ну... - Скайлер окинула его понурый вид с головы до ног. —Думаю, он прав. —Я в себе. - чуть ли не выплюнул Алекс, на что Анжелика нахмурила брови. Александр стушевался под её строгим взглядом. —Извини. Был немного резок. - бробурчал он, отводя глаза. Больше Анжелика не сказала ни слова, но одного его не оставила, а просто разбавляла мертвую тишину столовой своим дыханием. Они сидели так до того момента, пока дверь столовой не открылась и из неё не показался встревоженный Лафаетт. Он кивком поздоровался с Анжеликой и перевёл осторожный взгляд на Гамильтона. Алекс нахмурился. Почему все думают, что он какой-то дикий зверь? —Алекс... Герк просил не говорить, но я подумал, что ты должен знать. - Александр непроизвольно напряг плечи, чувствуя надвигающуюся опасность. Лафаетт слегка замешкался, но всё же осторожно сказал. —Трибуты приехали. - Алекс почувствовал как ему в лёгкие врезаются тысячи иголок. С одной стороны в ухо шептала надежда: о том, что всё обошлось, о том, что все вернулись целыми и невредимыми, но в другое ухо кричала тревога: о том, что трибуты вернулись, но вернулся ли Джон? И какими жертвами трибуты были доставлены в бункер? Алекс замер, впиваясь взглядом в друга, ожидая продолжения. —Я не знаю с ними ли... Джон, но они здесь. - едва Лафаетт успевает договорить, Алекс срывается с места, чуть ли не задевая Анжелику. —Куда он? - обеспокоенная Анжелика поднялась с места, подходя к сосредоточенному Лафаетту. —Пойдём. - он кивает Алексу в спину, надеясь, что он не попадёт в неприятности. Надеясь, что отряд целый.

***

Алекс мчит по бесконечным коридорам. Его разум начинает путать его. Ему кажется, что он уже идёт пару часов, что он пытается найти и не находит. Но Александр успокаивается, слыша шаги сзади него. Шаги, которые его страхуют, которые не дадут ему потеряться. Шаги людей, которые сейчас ближе всех к нему. И он надеется, что есть ещё один человек, который его ждёт. —Алекс, постой. - Гамильтона останавливают, хватая за плечо и, на всеобщее удивление, он останавливается, поднимая растерянные глаза на Лафаетта. —Где? —Нужно спросить у генерала. - вступает в разговор Анжелика, всё это время идущая рядом. —Он не скажет. - Александр качает головой, устало прикрывая глаза. —Алекс... —Я знаю это. - прерывает её Гамильтон, поглядывая то на неё, то на Лафаетта. —Я не должен был знать, значит никакая информация от него мне не светит. —Алекс, ты его правая рука! - Анжелика пытается вразумить его, но и сама понимает: безуспешно. —Генерал думает, что сейчас я не в состоянии адекватно понимать и следовать его приказам. - Скайлер смиряет его скептическим взглядом, но Алекс только пожимает плечами. —Его слова. —Нам нужно... - Лафаетт договорить не успевает: его спутники отвлекаются на шум в коридоре, ведущий к развилке корпусов, прислушиваясь к голосам. —Отправьте парней на обследование, - слышится приглушённый голос Вашингтона и Алекс слегка напрягается. —Распределите здоровых трибутов по комнатам, остальных к Рейнольдс, поживей! Остальные! Проведите солдат по комнатам. - после раздаются резкие «да, сэр» и Анжелика хочет в надежде переглянуться с Александром, но только она поворачивает голову в его сторону, видит, как он срывается с места. —Алекс, черт! - Лафаетт не намерен оставлять его одного, так что Скайлер не остаётся ничего, кроме как побежать за ними. Алекс едва вписывается в поворот, заглядывая в мед. отсек, откуда раздаются голоса. Лафаетт и Анжелика догнали его, так же всматриваясь в заполненное помещение. Александр игнорирует хмурый взгляд Вашингтона, пробегая взглядом по каждому человеку в форме. Ещё и ещё. Он не может не заметить, не узнать его, это невозможно. Его просто здесь нет. Алекс осторожно переводит взгляд на генерала, готовый увидеть любую эмоцию на его лице: ярость, разочарование, брезгливость... Но никак не то, что он находит. Губы генерала сжаты в тонкую полоску. Он отводит взгляд, чтобы не смотреть на Алекса. Александр рассеяно опускает глаза. Казалось бы, легко сложить пазл, но он не хочет верить. Он пересчитал солдат по несколько раз, не хватает только одного человека. Не бывает так, судьба так не издевается, он думает, что вероятно это какая-то ошибка. Но Джордж подходит ближе, роняет руку ему на плечо и сжимает так сильно, что Алексу кажется, что там останется синяк. —Мне жаль, сынок. - произносит Джордж еле слышно, так, чтобы слова донеслись только до Алекса. —Мне очень жаль. - он отпускает, устало кивает Лафаетту и уходит. Алекс чувствует батальон чувств внутри, чувствует, как их стальные сапоги отбивают марш в голове, в которой не укладывается ураган сегодняшних событий. Алекс чувствует сегодня слишком много и часто. Анжелика и Лафаетт безнадёжно переглядываются и ни у кого сейчас нет смелости коснуться Гамильтона. Каждый из них боится, что он не примет их прикосновение. Алекс чувствует десятки глаз смотрящих на него, им неловко, они аккуратно обходят его. Они пережили этот день, они спасли трибутов. Они герои. Они оставляют Гамильтона позади. Александр пытается найти и зацепиться за что-то, что говорило бы о том, что Джон жив. Что помогло бы успокоить дыхание, что помогло бы почувствовать себя спокойно и уверенно. Ему кладут очередную руку на плечо. Алекс поднимает глаза и видит сочувствующие глаза молодого парнишки в форме. Как его? Сэм?... Сэмюэль? Он часто мелькал на тренировках, казался добрым парнем. Он печально улыбается. —Что произошло во время нашей операции? - спрашивает аккуратно и Александр только поджимает губы, качая головой. —Спроси у генерала, раз так интересно. - отрезает Лафаетт, прожигая Сэмюэля тяжёлым взглядом, на который тот не обращает внимания, как и в принципе на Лафаетта. Он всматривается в лицо сломленного Алекса и не получая ответ, начинает говорить, что заставляет Александра поднять на него красные глаза. —Мы нашли трибутов, почти все были в порядке. Всё шло относительно хорошо. - заметив чужую заинтересованность, он продолжил. —Когда мы почти их вывели, люди Капитолия схватили командующего, - Сэмюэль замолк, заметив как дрогнула чужая губа при упоминании Лоуренса. —А нас отпустили. - Алекс вцепился в солдата испуганными глазами. —Что? - выдохнула где-то за спиной Гамильтона Анжелика. —Что за бред? Разве победители прошлых Голодных игр не важнее одного командующего?... —В том то и проблема, что да. Кажется, в этом кроется нечто большее... Что-то серьёзнее. - Александр готов был рухнуть на пол в любую секунду. Только пару часов назад он разговаривал с Джоном о своих переживаниях, только пару часов назад он чувствовал себя спокойно рядом с ним и только пару часов назад его только начало настигать чувство беспокойства и неотвратимой тревоги о том, что должно было наступить, о том, что он не мог предотвратить, о том, что должно было сломать его настолько, что он обязан сейчас стоять здесь. Лёгкие будто обхватили тяжёлыми ветвями и закручивали всё сильнее и сильнее, Алекс не мог дышать. Он чувствовал, что ему надо передохнуть, что это всё кошмар, дурной сон. Что вот-вот он проснётся у себя в Дистрикте от того, что Джон стучит ему в окно. Это обязательно должно было случиться. Но Алекс не просыпался. Он стоял в коридоре бункера, за десятками стен которого бушевала гражданская война. Он стоял там, рядом с человеком, который последний раз видел Джона живым. Он стоял перед человеком, который протягивал ему что-то важное. Александр проморгался и опустил взгляд на руку Сэмюэля. —Мне кажется, что именно ты должен забрать это. - его кобура. Аккуратный чехол, который сшил ему Маллиган ещё пару лет назад, дома. Тяжелый ствол, который Джон носил с собой почти всегда, потому что не чувствовал себя в безопасности ни дома, ни в бункере. Последняя материальная частичка Джона. —Я прихватил его в последний момент. Подумал, вдруг это будет важно... - он замолчал, не комментируя застывшее в ужасе лицо Гамильтона. —Не прогадал. - он отдал кобуру и Алекс сразу вцепился в неё так, словно наконец-то ухватился за что-то, что могло его держать от бездны, в которую он падал. —Я пойду. - кажется ему неловко, он аккуратно обходит его. Он пережил этот день, он спас трибутов. Он герой? И он также оставляет Гамильтона позади. —Алекс, я думаю.. - начинает Лафаетт, но его останавливает Анжелика тихим и беспомощным «тш». Сейчас Александра нельзя торопить. Это может подорвать его ещё больше. Александр с щелчком раскрывает чехол, высуживая оттуда ствол из двенадцатого Дистрикта, для удобства переставляя свой указательный палец на курок. Что-то лёгкое выпадает из чехла на пол, задетое вытащенным пистолетом. Из-за спины слышаться обеспокоенные голоса. —Алекс, тебе не надо сейчас брать оружие. —Он не заряжен. - голос Александра безжизненный, он сам его не узнает, да и не очень хочет. Ему всё равно как он звучит сейчас. —Слишком лёгкий. - он сильнее зажимает курок и... Щелчок. Ничего не происходит. Сзади слышатся облегченные выдохи. Алекс облегчения не чувствует. Казалось, он ничего сейчас не чувствует. Он опускает взгляд и наконец заинтересовывается чем-то выпавшим. Сложенная в четверо бумажка. Похоже на записку — на секунду сердце Алекса пробивается, раскрывая её, но тут же замирает, замечая каллиграфичный, почти королевский почерк. Это не Джона. Алекс сглатывает, стараясь сосредоточиться на тексте, а не засечках и штрихах.

«Нас уничтожает то, что мы любим, да, мальчик-спаситель?

Я говорил тебе: Помни, на кого ты направил оружие, Александр Гамильтон.

Цену всегда приходится платить и она будет непосильна.»

Его сердце падает в пятки. Он не понимает, что он ощущает ярче всего: страх, ярость или бессилие. Он чувствует себя не раненым — убитым. Он чувствует себя побежденным. Он один. Теперь ноги Алекса наконец не держат его и даже Лафаетт не успевает его поймать. Колени больно ударяются о плитку, но боль не может отрезвить его и все чувства. Алекс кричит, срывая голос сильнее, словно мог докричаться до Капитолия. Анжелика и Лафаетт испуганно ринулись к нему, пытались поднять, оглядываясь по сторонам в поиске помощи. Александр не хотел вставать, он хотел падать и разбиваться, продолжать кричать. Но операция выполнена, трибуты дома — завтра ему нужно с улыбкой рассказать об этом людям, увидеть как трибуты бегут в объятия родных и те со слезами на глазах сжимают их в своих руках. Сейчас он продолжит кричать, чтобы докричаться хоть до кого нибудь, кто мог по настоящему его услышать. Ведь революция — это крик беспомощных и усталых, вынужденных быть сильными ради того, чтобы позволить себе быть счастливыми. Александр Гамильтон знает, что такое революция. Александр Гамильтон помнит, кто его враг.