Зависимость

Утренние лучи солнца давно МоддиЧата не беспокоят — он может спать и в худших условиях. Постель уже пуста и остыла, а в чате висит непрочитанное личное от Пугода: «ты помнишь условия». Модди помнит. Оттого зевает протяжно и с постели вставать не спешит, пока желудок от голода начинает урчать. Из еды в доме остались лишь медовые залежи, поглощать которые без чего–либо ещё — дурость. Модди со вздохом задумчивым ещё на три раза проверяет сундуки и всё–таки пишет Обсидиану с просьбой принести съестного в обмен на символическую плату. Обси появляется на его пороге с золотой морковью и сырым мясом в инвентаре в течение часа всего, а затем доброжелательно вызывается говядину приготовить. — Как твоё здоровье? — спрашивает «грязевой император» как бы между делом, закладывая стейки в коптильню. МоддиЧат вздыхает, откидываясь на спинку дивана, обдумывая ответ. — Чувствую себя местным привидением. Или плесенью. За окном мерно снежинки сыпятся; в сочетании с приятным запахом ели, из которой особняк был построен, это складывается в уютную атмосферу. Ароматы мёда, свежезаваренного чая и почти приготовившегося мяса только добавляют этого чувства и будоражат аппетит. — Перепугал ты нас, конечно, — говорит Обсидиан, глядя на его чуть осунувшееся лицо из–под маски сочувствующе. — Альцест чуть не зарылся исследовать, не связано ли это с мутацией вируса или чем–нибудь ещё. Поставленную перед ним тарелку Модди решает использовать как предлог, чтобы не комментировать рискованное исследование его крови. Обси понимающе оставляет тему и переходит к обсуждению новостей, которых МоддиЧат ещё не слышал. Не слышал, потому что уже около двух месяцев сидит дома безвылазно. Конечно, говорить о двух месяцах весьма громко, ведь недель пять назад ему удалось ускользнуть из–под «домашнего ареста», чтобы встретить вернувшегося из небытия Деба и провести ему экскурсию по главным постройкам и рассказать о последних событиях. Кто–то из приветственной делегации, однако, всё же проболтался об этом Жирафу, и Надзиратели устроили ему знатную головомойку. А до двухмесячного карантина он и вовсе был прикован к постели в пугодовской лаборатории. Что ж, Модди признаёт, это было действительно глупо. По необъяснимой причине после откровенной беседы с соклановцами МоддиЧат нашёл себя на пороге обитой чернитом пещеры. Рука сама потянулась к ряду промаркированных бутыльков с вязкой субстанцией, подхватив один из них за горлышко. Мыслей о гневе Пугода за несанкционированное проникновение на частную территорию и воровство не возникло. А эффект оказался поистине оглушающим. Модди пришёл в себя после наполненных деятельностью суток и проведённой за яростной дрочкой ночью, едва находя силы с постели встать. В теле чувствовалась лёгкая ломота, вот–вот затихала мигрень, и потребовалось около часа, чтобы вернуться к привычному состоянию. И всё равно ощущение «помятости» преследовало его весь день, отчего совершенно ничего делать не хотелось, не получалось, но на это внимания практически не обращали: МоддиЧат известен искусством отлынивания от неинтересных дел. Пугод раскусил эту пробу довольно скоро, после чего с ними долго обсуждал и процесс варки, и побочки, и правила безопасного потребления. Модди в чужое благоразумие поверил, хоть и с осторожностью, но к использованию концентрата прибегал довольно редко. В отличие от самого лидера, на повышенной эффективности помешанного. Вскоре к нему и Жираф присоединился, гонимый чередой своих безостановочных кошмаров, что спать не давали, а окончание действия смеси позволяло ему погрузиться в блаженное небытие на несколько часов, позволяя ни о чём во сне не думать. Нездоровые механизмы преодоления, хах. Не то чтобы сам МоддиЧат был безгрешен: «редко» не означает «никогда». В моменты пробуждения собственных комплексов, когда и без того проблемная самооценка решала прокатить его на американских горках, приходилось прибегать к помощи стимулятора. Душа немного успокаивалась, когда часть дел оказывалась выполнена, но Модди всё равно чувствовал это странное свербение на подкорке. Отчего он не может сделать всё самостоятельно? Отчего ему нужно пользоваться подобными веществами, чтобы заставить себя? К каким последствиям для организма и психики это может привести? Разумные мысли оборвались, когда он встретил побочки в компании соклановцев. Напористые руки Жирафа в кожаных перчатках, вопреки его опасениям, доводили до приятной дрожи, и сам он на ухо беспрерывно шептал что–то невразумительно горячее, отчего щёки алели безбожно. Член Пугода распирающими толчками голову кружил, пока дрожащие от голодного восторга радужки циановые напряжённые мышцы облизывали. Модди только и мог, что подставляться под ласкающие ладони, бёдрами подмахивать и губы кусать, глуша и без того тихие стоны. За рубашку пугодовскую цеплялся до побелевших костяшек; что–то любопытное оказалось в том, чтобы с него рубашки в постели не снимать. И блаженная пустота накрывала суетливые самобичевания заглушающим покрывалом; и МоддиЧат такую странную особенность их организации принял, утопая в удовольствии, помноженном на три. С натяжкой, но принял, сдаваясь перед собственными слабостями. Чай с мёдом тёплый и сладкий, совсем как в далёких воспоминаниях о первых годах жизни. Обсидиан с ним из одних краёв родом, оттого довольно быстро стало комфортно с ним вот так сидеть за болтовнёй ни о чём. Модди думает, что стоит нанести визит ответный да помочь другу с делами на заводе в благодарность за его посещения, беспокойство и новостные сводки. — На самом деле, я сначала думал, что купол не вписывается в оформление завода, — делится Обсидиан мыслями, — Но я приукрасил всё вокруг немного, и теперь всё выглядит просто отлично. Яма была в разы хуже. — А мне больше нравился тот водяной куб, — усмехается Модди, ловя в ответ задорные морщинки в уголках чёрно–фиолетовых глаз. — Однако купол помог в долгосрочной перспективе, — отмечает собеседник. — И животные в зоопарк вернулись! Радиация действительно понемногу оставляет их мир, вдуматься только. Наконец вода перестаёт наносить урон, трава вновь разрастается, прочие радости спокойной комфортной жизни в «чистоте» возвращаются, и только МоддиЧат этим наслаждаться в полной мере не может. Ведь в попытке процветание вернуть едва глупейшим образом не умер. Пугод не раз и не два втолковывал им с Жирафом где именно используемые ими образцы лежат, что брать необходимо только промаркированные бутыльки. Обычно Модди проверял по несколько раз, что именно берёт, следуя указаниям лидера чётко, чтобы обойтись без лишних неприятностей: всё же стоит быть осторожным с тем, что вливаешь в своё тело. Но жеребьёвка показала, что на Скайварсе за судьбу Дара он будет выступать на стороне Дровосеков и Якудза. Мотивации что–либо делать в назначенный день банально не нашлось, однако выбора не дали. Работать пришлось. А раз мотивации нет, то стоит её найти. Хоть это и могли бы посчитать неспортивным поведением, МоддиЧат был практически уверен, что соклановцы тоже не преминут возможностью прибегнуть к маленькой уловке, поэтому он сработал на опережение. Лаборатория была пуста, когда Модди пришёл, но так же пусты были и ящики, где обычно хранился концентрат. Модди торопился, оттого спешно переворошил все предполагаемые уголки. Да, он не нашёл привычных склянок с вязкой космосом блестящей чёрной жидкостью. Но зато нашёл таким же образом промаркированные таблетки. И взял сразу три. Во время подготовки Модди буквально краем глаза отметил, как Пугод отбросил в сторону пустой бутылёк, а вместе с Жирафом они и вовсе сверлили его ехидными взглядами; он буквально чувствовал танец циановых огоньков на своём теле. Как он и ожидал. Наверняка помимо победы уже строят планы на его тело. Таблетка захрустела на зубах, едва начался обратный отсчёт. Собственное предвкушение вкупе с адреналином от предстоящей битвы охватило нутро. Три–два–один. Начали. Бочки на острове, копирующем его собственный дом, принесли неплохой для удачного старта лут: по крайней мере арбалет и кучка стрел обещали большую лёгкость в противодействии противникам. Разгон мыслей, однако же, шёл вяленько, не давая толком сформулировать совокупность дальнейших шагов, отчего Модди нахмурился подозрительно, натягивая броню. Вероятно, таблетки были тестовым образцом, менее эффективным или долго действующим. Громкий хруст второй «шайбочки» был принят сокомандниками за хруст моркови. Клайда слили достаточно быстро. Краем глаза Модди заметил, как Пугод выпустил несколько стрел в Альцеста, успешно впившихся в его тело, выводя его из игры. Дровосек чертыхнулся в передатчик досадливо. Поистине «многообещающее» начало. Душенька на соседнем острове оказался самой очевидной для МоддиЧата мишенью: цель всего предприятия, да ещё и так близко. К тому же — весьма серьёзный соперник, по силе и навыкам самому Модди не уступающий, несмотря на обманчиво безобидный внешний вид. Перестрелка из арбалетов вскоре начала действовать на нервы, как и резко впившаяся в плечо стрела. Вместе с перекусом для регенерации в ход пошла последняя таблетка, что только лёгкое недомогание вызвала вместо ожидаемого обострения реакции. Модди простроился слишком близко, не подозревая о наличие у противника ведра с лавой: адская жидкость подожгла его моментально, языками пламени пробираясь сквозь слой брони, через одежду, оставляя ожоги кровоточащие, зудящие неприятно. Искра телепортации вкупе со взрывом зелья исцеления ослепила на секунду — и МоддиЧат оказался среди наблюдателей и выбывших, сверху глядя на разворачивающийся финал баталии. За время его противостояния Душеньке тандем Обси и Заквиеля успел вывести из игры Кролика Муна, а Пугод успешно сбил Секби. Сами Тени без потерь не обошлись: Жираф на другой от Модди стороне стеклянной платформы сообщал товарищам о передвижениях Джаста — единственного выжившего из команды Дровосеков. На зелёной от радиации коже также зияло несколько ожогов, а завитков от эффекта исцеления видно не было, и Модди стало непонятно, неужто тот зелье из механизма вынул? Битва завершилась в пользу команды Теней. Пугод, с Веназаром совместно всю игру работающий и Джаста загнавший в угол, с оставшимися членами команды исполнял победный танец в центре летающей платформы, а Жираф — единственный из них выбывший — над растерянными противниками подшучивал язвительно. Модди же отчего–то не чувствовал ни разочарования, ни досады, ни чего–либо ещё — только нарастающую мигрень. Когда все спустились обратно на рыхлые пустынные пески, а взрыв Иерихона по Дарованным и радиоактивному Синьору ничего не принёс, кроме и без того потрёпанных костюмов, Модди собрался было подойти к остальным, обсудить результаты, дальнейшие действия, спросить у Пугода о неработающих таблетках, но внезапно подскочивший пульс и головокружение ему этого не позволили. Перед глазами начало плыть, смешивая картинку в цветастое месиво, отчего к горлу подступила тошнота. Резкий кашель, раздирающий горло, едва к удушью не привёл. На ладони осталось ярко–алое пятно его собственной крови. — Модди?! Чей–то голос — как сквозь толщу воды. Модди не уверен, кто позвал его: Альцест, Обсидиан, Джаст или Жираф с Пугодом. Он просто неотрывно пялился на стекающие с пальцев на землю густые капли, пытаясь выровнять хриплое дыхание; кислород с трудом пробивался в лёгкие сквозь сбившийся тошнотворный ком. Кровь — единственный чёткий ориентир, на котором он мог фокусироваться. Резкий рывок за плечо и волосы, шипение яростное: «на меня смотри» — и взгляд поймал циановые радужки, из–под шляпы выглядывающие. Пугод оглядывал его бегло, пытаясь выявить причину недомогания, пальцем нижнюю губу оттянул, отчего его лицо скривилось в гримасе откровенного гнева: — Ты концентрат всухую жевал? — тихо, но пронизывающе, чтобы только соклановец услышал, прорычал он, едва зубами не скрипя. Модди только и смог, что кивнуть обессиленно и зайтись очередным приступом кашля, что в этот раз пополам согнул, заставив на колени опуститься. Ком из груди наконец наружу выполз кровяным сгустком противным, что отливал знакомым черноватым блеском. Пугод, он слышал, Жирафа звал, указания раздавая, никому больше не позволяя подойти. — Его зельем опрыскало? — Да! Пугодовские руки на моддичатовских плечах откровенно задрожали, а голос звучал до ужаса испуганно. Модди не слышал этой интонации ни до, ни после. — Это дело Надзирателей! — единственная реплика, что МоддиЧат уловил чётко, прежде чем в руки Жирафа рухнуть без сознания, вызвав ещё большую волну криков обеспокоенных. Очнулся он уже в знакомых чернитных стенах. Шум водопада стал первым, что Модди услышал, на чём сфокусироваться смог, пока контроль над телом возвращал. Вторым до него донёсся всё ещё дрожащий голос Пугода, Жирафу на неуслышанный вопрос отвечающий: — …Мне нужно, чтобы ты выдрочил из себя эту срань, обработал свои ожоги и помог с ним. И только в тот момент Модди вспомнил, что Пугод строго–настрого запретил широкий ряд зелий во время действия смеси использовать. И исцеление среди них было. Глаза смог разлепить едва–едва и с таким же трудом голову в сторону их голосов повернул. С удовольствием бы посмеялся бы с представшей картины, будь на то силы: Жираф с Пугодом, лбами прижавшись, тихо что–то друг другу нашёптывали, пока лидер одновременно помешивал кипящее в зельеварке месиво и, переплетя их руки, Синьору надрачивал спешно. Тот кончил вскоре с тихим, что необычно, шипением, переждал около минуты и склянку зелья — судя по цвету, регенерации — выпил залпом, сталкиваясь изумрудными глазами со взглядом Модди, о чём сообщил моментально. С этого момента началась неделя МоддиЧата в настоящем Аду. Пугод кричал на него, не прекращая, раз за разом срывая голос, о его безответственности, наглости и откровенной глупости, пока сам Модди чувствовал странную, неприятную щекотку где–то внутри. Но слушал крики и шипение о том, что концентрат только разведённый для употребления допустим, что смесь с опасными зельями приводит к изменению его действия, а самое страшное — сухой скалк для введения в организм крайне опасен. — Сколько ты съел? — допытывался Пугод, и, едва Модди выдавил хриплое «три», натурально взвыл, тут же углубляясь в ряд опытов, гоняя Жирафа за ингредиентами и раз за разом впрыскивая в себя дополнительную дозу. Из его негодования, проводимых ежечасно анамнезов, Модди уяснил чётко и ясно: он медленно умирал. Даже не так: прямо в этот момент его внутренности поедал разбушевавшийся скалк. МоддиЧат привык находиться в угрожающих его жизни ситуациях — по сути был в них как у себя дома — но эта новость повергла его в натуральную панику, едва сдерживаемую. — Они не прекращают задавать вопросы о причинах, — зевал Жираф спустя три дня, делая очередной глоток концентрата: силы понемногу покидали, но его помощь Пугоду была необходима. Модди понемногу терял способность здраво мыслить и всё отчётливее ощущал поглощающее его внутренности разложение. — Альцест собрал его кровь для исследований. Думает, что это новый виток мутаций вируса. — Скажем, что мы проводили свои эксперименты с лекарствами, я не знаю. — Я пытался, не верят. Пугод волосы на себе рвать был готов. На четвёртый день Модди окончательно потерялся в боли. Анестетики не помогали, и соклановцам пришлось его руки к кровати привязать, чтобы он не вскрыл себя ногтями, чтобы дрянь вышкрести. Он хотел. Он пытался. Бульканье ужасающее разносилось по телу, в голове эхом галлюцинацией звучало чавканье. От стен отскакивали его болезненные крики. На шестой день пришло смирение. Модди не мог ни спать из–за вечной ноющей боли, ни кричать из–за сорванного голоса. Он был чертовски вымотан. Только пустым взглядом пялился на рабочий стол, заваленный тонной хлама, раз за разом ловя мельтешение пугодовского халата или жирафьих лохмотьев, в которые его одежда превратилась. Сигналы от правой ноги перестали поступать в мозг, и Модди был почти уверен, что заражение поглотило её полностью. Седьмым вечером Пугод, сияя синяками под глазами, дрожащими руками впрыснул по всему его телу несколько шприцов с блестящей цианом жидкостью, и следующие сутки были начисто стёрты из его памяти. По пробуждении Модди ждал ясный рассудок, ужасная усталость и дикий голод. Пугод лежал без сознания прямо на полу у его постели, а Жираф спал на табуретке у стены, находясь словно в трёх секундах от падения с неё. Лабораторный стол едва был виден под горой склянок, скалковых наростов и сгнивших ингредиентов, а стены обклеены полотнами от угла до угла покрытыми сбивчивым почерком бумажками. Облегчение накатило с резким выдохом вместе с осознанием. Он выжил. — Ты должен мне месяц работы над пиками после выздоровления, — прохрипел Пугод, проводя заключительную проверку его состояния парой часов позже, когда смог собрать себя с пола. Хрипел, потому что сорванный голос отказывался восстанавливаться, а зелья он выпить не мог — всё ещё находился под действием концентрата. — И не прикоснёшься к скалку, пока я не позволю, Модди. В любом виде. Ты слышишь меня? Модди слышал. Модди сомневался, что даже посмотреть в сторону чужих экспериментов бы смог. Снег за окном утихает, и Обсидиан, благодаря за гостеприимство, собирается прочь: дела на заводе ждать отказываются. — Мы через неделю праздник на спавне устраиваем в честь окончания, — он рукой взмахивает выразительно, — Этого всего. Тебя тоже ждём, естественно. Пора прекращать быть плесенью. Модди смеётся хрипло, провожая друга взглядом с крыльца, и думает, что через неделю уж точно сможет все пугодовские проверки лечебные пройти и повеселиться, наконец, от души. Соклановцы навещают его за пару дней до назначенной даты, собирают все необходимые им данные и остаются полностью ими удовлетворены. — Я же говорил, эта последняя неделя была лишней, — ворчит Модди, набрасывая рубашку обратно на плечи. От всей этой истории осталась лишь пара рубцов. — Да и вообще, довольно странно — трахаться с вами я могу, а выходить из дома — нет. — Лишнего времени на восстановление не бывает, — хихикает ему Жираф в ответ, захлопывая шалкер с медицинскими приблудами, и с Пугодом хитро переглядывается. Модди чует подвох. — А вот секс — немного другое. — Считай это наказанием за переполох в моей лаборатории, — Пугод стучит ногтем о цепь на его шее, — За кражу образцов, за мои потраченные нервы, — его вкрадчивый голос и проникновенный взгляд янтарных глаз, пока ещё чистых от примеси наркотика, заставляет Модди немного вздрогнуть, — Ах, да, и за проигрыш, Модди. Мы с Жирафом хорошо позаботимся о тебе сегодня. Игла аккуратно входит в вену, скалк с шипением впрыскивается в кровоток. Модди сглатывает опасливо, ещё с трудом доверяя субстанции, что совсем недавно его чуть жизни не лишила. Зато доверяя Пугоду. Дозировка маленькая совсем — чтобы долго не ждать побочный эффект и проверить реакцию организма на некогда враждебное вещество. Жираф сзади подкрадывается едва слышно, по плечам моддичатовским пальцами отстукивая в ожидании. Пугод засекает время на карманных часах. Воздух в особняке словно вязче становится. Позабытая пугающая ясность понемногу переводит кровь от мозга к члену, и Пугод щёлкает крышкой часов, усмехаясь хитро. — Кого из нас хочешь в этот раз? Теперь можем выбирать. Модди съязвить хочет в ответ, что они друг для друга не еда в холодильнике, чтобы так говорить, но в целом плевать. — Жирафа, — говорит, в глаза, наливающиеся бирюзой, заглядывая, — Ты мне уже надоел. Уголок пугодовских губ тянется выше — на шутку не обижается, подкол засчитывает. Жираф хохочет, что оставит для лидера самое лучшее место для просмотра шоу, и перехватывает лицо Модди за подбородок, большим пальцем его нижнюю губу оттягивая выразительно. Безумие, безумие, полное безумие. — Мой член ведь длиннее, чем ваши, — отмечает Жираф, сжимая моддичатовские бёдра, — Чей нравится тебе больше, Модди? Мой или Пугода? Ответа не нашлось — даже в здравом уме бы не, — ведь сейчас Модди больше озабочен контролем дыхания, чтобы не задохнуться к чёрту от распирающих толчков сзади и пугодовского члена на языке. Одеяло в складки под пальцами сминается — он даже не помнит, как они до постели добрались. Если размышлять глубже — совсем как жирафьи толчки — то у Синьора член действительно длиннее. Однако, у Пугода он в обхвате толще. Теперь Модди интересно сравнить с его собственным органом: как раз по длине примерно одинаковые. — Отвлекаешься, — Пугод за кудри дёргает резко, проезжаясь стояком по нёбу, отчего МоддиЧат вдыхает резко, едва не задыхаясь, и сжимается неосознанно. Звонкий шлепок по ягодице вызывает приглушённое мычание. — Я тебя жалеть не буду, Модди, — шепчет Жираф многообещающе и темп берёт резче, чем до этого, заставляя его вскрикнуть, выпуская Пугода изо рта, и в постель носом уткнуться. Ему позволяют такое своеволие, но взамен Синьор дерёт его безжалостно, как и обещал, что кровать скрипит пугающе, и Модди определённо заменять её придётся после, чтобы не развалилась внезапно посреди ночи. Дело к оргазму близится, когда его в четыре руки поднимают обратно и снова член на язык кладут, рваными и резкими толчками проникая по самую глотку. МоддиЧат давится откровенно, захлёбывается слюной и стонами, кривится от привкуса латекса, но принимает послушно, позволяя с собой подобное обращение. И, едва на сознание обрушивается блаженный экстаз, на подушки валится. — Душу из меня вытрясли, чертилы, — задыхаясь, произносит Модди, и партнёры только смеются в ответ расслабленно. Организм едва успевает восстановить силы ко дню ивента после такой встряски. И кажется словно серьёзных проблем больше не предвидится. Но на МайнШилд налетает Буря. «Всё важное — к Генератору!» — звучат призывы, а бочки на спавне наполняются топливом для Ядра, едой, древесиной, тёплой одеждой, инструментами. Модди, увязая в сугробах, дрожащими руками пробивает лёд, охватывающий водопад, чтобы в лабораторию попасть. Выносит едва ли полный шалкер сраных маркированных склянок для надзирательского пользования — определённо пригодится эффективный подход к планированию и быстрота действий. Половину Пугоду отдаёт, залетев напомнить о сборах: тот, как безумный, возится с «последними штрихами» своей Мега-базы, и внимания на него почти не обращает, но закидывает запас в свой эндер–чест. И позже, вернувшись из Незера с полными шалкерами разнообразного топлива, горячо соклановца благодарит: скалк помогал ему сохранять здравомыслие и концентрацию, чтобы завершить все сборы как можно скорее, и с зельем огнестойкости не конфликтовал. Зато здравомыслие не сохранил Жираф, под действием концентрата слишком поторопившийся и в собственных мыслях запутавшийся, отчего Генератор пыхнул копотью и затух. — Давайте искать во всём плюсы, — бормочет Пугод многим позже, едва языком шевеля, пока Модди отковыривает лёд с его штанин, а Жираф валяется на песке, в себя приходя. Вокруг них море шумит, а островок небольшой и незнакомый совсем. Кого–то по пути унесло течением в другую сторону, а кого–то, наоборот, прибило, видимо, с других краёв. — Теперь мы знаем, что побочный эффект от концентрата нейтрализуется полной заморозкой на несколько месяцев. — Не вари его больше, — говорит МоддиЧат, твёрдо в прикрытые шляпой янтари глядя, — Хватит. Шум волн в транс вводит, пока они смотрят друг на друга. — Я даже не помню, для чего вообще его сделал. — признаётся вдруг Пугод. Жираф рядом фыркает, сдерживая смех. — У меня тоже память треснула где–то, явно некоторых кусочков не хватает. И Модди вздыхает, сжимая в кармане надзирательский медальон. Рискованный эксперимент их выживанию не помог. Настороженность утихает, сменяясь предвкушением от неизведанного ещё Нового Мира. Сменяясь адреналином. И опять всё по новой.